Эстрадная музыка была всегда рядом. У отца был хороший слух. Он любил музыку слушать, немного играл на семиструнной гитаре, любил петь. В ряду необходимых для него предметов были радиоприемник, патефон и гитара.

Патефонные пластинки крутили часто дома, а у соседки тети Маруси еще чаще. Она жила вместе со своей мамой (баба Шура) и братом в соседней комнате нашей квартиры. Я бывал у них часто. Тетя Маруся была девушкой веселой, любила детей. Не знаю, как сложилась жизнь этих людей, но лет через десять я узнал, что ее брат, будучи на военной службе, застрелился.

В то время (примерно 1953 — 1954 год) была популярна песня «Голубка». Я ее часто слышал, запомнил слова, и под веселое одобрение взрослых напевал: «Когда из Гаваны своей отплыл я в даль …».

Из 50-х годов запомнилось:

- «Мишка» («Ты весь день сегодня ходишь хмурый, даже глаз не хочешь поднимать…»)

- «Красная розочка» («Каждый день в окно я смотрю, как ты ходишь по саду…»)

- «Пчела» («Раз пчела в теплый день весной свой пчелиный покинув рой…»

- «Валенки» (Ой ты Коля, Коля-Николай, сиди дома, не гуляй!…)

…

Список может быть достаточно большой. Песня из кинофильма  «Бродяга» почему-то запомнилась исключительно в дворовой интерпретации. «Вишневый сад» — также («Зачем Хрущев, тебе Вишневый сад, там кукуруза не растет»)

Очень популярен был Рашид Бейбутов. Один из его «хитов» держался несколько лет:

Воды арыка текут, как живые, переливаясь, звеня и маня.
Возле арыка внезапно впервые глянули эти глаза на меня.
В небе светят звезды золотые.
Ярче звезд горят … (не помню).
Только у любимой могут быть такие
Необыкновенные глаза…

Позже всеобщую популярность имела песня «Подмосковные вечера», которую, конечно, подпевали не иначе как со словами «Ленинградские вечера». Классика была не знакома. Она часто звучала по радио, но этот «заунывный фон» никак не радовал. Детям нравилась экспрессивная «Кукорача». («Не к лицу мне быть ревнивой и бодливой как коза. Лучше я твоей красотке выцарапаю глаза…»)

Мне нравился певец Глеб Романов. Он запомнился тем, что песни его (или его исполнение) не были обычные, по-советски понятные. В них (для меня) оставалась какая-то непостижимая тайна. Быть может просто потому, что он часто пел песни (через куплет) на двух языках — на русском и на каком-то другом, таинственно-незнакомом. Лет через восемь, изучая в школе немецкий язык, по памяти, сохранившей набор незнакомых звуков, я вдруг понял, что они означают: «Domino, Domino, warum traurig so deine Augen…». (Отчего же глаза твои так печальны…). Следующий куплет (по-русски) звучал иначе — «Нет счастливее нас в этом зале…» Другие фонемы память не сохранила, но может быть и дальше здесь русский оптимизм того времени, перемежала немецкая печаль.

 10.11.08

Назад
В начало