ГЛАВА 16. ПО НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

При заполнении графы «место работы» в анкетах есть такое стандартное выражение: «по настоящее время». То есть то место, где человек работает в момент заполнения анкеты. Так и эта глава: она охватывает период от моего поступления на «клеёночную фабрику», то бишь ЛПО «Пролетарский Труд», до сегодняшнего дня, а сегодня 29 июля 1997 года.

Настаёт тот естественный момент во всяких воспоминаниях, когда прошлое догоняет настоящее и сливается с ним. С одной стороны, вроде бы всё продолжается «по настоящее время». Каждый день приносит новые события. Но и ведь, с другой стороны, воспоминания – не дневник, и нельзя возвращаться к ним каждый день. Поэтому нужно поставить какой-то знак препинания. Лучше, например, не точку, а, скажем, запятую – в смысле надежды вернуться когда-нибудь к запискам и написать о последующих событиях, чувствах, встречах, ощущениях. Поэтому принимаю такое решение: главу «По настоящее время» не считать оканчивающей мои воспоминания. Надеюсь, что через некоторое время (тьфу-тьфу!) их продолжу. Во всяком случае, очень хочется этого и всё, что от меня будет зависеть, буду делать. А всё, что можно сказать об ЛРТ №1, о его роли в моей жизни и о моих друзьях по Техникуму на сегодня, я соберу в отдельную главу, которая будет называться «Промежуточный финиш». Тридцать пять лет по окончании Техникума и тридцать девять лет нашего знакомства (считая с 1 сентября 1958 года) – вполне солидный и «круглый» повод для того, чтобы оглянуться и посмотреть назад и по сторонам.

Продолжаю о себе. На «Пролетарском Труде», ныне ставшем ОАО «Икофлок», я работаю с 24 апреля 1990 года. Таким образом, очередные семь лет опять прошли, но уходить отсюда не хочется. Да и, честно говоря, пока некуда. Нынешнее время денежных мешков поставило нормальных людей в унизительное, порой просто отчаянное положение. У многих нет работы, если есть работа – не платят зарплату. Если даже и платят, денег всё равно не хватает… Годы с 90-го «по настоящее время» по-разному отразились на судьбах моих товарищей по Техникуму. Я постараюсь написать здесь и о них насколько смогу подробнее. Основой повествования будут наши ТрСб, задающие чёткий ритм с периодом в один год. Легче восстанавливать в памяти отдельные события, в том числе и не связанные впрямую с ТрСб. Несмотря на то, что со временем мой круг общения, разумеется, непрерывно расширяется и давно вышел за рамки Техникума и связанных с ним людей, все они продолжают играть в моей жизни очень важную и значительную роль.

7 мая 1990-го – очередной, обычный, ничем не выдающийся ТрСб. На этот раз на квартире у Фимы Гандшу. Он не так давно поменялся, теперь живёт около универмага «Юбилейный» (впрочем, и раньше жил недалеко, на Среднеохтинском). Кстати, в своё время их семья проживала на Кировском, 26/28. Один раз я заходил к нему на Кировский, а потом уже ездил в гости на Охту. Фима у меня тоже бывал неоднократно.

ТрСб -90. Второй справа – Зингер.

У Фимы собралось 12 человек: он сам, Бунеев, Гликман, Домбровский, Меклер, Прокофьев, Синицына, С.Смирнов, Таранов, Таскаев, Хотемлянский, Щёголев. Кроме того, Баславская и Зингер, а также, естественно, Люба и обе Фимино-Любины дочки.  Так что компания была неслабая. «Отметились» мы, как всегда, неплохо, очень сердечно и тепло. Лично я такой доброй атмосферы, как на наших сборищах, почти нигде не встречаю. Есть ещё только два места, где мне так же хорошо и непринуждённо, но одно из них – далеко, на Виленщизне, а другое хоть и в Ленинграде, но я могу там бывать только очень редко. Всегда также интересно встречаться с жёнами и детьми друзей. Володя Меклер продолжает довольно настойчиво проталкивать свою идею собираться семьями, но мы, кажется мне, до этого всё-таки ещё не созрели. Стремление быть вместе должно быть естественным, а навязывать какие-то порядки и тем более традиции – заведомо дохлое дело. Те, кто и так давно дружат семьями, и так встречаются сами по себе. А что касается остальных, то ведь в каждой семье свои традиции, свои заведённые порядки и свой круг родственников и знакомых. Смешно было бы пытаться насильно изменить и расширить этот круг, даже в виде одной встречи в году. С грустью следует признать, что с годами, по мере нашего ухода, этот наш тесный круг распадается, и это естественно. Он интересен только для его непосредственных участников. Для истории мы вряд ли представляем серьёзный интерес, ну а если кого-то когда-то заинтересуют, например, эти мои записки – что ж, для меня это очень лестно. Они могли бы пригодиться, скажем, при изучении и написании истории ЛРТ №1. В «застойный период» было очень модно писать историю различных предприятий, учебных заведений и т.п. Конечно, в этом зачастую было и стремление «попасть в струю», но иногда и такие работы представляют серьёзный интерес даже для постороннего читателя. Нынешний директор Колледжа Н.П.Зенов вроде бы проявляет стремление к изучению и документированию истории вверенного ему учебного заведения, но в сегодняшней круговерти, боюсь, ему не хватит ни моральных, ни физических, ни материальных ресурсов для этого. Единственная надежда – на возникновение коллектива единомышленников. Буду стараться по мере сил этому способствовать.

                                 *   *   *

От Фимы с ТрСб я ехал в метро вместе с Валерой Хотемлянским. И в вагоне он мне вдруг сказал, что присутствовал на нашем сборе последний раз, т.к. уезжает навсегда. Куда – я не спросил, и так понял, что в Израиль, и так оно и оказалось. Валера выглядел очень усталым и, пожалуй, подавленным. Его отъезду предшествовал развод. Взрослого уже сына он взял с собой. Подробностей не знаю, но там, в Израиле, у Валеры вроде бы появилась подруга (с детьми), с которой они были знакомы ещё в Ленинграде. Всю информацию о Хотемлянском мы имеем от Селиванова. Это его лучший друг с Техникума, и такими же друзьями они остались и по сей день. Года два назад Валерий приезжал в Ленинград, останавливался у Селиванова. Однако никто из наших с ним тогда, кажется, не встречался. Я, например, узнал о визите Хотемлянского уже после его отъезда обратно. Ну да дело хозяйское. Правда, Лёша рассказывал после, что Валерка сразу же по приезде в Ленинград заболел и всё время пребывания здесь почти не выходил на улицу. А Лёша в прошлом году тоже ездил в Израиль с кем-то из своих домочадцев. Почти на каждом нашем ТрСб Селиванов зачитывает письма от Хотемлянского, и мы в назначенное время (обычно в 20.00 мск) поднимаем бокалы. Знаем, что в этот же момент в Израиле то же самое делает и наш друг. А устроился он там, судя по его письмам и по рассказам Селиванова, может и не блестяще, но и не плохо. Так что теперь ЛРТ №1 имеет своих людей и на Ближнем Востоке.

На ТрСб-91 мы послали Валерке от всех нас коллективную весточку, а я ещё переслал через Селиванова несколько фотографий с ТрСб разных лет. А собирались мы в 91-м у Виталика Коломенцева, на пр. Металлистов. Было 11 человек: Бунеев, Гандшу, Домбровский, Коломенцев с женой и младшим сыном, Меклер, Никитин, Прокофьев, Селиванов, Синицына, Таранов, Таскаев. У Коломенцева, как всегда, всё было отлично подготовлено, и мы повеселились от души. Конечно, больше всего внимания досталось Вале Никитину, который так редко появляется на ТрСб. Впрочем, Валентин был настолько естественным, компанейским и простым человеком, что порой казалось, что мы вот только расстались. Этому способствовало и то, что мы, придя к Коломенцеву, уже застали и Валю, и Виталика на кухне в передниках за работой. Через некоторое время я снова с Валентином встретился, т.к. доставал для него нашу клеёнку. Валя у себя в квартире оклеил клеёнкой ванную, в том числе даже и потолок. Я, к сожалению, не видел результатов его работы. Валентин уже тогда жаловался на здоровье. Он никогда не жалел себя, всегда всё делал хорошо, правильно и до конца. После ЛЭТИ, где он работал вместе с Борисом Смирновым на кафедре Радиосистем, Валя перешёл в институт ЛНИРТИ. Кажется, он тогда уже был кандидатом наук, а в ЛНИРТИ работал начальником отдела. В том же институте работает и одна моя хорошая  знакомая, и я иногда именно через неё связывался с Валей.

Вообще я, работая на «клеёночной фабрике», по возможности помогаю Техникумовским друзьям обзаводиться нашим товаром – естоственно, или совсем «на халяву», или по крайней мере подешевле. Саша Филиппов в 95-м году даже приезжал ко мне на фабрику – брал полиэтилен для парников для себя и ещё кому-то. Позже ему же помог достать красивой клеёнки. В 97-м Новосельский тоже оклеил у себя ванную (правда, без потолка!) нашей клеёнкой.

Понятно, что мы все всегда стараемся по возможности помочь друг другу чем можем. Лёша Селиванов частенько помогал мне, когда у меня в телевизоре пошла полоса «мистических» неисправностей, и теперь консультирует по телефону. А я приезжал к нему со своей «Юностью» и в ателье, и домой.

В 93-м году я пару раз съездил на работу к Виталику Коломенцеву. Он тогда работал в арендуемом помещении у станции «Обухово». Виталик стал большим спецом в области лакокрасочных покрытий. Говорит, что изобрёл новый метод и новое оборудование для окраски крупногабаритных предметов, причём на акустическом принципе. Виталька вкалывает со страшной силой, от зари до зари. Это тоже человек, который сам себя сделал. А мне он тогда, в 94-м, помогал изготовить кое-какие металлоконструкции, вернее, фактически сам всё для меня и смастерил. Мне остаавлось только помочь ему в сборке готовых деталей и поучаствовать в совместном употреблении бутылки «Зубровки», захваченной мною с собой. В довершение всего обратно мы поехали на «РАФике» их фирмы, и мои довольно тяжёлые железки доехали прямо до моего дома.

В те времена было очень туго с деньгами (вернее, без денег!), и я всячески старался найти хоть какую-то халтуру. Виталий хотел порекомендовать меня на свою фирму подработать в качестве конструктора-технолога. Тогда, правда, у них своих кадров было в избытке, и у нас ничего не получилось. В том же 97-м году, 17 августа вдруг Виталик мне звонит: «Лёша, у меня проблема, приезжай ко мне, если можешь». Я, естественно, поехал. Виталик меня «купил»: у него в тот день был 50-летний юбилей! Мне было очень неловко, так как я попал неожиданно и неподготовленным на большое торжество. Но потом всё как-то настроилось и пошло прекрасно. Было несколько человек Виталькиных родственников, жена, младший сын Серёжа, Бунеев с женой. А незадолго до того Денис, старший сын, сделал Виталия дедом, чем он страшно и возгордился.

                                 *   *   *

В 91-м Володя Меклер связал меня с одной маленькой новой фирмой. Тогда такие фирмочки росли как грибы, но, правда, столь же быстро и лопались. «Моя» фирма занималась продажей лекарств, и им требовались переводы аннотаций с польского и немецкого языков. Я  несколько месяцев с ними проработал, они были мною довольны и я ими — тоже. Платили честно, один раз дали даже что-то вроде премии. Потом они тихо развалились, и всё кончилось. Вообще из Меклера всегда брызжет масса идей, обычно утопических, но вот иногда всё-таки какие-то из них воплощаются в действительность.

В тот же период я переводил и кое-какую документацию и для самого Меклера. А несколько позднее, в октябре 94-го, Веня Береславский, сотрудничавший в «Невском времени» и «СПБ-ведомостях», попросил меня перевести с польского статью о гастролях одного нашего театра в Польше. Я позвал Веньку к себе, мы поболтали, выпили, и я тут же сделал ему перевод. Он очень обрадовался, а чуть позже я в «Ведомостях» нашёл статью с кусочком моего перевода. Я был весьма польщён данным обстоятельством.

Береславский сильно раздался вширь, я бы даже сказал – чуть обрюзг. Он перенёс по крайней мере один инфаркт и один инсульт и это, конечно, сильно на нём сказывается. Кто бы мог подумать, что в Техникуме это был один из самых наших спортивных, стройных и тощих парней! Он до самозабвения мог играть в волейбол, баскетбол, футбол. Выступал за Техникум в разных соревнованиях. А теперь вот – инвалидность (имеет пенсию) и мощная фигура…

                                 *   *   *

Летом 91-го вдруг приходит ко мне Олег Таскаев и приглашает на свадьбу своей дочери Марианны. Пригласил, правда, не просто так, но в качестве придворного фотографа. Я, конечно, согласился, хотя это и было не очень удобно. Как раз в тот день, 13 июля, мы всем отделом ездили работать в совхоз под Гатчину, отказаться мне, заместителю начальника, было просто невозможно. Создалась ситуация, похожая на ту, когда я должен был идти на свадьбу к Меклеру около 15 лет назад: тоже лето, тоже колхоз, и отказываться неприлично. История пошла по спирали! Поэтому опять нужно было торопиться, дёргаться, догонять транспорт, который, естественно, выходил из расписания. Мне снова пришлось из колхоза галопом нестись домой, переодеваться и приводить себя в порядок. Потом поехал на метро до Чёрной речки и оттуда автобусом через дамбу – в Кронштадт. Свадьба была именно в Кронштадте, у жениха. Серёжа, жених Марианны, учился тогда в военно-морском училище, а его отец служил где-то в Кронштадте мичманом. Правда, в предвидении своего опоздания я отдал Олегу свой фотоаппарат и вспышку заранее с тем, чтобы там до моего приезда кто-нибудь поснимал. Так оно и получилось, а потом я уже сам взял дело в свои руки. Через несколько дней сделал и отдал Таскаевым карточки, вроде бы все они остались довольны. И себе оставил несколько фото, которые храню вместе со свадебными фотографиями самого Таскаева. Как летит время! А теперь Таскаев – уже дедушка, в Калининграде растёт внук, там служит его папа, офицер Балтфлота.

                                 *   *   *

Следующие три ТрСб (92, 93 и 94) проходили на квартире у Славы Прокофьева на пр. Науки. ТрСб-92 вообще-то был юбилейным, 30 лет со дня окончания Техникума. Однако каких-то специальных мероприятий по этому поводу не устраивали, просто собрались, как обычно. Было нас 12: Береславский, Бунеев, Гандшу, Домбровский, Коломенцев, Меклер, Прокофьев с дочкой и сыном, Селиванов, Таранов , Таскаев, Филиппов. Кроме того, приехал Олег Громов и была наша неизменная подруга Лена Баславская. Был и тринадцатый «наш человек»: около восьми часов вечера позвонил из Москвы князь Бельский! Этот экспромт был заранее подготовлен мною. Я разыскал московский телефон Игоря, а он у него уже менялся, дозвонился до него, рассказал про наши ТрСб и просил, если он не сможет приехать, то хотя бы позвонить Прокофьеву на квартиру. Игорь так и сделал. Все были в трансе (хорошем!) и с удовольствием поговорили с далёким другом. Поэтому числим на ТрСб-92 тринадцать «своих» участников.

ТрСб -92. Слева направо: сидят: Меклер, Бунеев, Баславская, Таскаев, Громов, Коломенцев, Селиванов, Таранов, Береславский, Филиппов; стоят: Гандшу, Домбровский, Прокофьев, Новосельский.


           Мы с Олегом Таскаевым приехали пораньше и присоединились к уже бывшему там Саше Таранову – чистили картошку и вообще работали на кухне. Как всегда, всё прошло очень и очень хорошо. В конце вечера, правда, возник  небольшой «принципиальный» спор между Олегом Громовым и Веней Береславским. Оба малость переступили известную черту, но благодаря своевременному вмешательству друзей всё обошлось.

                                 *   *   *

Теперь вынужден писать о печальном. За одну неделю 1992-го года наша группа понесла две невосполнимые потери. В конце декабря умерла Наташа Синицына. Она долго боролась со своей болезнью, и вот конец всё же наступил. На последнем нашем сборе она не смогла быть из-за болезни. Наташина мама позвонила мне, но меня дома не было, и она говорила с моей мамой. Не знаю, почему звонили именно мне первому. Так уж получилось. Мама передала всё мне, и я взялся за печальную работу: обзвонил всех ребят. Почти все, конечно, захотели прийти проводить нашу Наталью. В крематории собралось наших пятнадцать человек: приехали все, кого мы застали и кто смог приехать. Пожалуй, наша «делегация» была многочисленнее Наташиного семейного клана. По-моему, Вера Васильевна (мама Наташи) была тронута нашим участием. Кроме того, мы там прямо скинулись деньгами, кто сколько мог. Времена были очень суровые, денег ни у кого особенно не было, и наши четыре тысячи имели в общем-то не только символическую стоимость. Так как нас было много, то мы решили не обременять Наташину семью своим присутствием на поминках. Мы поехали к Виталику Коломенцеву, как ближайшему территориально нашему товарищу, купили и принесли с собой выпить-закусить и у Коломенцева помянули Наталью. Во время этой встречи выяснилось, что несколькими днями раньше Синицыной скончался Борис Щёголев. Семья Бори никого из наших не известила об этом, и мы ничего не знали. Хотя незадолго до кончины Бориса с ним неоднократно контактировал Меклер, устраивавший кому-то из его семьи косультацию в медицинском центре. Щёголев был в командировке в Москве, он работал в какой-то строительной организации большим начальником, решал сложные задачи и ворочал серьёзными делами. Похоже, Боря имел психику типа «директор», все служебные дела воспринимал очень близко к сердцу, как свои личные. Возможно, это его и доконало. С ним в гостинице случился то ли инсульт, то ли инфаркт, и Бори не стало. Первым об этом узнал Коломенцев, который должен был позвонить Щёголеву на работу, сказать, что умерла Синицына и сообщить об её похоронах, куда и когда приезжать. А оказалось, что уже и звать некого… Виталик сразу там, в крематории, нам этого не сказал – видно, не хотел одновременно с Наташиными похоронами сообщать ещё и это. Секретарша с работы Щёголева сказала, что похоронили его в понедельник, 21 декабря, на Волковом кладбище. А Наташа умерла 22-го, и прощались мы с ней 25-го, в пятницу. После гибели Саши Ремизова прошло 15 лет, и вот пули снова полетели…

                                 *   *   *

ТрСб-93 снова был у Прокофьева – понравилось ему принимать наши сабантуи! Присутствовало 11 человек. Из прошлогоднего состава не было Коломенцева и Новосельского, зато появился Валера Блинов. Снова мы с Тарановым и Таскаевым чистили картошку, и всё было похоже на прошлый год.  Только не было тех, кто уже никогда не придёт – Наташи Синицыной, Бори Щёголева, Саши Ремизова. В самом начале вечера мы стоя их всех помянули, их фотографии смотрели на нас. Очень грустно терять друзей, да ещё таких молодых.

Опять была Баславская, а Прокофьевы были всем семейством: жена Наташа, сын Игорь, дочка Даша. Время было не самое лучшее: цены росли буквально с каждым днём, но тем не менее мы оказались на высоте. Сумели устроить нормальную складчину не хуже, чем в «застойно-застольные» годы. Только подороже.

Мы никогда не считаемся с тем, сколько и чего кто приносит на наши сборища. Можно и вообще ничего не принести, это никого не колышет. Всегда всем хватает и выпивки, и еды. Бывает даже и многовато. А вообще-то ведь не ради этого собираемся. Стол только помогает общению. Хотя для жён принимающих товарищей это, конечно, повод похлопотать и поволноваться, несмотря на то, что мы можем абсолютно всё сделать сами. Что часто и доказываем самим себе и своим близким.

                                 *   *   *

В августе 93-го года тяжело заболел Саша Таранов: инсульт. Он сам утверждает, что инсульт был не первый – вроде первый он перенёс, будучи года два назад в командировке в Ташкенте. А тут он в среду приехал с дачи домой, и ему стало плохо. Он вырубился и пролежал так два или три дня, пока не приехала жена Оля и его не нашла. Саша около месяца пролежал в больнице, а в сентябре его выписали и привезли домой. Домой в смысле – к парадной, а поднимать на четвёртый этаж никто его, оказывается, не должен. Оля заранее позвонила Новосельскому, он – мне, и мы поехали поднимать Таранова в квартиру (лифта в доме нет). Дома был только младший сын Тарановых Миша, первоклассник. Мама его предупредила, что придут «дядя Боря с дядей Лёшей» поднимать папу, и Миша нас впустил в квартиру, где мы и стали ждать Сашу. Миша в то время сам был нездоров, в школу не ходил, но уже чувствовал себя, видимо, сносно. Во всяком случае он почти непрерывно крутился на большом спортивном комплексе, установленном в его комнате. Во время демонстрации спортивных достижений мальчик ещё и почти непрерывно говорил – обо всём понемногу, а в основном о своих школьных делах. Конечно, у только что начавшего учиться первоклассника всегда есть о чём поговорить – школа ведь в жизни ребёнка является поворотным пунктом. А может, просто Мише подвернулось подходящее общество, а то всё лежи да болей. Хорошо ещё, что у него был этот физкультурный комплекс, возможность отвести душу. Не знаю, какое уж впечатление на него произвели мы, но нам Миша очень понравился, мы с ним почти мгновенно подружились. Борис с тех пор регулярно привозит Тарановым целыми сумками детские вещи: его мальчишки старше Миши, и у них остаётся много хороших шмоток. А у Тарановых в связи с болезнью Саши с деньгами стало очень и очень нелегко.

Таранова привезли, мы с Борей на носилках подняли его в квартиру, внесли, уложили на приготовленную заранее постель. Саша был в сознании, но видно было, что ему очень тяжело. Мы не стали его утомлять и раскланялись, только Оля ещё заставила нас пообедать. Отказаться не было решительно никакой возможности, и мы съели царский обед.

Саша после инсульта был наполовину парализован (левая сторона). Ему очень хотелось прийти в норму, и он предпринимал для этого отчаянные усилия. Не знаю, может, это и ускорило конец – вероятно, Саша тогда решил действовать по принципу «или пан или пропал». Он очень хотел, чтобы у него заработала левая рука, очень стремился встать на ноги. У него была масса идей, что сделать для того, чтобы хоть немного перемещаться по квартире. Идеи были разные: от подвесных приспособлений и канатных дорог до стула на колёсиках, который ему вскоре достал и приволок Меклер. Но прежде всего надо было научиться самостоятельно, без посторонней помощи и пока одной здоровой рукой подниматься с кровати. По его настоянию мы –  Меклер, Фима Гандшу и я – устроили у него кое-какие приспособления для того, чтобы он мог одной рукой поднимать себя с кровати. Володя достал  альпинистские приспособления, Фима вделал в потолок крючья, и мы подвесили всё это хозяйство над Сашей. Я не раз приезжал к нему, помогал тренироваться. Саша занимался упорно. Мозги у него работали прекрасно, он хотел ещё и самостоятельно перемещаться по квартире. К нему ходила массажистка, он принимал всяческие лекарства. Возможно, это и поддерживало его в более или менее приличном состоянии – трудно сказать, что могло бы быть в другом случае.

В следующем году Саша перенёс ещё и тяжёлый сердечный приступ. Снова лежал в больнице, а потом мы с Борькой опять поднимали его наверх, в квартиру. И опять Саша приступает к своим упражнениям.

ТрСб-94 опять проходил у Прокофьева. На этот раз нас было только семеро: Бунеев, Гандшу, Домбровский, Меклер, Новосельский, Прокофьев, Селиванов. И вот, пока ещё не все собрались, мы решили навестить Сашу Таранова. Благо что от Прокофьева это рукой подать, а у него к тому же есть машина. Мы заранее позвонили Тарановым, и Оля даже успела приготовить нам кофе. Поехали Прокофьев, я, Меклер, Селиванов, Новосельский. Меклер нас всех там сфотографировал, и это фото у меня есть. Саша в постели, рядом сидит Оля, у неё на руках сидит Миша, стоим я, Селиванов, Прокофьев, Новосельский. От Саши вернулись к Славке, тем уже подошли Бунеев с Фимой, и посидели, как всегда. Селиванов прочёл очередное письмо от Хотика, мы составили ему ответное послание.

Таранов проболел два года. Весной 95-го они с Олей заранее попросили меня помочь перевезти Сашу осенью с дачи, из Соснова. Я, конечно, пообещал и в конце августа стал ждать звонка от Оли. В том году 1-е сентября приходилось на пятницу, и логично было предположить, что Миша может и пропустить один учебный день. Поэтому до второго сентября я особенно и не волновался. 3-го же уже просто не вытерпел и позвонил Тарановым, будучи уверенным, что Саша уже дома. Они ведь могли найти кого–то, кому сподручнее было бы помочь перевезти Сашу, чем нам с Новосельским. И уж во всяком случае для меня было как гром с ясного неба то, что я услышал по телефону. Ответил мне Миша: «А папа умер». Господи – я ничего не знаю, спрашиваю, что, как и когда. Миша сказал, что Саша умер накануне, 2-го сентября, на даче. Там приехал какой-то сосед, который на машине обещал перевезти Сашу в Ленинград, и Павел, старший сын. А Саше стало плохо, и ничего нельзя уже было сделать… Ещё Миша сказал, что папу, видимо, сегодня, т.е. 3-го, и похоронят, а что он, Миша, утром приехал в город. Звоню Новосельскому. А я, как на грех, накануне, т.е. со 2-го на 3-е сентября, оставался ночевать в Саблине на даче у двоюродной сестры. Мама мне сказала, что Борис мне звонил 2-го, но узнав, что я в Саблине, больше ничего ей не сказал. Но мама-то всё это вспомнила уже после моего звонка Мише Таранову – я понял, ЧТО именно мне хотел Новосельский сказать. Действительно, Борис мне звонил в связи с кончиной Таранова, но узнав, что я за городом, маме ничего не сказал. При другом раскладе я бы и успел на похороны, но уж как есть, так есть.

Боря мне рассказал, что Сашу действительно похоронили в Соснове 3-го сентября. Из наших был ещё Меклер, больше – никого. Вот так Саша ушёл от нас. На девятый день, 10 сентября, мы собрались у Тарановых дома. Из родственников, кроме Оли, Павла и Миши, были Сашина двоюродная племянница и Олин двоюродный брат. Приехал также один Сашин коллега с последней работы в НИИ Галургии. И – десять ЛРТ-шников: Беликов, Бунеев, Гандшу, я, Коломенцев, Меклер, Новосельский, Прокофьев, Таскаев, Тихомиров. Ребятам с разрешения Оли звонили мы с Борисом. Очень скромно отметили эту грустную дату. Оля заранее сказала, что сорок дней, по всей видимости, специально собирать не будет, только пусть приедут те, кто не был на девятый день. Мы все вместе и расходились от Тарановых. Из тех, кто там присутствовал, дольше всех с Сашей был знаком Женя Тихомиров: то ли с первого, то ли со второго класса. Они вместе и в Техникум поступали, и сидели все четыре года вместе.

После Сашиной кончины связи с его семьёй поддерживаем в основном Новосельский, Меклер и я. Борис по-прежнему помогает детскими вещами. Я несколько раз приезжал к ним, немножко помогал Мише, когда он занимался в радиокружке. В 1996 году я по предварительной договорённости с Олей съездил к ним на дачу – в мае, около Сашиного дня рождения. Мы вначале сходили к Саше на кладбище,  после поехали к ним на дачу. Там я помогал Павлу разбирать старый навес. А Миша показывал мне свои произведения: он сделал две отличные антенны для телевизора на разные диапазоны. Сделал всё сам, и отлично работает. Вообще Миша Таранов – прекрасный парень. И с головой, и с руками. Видимо, болезнь отца также несколько подтолкнула его к большей самостоятельности. Сам ездит на дачу и обратно с девяти лет. Сам сажает растения, ухаживает за посадками, собирает урожай. Словом, Саша мог бы быть спокоен за младшего сына. Я у них был в Мишин день рождения, когда ему исполнилось десять лет, 27 октября 95-го года. Я у них оказался единственным гостем. Специального дня рождения для Миши Оля не собирала, просто так получилось, что я должен был принести Мише кое-какие детали для транзисторного приёмника, и Оля пригласила меня именно на Мишин день рождения. Неожиданно ещё пришёл Павел по своим делам – оказывается, он забыл, когда у младшего братишки день рождения! Мы попили чаю, поболтали. Миша, кажется, был очень доволен. Я тоже.

                                 *   *   *

В декабре 1993-го умерла наша прекрасная преподавательница и воспитательница Ираида Казимировна Колесникова. Я узнал об этом от Ольги Михайловны Несмашной, которая работает в ЛЭТИ на нашей кафедре и хорошо знает Алексея Евгеньевича Колесникова. Но она мне об этом сказала уже в феврале следующего года. Из наших ребят я об этом узнал первым, и возможности проститься с Ираидой Казимировной у нас не было. Очень жаль. Думаю, что многие из наших пришли бы.

А в 1995-м умер и Алексей Евгеньевич, ненадолго переживший Ираиду Казимировну. Так что мы теперь даже не знаем, где она похоронена. Последним приветом от А.Е.Колесникова стал телефон Изабеллы Александровны Румынской, который он мне любезно сообщил через Олю Несмашную. Координаты Румынской одно время были затеряны, т.к. она поменяла квартиру. Но вот благодаря Колесникову мы её разыскали. Я позвонил Изабелле Александровне, хотел передать ей фотографии, сделанные на юбилейном 25-м ТрСб. Однако она стала отказываться, говоря, что фотографии ей уже отдал Коломенцев. Я не смог её по телефону убедить, что речь идёт о разных фотографиях, и оставил вопрос до более удобного случая. Несмотря на очевидную безрезультатность нашей беседы, я был очень рад просто оттого, что наконец-то сумел найти Изабеллу Александровну и поговорить с ней. Приятно был удивлён тем, что она меня практически сразу узнала и вспомнила. Может, правда, наша группа у них с Колесниковой была лучшей?

                                 *   *   *

Начиная с 1994 года я стал заметно чаще бывать в своём Техникуме. Во многом это связано с тем, что у меня в то время появились дела, требовавшие довольно частого присутствия в Дзержинском районе. Бывают в жизни такие полосы – вдруг понадобится несколько раз подряд побывать в каких-то определённых местах города, подчас даже и по совершенно разным, не связанным друг с другом поводам. И кроме того, с 1 января 1994 года на работе у нас ввели четырёхдневную рабочую неделю, поскольку, как и во всей нашей разваленной промышленности, не работать стало подчас выгоднее, чем работать. Откровенно говоря, и на четыре-то дня работы не хватает. Таким образом у меня появилась свободная пятница. Это очень удобно: можно сделать все те дела, которые требуют рабочего времени и для которых обычно надо отпрашиваться с работы. А так не чувствуешь себя никому обязанным. Хотя, разумеется, и зарплата соответственно страдает. Но, как говорят, время – тоже деньги. Да и всех их не заработаешь, Итак, мне стало удобнее заходить в Техникум – был и повод поехать в тот район по своим делам, и появилось известное количество свободного времени в общерабочие дни. А очень хотелось снова заглянуть в свой ЛРТ №1. Я наведался туда в одну из пятниц 94-го, потом – летом, во время своего отпуска. Впечатления – как обычно. С одной стороны – столько лет прошло! Не говоря уж о том, что, конечно, не осталось знакомых людей, даже само здание несколько изменилось, Кое-где перепланировали (особенно – подвал и первый этаж). В Зале заседаний, где мы когда-то защищали дипломы, теперь сделали лабораторию, и т.д., и т.п. Помещения мастерских отданы в аренду какой-то фирме. Но в душе-то для меня это всё равно мой родной ЛРТ №1!Ходишь по коридорам не нынешнего Колледжа Морского приборостроения, а именно своего Техникума. И кажется, что сами стены, перенёсшие с той поры столько ремонтов, всё-таки – те самые, в которые мы пришли 1 сентября далёкого 1958 года, и помнят меня, и подмигивают мне. И снова поднимается где-то внутри тот самый весенний захлёб. Кажется, что вот сейчас из-за угла выйдут знакомые преподаватели. Но народ весь – конечно, новый. Я всегда стараюсь остаться как можно более незаметным. Обычно удаётся. Раз только у меня был, наверное, несколько растерянный вид, потому что кто-то из нынешних ребят спросил, что я ищу. Хотел сказать: «Вчерашнего дня», но ведь не поняли бы. Словом – «и сердце бьётся в упоеньи, и дл него воскресли вновь…»

                                 *   *   *

Я уже давно ловил себя на мысли, что за четыре года учёбы у меня как-то не сложилась в голове цельная картина здания Техникума. Всё по отдельности: лестницы, коридоры, этажи. Первый-второй этажи в мозгу не связаны с третьим-четвёртым; чтобы определить взаимное расположение кабинета директора и, например, какой-нибудь аудитории, надо сильно напрягаться, а потом с изумлением понимаешь, что они находятся друг над другом… И в таком духе. Помнится, что на первом или, самое позднее, втором курсе я предпринимал попытку составить для себя целостное представление о планировке здания Техникума, но это быстро прошло, оттеснённое более актуальными заботами. Кроме того оказалось, что даже не все окрестные улицы вокруг Техникума я облазил в своё время. Как-то больше приходилось бывать в кварталах в сторону Литейного и Невы,  сторону Фонтанки и улицы Пестеля – некоторый пробел. И вот я решил по возможности, хотя и по прошествии стольких лет, это пробелы восполнить. Я понимал, что всё это по меньшей мере, пардон, выглядит весьма экстравагантно, если не сказать сильнее. Вроде бы у взрослого человека должны найтись занятия куда более нужные и полезные. Понимаю. Но в конце концов – имею я право устроить для себя маленький праздник?! Кто-то, может, скажет: старому идиоту делать нечего. Пусть говорят. Может, и так. Но для меня это очень важно, я получил от этого занятия чувство душевного комфорта. Такие «маленькие праздники», убеждён, необходими каждому человеку, а как это конкретно будет выглядеть – личное дело каждого. В данном случае я снова пережил ощущение ранней юности. Что касается окружающих кварталов, то тут было попроще. Да и сами мои дела, приводившие меня в этот район, помогали мне вновь пройти полузабытыми улицами, зайти в старые дворы, прогуляться по Фонтанке, Моховой, Пестеля. Тут я довольно быстро понял, что, конечно, бывал там везде в своё время хотя бы раз, но просто подзабыл реже посещаемые места.

С планировкой самого здания Техникума было сложнее, но я принял твёрдое решение и его выполнил. А решил я для себя, ни много ни мало, составить подробные поэтажные планы здания. За эти дела я принялся осенью 1994 года. Разумеется, хотелось всю работу провести достаточно профессионально, т.е. основываясь на данных непосредственных обмеров помещений и фасадов. Наверняка персонал Техникума (Колледжа!) не понял бы постороннего мужика, расхаживающего с рулеткой или метром в руках, измеряющего стены, ступеньки и окна и заносящего данные на бумагу. «Не поняли бы» — это ещё слишком мягко сказано, тем более в наше сумасшедшее время всеобщей погони за недвижимостью. Поэтому основным условием моей работы должно было стать строжайшее соблюдение инкогнито. Приходилось многое «записывать» в памяти, потом перенося на бумагу. Я обмерял стены, двери и окна, пересчитывая количество последних. Считал ступеньки на лестницах и измерял их высоту. Мне пришлось, кроме поэтажных планов, сделать экспликацию (подробный перечень) всех лестниц и описание каждой из них. Я изучал фасады здания снаружи и изнутри, привлекал старые фотографии, делал новые. Сделал для себя несколько маленьких открытий, хотя, конечно, всё это давно должно было быть для меня очевидным. Например, что «чёрная» лестница вплотную примыкает к торцу директорского коридора и даже имеется замурованная дверь из отдела кадров прямо на площадку второго этажа. Или, что часть второго этажа разделена по вертикали на два уровня, т.е. как бы на два этажа. И так далее и тому подобное. В конце концов появились достаточно чёткие и достоверные поэтажные планы, генеральный план, экспликация и описание  лестниц, описание комплекса зданий, пояснительная записка, фотографии фасадов. Несмотря на некоторые остающиеся белые пятна – в основном по подвалам, этот труд меня удовлетворил. Поставленную себе задачу я исполнил. Другое дело – понадобится ли всё это кому-либо кроме меня?

С самого начала этой работы, которая меня в течение двух учебных лет (94/95 и 95/96) заставляла часто появляться в Техникуме, я придумал для себя «легенду» на случай неожиданной встречи с местным начальством. В 95-м году исполнилось 100 лет изобретению Радио и 33 года нашего выпуска. И я серьёзно стал подумывать о том, что ТрСб-95 было бы неплохо провести в Техникуме. Обзвонил нескольких ребят – не встретил возражений. И случилось так, что в одну из первых моих «исследовательских» поездок в Техникум я, обследуя Центральную лестницу, лицом к лицу столкнулся с нынешним директором, Николаем Прокопьевичем Зеновым. Я прикинулся, что именно к нему и направляюсь по указанному поводу. Он меня пригласил в свой кабинет, мы довольно долго беседовали. Зенов оказался очень приятным и дельным человеком. Идея нашего сбора в стенах Техникума его захватила, он сразу стал её примеривать на общий сбор всех выпускников. Тут я постарался опустить его с неба на землю. В общем, мы очень приятно поговорили и разошлись на том, что в марте я ему позвоню и мы обсудим идею плотнее. Разумеется, я так и сделал. Но всевозможные заморочки не дали Зенову возможности заняться нашими делами. Да и я к тому времени понял, что наши товарищи ещё не совсем созрели к такому ТрСб, и спустил дело на тормозах. Во всяком случае, моё появление в Техникуме обрело в глазах Зенова вполне реальный смысл, а моя работа по составлению планов осталась незамеченной и продолжалась своим чередом. Я к тому же убедился, что в то время в Техникуме стал уже совершенно другой режим, нежели в наши годы: пропускная состема превратилась в «заходи комар и муха». Даже работал для посетителей с улицы Техникумовский буфет.

Пользуясь тем, что на работе у нас в то время уже началось затишье, продолжающееся и сейчас, я в рабочее время на хорошем кульмане сделал чертежи, написал текст, даже кое-что размножил. По идее этот альбом должен был стать приложением к настоящим запискам, дело только техники и денег.

Одновременно с работой над чертежами я предпринял ещё один немалый «труд», однако закончил его значительно раньше, чем чертежи. Я восстановил учебный план нашей группы, который тоже является приложением к настоящим запискам. Источником для этой работы мне послужили старые выписки из зачётки, ведомость оценок из диплома, собственные воспоминания – как из головы, так и дневниковые записи, и конспекты. Надо сказать, что все Техникумовские конспекты и тетради, кроме пары утерянных, я тщательно храню. К ним приходилось обращаться во время учёбы в институте и даже в работе. Они оказали мне очень большие услуги. Потом я доставал их раз в несколько лет, разбирая зачем-либо сундук, в котором они лежат. И вот году в 94-м я их все снова достал, развязал пачку, перебрал все, и мне удалось кое-что почерпнуть оттуда для восстановления нашего учебного плана. А кроме того, конечно, эти старые тетради, являясь материальным свидетельством тех лет, доставили мне массу приятных минут. Ведь открывая старую обложку, вспоминаешь не только разделы какой-то дисциплины, но и преподавателей, и друзей, и какие-то конкретные эпизоды из соответствующих времён. И, конечно, настраиваешься на тот замечательный весенний лад, который сопровождал годы учёбы, о котором я уже не раз здесь написал и о котором не устаю вспоминать.

Учебный план я восстановил, думаю, с вероятностью, близкой к единице. Некоторые сомнения вызывают только цифры количества учебных часов по отдельным предметам: преподаватели не всегда точно их записывали в зачётку, а иногда и вовсе не вносили. Но это как раз не столь существенно, если известно, в каких семестрах «проходился» данный предмет, а это известно.

Примерно в тот же период Техникумовские конспекты сослужили мне и ещё одну службу – несколько неожиданную. Моя дочка, учась в медицинском училище, тоже проходила элементы высшей математики – видимо, в объёме школьной программы, а может, и несколько шире (только для чего бы это им?). И вот ей понадобилось готовиться к контрольной работе по интегральному исчислению, и она попросила меня ей помочь. Тут-то я и вспомнил про Техникумовские тетради, поскольку мозги, конечно, не могли столько лет хранить все многочисленные методы решения интегралов. Я перечитал конспекты (всё-таки кое-что от Вышеславцевой получить сумели!), освежил кое-что в своей памяти, и мне удалось помочь моей Марье. Так что даже она была вынуждена признать, что не всегда эта «старая макулатура» годится только в макулатуру.

Я снова упаковал все конспекты, убрал на место – пусть лежат. Может, когда и в музей попадут?

                                 *   *   *

Возвращаюсь в хронологические рамки повествования – соответственно нашим ТрСб. В 1995 году День Радио отмечали у Валеры Блинова. Впервые за многие годы это происходило не 7 числа, а немного позже, 25-го Два-три предшествующие года многие говорили, что 7-е число не очень удобно из-за того, что некоторые из нас имеют дачи и огороды и при нынешних длинных праздниках (иногда с 1 по 9 мая) не очень удобно специально приезжать в город.Я лично придерживаюсь мнения, что уж не надо бы менять известную дату. Однако я  обзвонил многих, и идея переноса была поддержана. В частности, Саша Филиппов, имеющий дачу где-то далеко в Псковской области, теперь спокойно сможет присутствовать. И назначили встречу специально на будний день, чтобы ни у кого не возникло искушения уехать куда-то на весь уик-энд. И что же? Количество собравшихся было хотя и чуть больше, чем в предыдущем году, но весьма среднее, 10 человек. И почти все – даже те, кого я предварительно обзванивал! – меня спрашивали: «А чего это мы в этом году так поздно? Не успели к 7-му подготовиться, что ли?». Или в том же духе. Так что решили впредь дату не менять. И оказалось, что это наиболее целесообразно и народ, привыкший к Дню Радио, заранее настраивается именно на этот день. И не так уж сложно приехать в город, всегда можно как-то устроить свои дела, когда знаешь дату сбора заранее.

Итак, мы собрались у Блиновых на Республиканской улице. Валера был женат уже второй раз. Его жена, Валентина, очень радушно нас принимала. Разумеется, как обычно, каждый из нас что-нибудь принёс с собой. Погода была отличная, Валерка жил на первом этаже, мы выходили во двор, фотографировались. У Блинова были: он сам с женой, Бунеев, Гандшу, Домбровский, Коломенцев, Меклер, Прокофьев, Селиванов, Таскаев, Филиппов. Я заметил, что Новосельский с некоторых пор стал ходить на ТрСб через раз – наверное, ездить каждый год считает слишком частым. А может, что-то не отвечает его собственной концепции проведения мероприятия? Когда он сам берётся за организацию, у него всегда всё получается великолепно и согласно заранее отработанному плану. Я же в этом отношении всегда больше полагаюсь на стихию: считаю, что случайность даёт возможность сделать всё на высоком уровне из того, что ребята сами приволокут. Хуже, если всё наметишь, а потом выясняется, что чего-то, на что ты твёрдо надеялся, не будет. Наверное, обе концепции правомерны. На то мы все и разные. Вообще-то я люблю всё делать по плану, но с ТрСб – случай особый. Дело в том, что здесь в основном зависишь не от себя, а от других, и поэтому вероятность полного выполнения плана невысока. В конечном итоге получается почти то же самое, что и при стихийном сборе. Тогда, спрашивается, зачем все эти предварительные расчёты, головная боль, звонки, уточнения? Во всяком случае, ни разу ещё стихийный принцип сбора нас не подводил. Впрочем, и плановый – тоже, поскольку он всё равно переходит в стихийный.

После ТрСб-95 мы все получили от Меклера фотографии, по крайней мере по одной общей, а Блиновы – полный комплект. Так что Володя немного начал перевоспитываться.

В связи с составлением чертежей здания Техникума мне пришлось там бывать многократно, т.к. постоянно что-то надо было уточнять. В апреле 95-го съездил в Техникум на День открытых дверей. Во-первых, хотелось легально походить по Техникуму, в том числе по административной части – Актовый, Дубовый залы. Во-вторых, послушать, что нынче говорят о нашем ЛРТ №1 его теперешние руководители.

Действительно, всех пришедших собрали в Актовом зале. Народу было немного: поступающих человек 20 – 30 и примерно столько же родителей. Я просидел всю вступительную беседу. Открыл вечер Зенов, а потом выступали один из его замов и председатель Приёмной комиссии. Пару слов было по истории Техникума – впрочем, очень немного. Остальное было посвящено нынешним Техникумовским специальностям, экзаменам, условиям обучения и т.д. Чувствовалось, что примерно то же самое говорится на подобных мероприятиях каждый год  и каждый месяц – с февраля по май. Я узнал, что акустика как таковая в Колледже Морского приборостроения больше не преподаётся. Очень грустно. Большинство специальностей теперь связано с компьютерами. Готовят бухгалтеров, программистов и т.п. Конечно, поэтому большинство студентов – девочки. Осталась одна-единственная специальность «Радиоаппаратостроение», где, видимо, что-то от электроники ещё наличествует. Система поступления нынче тоже обновилась. Засчитываются всевозможные курсы, олимпиады, школьные оценки. Кое-что – платно. Так что всё в духе времени.

После лекции и ответов на вопросы один из руководителей провёл всех желающих на экскурсию по Колледжу. Краешком глаза я заглянул в Дубовый зал и директорский коридор. В бывший Зал заседаний нас провели. Там теперь компьютерная лаборатория – площадей в Колледже не хватает. А в Дубовом зале тоже стоят парты. Нас провели по учебным помещениям третьего и четвёртого этажей. Опять же показали лаборатории с ЭВМ в бывшем кабинете физики (вход прямо с Белой лестницы), в скосе, в первом этаже Левого корпуса, где раньше была лаборатория электромашин и источников питания. К сожалению, первый этаж с акустическими лабораториями не показали.

Мне было очень интересно послушать, что делается нынче в Колледже, но к моей работе над чертежами это многого не прибавило. Также совершенно тёмным пятном остался вопрос с подвалом. В мою бытность в Техникуме и ещё несколько лет после в подвале под Центральным и Правым корпусами размещались гардероб и тир. Теперь там какие-то лаборатории, гардероб устроен на первом этаже, на месте бывшей лаборатории Следящих систем (Комарова). Тира нет вообще. Не знаю, есть ли там сейчас хоть какая-то военная подготовка – об этом никто ничего не говорил. Думаю, что «демократы» всю военную подготовку вообще зарубили под корень. Раз поставлена и успешно выполняется задача полной ликвидации армии, так зачем же готовить к службе молодёжь?!

                                 *   *   *

Незадолго до Дня Радио 1995-го года, а именно в начале мая, со мной произошёл довольно комичный и вместе с тем почти мистический случай, напрямую связанный с Техникумом. Я снова был в том районе по своим делам. Специально заходить в Техникум не собирался, но мне, простите, захотелось посетить туалет. Конечно, возможностей было в изобилии, но я выбрал наиболее приятную: решил пойти в родной ЛРТ, тем более, что время было удобное: большая перемена. И вот я подхожу к дверям Техникума, а навстречу мне с другой стороны подходит Олег Таскаев! Мы радостно поздоровались, Олег спросил: «Что, ностальгируешь?». Я объяснил, зачем я здесь. Оказалось, что у Олега именно сейчас тоже возникла такая же потребность. Я взял и пошёл с ним в Техникум. Посетили мы то, что хотели, потом прошлись по этажам. Оказалось, что Таскаев не был там очень давно. Вот так мы со старым приятелем встретились около родного дома и прогулялись по нему. А Алик в тот день шёл пешком с Васильевского острова по набережным и решил зайти и на Чайковского. Ведь в доме № 2 он когда-то жил, а в доме №11 – учился. Кстати, когда мы входили в здание Техникума, на пороге в вестибюле нам навстречу попался Зенов. Конечно, он меня не узнал, а мы с Таскаевым прошли мимо. Там сейчас ходит очень много постороннего народу, я об этом уже писал.

                                 *   *   *

31 декабря 1995 года скоропостижно скончался Валя Никитин. Утром пошёл в свой гараж и не вернулся, там его и нашли. Мне 2-го января позвонил Адам Гликман, который дружил с семьёй Никитиных. Валя последние годы болел – у него была гипертония, вроде даже что-то наподобие инсульта. На девять дней Саши Таранова он не пришёл по нездоровью. Из-за болезни он незадолго до кончины ушёл из ЛНИРТИ, вернулся на свою кафедру в ЛЭТИ, но оттуда тоже быстро ушёл и последние несколько месяцев работал в Городской службе занятости. Валя действительно тоже был человеком, который, как сейчас говорят, «сам себя сделал». Из всех нас он был самый, наверное, жадный до знаний, самый правильный. Он всегда всё делал как полагается и до конца. Стал кандидатом наук, руководил отделом. И как человек Валя был великолепен. Все мы его очень уважали и ценили. Он никогда никому не отказывал в помощи – впрочем, это характерно для всех нас.

С Валей прощались 4-го января в крематории. Из членов его семьи были жена, сын с женой (по-моему, она была беременна), младший брат Сергей, которого Валя нежно любил и воспитывал. Были сослуживцы из ЛНИРТИ, ЛЭТИ, Службы занятости. Все очень тепло и хорошо о нём говорили. Из наших    приехали Беликов, Бунеев, Гликман, я, Коломенцев, Прокофьев, Селиванов, Тихомиров, Борис Смирнов. Он долго вместе с Валей работал в ЛЭТИ. Я попытался его найти через Несмашную, там работающую. Он действительно мне позвонил, сказал, что уже знает от Сергея Никитина обо всём и, конечно, приедет. Надо сказать, Борис очень мало изменился внешне за прошешдшие годы. Правда, поговорить нам с ним почти не удалось. После прощания все в основном поехали к Вале домой на поминки, а мы решили, что не стоит обременять семью незапланированным народом. Сочли, что вполне хватит наших представителей Смирнова и Гликмана. Впрочем, позже я с удивлением узнал, что Борис на поминках не был – из наших был один только Адам. А мы – остальные  – на машинах Селиванова и Бунеева поехали к Бунееву. Лёша Селиванов торопился на работу и уехал, а мы вшестером скинулись, послали гонцов в магазин, зашли к Володе Бунееву и у него помянули Валентина. Так же, как в своё время Наташу Синицыну – получилась вот така страшная традиция. Очень уж рано начали редеть наши дружные ЛРТ-шные ряды. Ведь Валя был, казалось, очень здоровым человеком, спортсменом. Это его, конечно, доконала перестройка. Он не мог ничег делать плохо (по-моему, просто патологически или генетически не мог), а жизнь настала совсем не такая.

А с Валентином у нас ещё до Техникума были общие знакомые: он занимался в секции лёгкой атлетики Дворца пионеров, и там его тренировала Любовь Александровна Костыгова, сестра моего зятя Миши, мужа моей сестры. Это мы с Валей случайно установили, когда учились на первом курсе.

                                 *   *   *

Весной 1996-го я снова съездил на День открытых дверей в Колледж – надо было ещё кое-что уточнить по планировкам. Такое же мероприятие, как и в прошлом году: те же речи, точно такая же экскурсия. Я на неё даже не пошёл, просто посмотрел то, что хотел, и поехал домой. Чего-то стало очень грустно. В тот раз особенно отчётливо понял, что никому я здесь не нужен и никто меня не ждёт. И ещё, наверное, пришлось под соответствующее настроение. Бывают иногда такие смурные минуты – важно только, чтобы они быстрее проходили. Нужно уметь устраивать себе маленькие праздники.

                                 *   *   *

ТрСб-96 был у меня на квартире, и снова 7-го мая. Всё-таки лучше даты пока не нашли. Состав участников по сравнению с предыдущим годом изменился мало: не смог прийти Фима Гандшу, зато пришли Беликов и Новосельский, так что было нас 11 человек. Как обычно, хозяин дома, т.е. в даннм случае я, приготовил картошку, мясо и хлеб, остальное принесли ребята, и всего было вдосталь. Немного поработали на кухне, и получился отличный стол. Новосельский притащил великолепный торт. Это было единственное, что планировалось заранее, остальное – сплошные экспромты. Так что, как всегда, было за чем посидеть и поговорить, и просто посмотреть друг на друга. Моя мама на этот раз вела себя очень хорошо, не докучала предложениями своей помощи. Разумеется, мы её пригласили за стол, она с нами минут десять посидела. Потом мне говорила, что всё ей очень понравилось, а главное – «никто не напился». Потом после своей вечерней смены зашла моя дочка Маша, тоже чуть-чуть посидела с нами. К сожалению, не приехала Леночка Баславская: позвонила, что лежит «вся отравленная». Они накануне на работе что-то отмечали, и последствия были непредвиденные. Я спросил её про Галину Николаевну. Она сказала, что её мама вроде бы ничего, опять на даче. А очень скоро мы узнали, что тем же летом прямо на даче, на грядке, Галина Николаевна скоропостижно умерла. Там её и похоронили, она сама так хотела. Вот и Вязмитинова ушла, всё меньше остаётся любимых преподавателей.

В тот же день я из дома позвонил Изабелле Александровне Румынской. Поздравил её с Днём Радио, рассказал о нашей сходке. Другие ребята тоже с ней поговорили (не помню, кто). Она вроде бы как была рада нашему звонку. Договорились, что на следующий год, когда будет 35-летие нашего выпуска, постараемся встретиться, и обязательно с её участием. В общем, очередной ТрСб прошёл очень хорошо. Мне было приятно после 12-летнего перерыва принимать снова ребят у себя.

                                 *   *   *

Когда я 7 мая разговаривал по телефону с Баславской, то появилась идея встретиться втроём – она, я и Слава Прокофьев. Но всё как-то не получалось, потом пришло лето, и в конце концов дело дотянулось до зимы. Поскольку организацию брал на себя Славик, то я особенно и не беспокоился, ждал от него сигнала. И только после его долгого молчания, уже в декабре 96-го, позвонил ему. И тут вдруг от его жены Наташи узнаю, что Слава с Ноябрьских праздников лежит в больнице с тяжелейшим инфарктом. Знали об этом, оказывается, Бунеев, Меклер, Коломенцев. Они его навестили в больнице. Я тоже собрался к нему съездить, но не успел, т.к. Славика вскоре выписали домой. И вот тут-то мы с Еленой наконец сговорились и 8-го января съездили к Прокофьеву в гости. Надо сказать, что Слава тогда уже держался вполне прилично, даже выпил с нами полрюмки домашнего вина. Мы посидели у него, поболтали. Домашних не было (кроме пса Ромы), никто не мешал. Там впервые обсудили мою идею о проведении юбилейного, 35-го, ТрСб-97 в Техникуме. Решили, что я обзвоню ребят и посмотрим, что из этого получится.

                                 *   *   *

Жаль, но всё, что я хотел осветить «по настоящее время», описано. С текущими событиями расстаюсь: не знаю, на сколько, но надеюсь всё-таки ещё вернуться к ним, если всё будет – тьфу-тьфу – нормально. Но это только после того, как накопится достаточное количество новых фактов, событий, впечатлений.

Впереди пока – только глава «Промежуточный финиш». Это вроде текущего подведения итогов: чем мы стали через 35 лет после 62-го и как сегодня с этой высоты видится ЛРТ № 1.

Далее
В начало

Автор: Домбровский Алексей Казимирович | слов 8993


Добавить комментарий