Около школы постоянно околачивалась шайка юных воров. К ним школьники относились по-разному. Некоторые заискивали перед ними, пытались покорешиться, другие сторонились, третьи смотрели на них с любопытством, были и безразличные. Но большинство относилось к ним неприязненно.

Члены шайки имели клички: Резвый, Кузя, Армян, Колос, Бимба, Налим (мой бывший приятель). В большинстве своём они были преж­де учениками 203-й школы, но предпочли учёбе более привлекатель­ные, на их взгляд, занятия.

С Кузей и Колосом я впервые столкнулся, когда учился в седьмом классе. Кто-то из ребят сообщил, что шестиклассники Кузя и Колос носят с собой финки. Мой одноклассник Веселов по прозвищу Весё­лый предложил пойти с ним и отобрать ножи. Я согласился. Мы пришли в шестой класс и увидели там и Кузю, и Колоса (Кузьмина и Колосова). Я подошёл к Кузе и потребовал финку. Он молчал. Тогда я залез в его карман и извлёк нож с красивой наборной рукояткой. Посмотрел и вернул ему обратно. Если бы он сопротивлялся, грубо говорил, то я, мо­жет быть, и не вернул. Но он молчал и ничего не предпринимал. А Ве­сёлый пытался отобрать финку у Колоса, но тот упёрся и не отдавал. Весёлому так и не удалась экспроприация, и мы ушли. Через несколько дней мы прогуливались с Весёлым по улице Петра Лаврова (Фурштатской), и вдруг Весёлый бросился бежать. Я не успел опомниться, как оказался окружённым группой шпанистых ребят. Среди них были Кузя и Колос. «Что будем с ним делать?» — с угрозой спросил мордастый парень с глазами-щёлками. Я всё понял и сразу стал оправдываться, говоря, что не отнимал у Кузи финку, а только посмотрел. «Поэтому мы тебя и не трогаем», — заметил Кузя. Они ещё немного постояли, сверля меня устрашающими взглядами, и пошли дальше. «Смотри!» — прорычал на прощание Мордастый. Я, как говорится, отделался лёг­ким испугом. А Кузя и Колос в том же году ушли из школы.

Периодически члены шайки исчезали на отсидку в колонию, а по­том появлялись вновь. Иногда они избивали кого-нибудь из учеников школы. Школьники могли бы, объединившись, наказать их, но опаса­лись быть отловленными поодиночке. К тому же члены шайки были вооружены финками. А главарь Резвый, по слухам, даже имел писто­лет. Говорили, что во время одной из разборок он будто бы застрелил своего провинившегося товарища. Убийство произошло в подъезде одного из домов на улице Петра Лаврова. Всё это заставляло быть с ними предельно осторожными. Но некоторые школьники горели жаж­дой мести.

Женя Юровский, борец с бычьей шеей, реализовал эту жажду уже после окончания школы. Он поступил в военно-морское училище и, перед тем как перейти на казарменное положение, примчался к «Спар­таку» для расправы со шпаной. Кое-кого ему удалось отловить и награ­дить увесистыми оплеухами.

В шайку периодически поступало пополнение из числа бывших уче­ников школы, которых сразу бросали в дело. Однажды около кассы ки­нотеатра «Спартак» я увидел бывшего ученика нашей школы по прозви­щу Бетя, с которым мне как-то пришлось стыкнуться. Драться мне с ним было очень удобно, поскольку его рост не превышал мой. Мне каза­лось, что я одолел его с большим преимуществом, и очень удивился, когда после окончания стычки Бетя спросил меня: «Ну что, получил?»

И вот я подошёл к озирающемуся по сторонам Бете и спросил: «Как живёшь, Бетя?» — «Не мешай, я ворую», — ответил Бетя и ныр­нул в толпу. В стороне я увидел членов шайки, внимательно наблюдав­ших за Бетей…

В один из солнечных августовских дней, когда до начала занятий в школе оставалось несколько дней, я повстречал около «Спартака» Серёгу Армяна — высокого симпатичного брюнета. Он только недавно стал членом шайки и поэтому ещё продолжал общаться со своими бывшими товарищами по школе и оставался весёлым и открытым. Потом он стал угрюмым и замкнутым.

Серёга с гордостью показал мне свежую татуировку на своих мускулистых руках. Моё внимание привлекла наколка голой женщины с большой грудью. Серёга сообщил, что татуировку ему сделал быв­ший заключённый, чья нелегальная мастерская расположилась на крыше одного из домов по улице Петра Лаврова. Поговорили. Потом Се­рёга спросил: «Ты лазаешь?» Я вспомнил, как летом в посёлке Вырида вместе с друзьями по пионерскому лагерю лазал в сады за ещё незре­лыми яблоками, и поэтому уверенно ответил, что лазаю. Однако смысл этого вопроса, как я вскоре понял, был иной. Серёга предложил съез­дить на Мальцевский рынок и там полазать. «Если работа будет удач­ной, то выпьем по сто граммов», — сказал он. Я с содроганием поду­мал и о предстоящей «работе» и о грядущих сто граммах.

Мы вскочили на ходу в трамвай, проехали две остановки и пришли на рынок. Серёга несколько раз пытался залезть в чужие сумки, но не­удачно. Видимо, не хватало опыта. Вдруг его окликнул какой-то непри­метный паренёк в надвинутой на глаза серой кепке и предложил «пора­ботать» вместе. По его ухваткам я понял, что это опытный воришка.

Серёга по его команде начал протискиваться между прилавком и покупателями, чтобы отвлечь их внимание. Люди зашумели, возмущен­ные, а паренёк в кепке в это время полез в сумку какой-то женщины. Но другая женщина увидела и закричала: «В сумку лезут!», указывая на воришку. Тот очень естественно оскорбился и заявил о своём желании купить яблочко и только, что ему и пришлось сделать. Он выбрался из толпы и, хрустя яблоком, сквозь зубы процедил: «Отваливаем». Я об­легчённо вздохнул. Серёга предложил мне пойти в другое место, но я наврал, что у меня срочные дела, и быстренько ретировался. Потом, когда я встречал Серёгу, он не узнавал меня.

Никто из членов шайки нигде не работал и не учился. Но уже с раннего утра их можно было увидеть на улице. Я удивлялся про себя, что им не спится? Спали бы себе, ведь на учебу и на работу не надо. Очевидно, они с утра уже промышляли…

Иногда школьные занятия по военному делу проходили на площадке перед «Спартаком». Мы разучивали ружейные приемы с винтовкой об­разца 1898 года. И каждый раз кто-нибудь из членов шайки подходил почти вплотную к нам. На физиономии было написано желание стащить винтовку. Некоторые даже протягивали руку к оружию, когда по прика­зу военрука мы укладывали винтовки на землю. Но в последний мо­мент воришки не решались схватить оружие. Кстати, винтовки были учебные, с просверленной казенной частью, но штык был настоящий.

В окрестностях школы, помимо шайки, промышлял и вор-одиночка по кличке Балаш, звали его Вадиком. Его старший брат Рудик Балашов учился в нашей школе несколькими классами старше, был гимнастом первого разряда. На физкультурных праздниках Рудик обычно нёс в од­ной вытянутой руке голубое знамя с белой буквой «Л» — спортивный флаг Ленинграда. Рудик был невысок ростом, но имел очень красивую мускулистую фигуру. Я занимался с ним в одной спортивной школе.

Рудик часто награждал подзатыльниками своего непутёвого брата Ва­дика, пытаясь выбить из него дурные наклонности, но это не помогало…

Однажды Константин Дмитриевич Смирнов, тренер младшей груп­пы районной спортивной школы, в которой я занимался гимнастикой, от­пустил меня раньше положенного времени. Я взял ключи от раздевалки, располагавшейся на балконе спортивного зала, и пошёл одеваться. От­крыв ключом дверь, я невольно вздрогнул — в полутёмной раздевалке кто-то был. Присмотревшись, я узнал Балаша. Он тоже меня узнал. «Буратино, не выдавай!» — просипел он, и я уловил запах водки. Потом Ба­лаш надел на себя чей-то пиджак, порылся в вещах и бесшумно исчез.

Я оделся и пошёл домой. Меня терзали разные мысли. «Обворова­ны мои товарищи, думал я, надо вернуться и сказать обо всём ребятам». А внутренний голос твердил мне: «А как же Балаш? Я не могу выдать его». Так и не приняв решения, я пришёл домой и поскорее лёг спать.

На следующий день в классе говорили о краже в спортивной школе и о том, как поймали вора. По рассказам, дело было так. Участковый милиционер, узнав о краже, расспросил ребят о подозрительных лицах, болтавшихся вечером около школы. Назвали Балаша. Участковый по­шёл домой к вору. Тот сидел за столом в пиджаке, явно с чужого плеча. Участковый сунул руку в карман пиджака, вытащил оттуда ученический билет его истинного хозяина и с этой уликой отвёл Балаша в милицию.

Я обрадовался такому исходу, поскольку чувствовал свою опре­делённую вину. Но одновременно меня беспокоила мысль: «Не поду­мал ли Балаш, что я его выдал?»

Балаша посадили, и это была не первая его отсидка. В глубине души я жалел Балаша. Он всегда смотрел исподлобья, с тоской в глазах, но в нём не было ничего злобного, отталкивающего. Больше я никогда не видел Балаша. А его брат Рудик, окончив школу, поступил в военно-морское училище и тоже исчез из поля зрения.

Одноклассник Слава Пестунович, отслуживший на Северном фло­те, рассказывал, что однажды встретил в Североморске Рудика Бала­шова — капитана третьего ранга…

Иногда около школы появлялась пришлая шпана. Чаще всего эти ребята приходили в «Спартак». Однажды во время сеанса в кинотеатре кто-то шепнул мне в ухо: «После кино не уходи, будем драться со шпа­ной. Передай дальше». Я передал эту фразу соседу с другой стороны.

После окончания сеанса около кинотеатра собралась большая толпа ребят. В центре её стояло несколько приблатнённых парней. Каждый держал в руке флотский ремень с тяжёлой бляхой. Вокруг них ходил Рыжий — ученик нашей школы, получивший прозвище из-за цвета своих волос. Рыжий предлагал каждому из парней стыкнуться с ним на кула­ках. Но желающих не было. Рыжий замолчал. Молчала и толпа. Толком никто не знал причину общего сбора. Вроде бы Рыжего задел кто-то из приблатнённых. И что делать, никто не знал. Не было взаимных оскорблений, призывов к драке. Долго стояли, потом начали расходить­ся. Парни поняли, что для них всё кончилось благополучно. Они поти­хоньку отошли в сторону, засвистели разбойничьим свистом и прокри­чали угрозы, а потом бросились бежать. За ними никто не погнался.

В нашей молодости стояния двух противоборствующих сторон были частыми, но в драку они переходили редко…

В конце сороковых и начале пятидесятых годов молодёжь была охвачена блатной модой, главным атрибутом которой была серая кеп­ка, по каким-то таинственным причинам названная «лондонкой». Кепку-«лондонку» приобрести было непросто, поэтому некоторые группы шпаны промышляли тем, что охотились за одинокими прохожими и срывали с них «лондонки», а потом продавали…

В нашей школе в параллельном классе «а» учился Женя Лычёв. Невысокого роста, круглолицый, очень общительный и добродушный. Его трудно было вывести из себя. Но Игорю Ефимову однажды это удалось. В результате состоялась стычка и Женя «заслуженно побе­дил, использовав все приемы бокса, какими овладел в спортивном круж­ке» (из воспоминаний Игоря Ефимова). На переменах Женя курил в туалете и попутно рассказывал о своих интимных приключениях. Вок­руг него всегда толпились ребята, жаждущие познать жизнь в различ­ных её проявлениях. Одевался Женя в соответствии с бытовавшей тогда модой, но на нём она выглядела несколько утрированной.

Мы как-то ходили на экскурсию в музей А.В. Суворова, и там слу­житель музея засомневался, своё ли Женя надел пальто — настолько оно было для него длинное.

И ещё у Жени сверкали во рту — на зависть многим — две насто­ящие золотые фиксы.

Женя, по его словам, имел связи с авторитетами уголовного мира и гордился этим. Но, несмотря на дружбу с блатными, с него однажды сняли «лондонку». Случилось это около Таврического сада.

Женя собрал на Бродвее около тридцати ребят (и я был в их чис­ле), и мы направились к Таврическому саду отвоёвывать «лондонку». Неподалёку от сада, около дома, в котором жил Игорь Ефимов, нас встретил стриженный наголо главарь таврической шпаны, одетый в се­рый ватник и сапоги. У него вместо кистей из рукавов торчали розовые обрубки. И он был один. Тем не менее, главарь не испугался и даже попытался своим сиплым голосом разогнать нагрянувшую в его вла­дения группу, правда, храбрость его стимулировалась изрядным коли­чеством принятого спиртного — это хорошо ощущалось. Он предло­жил Жене отойти в сторонку и долго с ним толковал. Разошлись мир­но. На прощанье Беспалый дружески хлопал Женю по плечу своей культяпкой и что-то сипел. Но «лондонку» Жене не вернули.

Далее >>
В начало