Мы макаронами питаемся,
Мы разеваем жадно рты,
С Пружанским скоро мы сравняемся –
Науку вгоним в животы.

О. Шипуля (из неизданного)

Как я вижу теперь из начавшегося ХХI века, на 50 — 60 ые годы века ХХ приходятся лучшие годы жизни нашей академии, так что с учебой нам крупно повезло. В эти годы в академии работали опытнейшие ученые и педагоги, известные далеко за пределами академии, многие из которых читали нам основные курсы. Это Батушев В.А., Белецкий А.Ф., Брунов Б.Я., Гольденберг Л.М., Длугач Г.В., Емелин Б.Ф., Зингеренко А.М., Конторович М.И., Котов П.А., Конюховский С.Н., Меерович Л.А., Машковцев Б.М., Муравьев Ю.К., Орловский Е.Л., Семенов А.М., Талдыкин А.Т., Финк Л.М., Цейтлин Л.А., Юзвинский В.И. и многие другие.

Подготовка к занятиям

Учеба в академии была трудной и тяжелой работой, требовавшей много сил и терпения. Мы получали классическое инженерное образование: в программу нашей подготовки кроме общенаучных и специальных связных дисциплин входили начертательная геометрия, теоретическая механика, сопротивление материалов, детали машин. Конечно, как и во всех вузах, в полной мере были представлены идеологические дисциплины – от истории партии (известно какой) до марксистко-ленинской философии и партийно-политической работы, которые требовалось учить не как-нибудь глубоко и въедливо, а только назубок, конспектируя в больших объемах первоисточников-классиков. Ну а поскольку мы учились в военном вузе, то ко всему этому добавлялись чисто военные дисциплины, изучение которых сопровождалось трудоемкой работой с картами (не игральными) и затруднялось необходимостью соблюдать требования секретности, нарушение которых грозило серьезными неприятностями.

Такая подготовка позволила нам после выпуска успешно трудиться не только в войсках связи, но и, после небольшой доподготовки, в новых видах войск – ракетно-космических, ядерных. Мы всегда гордились и высоко ценили полученную нами именно инженерную подготовку, поэтому при окончании академии на наших «поплавках» сделали надпись «ВКИАС», а не «ВКАС», как требовалось формально (в 1957 году произошло объединение инженерной и командной академий, и из названия объединенной академии исчезло слово «инженерная»).

Самую первую лекцию для всего курса 1 сентября 1954 года провел заместитель начальника академии по специально-технической подготовке генерал-майор Алесковский Е.Л. Одним из первых тезисов его лекции было определение цели нашей предстоящей учебы: нас, как людей военных, будут учить убивать, притом убивать не как-нибудь, а по науке! А надо сказать, что в советские времена офицер должен был служить в армии не менее 20 лет, причем уволить его раньше могли только с треском, то есть за какие-нибудь серьезные прегрешения. И поэтому это заявление многих потрясло – мы не хотели никого убивать!

Но только значительно позже я понял, что хотел нам сказать многоопытный генерал: армия предназначена для защиты своей страны в ходе вооруженной борьбы. А обстановка в послевоенное время хотя и называлась лишь «холодной войной», но она балансировала на грани «горячей», то есть настоящей войны. Такая война уже шла в то время в Корее, где фактически воевали СССР и США, впереди были война во Вьетнаме, Карибский кризис, военные столкновения с Китаем, наконец, впереди были Афганистан и Чечня. Мы, вчерашние школьники, были далеки от понимания всей серьезности нашего выбора, и генерал Алесковский хотел обозначить крутой поворот, который должен был произойти в нашем сознании в ходе учебы в военной академии.

Конечно, главную роль в этом повороте играли преподаватели академии, большинство которых были офицерами с большим не просто военным, а боевым опытом, люди, прошедшие тяжелейшую войну, «огонь, воду и медные трубы». Нам очень много дало общение с ними, которое стало более тесным на старших курсах, когда мы занимались в Военно-научном обществе, писали курсовые и дипломные проекты. Но до этого нужно было пройти испытания первых двух курсов.

Это был самый трудный период учебы – шло привыкание к новым условиям жизни, очень велик был объем учебной нагрузки. На нас навалились математика, физика, начертательная геометрия, иностранные языки и куча других, более мелких дисциплин. Лекции по математике нам читали очень опытные преподаватели: доценты Лукин В.М. и Николаев В.Ф., а практику вели въедливые ассистенты, не дававшие нам ни на минуту расслабиться, а только учить, решать, считать, и так 4 семестра!

По начертательной геометрии нам выдали специальные альбомы с индивидуальными заданиями, которые мы должны были выполнить в течение семестра – это была трудная работа, требовавшая кроме всего хорошего пространственного воображения – «крепко затылки чесали они».

Физику нам читали доценты Летуновский и Козловский И.Л., делая акцент на теорию электромагнитного поля и ядерную физику. Помню энергичную жестикуляцию Летуновского, когда он нам рассказывал о поляризации электромагнитных волн. Но самым интересным были лабораторные работы, выполняемые на разработанных кафедрой установках. В ходе этих работ мы осваивали измерительные приборы, методику обработки результатов измерений. Чтобы получить допуск к работе, необходимо было пройти коллоквиум – ответить на вопросы, связанные с теоретическим материалом данной лабораторной работы.

Среди работников кафедры физики, помогавшим нам в работе с аппаратурой, была очень интересная молодая женщина, работавшая то ли ассистентом, то ли инженером, по фамилии Таубе («крошка Таубе»). Она очень нравилась многим ребятам (в том числе и Равилю), что привносило романтический привкус в нашу работу в лаборатории.

Б.Чистовский, Ю.Фомин, В.Вениаминов

Запомнилась одна работа, на которой мы измеряли заряд электрона. В лабораторной установке имелась камера, которую нужно было заполнить табачным дымом. Заядлый курильщик в нашей бригаде Толя Елтищев с удовольствием закурил и добросовестно надымил и в камере, и в помещении. Потом мы проделали необходимые операции и измерения, результаты которых использовались в расчетных формулах. Каково же было наше удивление, когда у нас получилось почти точное значение заряда электрона! Вот это методика! Радостные  мы  поспешили обрадовать преподавателя (это был Рубцов Александр Данилович), который тут же нашел ошибку в наших расчетах и добавил, что используемый в данной работе метод дает довольно большую погрешность.

С большим интересом мы изучали устройство и работу электровакуумных приборов (ЭВП), теория которых была прекрасно изложена в учебнике крупного ученого профессора Власова В.Ф., долгое время возглавлявшего соответствующую кафедру. К сожалению, генерал Власов скончался в год нашего поступления в академию, и мы принимали участие в его похоронах. Курс ЭВП нам читали Левитин С.М., Быков И.Б., Галяс А.Д., Афанасьева А.П. (одна из немногих женщин-офицеров) и другие. Полковник Левитин сумел в конце курса познакомить нас с принципами работы и устройством полупроводниковых приборов, которые в то время только начинали новую эпоху в развитии элементной базы радиоэлектронной техники.

Как-то на лекции, в которой рассматривались процессы в электронной лампе, мы узнали, что кроме реального катода в лампе при определенных условиях появляется так называемый «виртуальный катод», представляющий собой облачко электронов, вылетевших из катода. Кому-то из нас пришла чудесная мысль – просить у начальства увольнений в город для покупки нужных для лабораторных работ виртуальных катодов! Идея сработала, но не надолго – наш обман был разоблачен.

Мы любили занятия, которые проводили не просто хорошие специалисты, но и интересные люди. Такими были полковники Лыков Л.Г., Финк Л.М., Брунов Б.Я., Белецкий А.Ф., Орловский Е.Л., Муравьев Ю.К., генерал Конюховский С.Н., Юзвинский В.И., Лапицкий Е.Г. и многие другие. Именно они давали нам возможность понять, «делать жизнь с кого», а те из нас, кому удалось писать под их руководством курсовые и дипломные работы, достигли в дальнейшем больших успехов в научно-педагогической деятельности.

К нелюбимым нами предметам относились, в первую очередь, идеологические дисциплины, которые шли с первого до последнего курса. Угнетала необходимость конспектирования многочисленных трудов первоисточников-классиков в больших объемах, невозможность высказать любое собственное суждение, хотя бы на йоту отличающееся от принятого в данное время. Скучно и нудно проходили семинары, где нужно было исправно пересказывать рекомендованную литературу. Для облегчения ситуации в нашей группе использовались два приема. Первый из них – заковыристым вопросом вынудить преподавателя рассказывать что-нибудь самому, а не спрашивать нас. Второй прием – сагитировать выступить Толю Цветкова, умевшего «из мухи сделать слона», то есть отвечать на любой вопрос семинара в течение часа и более. За такие способности Толя получил прозвище «Феня Маркс», которое говорило о знакомстве носителя не только с трудами первого марксиста, но и с городской «феней» – блатным жаргоном, на котором говорила («по фене ботала») шпана с Боровой улицы, где Толя жил до поступления в академию.

Наиболее трудно давались такие дисциплины, как ТОР (теоретические основы радиотехники), ТОЭ (то же, но электротехники), ТЭМП (теория электромагнитного поля) и некоторые другие. Спасало то, что читали эти предметы отличные педагоги, но и при этом нам приходилось много вкалывать. Приведу наши тогдашние оценки трудолюбия: самые усидчивые трудяги, сидевшие над учебниками день и ночь, работали всего лишь в «полкитайца», ибо в «полного китайца» могли трудиться лишь настоящие китайцы, которые учились тогда в академии вместе с чехами, венграми, немцами, поляками и другими офицерами из стран так называемой «народной демократии» Восточной Европы.

Время нашей учебы в академии приходилось на очень сложное и важное для страны время – время перемен, наступившее после смерти Сталина. В решениях ХХ съезда компартии в марте 1956 года были осуждены культ личности Сталина и массовые репрессии по отношению к гражданам своей страны. Из тюрем и лагерей начали возвращаться тысячи невинных людей, государство стало больше заботиться о жизни своих граждан. С середины 50-х годов началось сокращение численности армии, которая после окончания войны была чрезмерно велика.

Слева направо Ю.Фомин, А.Ефимов, В.Кольцов, В.Панков

Это сокращение коснулось и академии: с 1956 года прекратили прием гражданской молодежи, в 1957 году был расформирован курсантский курс приема 1955 года, а наш курс сокращен примерно на 20% (около 30 человек). Курсантам младшего курса предложили перевод в любое военное училище связи, а затем, уже офицерами, они могли вернуться на учебу в академию. Ребятам нашего курса предложили продолжить учебу в гражданских вузах связи Ленинграда, Одессы, Куйбышева, чем и воспользовались большинство из решивших уйти из армии.

Надо сказать, что некоторые уволились под давлением: было объявлено, что плохо сдавшие летнюю сессию будут отчислены с соответствующей записью в приказе об увольнении. Из моей группы в институт связи ушли Боря Чистовский («Боб»), Коля Козицкий, Володя Репин, которые успешно отучились и до сих пор сами преподают (Боря – в петербургском БОНЧе, Володя – в Поволжской академии телекоммуникаций и информатики).

Старшина Виктор Вениаминов

В тот год решил уйти из армии старшина нашего курса Володя Федоров, и на его должность назначили Виктора Вениаминова, который оставался нашим старшиной до конца учебы в академии. Находясь в трудном положении между молотом (начальством) и наковальней (курсантами), он умело «демпфировал» крайности и резкость начальства, ограничивая в то же время опасные выбросы в нашем поведении. Благодаря этому Виктор пользовался уважением командования и сохранил доверие и дружбу всех нас.
На первом курсе мы все занимались по программе факультета радиосвязи,  но  уже  на втором курсе   была сформирована группа, которая вошла в офицерский курс, проходивший подготовку на 2 факультете (проводной связи). Эти ребята, набранные из разных групп нашего курса, но превратившиеся из «радистов» в «проволочников», продолжали жить и делить с нами все «прелести» курсантской жизни. Здесь следует заметить, что в соответствии с учебными программами «радисты» изучали технику проводной связи, а «проволочники» – технику радиосвязи, но, естественно, в меньшем объеме, чем на профильном факультете. Это позволило тем из нас, кто попал после выпуска в войска, успешно работать с любой техникой связи.

В 1956 году в академии была создана кафедра военного телевидения, на которой изучались методы построения телевизионной и фототелеграфной (факсимильной) техники. Кафедра была выпускной и на 3 факультете по специальной программе этой кафедры занималась одна группа слушателей-офицеров. Когда мы начали учебу на 4 курсе, пять человек из нашего курса (А. Букарев, А. Ефимов, Ю. Калинин, В. Комарович и А. Поляков) начали посещать вечерние занятия на новой кафедре, которые вели полковники Щелованов Л.Н. и Орловский Е.Л. – начальник кафедры.

После успешной сдачи экзаменов по курсу кафедры этим ребятам на 5-ом курсе разрешили заниматься по программе кафедры телевидения и писать там дипломные проекты и работы. К сожалению, в войсках связи телевизионная техника не использовалась, а факсимильных аппаратов было очень мало, так что по полученной специальности удалось работать (и то не сразу) лишь автору этих строк – с 1963-го года до 1970-го – последнего года существования кафедры телевидения нашей академии.

Вспоминаю осень 1957 года, когда начались занятия на 4 курсе. 4 октября лекцию по антенным устройствам в нашем потоке читает майор Варюхин В.А. и просит запомнить этот день: человек впервые преодолел земное притяжение и вывел на околоземную орбиту первый космический аппарат – спутник! Уже в тот день Варюхин предсказал поистине революционные последствия этого достижения. Могли ли мы тогда предположить, что многие из нас будут непосредственными участниками космических исследований, проводимых в нашей стране! Вот неполный список этих людей: В. Стаднюк, В. Ярополов, Е. Ануфриенко, А. Аболиц, Г. Зибин, Б. Стельмашенко, Г. Дробышевский, А. Черкасов, В. Билан, А. Ловен, О. Шипуля, Г. Лимин, В. Шентяпин, Л. Романов, В. Семененко… Воспоминания некоторых из них приведены в последней главе. Мне посчастливилось участвовать в обработке изображений обратной стороны Луны, переданных станциями Луна-3 и Зонд-3, участвовать в приеме лунных панорам в центре дальней космической связи в Евпатории, где работали Олег Шипуля и Борис Стельмашенко.

Самые тяжелые периоды учебы – это сессии. Зимняя сессия проходила в январе, сразу после 1-го января – единственного неполитического праздничного дня в то время. Помню, как в одну такую сессию экзамен по импульсной технике был назначен на 2 января, и первого числа, после новогодней встряски, мы лихорадочно разбирали физические процессы в мультивибраторе и блокинг-генераторе.

Подготовка к экзаменам

Готовились к экзаменам и в учебном корпусе, и в общежитии, где висело объявление с призывом к тишине, обросшее многочисленными шутливыми комментариями (в главе о нашем творчестве). В ходе сессии постепенно накапливалась усталость, которую хоть немного снимали в курилке. Вот и я как-то настолько заучился, что тоже пришел на лестницу и попросил закурить, хотя до этого практически никогда не курил. Спасибо моим друзьям, которые отказали мне в этом, понимая, что, закурив в такой ситуации, я мог бы втянуться в постоянное курение.

Экзамены принимали очень строго, к тому же большое давление на нас оказывало начальство, боровшееся за высокие показатели в каждой сессии. Так, в зимнюю сессию на втором курсе нам сказали, что сдавших сессию на одни «пятерки» отпустят на каникулы домой. Я тянул сессию изо всех сил, три из четырех экзаменов сдал на «отлично», последний экзамен – сопромат. И тут нашла «коса на камень»: этим «камнем» был доцент Смотрин Н.Т. На теоретические вопросы я ответил отлично, а задачу решил на «хорошо». Прошу вторую задачу – результат такой же, попросил третью – не дал и поставил за экзамен «четверку». В результате все каникулы провел в казарме. А многие ухитрялись не только получать одни «пятерки», но и сдавать некоторые экзамены досрочно, за что их каникулы удлинялись.

По результатам сдачи зачетных и экзаменационных сессий оценивалась учеба в целом каждого из нас. Не имевшие ни одного завала на зачетах и сдававшие все экзамены только на «отлично», оканчивали академию с золотой медалью. Таких на нашем курсе было только двое: Игорь Гвоздев и Валерий Коржик – их имена на мраморных досках в главном холле академии. Оба были очень хорошо подготовлены не только по физике и математике, а Игорь мог конспектировать лекции на английском языке! 19 наших ребят получили диплом с отличием – в их оценочном листе не было «троек», а число «четверок» не превышало 25%.

Сказал о мраморных досках в академии на Тихорецком, и тут же вспомнил о других досках, но вдребезги разбитых! Эти доски валялись на чердаке здания бывшей Николаевской военной академии на Суворовском проспекте, основанной в 1832 г. по указу Николая I. Здесь в годы нашей учебы размещалась командная академия связи. Нас как-то послали туда для уборки помещений, где мы и нашли обломки мраморных досок с обрывками фамилий выпускников-золотомедалистов.

В 1923-ем году в это здание была переведена из Сергиева Посада под Москвой Военная электротехническая академия, «предок» нынешней академии. Наверное, именно тогда могли так по-варварски обойтись со свидетельствами нашей истории. В последнее время в этом и других соседних зданиях размещалось Высшее военное инженерное училище связи, которое в 1998 году стало факультетом академии связи. Там живут и учатся на первых двух курсах слушатели-курсанты, а затем продолжают свою учебу в главном здании академии на Тихорецком. За прекрасное здание академии на Суворовском пр. в последние годы идет борьба между военными и городскими властями, которые уже давно «положили глаз» на этот лакомый кусок, расположенный в красивейшем районе города.

Однако вернусь к экзаменам. Так же, как шпоры на сапогах были важнейшим элементом экипировки буденовца-связиста, так и бумажные «шпоры» (т.е. шпаргалки) были необходимой частью снаряжения этого же буденовца на экзамене. Подготовка «шпор» была четко организована: у ранее сдававших данный экзамен выяснялся состав билетов и задач, после чего каждый должен был подготовить «шпоры» по одному – двум билетам. «Шпора», как правило, представляла собой узкую гармошку, которая должна была содержать основу ответа по билету, так что работа над «шпорой» была весьма творческой, требовавшей от исполнителя хорошего знания предмета. Поэтому каждый из нас хорошо знал по крайней мере хотя бы один – два билета.

На экзамене сдающий, получив билет, должен был достаточно громко назвать его номер, чтобы было слышно за дверью. Очередной заходящий в аудиторию нес с собой «шпору» для предыдущего и передавал ее, если требовалось. А если при подготовке к ответу на самом экзамене прислушиваться к отвечающим и замечаниям преподавателя, то шансы успешно сдать экзамен повышались. На старших курсах большинство наших ребят от использования шпаргалок отказались.

Многие хорошо помнят подготовку и сам экзамен по ЭВП (электровакуумным приборам), который принимали очень строгие и требовательные преподаватели – Левитин С.М., Галяс А.Д. и другие. К этому экзамену наш поэт В. Молотов написал небольшую поэму «Сон перед экзаменом по ЭВП», которая ходила по рукам на всем курсе. В мою группу она попала как раз накануне экзамена, и мы, отложив подготовку, переписывали это стихотворение… Теперь, спустя много лет, можно перечитать его (в главе о нашем творчестве) и вспомнить наше настроение перед этим и другими экзаменами, которое Валерий Коржик позднее назвал «сессиальной озабоченностью».

Владела нами и другая озабоченность, для подавления которой, как считали некоторые, нам в пищу добавляли бром. Но даже если это и имело место, озабоченность никуда не делась, так что на старших курсах было отпраздновано несколько свадеб, причем эти ранние браки не были бракованными!

На старших курсах мы стали относиться к экзаменам более спокойно, зато много хлопот было с разработкой многочисленных курсовых проектов, а затем и дипломной работы. В этом плане легче было тем, кто уже на 3-ем или 4-ом курсе начал работать на выбранной кафедре по линии Военно-научного общества, выступать на конференциях, готовить макеты для демонстрации на защите своего проекта. Такая работа для многих была не только полезной, но и интересной – в ходе неё мы знакомились с измерительными приборами, схемотехникой, методикой работы с техникой связи. Полученный в академии опыт такого рода помог очень многим в их дальнейшей практической работе.

Важной частью учебного процесса на старших курсах были производственные и преддипломная практики, войсковая стажировка. Одна из производственных практик проходила в учебно-производственных мастерских академии – здесь нас научили всем видам электромонтажных работ. Другая (в первой группе) – на радиозаводе, расположенном недалеко от Кировского завода. На этом заводе производились радиопередатчики большой мощности, и мы знакомились с различными элементами производственного процесса.

Стоят, слева направо И. Андреев, Г. Дробышевский, В. Миненко, сидит Л. Ярославцев

Завод находился на другом конце города, на дорогу в один конец уходило около полутора часов, а если бы не метро, то и больше. Каждый день в течение месяца мы ездили на завод – сначала на трамвае (на «девятке») до Владимирской площади, а затем на метро до станции «Кировский завод». Вход в метро тогда, как и сейчас, производился по жетонам (ценой в 5 копеек), причем турникет закрывался, когда после прохода человека образовывался просвет и срабатывал фотодатчик. При перекрытии светового луча после опускания жетона проход был свободен. Поэтому мы опускали один жетон, а потом вся группа шла через турникет вплотную друг к другу, как одна длинная гусеница! Дежурные быстро поняли нашу хитрость, но смотрели на это «сквозь пальцы» и только улыбались. Нынешние турникеты не позволили бы нам так бессовестно надувать метрополитен.

Если производственная практика была для всех слушателей группы одинаковой, то преддипломная практика проводилась в различных организациях в соответствии с тематикой дипломных проектов и работ. Многие проводили эту практику в научно-исследовательских институтах Ленинграда, Москвы, Курска и других городов, участвуя в проводимых там работах и подбирая материал для своего проекта. Это была очень полезная практика, позволившая некоторым из нас получить распределение в эти институты.

Вспоминает Дима Черевань. «Преддипломную практику я проходил в Москве на телевизионном заводе «Рубин» в Филях. Нас там было несколько человек. На заводе был специальный цех, в котором изготавливали войсковые радиостанции Р-103. А для подготовки дипломного проекта меня направили в Центральный научно-исследовательский институт связи МО, находившийся в г. Мытищи под Москвой. В Москве дипломные проекты разрабатывали многие наши однокурсники, прежде всего москвичи, но были и «провинциалы». Последние жили в общежитии, громко именуемом гостиницей узла связи генштаба, которая находилась в Сокольниках. По нашей улице изредка проезжали машины, но регулярно ходил трамвай – «четвёрочка». Вокруг располагался лесопарк – прямо дачно-санаторное место.

В нашей комнате жили человек 12, в том числе Е. Маслин,
В. Максимов, В. Шеньтяпин, Ю. Лопато, Е. Лебединский и другие. Маслин, Марков и я готовили дипломные проекты у одного руководителя – начальника лаборатории в ЦНИИСе, в которой велась разработка однополосной радиостанции для тактического звена управления. Нам троим было выдано практически одно и то же задание, совпадавшее с задачей лаборатории. Различие состояло в вариантах построения радиостанции, что давало лаборатории возможность сравнить эти варианты и выбрать наилучшее.

На первый взгляд всё хорошо и логично, но к защите у нас троих были подготовлены очень похожие проекты, различия в которых могли быть трудно различимы при защите, когда на доклад даётся очень мало времени. К тому же защита всех нас проходила в один и тот же день перед одной комиссией! Первыми успешно защитились Марков и Маслин, а я докладывал третьим, и за свою «пятёрку» обязан, в основном, молодому научному сотруднику ЦНИИСа, недавнему выпускнику нашей академии, сумевшему доказать Госкомиссии, что мой проект является интересной самостоятельной работой.»

Мало полезной, на мой взгляд, была войсковая стажировка после
4 курса, которую мы проходили в частях связи различных военных округов. Это было первое наше знакомство с реальной военной жизнью. Вместе с Толей Елтищевым я проходил эту стажировку в полку связи, располагавшемся недалеко от города Бреста. В свободное время мы с Толей полазили по развалинам Брестской крепости, которая в то время оставалась в том состоянии, в котором она была после её героической обороны. Это было ужасное зрелище! Были мы в Беловежской пуще, не предполагая, свидетельницей какого исторического события она окажется в будущем. Здесь мы посмотрели на могучих зубров, на великолепные леса, находившиеся в довольно запущенном состоянии, как, впрочем, и многое другое в то время.

Одной из задач нашей стажировки было проведение занятий с солдатами и сержантами по новой технике связи, поступавшей тогда на вооружение частей связи, а также проведение политзанятий. Если с первыми проблем не было – новую технику связи мы хорошо изучили в академии, то из-за политзанятий я чуть было не получил «двойку» за стажировку. То, о чем я должен был говорить солдатам, просто не лезло мне, что называется, в горло, а тут еще на это занятие пришел для проверки какой-то политработник! Словом, был большой скандал. Меня выручил один из офицеров штаба, ленинградец, который вступился за меня и спас от «неуда».

Значительная часть нашего учебного времени отводилась военным дисциплинам: оперативно-тактической подготовке и организации связи. На младших курсах изучались вопросы тактики и организации связи в звеньях управления до дивизионного, а на старших курсах – в армейском и фронтовом звеньях управления. Именно такая серьезная подготовка позволила многим нашим однокашникам подняться до высоких должностей в армейской иерархии (Е. Маслин, Р. Турсунов, В. Вениаминов, Г. Синицын и другие).

Особняком стоял курс истории военного искусства, который нам читал старейший преподаватель академии, выпускник Пажеского корпуса полковник Люшковский М.В. Этот интереснейший и образованнейший человек очень хорошо знал историю не только советской, но и старой русской армии, а также историю развития военного искусства от древности до наших дней. Он знакомил нас также с традициями русского офицерского корпуса, с элементами военной этики. Для нас он был примером гармоничного сочетания образованности и хорошего воспитания, чего так не хватало, да и до сих пор не хватает нашим офицерам (и не только им).

Что же касается военных дисциплин, то они изучались на лекциях, на практических занятиях и военных играх, многие из которых проводились с выездом в поле, то есть на местность, где проходили «бумажные» боевые действия. Большая часть таких занятий проводилась летом, во время ежегодных лагерных сборов в Левашово. Жили мы, как и в первое лагерное лето, в палаточном лагере, но кормили нас уже не в солдатской, а в лагерной столовой так же, как и в городе. Кроме военных дисциплин было много физподготовки, включая кроссы, плавание и стрельбы.

Подготовка к занятиям по военным дисциплинам требовала большой работы по подготовке карт с обстановкой и изучению специальной литературы. Много возни было с секретными материалами, которые мы носили в специальных портфелях. Не дай Бог было потерять хоть один листок!

Все планируемые нами боевые действия проходили на Карельском перешейке, и в ходе занятий нас возили по основным рубежам, что позволило нам познакомиться с очень красивыми местами перешейка, которых особенно много в районе реки Вуоксы. Мы лучше понимали, почему так упорно боролись финны за эту территорию в ходе малоизвестной зимней советско-финской войны 1939-40 гг.

Занятия с нами проводили опытные преподаватели с большим боевым опытом: полковники Лыков Л.Г., Павлов В.С., Спорыш И.Я., Дудник Б.Я., Реммер Г.А., Яраев Р.Ш. и другие. С первой группой постоянно работал Леонид Григорьевич Лыков, с которым у нас сложились очень дружеские отношения. Хорошо помню его мягкий выговор: «Баталён наступает на Лупполово… Ориентир номер один – одиноко стоящее дерево, два пальца влево – пулемет…». И так далее. А мы стоим в строю с картами в руках, щурясь на ярком солнце. Саша Замятин (он же «Зяма», «Шура Балаганов») ловит слепня, вставляет в него травинку и отпускает. Мы, с трудом сдерживая смех, следим за его тяжелым полетом, вполуха слушая преподавателя или нудный ответ одного из нас…

Однако самое приятное на таких занятиях – это перекур. Мы сидим на сухом тенистом пригорке, кругом красивый вид, хорошо пахнет травами, дым курильщиков отгоняет легкий ветерок. Леонид Григорьевич рассказывает что-нибудь из своего военного прошлого… Кто-то слушает, кто-то кемарит, кто-то смотрит в небо и думает о своем…

Выезды на полевые занятия в зимнее время очень оживляли нашу учебную жизнь. Нам выдавали теплые романовские полушубки, валенки и везли по знакомым нам с лета местам.

Но все теперь выглядело иначе – белоснежные поля и запорошенный снегом лес, даже занесенные снегом деревеньки с дымом из труб зимой выглядели не так убого, как летом.

Температура воздуха на Карельском перешейке зимой заметно ниже, чем в городе. В такие холодные дни мне на память приходили рассказы моего родственника, воевавшего в этих местах во время войны с Финляндией. Наши солдаты, одетые в холодные шинели и буденовки, мерзли в ту суровую зиму, так как наше командование рассчитывало закончить войну до начала холодов. Для хотя бы частичного решения проблемы солдатам были выданы подшлемники – шерстяные мешки с круглым вырезом (на манер масок налетчиков), которые надевались под буденовку. Этот подшлемник вместе с финскими лыжами марки «Муртомаа» был мне подарен после войны, и я надевал его несколько раз во время лыжных прогулок – он действительно хорошо защищал голову от холода и ветра. Сохранить его мне не удалось – пролежав всю войну в ленинградской квартире, он быстро стал рассыпаться. А лыжи, короткие и широкие, с медведем-лыжником на переднем загибе, предназначенные для ходьбы по зимнему лесу, я так и не опробовал.

Далее

В начало