Начало

Автор Кучер Валерий Аркадьевич,
командир группы судоподъема СПС «Карпаты»,
1976 год, Севастополь, Угольная

Моя служба на спасательно-подъемном судне «Карпаты» началась за день до трагедии, произошедшей на Черном море вблизи Севастополя. 30 августа 1974 г. в результате большого пожара и нескольких взрывов, после нескольких часов упорной борьбы за живучесть, затонул БПК «Отважный».

В то время «Карпаты» входили в состав 88 бригады аварийно-спасательных судов тыла Северного флота. Командиром бригады был капитан 1 ранга Иващенко Марат Кондратьевич, главным инженером – капитан 2 ранга Свистунов Илларион Иванович.

Командиром «Карпат» был капитан 2 ранга Якушев Дмитрий Иванович, старпомом – капитан-лейтенант Тюшев Альберт Иванович, замполитом – капитан-лейтенант Ерохин, заместителем командира по судоподъему – капитан-лейтенант Донец Владимир Михайлович, командиром БЧ-5 – капитан-лейтенант Лебедев Олег Александрович, начальником АСС – капитан-лейтенант Валентин Цымбалюк, командиром водолазной группы – лейтенант Виталий Цыканов, командиром БЧ-4 и РТС – капитан-лейтенант Валерий Красиков, командиром рабочей камеры РК-680 – старший лейтенант Андропов Владимир Сергеевич, начальником службы снабжения – лейтенант Валерий Овчинников, врачем-физиологом – старший лейтенант Афанасьев Александр Федорович.

Нас же молодых лейтенантов в тот год пришло на корабль четверо: штурман – Алексей Кирпичев, командир электротехнической группы – Николай Папулов, я – командир группы судоподъема и Патрикеев Александр Васильевич на должность замполита.

Штурман Кирпичев Алексей

Командир электротехнической гр., ст. лейтенант Папулов Николай

Командир группы судоподъема Валерий Кучер

Замполит Александр Патрикеев .

В этот трагический день «Карпаты» стояли в Мотовском заливе в полигоне боевой подготовки на заранее выставленном рейдовом оборудовании и занимались учением по заводке судоподъемных стропов на ПЛ-болванку. Объект представлял собой немецкую подводную лодку 7 серии времен Второй мировой войны.

На следующий день получили приказание срочно готовить группу водолазов-глубоководников для командирования в Севастополь. Однако вскоре он был отменен, и мы продолжили заниматься в соответствии с планом работ, одновременно находясь в составе спасательного отряда.

Через несколько дней, ночью мы были подняты по тревоге, снялись с бочек, и, не имея времени принять швартовные тросы на борт, обрезали их и направляющие тросы, уже соединенные с заведенными на объект стропами. Взяли курс на терпящую бедствие атомную подводную лодку, а утром подошли к ней на дистанцию в одну милю. Нам передали, что помощь не требуется, справились сами. Была легкая пелена тумана, но море было спокойным. По силуэту это была атомная подводная лодка проекта 658, о чем говорило ограждение рубки больших размеров, в котором размещались оголовки трех шахт баллистических ракет. В районе кормовой оконечности были видны струйки белого дыма или пара. Так, наблюдая за происходящим, мы оставались в дрейфе до вечера и, получив добро, вернулись в Североморск, чтобы пополнить запасы и забрать необходимое судоподъемное и водолазное оборудование для продолжения работ.

Однако в полигон нас больше не направили, а оставили в Североморске. Стали поговаривать о возможной командировке в Севастополь на неопределенный срок.

Первые командировки

Не успел я освоиться на корабле, как в сентябре меня, как единственного имеющегося в наличии корабела, направляют в состав государственной комиссии руководителем корпусной секции по приемке от промышленности построенного для СФ морского буксира. Приемка осуществлялась в Таллинне. По окончании рабочего дня вся комиссия направлялась в ресторан «Глория», где продолжалось обсуждение испытаний за рюмкой Ванна Таллинна с маринованными огурцами. Через неделю мне все это до чертиков надоело и, я, досрочно подписав все необходимые документы и успев заехать домой в Ленинград повидать родных, вернулся на корабль. Потом я об этом сильно пожалел, но было уже поздно.

Меня, как молодого офицера, появившегося явно раньше предполагаемого срока как подарок судьбы в ноябрьские праздники в составе специальной команды от СФ направили в Целиноград за молодым пополнением, которое предназначалось для строительных частей СФ. Контингент был наполовину с судимостями. Как мы добирались туда, а затем обратно – это отдельная история. Никому такого не пожелаю. Только до Мурманска ехали 5 суток. У меня в вагоне было более 100 человек. Спали по очереди. Я вообще не спал. Тем не менее, из моего вагона 2 человека отстали от поезда, за что я получил по самые никуда и потом через несколько дней отдельно лично встречал их в Мурманске. Спасибо им за то, что не дезертировали, а пришли в местный военкомат и признались, что отстали от эшелона.

В доке

«Карпаты» в доке

В конце ноября встали в плавдок в поселке Росляково. Внеплановый доковый ремонт уже был сигналом, что вопрос с нашей командировкой в Севастополь решен окончательно.

Это был старый немецкий док, вернее его половинка. Другая половинка тоже была где-то на Севере. Когда-то он составлял огромное целое и немцы в нем доковали линкор «Тирпиц». В док нас заводили последними, впереди уже стояла всякая шушара и мелкота. Док поражал своими размерами и «Карпаты» казались маленькой скорлупкой в объятиях этого железного черного монстра.

Как только док всплыл, вся команда, включая старпома, распределенная по сменам, приступила к зачистке корпуса. Так продолжалось несколько дней. Кто пережил доковые работы, тот знает, что в этот период не функционирует фановая система, вода в большом дефиците и помыться негде. Отхожее место представляло из себя большой железный ящик с десятком прорезанных круглых отверстий в нижней его части, приваренный снаружи к башне дока. Всегда надо было быть начеку, чтобы по случайности не шагнуть в них, тогда хана, никто даже не услышит. Кроме того, в каютах страшный холод и электрические грелки не спасают положение. Затем последовали покрасочные работы с неповторимым ароматом запахов свежей краски в несколько слоев. Наконец доковый ремонт закончился, и мы перешли в Росту.

В заводе

Приближался Новый 1975 год. Корабль стоял уже у достроечной стенки судоремонтного завода в Росте. Даже не надо было бросать жребий, кому заступать дежурным по кораблю в новогоднюю ночь. Это должен быть холостой офицер, которым я и оказался. Старшим на корабле оставался новый старпом Зеленин Николай Александрович. Главная задача не допустить смертных случаев и грубых проступков была выполнена.

На следующий день вечером 1 января 1975 г. на заводе горит мебельный цех. Мы стоим, как раз напротив этого цеха метрах в двухстах и прекрасно видим начало пожара из офицерской кают-компании. Объявляется боевая тревога, все бегут спасать цех. Но кроме огнетушителей ничего взять с собой нельзя, так как насосы и стрелы разобраны, шланги из трюма нечем поднять. Пожарные машины из-за сильного мороза приехали без воды. А заправиться они не смогли, так как был отлив, а у них короткие шланги. Цех сгорел полностью за полчаса. Жар от огня был такой, что подойти ближе 25 метров было нельзя. Из кирпичной пристройки удалось спасти только профсоюзные документы и переходящее красное знамя. Для нас от этого происшествия была и польза. Удалось списать все, что раньше долго не могли списать по различным причинам, особенно переносное АСИ. Боцман умудрился списать даже какие-то свои веревки.

Ремонт шел полным ходом. Через правый борт, сделав вырез, выгрузили вспомогательный дизель-генератор. У выреза установили специальную вахту, так как до воды было всего полметра. Все работы записываются в специальный журнал. Но, как ни странно, мы не тонем, устанавливаем на место дизель, завариваем вырез, и командир успокаивается и сходит на берег. Рядом с нами стоит СС «Алтай». Чтобы задержать выход из завода два морячка с «Алтая», познакомившиеся с местными девчатами, выливают бутылку кислоты в главный электродвигатель. Цель достигнута, но особый отдел быстро находит вредителей, и ухажеры получают приличный срок.

В феврале меня направляют в командировку в Питер в конструкторское бюро, которое проектировало «Карпаты», для поиска чертежей носового подруливающего устройства, из-за отсутствия которых завод не брался за его ремонт. Правда и после того, как я их привез, этого так и не сделали. Где-то в марте возвратились в Североморск, но поставили нас не к первому причалу как обычно, а к причалу, расположенному рядом со штабом Северного флота.

Здание штаба Северного флота в Североморске

Перед выходом

Началась подготовка к переходу в Севастополь. К этому времени нам уже официально об этом объявили. Конечно, те офицеры и мичманы, которые имели нормальное жилье и полную «полярку» (а это +244 рубля к денежному содержанию), встретили это известие весьма настороженно. Понятно, что терять их никто не хотел. У обустроенных членов экипажа были попытки остаться на Севере под различными предлогами, но не всем это удалось. После Тюшева, который ушел командиром на СС «Трефолев», старпомом к нам назначили Зеленина Николая Александровича, которого на переход заменили капитаном 3 ранга Вардаковым Иваном Карповичем, освобожденным от должности командира СС «Алтай». Не участвовал в переходе Цыканов и внезапно заболевший Андропов, который нагнал нас уже в Севастополе.

Почти каждый день подъезжали грузовые машины, и мы все загружали и загружали грузы в корабль, как в бездонную бочку. Самым большим и габаритным грузом была запасная вьюшка с тросом для главного судоподъемного устройства (ГСПУ) массой около 13 т. Но старшина команды такелажников мичман Побегайло Юрий Григорьевич очень аккуратно опустил ее в трюм, где она так и пролежала без использования, улучшая остойчивость судна. Загрузили несколько сот литров спирта, грейфер, штук 100 баллонов, штурманские карты, провизию и всякие другие запасы.

Были и «веселые» происшествия. Как-то ночью сыграли тревогу «Человек за бортом». Оказалось, что шифровальщик и мой такелажник, по фамилии Хоменко, где-то по случаю приняли на грудь и поспорили, кто первый доплывет до швартовной бочки. Дистанция метров 100-150. А был май месяц, вода градусов +8, не больше. Хоменко доплыл и орет оттуда, мамой просит, чтобы его сняли. Вахта, конечно, спит. Прибегает стройбатовец, а они напротив нас днем и ночью сваи били для установки основания музея-памятника подводной лодке К-21. Разбудил вахту, вахта – старпома, старпом объявил тревогу. Командира, к счастью, на борту не было. Два катера правого борта спасательный и водолазный еще в ремонте с разобранными валопроводами. Стоим левым бортом к причалу, буксирный катер и шлюпку не спустить. Пришлось всех поднимать, запускать дизель, так как было подключено береговое питание, оттягиваться от причала, тихо спускать шлюпку. Сняли Хоменко, он уже протрезвел и спрашивает, а где мол его друг, шифровальщик, чтобы ему победу свою предъявить. Начали искать шифровальщика. Обошли на шлюпке вокруг корабля и нашли под свесом кормы с правого борта. Парень почувствовал, что не доплывет и вернулся назад, а подняться по тросу сил уже не хватило. Накрутил трос на руку, так и висел, пока не сняли. Все обошлось, даже никто не простудился. Шифровальщика отправили на пару месяцев ко мне в такелажную команду на перевоспитание, а Хоменко был вечным дневальным, опускать ниже уже было некуда. Я получил выговор. Дежурным по кораблю в тот день стоял доктор Афанасьев, но может быть я и ошибаюсь. Давно дело было.

Врач-физиолог Афанасьев Александр Федорович

В июне 1975 года, закончив все подготовительные работы, прошли медицинскую диспансеризацию. При этом произошел забавный случай. Осмотр стоматолога проводился в офицерской кают-компании и по его окончании врач, молодая женщина-стоматолог, была приглашена к столу. После обеда кто-то из офицеров вызвался проводить докторшу, но буквально на несколько секунд задержался, и она первая шагнула за дверь. Этого хватило на то, чтобы из офицерского коридора раздался внезапный душераздирающий женский крик. Все кинулись в коридор. Буквально в нескольких метрах, напротив каюты Владимира Михайловича Донца на трубопроводе, поджав ноги, висела орущая докторша, а под ней сидела крыса и, подняв морду, смотрела на нее. Так как все выскочили из-за стола мгновенно, у каждого в руках что-то было. У кого вилка, у кого ложка, а у кого – кусок хлеба. Все это полетело в крысу. Она юркнула по трапу через люк на нижнюю палубу. Докторшу с большим трудом удалось оторвать от трубы. Потом ее еще час отпаивали чаем с коньяком в каюте у доктора. Может быть, что-нибудь и приврал. Когда она пришла в себя, пришлось проводить целую операцию по ее эвакуации. Впереди шел моряк с задачей не допустить вдруг появление другой крысы на верхней палубе, так как докторша могла от испуга броситься за борт. Ее сопровождали под руки два офицера. Кроме этого, была поймана машина и с сопровождающим докторша была направлена домой.

Переход

Из Североморска ушли обновленным офицерским коллективом. Маршрут перехода был простой: Баренцево море, Фареро-Исландский рубеж, Северная Атлантика, Бискайский залив, Гибралтар, Средиземное море, проливная зона, Босфор и Черное море.

Переход занял чуть более трех недель. Шли средней скоростью 14 узлов. Первые три дня основная масса команды привыкала к качке. Страдающих морской болезнью оказалось крайне мало.

Занимаясь парусным спортом, я был хорошо подготовлен к резкой качке, а вот плавная качка создавала мне некоторые проблемы. Но через пару-тройку дней все пришло в норму, о чем свидетельствовал и хороший аппетит. Все офицеры даже доктора, кроме механических офицеров, стояли вахтенными офицерами. Получалась нормальная трехсменка. Чаще всего мне приходилось нести вахту с Вардаковым. Наверно, благодаря этому у нас с ним сложились доверительные отношения. Кроме этого, я хорошо знал морзянку, флажный семафор, английский язык и МППСС. В высшем инженерном училище этим дисциплинам уделялось недостаточно внимания, но я окончил еще Нахимовское училище, где этому учили очень хорошо. Когда мне удавалось разобрать сигнал раньше вахтенного сигнальщика, а если он еще был и на английском языке, Вардаков был доволен и старался ставить меня вместе с собой.

Вахтенный офицер лейтенант Кучер В.А. на верхнем мостике

Все время нас сопровождал натовский корабль, а ночью совершался облет авиацией. Проход проливных зон строго оговаривался специальными инструкциями, которые требовали постоянного контроля за личным составом. Делалось это так. Всех свободных от вахт собирали в столовой команды. На вахте по возможности оставались офицеры, мичманы или старшины. Вот в такой ситуации перед Гибралтаром пропал мой Хоменко. Обыскались везде. Нигде нет. Нашли спящим под чехлами РК-680 в корме. Он еще не раз приносил мне всяческие беспокойства, но все мои потуги перевести его еще куда-нибудь, так и не состоялись до конца моей службы на «Карпатах». Переводить было просто некуда.

Как-то перед проливной зоной: в Эгейском или Мраморном море на моей вахте с Якушевым к нам стал приближаться советский танкер «Жданов». Причем, имея небольшое преимущество в скорости, стал подставлять нам совершенно специально свою корму. Все попытки Якушева уйти от опасного маневрирования не приводили к положительному результату. Между нами и танкером было не более одного кабельтова. Они просто издевались над нами. Командир был вне себя. Так продолжалось не менее часа. Если бы у них остановилась машина, мы бы не успели отвернуть, и столкновение было бы неизбежным. Причем, когда мы изменяли курс, они делали тоже самое. Потом они увеличили скорость, и ушли вправо. Якушев, чтобы разрядить обстановку за 20 минут до окончания вахты снял меня, как вахтенного офицера, придравшись к тому, что я не проконтролировал какой-то записи в вахтенный журнал из его перебранки с капитаном танкера.

Момент сближения с танкером «Жданов» в Средиземном море

Проход через Босфор

Проход Босфора в Чёрное море

Корабельная жизнь так наладилась, что как-то незаметно мы прошли Босфор и вошли в Черное море. Через сутки нас уже встречали в Севастополе. Поставили к Минной стенке и чествовали, как дорогих гостей, пока наши моряки не стали ходить в самоволку при помощи водолазных беседок, а в довершении всего мы еще и разрушили Минную стенку, при швартовке кормой.

Будучи командиром ютовой группы, при швартовке я наблюдал эту операцию своими глазами. Надо сказать, что в Североморске корабли швартовались лагом, так как там места было много. Для швартовки кормой нужна была особая сноровка и практика, которой у нас, конечно, не было. Другое дело Южная бухта Севастополя, Минная стенка. Севастопольцы специально приходили туда, чтобы посмотреть, как швартуются военные корабли. Место достаточно узкое и надо иметь хороший навык, чтобы искусно выполнить такой маневр. Корабль подходит в заведомо определенную точку, бросает якорь, разворачивается машинами к пирсу, и травя якорь-цепь устремляется кормой к причальной стенке. За 10-15 метров до нее дается полный ход вперед, так что море выплескивается на причал, гасится инерция, боцман задерживает якорь-цепь и корабль плавно подходит к стенке. Остается только передать на нее бросательные концы, вытащить на причал швартовные тросы и закрепить их на палах. Последняя операция – это обтяжка швартовых и якорь цепи. Устанавливается сходня и отбой швартовки. От мест отойти, привести в исходное. Дело сделано. Но изюминка в этой операции при всей натренированности команды и опытности командира принадлежит боцману. От него зависит, когда задержать травление якорь-цепи. Если это вовремя не сделать, корабль по инерции может ткнуться кормой в причальную стенку и тогда дело швах. Хоть командир и подает команду боцману: «Задержать якорь-цепь!», опытный боцман всегда имеет свои ориентиры, у него вся якорная цепь промаркирована, и он сам не дожидаясь команды делает это. Конечно, у нас такого навыка не было, не знал командир и о течениях в том месте, и боцман оплашал. Короче, въехали мы в эту стенку со всей дури, так что асфальт вздыбился как вулкан. Помню последний доклад мичмана Побегайло на мостик: «Товарищ командир, море кончилось!»

Начало работ

Для выполнения судоподъемных работ нам пришлось снять штатное рейдовое оборудование и оставить его на брандвахте при входе в Севастопольскую бухту, где оно и пролежало до возвращения на СФ. Уже в августе командование бригады выпроводило нас в полигон над «Отважным» и успокоилось, но ненадолго. Оказалось, что четырех бочек как для 527 для «Карпат» недостаточно и бригаде пришлось ставить еще две. Первая попытка установки на рейдовое оборудование оказалось неудачной. Из-за сильного ветра и большого волнения нам так и не удалось встать на бочки, тросы рвались как нитки. Тогда мы с Побегайло предложили установить капроновые вставки. Донец сначала отнесся к этой идее с сомнением, но потом поддержал. За одну ночь такелажники изготовили шесть 25 м капроновых вставок из троса окружностью 150 мм, и больше у нас не было проблем. Эти вставки оказались отличными амортизаторами на волнении и швартовные тросы больше не рвались.

Мичман Побегайло Юрий Григорьевич старшина команды такелажников (слева)

Начались водолазные спуски и подъем выступающих частей БПК «Отважный».

Все было нормально, пока мой Хоменко не подружился с боцманами, и они в форпике не начали настаивать брагу по специальному рецепту. Скоро все это стало достоянием гласности, и старпом брагу конфисковал. Но Хоменко с корешами все-таки успели принять соответствующее количество напитка и, вооружившись вилками и столовыми ножами, начали гонять двух мичманов: одного Шевченко, другого не помню, по круговому коридору вокруг носового и среднего ГСПУ. Причем Шевченко был дежурным по низам. Когда об этом сообщили на мостик, Вардаков послал меня как вахтенного офицера вместе с Кирпичевым в качестве усиления восстановить статус-кво. Увидев нас, Хоменко с приятелем пытались задраиться в правом ГСПУ, но дверь полностью на задрайки поставить не успели и образовалась щель, в которую Кирпичев, недолго думая, бросил штоковый ключ для открывания палубной втулки, который взял здесь же со штатного места в коридоре старшинских кают. Бросок оказался настолько удачным, что попал в руку Хоменко. Тот взвизгнул от боли и тут же сдался на милость победителям. На подхвате уже были готовы Шевченко и другой мичман, недавно убегавшие от возмутителей спокойствия. Нарушители были тут же связаны капроновым тросом чуть меньше в окружности, чем 150 мм. Меньше видно не нашли и отправлены в старшинскую душевую для протрезвления, благо она была совсем рядом, напротив каюты финансиста. Хоменко сделал вид, что потерял сознание, и добрый Айболит Афанасьев разместил его в лазарете. На утро Хоменко сказал, что он поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся и ничего не помнит. Я получил очередной выговор. В это время я невольно вспомнил того матроса, которого ночью в Средиземном море вынесли за леера и подержали полминуты над морем пока он не освободился от лишнего, а я пожалел, что это был не мой Хоменко. Как ни странно, но об этом случае стало известно береговому особисту, который потом приходил на корабль и вел расспросы.

«Лейтенант Кучер просил передать, что его нет!»

Но дружба с Хоменко скоро продолжилась. Несколько дней спустя я проспал приборку и проснулся от стука в дверь каюты. Вскочив с койки и открыв дверь, я увидел рассыльного, это был Хоменко. «Товарищ лейтенант, Вас вызывает старпом на мостик», – сказал он. «Скажи ему, что меня нет», – ответил я. Быстро оделся и выбежал на палубу изображать бурную деятельность по контролю приборки на верхней палубе. Что же доложил рассыльный, прибыв на мостик, где уже были собраны все офицеры, свободные от вахты? Ответ был следующий: «Лейтенант Кучер просил передать, что его нет!» – «Вот поэтому у нас и нет дисциплины на корабле, если лейтенант не является по приказанию старшего начальника», – произнес Вардаков. И тут же объявил доктору выговор за то, что на корабле много крыс. Этот случай так и сошел мне с рук, так как наказуемый уже был определен. Через полчаса в кают-компании старпом не проронил ни слова, только доктор что-то тихо бубнил себе под нос, часто произнося мою фамилию. Пару дней мы не разговаривали.

Но доктор решил взять свое и интенсивно принялся травить эту живность. Одна из них, умирая, очевидно, перепутала каюту старпома и зашла в каюту командира, где и скончалась. Аромат был такой, что жить в каюте было невозможно. Были приняты все меры, вплоть до снятия обшивки каюты, но тварь так и не была найдена. Недели через три она превратилась в мумию, и хозяин каюты наконец возвратился на свое законное место. Доктору же было строго настрого приказано все свои эксперименты впредь проводить ниже верхней палубы и химические средства хранить там же.

Далее

Примечание:

Фотографии в тексте можно увеличить, для этого надо навести на фотографию курсор и щёлкнуть левой кнопкой мыши.