Этот рассказ должен быть первым, а он оказался пятидесятым, можно сказать, юбилейным. Многое пришлось вспоминать. А для этого потребовалось время. Буду очень краток.

Часть первая. Знакомство

Впервые нахимовцев я увидел в октябре 1955 года, когда мне ещё не было и пяти лет. Отец в то время учился на высших академических офицерских курсах при Военно-Морской Академии. Наша семья приехала с Дальнего Востока в Ленинград и проживала у знакомых на Васильевском острове. Был выходной день. Я с родителями и старшим братом шёл по Невскому проспекту в сторону Адмиралтейства у Аничкова моста, где в советское время располагался Куйбышевский райисполком. Позже, проходя мимо этого места, и вспоминая этот случай, я видел, что на стене этого здания висела мемориальная доска, удостоверяющая пребывание в этом доме великого русского писателя Белинского Виссариона Григорьевича признанного литературного критика в эпоху соцреализма. Конечно, я об этом думать не мог, а может, и доски этой тогда не было.

Так вот, два пацана, одетые в длинные до пят чёрные морские шинели с непонятными погонами, блестящими пуговицами, подпоясанные черным кожаным ремнем со сверкающей бляхой в черных бескозырках и ленточками с якорями лихо отдали воинскую честь капитану первого ранга и побежали вперёд. Меня они поразили настолько, что я спросил у отца, кто это? Он ответил, что это воспитанники Нахимовского училища, в основном дети погибших на войне родителей. Есть такое училище возле крейсера «Аврора», называется Нахимовское. Ну, да ладно, Нахимовское так Нахимовское. Пацаны мне понравились, запала в душу их форма и залихватскость, но потом всё забылось из-за обилия впечатлений большого красивого города.

Учёба отца на курсах была непродолжительной, полгода, после чего семья отправилась к новому месту службы на Чёрное море, в город Туапсе. Потом была Феодосия, Балтийск, Калининград, снова Ленинград и Североморск. Я к тому времени едва успевал менять школы. И тут отец говорит: «Хватит, пойдёшь в Нахимовское, пока совсем не скатился». Возражать было бесполезно. Особого желания учиться там не было, и так житуха была нормальная, а тут ещё какое-то училище? Никто моего мнения, конечно, не спрашивал, я – сын военного, с малых лет приучен исполнять приказы. Посадили в поезд, а мне ещё и одиннадцати не было, и отправили в Ленинград к отцовскому другу дяде Мише, тоже подводнику, но уже отставному. Проживал он в коммуналке с семьёй: жена, две дочери и очень пожилая тёща. В одной огромной комнате все мирно жили за своими загородками. Мне тоже выделили угол и раскладушку. Квартира находилась на Литейном проспекте, напротив Большого дома. Вот оттуда июльским утром я самостоятельно стартовал в Нахимовское.

Часть вторая. Поступление

Нашёл. Прибыл. Старинное, красивое здание мне сразу очень понравилось. Несмотря на то, что оно рядом с памятной каждому мальчишке «Авророй», никогда его раньше не замечал. Сдал документы, получил расписание экзаменов и убыл до следующего дня. Ребят было много. Набирали роту по 35 человек в класс, всего три класса. На место претендовало человек семь. У кого было жильё, отпускали домой, а иногородних размещали в коридоре и спортзале учебного корпуса, потому как спальный корпус был на ремонте. Ленинградцев было большинство. Немало было и москвичей, они уже тогда держались отдельной стайкой. Я не был отличником, но учился хорошо, без троек, поэтому не переживал и даже как-то не сильно готовился. Русский письменно, русский устно и математика – всего три экзамена. Не помню уже, какой был у меня общий балл, но сдал без троек.

Пришлось пройти ещё одну медкомиссию, для чего нас на неделю поместили в Военно-Морской госпиталь, что на углу Фонтанки и проспекта Газа (ныне Старо-Петергофский). Дети есть дети. Везде бегали, лазали, хулиганили. Во дворе впервые увидели облучённых подводников и как-то притихли сразу. Ничего особенного их не выдавало, кроме того, что молодые ребята передвигались, как старики и были коротко подстрижены. Сидели на лавочках, а мы даже боялись к ним подойти. Их лечебный корпус размещался в отдельных маленьких одноэтажных домиках.

И вот вступительная эпопея закончилась. Объявили списки. Я оказался зачислен, но особой радости не испытал. Вроде, так и должно было быть, лишь подумалось, что в случае не поступления меня ждала серьёзная разборка с отцом. Помню этот день, 20 августа 1962 года, нас всех переодели в синюю рабочую форму, выдали бушлаты, береты и звёздочки к ним. Погоны не выдали. Построили в коридоре второго этажа учебного корпуса и объявили, что мы теперь нахимовцы. В этот же день мы уехали в лагерь на Нахимовское озеро. Сначала на электричке до станции Каннельярви, а потом, ещё необученным строем, пешком, шаляй-валяй до лагеря.

Часть третья. Первый лагерь

Прибыли. Покормили. Палатки уже были поставлены заранее. Печек не было. Конец лета был теплым. Разместились. Двухъярусные койки, тумбочки. Кроме бушлатов, вещмешков, туалетных принадлежностей, смены белья, ручек, блокнотов и ещё какой-то мелочи типа конфет, пряников и печенья больше ничего.

Начались занятия. В основном строевая подготовка и спортивные тренировки по бегу, отжиманию и подтягиванию. Играли в футбол, было организованное купание. Но главное – строевая подготовка: становись, равняйсь, смирно, разойдись! И снова становись, равняйсь, смирно.

– Нахимовец Пупкин, выйти из строя на два шага! Нахимовец Пупкин, ко мне!
– Товарищ капитан-лейтенант, нахимовец Пупкин по вашему приказанию прибыл.
– Нахимовец Пупкин, встать в строй!
– Есть, встать в строй!

И так целый день, с перерывом на обед и ужин. Десятки, а то может, сотни раз, до автоматизма. Наши воспитатели ещё соревновались, кто из нас лучше пройдет торжественным маршем в шеренге по три человека. Это было уже подобие настоящего воинского коллектива, который печатал шаг, и каждый старался поднять ногу выше своего товарища. Даже не помню, чтобы у нас оставалось какое-то свободное время.

Это потом, через год в летнем лагере у нас были шлюпки, гонки под парусом и на веслах, шлюпочные походы с ночевками в лесу. Из первого лагеря через десять дней мы возвратились в город.

Там нас так натренировали, что, когда по возвращению мы строем подходили к училищу, печатая шаг, прохожие на набережной у «Авроры» останавливались и аплодировали. Мы были этим очень горды. Многие начали осознавать, что кто-то победил в себе нытика и маменькина сыночка, кто-то – необузданного хулигана, но главное поняли, что теперь друг без друга не сможем, ещё не зная, что до финиша дойдёт менее половины и кто именно? Так зарождалась нахимовская дружба на всю жизнь.

Часть четвёртая. Начало обучения

Естественный отбор продолжался. Прибыли в спальный корпус. Это четырёхэтажное здание со своей кочегаркой. Каждый этаж делился на две изолированные роты. Разместились по кубрикам. В роте больше ста человек. Два кубрика: один большой, второй раза в три меньше. Уже привычные койки в два яруса. Длинный коридор для построений всей роты. В нём рундуки (шкафчики для хранения одежды) на двух-трёх человек, умывальник, туалет, сушилка. Вещевая комната, где размещался старшина роты и хранилось вещевое имущество роты.

За семь лет обучения мы поменяли все этажи и прожили во всех помещениях, сменяя их ежегодно в соответствии с нумерацией класса: от 71-го (при поступлении) до 11-го (при выпуске).

Началась учёба. Подъём в 7.00, зарядка, пробежка по маршруту: ещё тогда по булыжной Пеньковой, затем набережная, вокруг ДОСа (дома офицерского состава) и в спальный корпус. Умылся, заправил койку, оделся, привёл себя в порядок и на завтрак. Далее четыре урока, обед, ещё два урока, а когда старшими стали, то и четыре. Потом личное время 1.5 часа, ужин и четыре часа самоподготовки. Вечерний чай, прогулка и в 22.00 отбой. И так все семь лет.

Часть пятая. Офицер-воспитатель

Воспитатели – это те люди, офицеры, которые ближе всех находились к нам всё время обучения, потому что в этом возрасте каждому пацану необходим постоянный контроль и личный пример, чтобы воспитанники понимали, как надо себя вести и что они всегда находятся под наблюдением старших. Все семь лет у нас офицером-воспитателем был капитан-лейтенант Федоренко Сергей Фёдорович, вскорости ставший капитаном 3-го ранга. Он был из матросов, остался сверхсрочником на крейсере «Аврора», дослужился до старшины роты, был знаменосцем, окончил офицерские курсы и стал офицером-воспитателем. Нас принял в 1962 году, после выпуска старшего курса, и довёл до выпуска в 1969 году. Имел прозвище (позывной) Мать, Мама, Федора. В отношении к нам был он очень заботлив и предупредителен. Ко всем старался относиться одинаково, лишь к ребятам, потерявшим родителей, был особенно чуток.

Среди них Коля Чернов, отец летчик-испытатель, погиб. Саша Буромский, отец офицер-гидрограф, погиб в Антарктике. Там теперь есть остров Буромского. Ещё такие были, но надо вспомнить.

К мальчишкам из благополучных и высокопоставленных семей требования воспитателя были более жёсткими, но всегда справедливыми. Были у него и помощники, но быстро менялись и как-то в памяти не остались. Помню только одного и только потому, что мы как-то очень жестоко отомстили ему уже не вспомнить, за что. Носил он калоши, которые при входе в помещение всегда снимал и оставлял в одном месте. Эта «буржуазная» привычка породила мысль прибить их гвоздями к полу, что и было сделано. Человек чуть не упал, а был уже в возрасте, но кто тогда об этом думал?

А пока подытожу. Вот такую школу жизни довелось пройти мальчишкам 60-х годов прошлого века, попавшим в страну Питонию, чтобы навсегда стать братьями питонами. Еще было и другое название: Бурса. Многие из нас считают эту школу главной в жизни, потому что именно здесь формировались наши характеры, прививалась любовь к морю и службе, ответственность за слово, дело и друг за друга, выручка и дружба.

Часть шестая. Командир роты

Когда нас набрали в младшую роту, то оказалось, что численность превышает штат на 10%. Это делалось специально, потому что сразу пошли отчисления. Были такие, которые не выдерживали и тут же уходили. Была такая еще причина, как энурез. Тогда это не лечили. Определялась она очень просто, по простыням.

Было и воровство. Воровали сладости из посылок. Кто был в этом замечен, с ними расправлялись очень жестко. Нет, никого не били. Ночью койку такого пацана выносили в клозет. Не помню, чтобы кто-то выдерживал такое испытание, уходил. Помню, мне в рундук тоже подбросили пару шоколадок и конфеты. Хорошо, что были свидетели, которые подтвердили подставу, а то было бы и АГА!

Командиром нашей роты был капитан 2 ранга Туркин Владимир Иванович и, хотя он у нас пробыл недолго, мы к нему очень хорошо относились и сначала очень пожалели, когда он перешел на должность начальника строевого отдела и кадров. Так тогда называлась его должность.

Какое-то время его замещал капитан-лейтенант Тихонов, офицер-воспитатель второго взвода. А через год к нам был назначен новый командир роты, который в 1963 году выпустил свой класс, и принял нашу роту. Это был капитан 3 ранга Ефремов Аркадий Александрович, который вскорости получил очередное звание капитана 2 ранга. Выпускник ВВМУ имени Фрунзе, успевший послужить командиром башни главного калибра на линкоре. О нем я подробно рассказал отдельно, поэтому здесь только главное. На всех парадах он был неизменным командиром первого парадного батальона. Строгий, подающий пример для подражания, справедливый и бравый офицер. Он нас довел до выпуска, и мы с ним навсегда остались друзьями.

Часть седьмая. Преподаватели

Русский язык и литература. Грищенко Майя Григорьевна. Дочь второго начальника Нахимовского училища Грищенко Григория Евтеевича. Молодая симпатичная женщина, никогда не напоминала нам, что она дочь адмирала. Строгая, справедливая, очень хорошо знала свой предмет, не имела любимчиков, гоняла нас только так, что перья летели. Мы ее боялись и уважали.

Математика. Шлепакова Татьяна Александровна. Строгая, отзывчивая, объясняя что-то на уроках всегда улыбалась, показывая, что ее предмет хоть и трудный, но учиться надо и, если это делать с улыбкой, то получается легче и лучше запоминается.

История. Тамара Павловна Булгакова. Очень приятная, энергичная, мобильная женщина. С таким упоением читала свой курс истории, что мы слушали ее с большим внимаем. Писали конспекты, потому что многого, что она рассказывала нам, просто не было в учебниках. По ее конспектам экзамен сдавали без вопросов.

География. Федорова.

Химия. Рахманкулов, Смирнов.

Физика, Широков.

И английский. Неграш Лидия Александровна. Это такой предмет, который был превалирующий в нашем обучении. Он был каждый день и мог даже быть дважды, а то и трижды в день. Забегая вперед, мы изучали экономику потенциального противника, военную географию, как правильно допросить пленного и быть военным переводчиком, когда вокруг может не оказаться таковых. Как утверждают знающие педагоги, чем раньше начнешь, тем дольше запомнится. В нашем классе английский с пятого до одиннадцатого класса преподавала Лидия Александровна Неграш, вот такая у нее была фамилия. Муж у нее был морской офицер. Про себя она никогда ничего не рассказывала. Такая пухленькая, симпатичная, молодая женщина. Предмет знала, произношение не вызывало сомнение и нас учила так, что англосаксы изумлялись, откуда это берется. А мы ведь экскурсии проводили и по Ленинграду, и по крейсеру «Аврора». Тогда был Советский Союз, и они нас просто боялись, но приезжали и удивлялись, что мы знали о них больше, чем их дети. В других классах были другие преподаватели английского языка, уже и не помню их фамилий. Больше, чем полвека прошло.

Нахимовского английского мне хватило и на Дзержинку, и на корабельную службу, и на академию, и на научно-исследовательский институт. Даже словарь не открывал. Но у человеческой памяти есть такое свойство – забывать. Если нет практики, то все идет прахом. Сегодня уже пользуюсь знаниями внука. Он хоть и не оканчивал Нахимовское, но английский у него пошел хорошо, даже лучше, чем у меня. Не сглазить бы!

Физкультура. Павлов, Гильчинский. Вот эти из нас вытряхивали все. Сколько потов сходило уже никто не помнит. Зато потом вспоминали с благодарностью. Утренние пробежки уже не казались такими тяжелыми и неприятными даже в дождь и снег. И после семилетнего опыта уже в высшем училище по сравнению с гражданскими «дохлятиками» переносились легко и весело. Даже при форме одежды «голый торс», это когда на тебе только брюки или трусы. Они закалили нас так, что при офицерской службе на корабле выпускники Нахимовского училища с удовольствием возглавляли пробежки личного состава во главе колонны.

Часть восьмая. Пополнение

В 1966 году, когда мы уже отучились в училище четыре года, к нам пришло пополнение. Еще с 1964 года в училище прекратили принимать с одиннадцати лет и начали принимать с пятнадцати, сразу в девятый класс. За четыре года обучения нашу роту сильно потрепало. По различным причинам отчислили более половины роты. Поэтому, когда мы перешли в девятый класс в таком пощипанном виде нам в роту добавили целый класс из вновь набранных. Кроме того, была набрана еще целая вторая рота девятиклассников, с которыми мы уже вместе выпускались в 1969 году. Ребята были разные. Если у нас все хулиганы за четыре года были отчислены или ушли сами, или были «причесаны» и не выступали, соблюдая общие правила игры, то в новой роте были свои хулиганы. Нет, мы, конечно, чувствовали свое превосходство, но каких-то серьезных противоречий между нами не было. Мы жили своей жизнью, они – своей. В учебном корпусе мы располагались на одном этаже и мирно сосуществовали. Делить нам было нечего. Подружились.

А в высшем училище, если пришлось учиться вместе – подружились еще больше. Они не хуже нас учились, не хуже служили, и все вместе мы делали главное дело нашей жизни – выполняли свою профессию «Родину защищать».

Володя Дзюба меня все время пытался подколоть, когда мы с ним о чем-то спорили, и он чувствовал, что аргументов у него не хватает, то говорил: «Ты настоящий питон, а я же «полуфабрикат», намекая на то, что он хуже обучен и этого знать просто не мог. Но все это шутка юмора, а мы были всегда вместе, дружили и полностью доверяли друг другу.

Короче. Обучение в Нахимовском запомнилось навсегда. Здесь не было фальши. Все было настоящее. И сегодня, когда мы встречаемся и вспоминаем наше житье-бытье в Нахимовском училище, с удовольствием вспоминаем различные случаи и происшествия из нашей совместной нахимовской жизни. С многими в постоянном контакте. Спасибо Славе Кумову, Жене Кармазину, Игорю Реуту, Саше Зайцеву, Юре Гавриленко и многим другим моим одноклассникам по Нахимовскому за поддержку и понимание. И всегда при встрече отдаем дань памяти тем нашим воспитателям и учителям, которые нас привели в большую жизнь и не жалели при этом ни себя, ни сил, ни своего здоровья. Большое им за это спасибо.

Если, кого и забыл, то это уже память такая. Не судите строго. Всех благ!