Блокадная страничка

Опубликовал: Юровский Евгений Михайлович
Автор: Ромашов Леонид Петрович

Мне было четыре года, когда началась война, столько же – моей сестре-близнецу Любе. Ещё одна сестра, Марина, была на шесть лет старше. Мы жили ни улице Чайковского, в доме шестьдесят три, на втором этаже…

Конечно, у меня нет связного воспоминания о блокаде, день за днём. А вот так, отдельные картинки…

Сначала мама водила нас по тревоге в бомбоубежище. Там горела синяя лампа, и там нас с сестрой научили играть в карты в дурака, чтобы время шло быстрее.

А потом сирена выла так часто, что уже не было сил спускаться то и дело в убежище. И мама разместила нас на полках стенного шкафа. Он был встроен в капитальную стену, обширный, вместительный, с широкими полками. И мы лежали в темноте с Любой и обсуждали любимую книгу, по которой научились читать в наши четыре года – «Мифы древней Греции», приключения Язона и Геракла.

Кстати, одна из причин, почему мы выжили – бабушка всегда к зиме, по старой дореволюционной привычке, делала запасы на зиму дров и продуктов – и весь стенной шкаф был забит крупами, макаронами, сахаром и тому подобным. Но скоро всё это было съедено, всё-таки нас было много – прадедушка Николай Иванович (он скоро умер), бабушка с дедушкой (дедушка Николай Николаевич был академик, и получал некоторую подкормку), мама, работавшая в биохимической лаборатории детской больницы, и папа, учёный-химик, придумавший способ сделать техническую сою пригодной для употребления в пищу и спасший тем самым много жизней. Он приносил иногда комки этой сои прямо в карманах рабочего халата.

Но время шло, еда кончалась. Мы ходили со старшей сестрой в Таврический сад собирать крапиву для супа, лебеду.

В качестве антицинготного средства мы пили воду, настоянную на сосновых иголках.

Мама нашила нам на ватники с внутренней стороны белые тряпочки с указанием имени, фамилии и адреса, чтобы, если мы попадём под бомбёжку, можно было опознать.

У дедушки был день рождения, и бабушка сделала торт из столярного клея. Хорошо помню свет плошки (фитиля, плававшего в керосиновой баночке), таинственные тени от него, пляшущие по стенам, и подобный желе круглый торт, разрезанный на дольки.

Днём мы бегали по двору, играя в войну. Витя, мальчик лет на десять старше нас, заводил нас на крышу дровяного сарая, выстраивал гуськом. По команде мы должны были бежать друг за другом к краю крыши и прыгать вниз в сугроб. Для нас, пяти-шести летних, высота была довольно большой; но важно было прыгать не раздумывая. Иначе становилось страшно (этот навык мне потом пригодился).

Нашего ангорского кота мы обменяли в булочной на батон белого хлеба. Тогда уже многие съели своих котов, но мы не могли этого сделать. Он должен был уничтожать крыс в булочной. Может быть, его там всё-таки съели, но это уже мне неизвестно. Кстати, крыс мы тоже убивали во дворе. За них, если мне не изменяет память, платили по пятнадцать копеек.

Взрослые наши дежурили по очереди на крышах, охраняя дом от зажигательных бомб («зажигалок»). Там стояли ящики с песком, куда надо было бросать осколки. Этих осколков у нас дома была целая коллекция – так сказать, семейные трофеи.

Выло холодно, окна забиты фанерой, мы все сгрудились в дальней от улицы комнате. Мама иногда читала нам вслух французские книги, переводя их с листа. Отец заболел двухсторонним воспалением лёгких, лежал в углу комнаты, лицо было почерневшим и исхудалым…

Его сослуживец по фамилии Григор принёс пузырек рыбьего жира. Мама потом говорила, что он этим спас нас, детей. Мы уже доходили. Я попал в больницу, кожа сходила с коленей. На Марсовом поле у нас была своя грядка, и вот мама принесла мне завернутую в комок бумаги и целлофана целую морковку!

А ещё в больнице давали такие конусообразные булочки из казеинового клея, румяные, чуть пригорелые. Вкусные они были – до безумия!

Если сказать откровенно, то я не вспоминаю блокаду как какое-то ужасное время. Мы были слишком малы, и слишком долго шла война, слишком долго длилась блокада. Почти три года! Мы не знали другой жизни, не помнили её. Казалось, что это и есть нормальная жизнь – сирена, холод, бомбёжки, крысы, темнота по вечерам…

Но я с ужасом думаю, что должны были чувствовать мама и папа, видя, как их дети медленно движутся к голодной смерти (если повезёт не попасть под бомбу). Их мужеству, их силе духа я могу только позавидовать.

Далее

В начало

Опубликовал: Юровский Евгений Михайлович | Автор: Ромашов Леонид Петрович | слов 709 | метки:


Добавить комментарий