Мать твою…

Русский мат — поругание матери, женщины. А это значит, что авторитет матери в России силен как нигде. Потому что самое обидное, самое оскорбительное, самое сокрушительное — это низвержение Культа, низвержение Авторитета. Так в Англии, где силен культ королевы, упоминания о ней входят в английские ругательства. Эмоциональное венгерское «Иштванебасс…» включает в себя имя почитаемого там святого.

«Мать» в русском мироощущении символизирует физическое, природное начало, «Отец» — духовное. Мать любят «сердцем», отца боятся, уважают, любят «умом».  Эти символы находят отражение в таких понятиях как «Родина», «Отечество». Родина — это земля, леса, реки, города, люди — это то место, то окружение, в котором человек родился.  Отечество — это страна, государство, т.е. структура, оформляющее пространство и все то, что существует в этом пространстве. Из призывов военного времени «Родина – мать зовет» и «Социалистическое отечество в опасности» первый неизмеримо сильнее.

«Отечество славлю, которое есть, но трижды — которое будет». О Родине сказать так не получится, потому что Родина одна, она неизменна, о ней нельзя говорить в будущем времени.

Россию можно любить, но едва ли ее можно любить как государство. Ее противоречивое внутреннее содержание ищет, но не находит, никак не может найти форму своего выражения. Она – как редкий бриллиант, сверкающий в грязи.

* * *
Русский Бог далеко, Он недоступен, с Ним невозможны контакты — прямые или опосредованные. Дистанция между духовными устремлениями и «физической» практикой так велика, что все попытки «поднять» эту практику, приблизить ее хотя бы как-нибудь к божественному идеалу, к божественной гармонии обречены. И значит можно наплевать на все и спускаться все ниже, ниже, еще ниже… На бесконечном удалении от Идеала все эти мелкие флуктуации уже не имеют никакого значения.

Далекое духовное имеет здесь безусловный формальный приоритет над близким материальным. Но даже когда духовное не осознается и не ценится, материальное все равно в цене не повышается. Оно бесценно и безразлично, пока о себе не напоминает. Таким может быть только частица самого себя. Расчетливый немецкий педантизм для России — исключение. Забыться и разгуляться — сегодня, сейчас, по воле каприза, без оглядки на прошлое, не взирая на будущее — это «по-нашему».

* * *
Сексуальная революция в России невозможна, потому что цель ее — реабилитация природы, а здесь не ценимое природное органично и всегда пробивается сквозь любые пласты подавляющей культуры.

* * *
В России невозможен пантеизм, который утверждает, что Бог рядом. Он в каждой песчинке. Он в каждой клеточке пространства. Бог есть все.

Казалось бы, невозможен… Но крайности сходятся. На этой огромной, потерянной, забытой Богом территории поиски Идеала, поиски Бога не прекращались никогда.

Коммунизм соответствовал русским фантазиям, это была попытка приблизиться к Богу «с другой стороны». Отстранив Бога, а в действительности — приблизив Его до неразличения, он попытался дать ощущение всемогущества маленькому человеку. Природа казалась подвластной человеческому разуму, физическое стало функцией интеллекта, оформленного в виде планов преобразований. Пантеизм неожиданно стал государственной религией…

Русский характер — женский характер — эмоциональный, порывистый, далекий от рациональности. Россия живет ожиданием будущего случайного, неизвестного, и скорее всего нехорошего. Попытка его планомерного творения не могла быть удачной. Коммунизм ушел.

* * *
Черно-белые клавиши, Лист,
Девятнадцатый век, тарантелла…
А на улице гомон и свист -
Мол, пора собираться на дело.
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . высокое с низким смешалось.

Станислав Куняев, несомненно любящий Россию своею «странною любовью» заметил нечто характерное — высокое с низким здесь было перемешано всегда. Отчасти по причине нестационарности этого государства — после каждого нового крутого поворота его истории «последние становятся первыми», и наоборот. Отчасти — по причине чрезвычайной удаленности того самого высокого и сильного притяжения родного, земного, знакомого.

Истинно высокое не опасается и не сторонится низкого, оно не может быть принижено, низвергнуто, отвергнуто. Черт бежит от ладана — божьего символа, и иначе быть не может.

* * *
Английское Privacy не имеет аналога в русском языке. Такое важное для Запада понятие России не знакомо. Здесь известно нечто противоположное — «душа нараспашку». Т.е. предполагается, что в такой душе не может, не должно быть ничего такого, что не могло бы быть понято и принято другими. Едва ли ввиду узости притязаний, вероятнее – ввиду широты оценки. В любом случае Россия склонна к коллективизму и несвободе. Нет здесь благоприятной почвы для чужеземного либерализма.

* * *
Либерализм есть гуманизм, т.е. концепция, провозглашающая высшей ценностью личность. Права человека, не вторжение в частную жизнь, толерантность — вот лозунги гуманизма. Индивидуальное, т.е. то, что выделяет человека из общей массы достойно внимания, оно неприкосновенно.

По аналогии, на уровне сообщества наций национализм есть аналог либерализма. Национальные отличия, индивидуальность нации достойны уважения и должны бережно охраняться как источник разнообразия, а значит — развития. Националистический интернационал, как бы абсурдно ни звучало это словосочетание, может реабилитировать запятнанный неверным толкованием национализм.

Обращаясь к индивидуальному, имея прямую родственную связь с либерализмом, национализм тем не менее обращается к более крупной единице, чем личность — к нации, к обществу, что более характерно для коммунизма. Предельное смещение акцента в эту сторону ведет к национал-социализму. Прозвучавшая в романе Гроссмана аналогия между национал-социализмом и «социализмом в отдельно взятой стране» имеет, кажется, именно этот смысл. «Просвещенный национализм», вероятно, должен исповедовать национальную исключительность, решительно отмежевавшись от идеи национального превосходства. Самооценка, исходящая от самомнения не может быть объективной ни для человека, ни для более крупной (социальной) единицы.

Национализм в России не имеет оснований, поскольку «русское» размыто. Это сумма привычек, образ жизни и (прежде всего) образ мышления, но никак не родословная, не религия, не место проживания. Но если очень быстро бежать от этого размытого национального, легко оказаться в объятиях империи.

Россия, которую мы знаем, возможна только как империя,  которая готова принять все, не очень требуя упразднения индивидуального (оно само по себе преобразуется), но обязательно – безусловного подчинения.

* * *
В разное время по разным причинам из России уехали миллионы. Если так будет впредь, то когда-нибудь весь мир заговорит немного по-русски, и гражданин любой страны непременно будет нести в себе «русский элемент».

Неисповедимы пути России к «Третьему Риму».

* * *
…Далекий Ленинград, вечерний трамвай. Пьяный «в хлам» пассажир (не без труда) все повторяет запавшие в его память строки:

Цветок шиповника в России
теряет цвет и запах свой…

Все, что принимает Россия, быстро становится истинно русским, живет ее жизнью, впитывает ее аромат и краски, в сумбурных беспорядочных мазках которых можно все-таки рассмотреть красивое, женское, усталое лицо.

Россию не за что любить, она не создана для спокойной, счастливой размеренной жизни. Нет в ней ничего того, что могло бы безусловно радовать, восторгать. Но и бросить, оставить, забыть ее тоже невозможно. Как роковая женщина, она манит и тянет к себе необъяснимо всякого, кто по воле Бога или по воле Случая попал в губительное поле ее притяжения…

01.11.2003.