Уже после перевода в Первый ЦНИИ ВМФ у меня было две запомнившиеся командировки в Севастополь по службе.

Первая летом 1977 года. Мой корабль еще работал на судоподъеме БПК «Отважный». Командировка была в Балаклаву. Там размещался филиал нашего института, Экспериментальная научно-исследовательская база (ЭНИБ).

Задача была простая – принять участие в морских модельных испытаниях макетного образца системы управления движением «Альмандин» сверхмалой подводной лодки «Пиранья», установленного на малоразмерную морскую модель подводной лодки, в условиях морского волнения 2-3 балла.

Несколько дней ждали у моря погоды. Наконец, погода состоялась. Вышли в море на рейдовом катере. Другой катер на буксире лагом вывел в полигон модель.

Ввели программу, дали старт, модель начала движение. Она должна была имитировать движение сверхмалой подводной лодки вблизи свободной поверхности (на перископной глубине) при волнении моря.

Всегда считалось, что самым трудным режимом является удержание подводной лодки на перископной глубине. При волнении моря этот режим еще более усложнялся, так как возникающие силы на корпусе лодки так и старались вытолкнуть ее на поверхность. Поэтому с боцмана может сойти семь потов при управлении в таком режиме. Но это на большой лодке, которая существенно отличается по своим динамическим и инерционным характеристикам от сверхмалой.

Здесь уже искусство рулевого может и не спасти положение. Поэтому было принято решение автоматизировать этот процесс.

Катер, на котором находились испытатели, двигался рядом параллельным курсом с моделью. Прозрачность воды позволяла видеть движение модели невооруженным глазом. Приборы, установленные в модели, фиксировали все необходимые характеристики ее движения. Я впервые видел, как работают горизонтальные рули управления. Они, как говорится, просто «хлопали».

Конечно, никакой рулевой никогда бы не справился с этой задачей. Мерный футшток, установленный на корпусе модели, показывал, что перемещение модели по вертикали не выходило за допустимые пределы. Короче вся испытательная партия была удовлетворена результатами испытаний. Больше всех, конечно, радовался исполнитель.

При разборе полетов у начальника базы, а это был вице-адмирал, отправленный командовать этой базой за что-то, чтобы дослужить до пенсии. Черт меня дернул, задать вопрос, когда руководитель совещания разрешил это сделать. Таким образом, я привлек внимание вице-адмирала к себе, потому что ниже капитана 2 ранга на совещании никого не было, кроме меня, старшего лейтенанта. Я встал, представился, повторил свой вопрос, который явно не соответствовал моему воинскому званию, но соответствовал моим полномочиям. Адмирал покраснел и выразил крайнее недовольство, мол не мое это дело. Но сидящий с ним офицер еще раз объяснил, что я представитель, так сказать, головной организации, и без моей подписи акт приемки работ будет недействительным. Ответа в тот день я так и не получил.

В командировку меня отправлял и инструктировал мой адмирал, Будаев Михаил Михайлович, заместитель начальника института, поэтому, воспользовавшись телефоном закрытой связи я напрямую доложил ему о положительных результатах испытаний и о негативном отношении ко мне со стороны руководства базы. Получив подтверждение в правильности моих действий и дальнейшие инструкции, я продолжил выполнять свои обязанности в составе комиссии.

На следующий день начальник базы вел себя уже иначе. Перед принятием решения спрашивал: «А, что по этому поводу думает Первый институт?»

Закончив все свои дела и подписав акт приемки выполненных работ, я выдвинулся в Севастополь. Еще оставалось время повидаться с корабельными товарищами. Они стояли в полигоне над «Отважным». По опыту зная, как туда можно добраться, я направился в бригаду АСС, в Стрелецкую бухту, откуда могла быть оказия на «Карпаты». И я не ошибся. Ходу до полигона было часа два. К сожалению, оказия разгрузилась за час и мне пришлось покинуть корабль. Повидать удалось всех, кто был на борту. Вечером я уже должен был улетать в Питер.

В другой раз командировка случилась уже через десять лет, когда мне пришлось выполнять обязанности главного наблюдающего в составе комиссии госприемки на испытаниях подводной лодки-лаборатории проекта 1710, тоже в Балаклаве. Там же располагался очень секретный объект номер 825 – подземная база-судоремонтный завод подводных лодок.

Подводная лодка-лаборатория проекта 1710 выходит из Балаклавы на испытания.

Очень нам хотелось попасть туда на «экскурсию», но даже нашего допуска практически ко «всему» оказалось недостаточно, чтобы осуществить задуманное. Не помог и наш адмирал, председатель госкомиссии, Владимир Михайлович Гавренков. Не положено. Оказывается, в то время этим подземным заводом руководил мой однокашник по Нахимовскому училищу и Дзержинке Александр Игоревич Котельников, о котором я писал раньше. К сожалению, я узнал об этом значительно позднее. Думаю, он бы нам смог помочь. Сейчас там организован музей, который может посетить любой.

Но вернемся к сути вопроса. При испытаниях на мерной линии произошел курьезный случай. Погрузились, начали движение под водой, включили систему подачи полимеров на корпус, дали полный ход. И вдруг над головами раздался сильный треск. Удара никто не почувствовал.

Всплыли, поднялись на мостик. Оказалось, что разбился ветровой стеклянный щит. Он по каким-то причинам не опустился в нишу и был раздавлен набегающим потоком воды на полной скорости хода, хотя механизм опускания был включен. Неисправность была устранена. Однако, уже в базе пришлось менять остекление щита.

В этот раз мне удалось навестить бывшего старпома «Карпат», Вардакова Ивана Карповича, того самого, кто исполнял главную роль в опере «Иван Грозный», когда я уходил с корабля. После выполнения работ на «Отважном», он уволился с военной службы и проживал с семьей в Ялте. У него все было хорошо. Жена, сын, солнечная Ялта. Мы встретились, вспомнили былые времена, друзей. Распрощались и больше не встречались. Потом, через какое-то время я узнал, что Иван Карпович ушел из жизни. Он был старше меня на двадцать лет.

Лодку мы приняли перед самым новым 1988 годом и благополучно вернулись в Питер. К сожалению, ее судьба оказалась не из лучших. Эксплуатировалась очень недолго, долго стояла в ремонте. В период больших перемен на нее тоже не нашлось ресурсов, и она была утилизирована.