Лето получилось действительно очень неспокойным, и это было напрямую связано с окончанием мной Техникума.

Дипломы нам вручали в пятницу 29-го июня. Акт был торжественный, но подробностей я почти не запомнил. До начала торжественного вручения мы должны были зайти в Отдел кадров, там проверить точность написания наших фамилий, имён и отчеств в дипломах и выпи­сках и расписаться в получении. Потом были напутственные слова от Техникумовского руководства, призывы не забывать родные стены и обещания Техникума помогать своим выпускникам в трудные минуты.

У меня сохранилась одна довольно странная бумага, относяща­яся к описываемому периоду. Это тетрадный двойной листок, исписанный моей рукой карандашом: видимо, я в порядке подготовки к экзаменам в вуз тренировался в решении тригонометрических уравнений. Но интересен листок, конечно, не этим. На нём есть автог­раф Бориса Новосельского: сначала его размашистая подпись, а по­том, после скобки, написано: «В день получения диплома с отличи­ем», снова подпись и неразборчивая дата. Вроде бы как сначала там было «21/VI», затем как бы исправлена единица на двойку, но единица не убрана, и получилось «221/VI 62г». Все мои дневниковые записи говорят, что получали дипломы мы 29 июня. На самом дипломе имеются  две даты: дата защиты «23 июня 1962 года» и внизу — как бы дата заполнения диплома, там, где подписи ГЭК: тоже «23 июня 1962 года». Так что это 22 июня в автографе я отношу целиком на счёт склеротичности моего друга. Наверное, сам он защищался 21-го (не помню) и поставил такую же дату мне, по­том неудачно попытался исправить, спутав дату защиты с датой вру­чения дипломов. Вот к каким историческим разысканиям привела ме­ня эта невзрачная бумажка с черновиками тригонометрических уравнений и автографом моего друга простыми фиолетовыми чернилами!

                              *   *   *

После того общего сбора ребята ещё встречались по случаю окончания не раз, но уже небольшими компаниями в соответствии со сложившимися симпатиями. Меня пригласили к Саше Таранову и я, конечно, согласился.

Собрались мы у Саши на Наличной улице, было нас восемь человек: Таранов, Береславский, Бунеев, Гандшу, я, Новосельский, Селиванов, Хотемлянский. Было вино, Сашина мама приготовила еду, всё было очень хорошо. Довольно долго посиде­ли, поболтали, помечтали о будущем. Решили, что надо бы собираться каждый год, но пока ничего твёрдо на эту тему не поста­новили. Это надо было, конечно, сделать 23-го, когда в наличии была вся группа, но там, видимо, было не до того, да и в нашем тогдашнем возрасте о таких вещах ещё обычно народ не задумывается. Разошлись от Саши довольно поздно. Мы поехали на такси — помню, что был ещё с нами Фыма Гандшу, а вот кто ещё, не помню. Видимо, вино всё-тaки ударило  мне в голову, потому что, когда я вы­ходил из машины у себя па углу улицы Мира и Кировского, то мои ноги застряли где-то в салоне (а надо было вылезать в правую дверцу с левого места на заднем сиденье), я принял горизонтальное положение — лежа у ребят на коленях — и первыми соприкоснулись с асфальтом тротуара мои руки. Но я быстро поднялся и домой при­шёл в полном порядке. Приятно вспомнить: в те времена один ки­лометр на такси стоил 10 копеек, и «бедные студенты» компанией вскладчину вполне могли себе позволить такое удовольствие. Кста­ти, мы и на шахматные матчи в другие техникумы частенько ездили на такси. Это экономило время, обходилось каждому в 10 — 20 копеек и к тому же подчас избавляло от поисков нужного адреса.

2-го июля мы немножко ещё «повторили» мероприятие, но собрались «в более узком составе» (цитата из моего дневника) на квартире у Бори Новосельского. А вот что касается состава, то я хороша помню, что были Новосельский, я, Таранов, Таскаев, Филиппов и, пожалуй, это и всё, хотя поручиться не могу. Мы с Борисом встретились в сквере у Казанского собора, зашли в Елисеевский, купили очень хорошего вина «Карданахи» и полубутылку шампанско­го: тогда такие продавались — по 0,375, и были достаточно попу­лярны. У Бориса тоже всё прошло очень хорошо и весело. Правда, случилась маленькая неприятность: грохнулись большие настольные часы, стоявшие на пианино. Так что Новосельский немножко постра­дал. .

                                  *   *   *

У Таранова, июнь 1962 г. Фото А.Таранова. Слева направо:Гандшу, я, Новосельский, Бунеев, Хотемлянский, Меклер.

Главной задачей теперь стало оформиться на работу. Мы с Фимой по наивности думали, что, имея на руках направления, это мы сделаем легко и просто. Да не тут-то было. У меня за 35 лет, конечно, многое из памяти выветрилось, но остался листок, вложенный в дневник, на котором я в то время (молодой!) очень кратко и конспективно записал основные этапы наших мытарств. Попытаюсь дать расшифровку этого листка и прокомментирую, где считаю необходимым. Итак, 29-го июня мы получили дипломы и 29-го же заполняли ка­кие-то анкеты при встрече с неким Осиповым. Точно не ручаюсь, но скорее всего это был куратор трудоустройства выпускников от Совнар­хоза. Затем до 9-го июля мы регулярно названивали в Техникум Елене Ивановне Шуваловой, которая как начальница Отдела кадров занималась и нашим трудоустройством. Мы должны были у неё узнать, когда же ГОИ рассмотрит наши анкеты и нас пригласят оформляться. Однако ответа всё не было, мы почуяли неладное и решили сами съездить к Шуваловой в Техникум. Надо напомнить, что Фыма Гандшу в смысле времени чело­век страшно недисциплинированный, и договариваться с ним о встрече всегда было мучением. Даже при решении такого жизненно важного во­проса, как устройство на работу, он позволял себе опаздывать даже на час на разные деловые встречи! Что ж, тут я впервые осознал, что вот бывают люди не такие, как я, и что надо учиться с ними жить и сотрудничать. А в остальном Фыма — прекрасный товарищ.

9-го числа мы и поехали в Техникум. Мне там посчастливилось встретить почти всю свою бывшую Вторую команду: Сонкина, Нилова, Асташкина и других ребят. Когда-то теперь доведётся увидеться?! А Елена Ивановна не могла нам посоветовать ничего, кроме как самим лично съездить в ГОИ на разведку. Так мы и сделали, и в тот же день съездили туда. По крайней мере, теперь мы хоть знали, где располо­жена наша будущая работа и как она «в миру» называется — это имен­но в тот день мы узнали, что п/я 380 и ГОИ — это одно и то же лицо. Проискав по указанному нам под большим секретом адресу сугубо закрытое учреждение, мы ничего такого не нашли и толкнулись в дверь ГОИ. Оказалось, оно самое! Однако радости нам визит не принёс. Не­кая Полина Юрьевна — сотрудница Отдела кадров ГОИ, принимавшая нас, заявила, что мы им не нужны. Но и никаких официальных бумаг с отказом мы, естественно, не получили.

На следующий день, т.е. 10-го июня,  снова мы с Фимой поехали к Шуваловой. Рассказали, как нас встретил ГОИ. Не знаю уж, было ли это для Елены Ивановны большой новостью или она только делала та­кой вид. Елена Ивановна позвонила в Ленинградский совнархоз, кото­рому Техникум принадлежал, в Отдел кадров и учебных заведений, не­коей Юлии Борисовне. Та предложила нам работу на заводе им. Кула­кова (тогда п/я 499), а у нас выбора не было. Только надо было ещё сделать одну совсем небольшую вещь: получить бумагу с отказом из ГОИ, куда из Совнархоза должны были позвонить. На следующий день, 11 июля, мы с Фимой снова в ГОИ, а там — снова отфутболивание: По­лина Юрьевна «не в курсе». Видимо, что-то пообещала до завтра уз­нать, потому что 12-го мы снова ей звонили и получили решительный отказ от приёма нас на работу. Но бумаги-то опять нет! Снова едем к Елене Ивановне, всё ей излагаем. Она советует не терять времени и пока суд да дело — поехать на завод им. Кулакова договариваться о работе. Мы так и сделали, тут же поехали и разговаривали там с дву­мя людьми: неким Кутузовым (начальник Отдела кадров?) и мастером. Содержание наших разговоров абсолютно не помню; не помню, что нам там говорили и предлагали. Одновременно с этими шагами мы старались с Фимой каким-то образом прорваться в НИИ-3. На завод нам, откровен­но говоря, идти не хотелось. Уж если на завод, то мы всегда могли устроиться на наш «родной» 206-й — и поближе, и дело более или ме­нее знакомое, и знакомые люди, в том числе свои ребята. На НИИ-3 у нас, как нам казалось, было две лазейки: у Фимы там работал дядя, Роман Александрович Бродский, а у моего папы — знакомый военпред Александр Яковлевич Туманов. Однако ни тот, ни другой для нас ниче­го сделать не смогли. К тому же время было отпускное.

Того же 12 июля мы с Фимой поехали сами в Ленсовнархоз, в От­дел кадров и учебных заведений. Видимо, там велели прийти назавтра, потому что в моём листочке записана только одна краткая фраза под п. 9): «12 же — в СНХ». А 13-го утром мы опять приехали в Совнархоз и тогда уже договорились о направлениях на п/я 499, т.е. на завод им. Кулакова. 14-го мы их получили, в тот же день поехали на этот завод к Кутузову. Это уже была суббота. В следующие понедельник и вторник, т.е. 16 и 17 июля, ездили в ГОИ, пока не получили там на­конец бумагу о том, что они нас с Фымой использовать по специально­сти не могут. После этого мы снова были в Техникуме у Елены Ивано­вны, где и выяснилось, что отказ ГОИ от нас с Фымой был уже раньше известен! Просто работала обычная бюрократическая карусель, когда все всё знают, но делают вид, что ни о чём не подозревают, а тебя гоняют по кабинетам до потери сознания, Так с нами с Фымой и по­ступили в данном случае. Мы обо всём этом узнали от некоего Горчакова — к сожалению, я не записал, кто это был, но судя по всему — один из руководителей ОКУЗ ЛСНХ. Он же нас научил, что если мы хотим попасть в НИИ-3, то надо бы иметь оттуда на нас персональный запрос.

                                 *   *   *

Немного отвлекусь от темы устройства на работу, поскольку од­новременно с этим мне пришлось решать ещё одну крайне важную проб­лему: поступление в институт. Экзамены на вечерние факультеты на­чинались с 25 августа во всех вузах СССР, кроме Московского и Ленинградского университетов. Вот я, по настоятельной рекомендации мамы, и подал документы в ЛГУ, на вечерний Физфак. Я тут абсолютно ничего не терял, в крайнем случае   это была бы генеральная репетиция будущих экзаменов в ЛЭТИ.

На экзаменах в Университет, начинавшихся с 25-го июля, я с тре­ском провалился. Первый — физику — кое-как сдал на тройку. Я от се­бя такого не ожидал, но вот так получилось. А математику я просто завалил: на письменном экзамене решил всего одну задачу. Так что «репетиция» состоялась. Ну да это пошло мне только на пользу, под­стегнуло к дальнейшим усиленным занятиям. Хотя, конечно, наши пери­петии с оформлением на работу самым худшим образом действовали на ход подготовки к экзаменам.

После Университета я подал документы в ЛЭТИ, в эпопее с рабо­той наступило маленькое затишье. Мы тогда ждали, что Бродский су­меет организовать нам запрос из НИИ-3. В ЛЭТИ с подачей документов возникли трудности из-за того, что я нигде не работал, а на вечер­нюю форму обучения принимали только работающих. Пришлось писать ка­кое-то обязательство о том, что к началу занятий я устроюсь на работу. А занятия (конечно, если поступлю!) начинались с 1-го октяб­ря. Экзамены надо было сдавать по полной программе, т.к. техникумовский диплом с отличием в том году ничего не давал, равно как и золотая медаль — школьникам.

Кроме прослушивания весной упомянутых лекций Марьяновского и Блоха я, разумеется, готовился самостоятельно и старался это делать как можно более добросовестно, благо что опыт подготовки к эк­заменам всякого рода у меня был богатый. Из-за необходимости почти каждый день куда-нибудь ехать насчёт работы на занятия оставались вечера. Когда с работой немножко полегчало, стал заниматься между поездками на дачу, потому что и там летом тоже хотелось побывать, В общем, разрывался на части. Хотелось ещё и с друзьями встретиться — помню, как один раз ездил к Новосельскому и рассчитывал вернуться домой до приезда родителей с дачи. Не хотелось лишних разговоров. А к Борису тогда приходилось ездить на перекладных: метро было от Технологического института до Парка Победы. Я ездил 25-м автобусом до Техноложки и там пересаживался. И вот я еду от Борьки, уже за­держиваюсь, и вдруг из окна своего автобуса вижу в окне параллельно едущего 10-го своих предков! Они меня, правда, не увидели, и мне оставалось только уповать на счастливый случай и быстроту ног. К моей радости, мой автобус шёл без задержек, а с остановки на пр. М. Горького я добежал до дому за три минуты. Минут ещё через пять при­ехали родители и застали сына в домашней одежде, заваленного бума­гами, тетрадями и учебниками. Конечно, ничего бы страшного не про­изошло, если бы они и узнали, что я ездил к Борису, но так всё-та­ки даже и ненужных вопросов не возникло. А в своей подготовке я в общем-то был уверен и всё равно больше, чем в меня влезало, я бы впихнуть в себя не смог.

                                 *   *   *

Между тем к 10 августа стало ясно, что Фимин дядюшка ничего не смог для нас сделать. Мы только узнали, от кого там это зависит. За­местителем директора НИИ-3 по кадрам был Н.Т.Самохвалов, а началь­ницей Отдела кадров — некая Анна Акимовна Остроумова. Тогда я сам ей позвонил, но безрезультатно. После этого около 13-го августа мы с отцом вместе поехали в Техникум, к Шуваловой. Помочь она нам ни­чем больше не могла, мы только подали от имени Техникума телеграм­му в Москву, в Госкомитет по Оборонной технике, о таком безобразии. Что мы в этой телеграмме от ГКОТ просили, сейчас не могу вспомнить. Может быть, просили подтвердить отказ от нас и согласие на другое распределение.

17-го августа мы втроём — отец, я и Фыма — поехали в Совнархоз к Юлии Борисовне. Она ещё для очистки совести посоветовала нам съездить в организацию, которая находилась в Лавре. Мы там побывали, но нас там не взяли. Тогда Юлия Борисовна поговорила по телефону с Самохваловым, и наконец всё решилось в нашу пользу. Около 20-го чи­сла мы получили официальные направления в п/я 746 (то бишь НИИ-3), машина оформления завертелась. Нас определили в КБ, техниками-конструкторами с окладами по 65 руб. в месяц. Беседовал с нами Виктор Георгиевич Мартынов, начальник 3-го конструкторского отдела, испол­нявший тогда обязанности Главного конструктора (Гольдштейн был в отпуске). Нам было всё равно, в каком отделе работать. Оформление заняло ещё несколько дней, я как раз должен был к тому времени уже сдать экзамены в ЛЭТИ. На работу я вышел в субботу 8-го сентября, т.к. ни одного дня не хотел больше терять, а Фыма — с понедельника, 10-го числа. И так я больше месяца просуществовал, правда, не по своей вине, за родительский счёт — вернее сказать, протунеядствовал. По окончании Техникума нам выдали ещё стипендию — вроде бы как отпускные за июль, а с 1-го августа мы уже должны были идти на ра­боту, сами зарабатывать.

                                 *   *   *

Экзамены в ЛЭТИ я сдал удачно. Первым было, как везде (кроме МГУ и ЛГУ) тогда полагалось, сочинение. Накануне этого экзамена в разговоре с мамой дома мы обсуждали возможные «свободные» темы. Од­ним из вариантов мог быть, например, «Мой любимый кинофильм» — то­гда такие темы были в моде. Стали вспоминать последние хорошие фи­льмы, пришли к выводу, что самый лучший — «Пиковая дама». К тому же знали фамилию его режиссёра-постановщика (Р.Тихомиров) и исполните­ля главной роли (О.Стриженов). Утром пришёл я на сочинение, пишут  на доске темы. «Свободная»: «Фильм, который мне особенно понравил­ся». С ума сойти, какое совпадение! Это, конечно, мне был подарок Судьбы за все мои мытарства с работой. Я написал не очень много — чуть больше заданного минимума, но зато был абсолютно уверен в бе­зошибочности. А что касается содержания, то вроде бы тоже писал я достаточно увлечённо, расплевал там страстей, заклеймил тёмную власть денег, даже как-то связал с современностью (тогдашней, ра­зумеется) и в общем-то ожидал приличной оценки. Сдал одним из пер­вых. Действительно, получил пятёрку. Это меня, естественно, сильно подбодрило. К тому же были и завалившие, а если учесть, что конкурс был небольшой (около 3-х), то дело шло неплохо. 28-го писал математику, тоже получил пятёрку, причём очень легко, и тоже сда­вал работу первым. На устной математике 31-го числа мне не очень повезло. Экзаменаторша попалась неприятная, всем своим видом дава­ла понять, что я отвечаю плохо. Потом посмотрела мой экзаменацион­ный лист — там две пятёрки, в том числе и по письменной математи­ке. «Это что, через плечо?» — это она имела в виду мою пятёрку. Я несколько возмутился. Тогда она поговорила с каким-то мужиком, и он стал меня спрашивать. Я ему ответил всё очень удачно, он с ней тихонько посовещался, видимо, в том духе, что уж тройку-то тут на­до ставить всяко, и поставил. Ну да мне этого и хватало. Физику я отвечал хорошо, но чуть-чуть перемудрил в элементарной задаче по электричеству. Преподаватель меня спросил: «Вы, наверное, электрик?» — «Вообще-то да», — отвечаю, — «а что?» -»Да электрики обы­чно не знают Закона Ома». Действительно, задача была простейшая, в одно действие. Тут преподаватель велел мне нарисовать ход лучей в любой, по моему выбору, линзе. Я нарисовал, он взял мои бумаги, подошёл к своему старшему (так я понял), чего-то ему рассказывал про мой ответ. Я только услышал «…но вот тут…» — и оба заулы­бались. В общем, он сказал: «Бог меня простит» — и поставил мне 5 баллов. Моих 18 баллов мне с лихвой хватило преодолеть вступитель­ную планку, я стал студентом ЛЭТИ имени Ульянова(Ленина).

Итак, обе мои главные задачи на лето 62-го года я выполнил: я поступил на работу и был принят в институт. Начиналась новая полоса в моей жизни. Однако прежде чем переходить к её описанию, есть смысл остановиться, оглянуться и посмотреть, чем и кем же я стал к моменту окончания Техникума, т.е. к моим восемнадцати го­дам.

Далее
В начало