ОРБЕЛИ

В этой главе я хочу поделиться своими воспоминаниями об одной замечательной семье – семье Орбели. Так уж случилось, что эта семья стала для меня родной, я считаю, что её влияние на моё взросление и душевное созревание не уступает влиянию моих родителей. Поэтому для меня большая радость донести до моих читателей многовековую историю и этой семьи.

Семья Орбели. Сидят, слева направо: Варвара Моисеевна, Абгар Иосифович, Рубен.
Стоят, слева направо: Иосиф и Леон 

Сейчас эта фамилия уже не на слуху, но поверьте, это необыкновенная семья, сказал бы даже, выдающаяся, и я всем рекомендую найти книгу Ашота Арзуманяна «Братья Орбели» (о трёх братьях Орбели – Рубене Абгаровиче, Леоне Абгаровиче и Иосифе Абгаровиче) и прочитать её.

Иосиф Иоакимович Орбели

Их предки жили в Тифлисе и происходили из древнего армянского рода. Дед братьев Орбели, Иосиф Иоакимович, окончил Лазаревскую духовную семинарию в Москве и возвратился в Тифлис, где служил протоиереем в соборе. Отец, Абгар Иосифович, был выпускником юридического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета. Он женился на княжне Варваре Моисеевне Аргутинской-Долгорукой, происходившей из знатного дворянского рода. Её предок Иосиф Аргутинский, очень много сделавший для сближения кавказских народов с Россией, был главой армянской епархии в России. За заслуги перед Российским государством царь Павел I пожаловал ему и его братьям и племянникам титул князей Аргутинских-Долгоруких. В 1800 г. его избрали Католикосом всех армян.

Рубен Абгарович Орбели

Старший из братьев Рубен родился 26 января 1880 года в городе Нахичевань. Окончил 3-ю мужскую классическую гимназию в Тифлисе.

Рубен пошёл по стопам отца. Он первым из братьев приехал в Санкт-Петербург, где в 1903-м году закончил юридический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета, и был оставлен на кафедре гражданского права. Для совершенствования знаний Рубен получил направление в Германию в Йенский университет. В 1906-м году Рубен Абгарович стал действительным магистром права Санкт-Петербургского университета, доктором права Йенского университета и поступил на службу в Гражданский кассационный департамент Сената. Кроме этого, он очень увлекался философией, в частности, много работал в области теории познания.

В суматохе революционных событий Рубен Абгарович оказался в Тамбове, где в 1918 году принимал участие в создании Тамбовского государственного университета и какое-то время там преподавал. В 1920-м году он возвратился в Петроград, где работал в системе Академии наук, читал лекции по трудовому праву, вёл шефскую работу в армии, много занимался переводами (владел двенадцатью языками), изучал архивные документы, в том числе рукописи Леонардо да Винчи. Особенно его заинтересовали манускрипты, связанные с погружением человека под воду. Рубен Абгарович серьёзно увлёкся историей водолазного дела, начал осваивать технику водолазных работ.

В 1934-м году по рекомендации академика Алексея Николаевича Крылова, выдающегося российского кораблестроителя, его пригласили на работу в Экспедицию подводных работ особого назначения (ЭПРОН). Эта организация была создана в 1923-м году для работ по подъёму затонувших кораблей, а также для выполнения аварийно-спасательных работ на глубине. А.Н. Крылову предложили возглавить эту службу, но сославшись на свою занятость, он согласился стать её постоянным консультантом.

Рубен Абгарович, работая в ЭПРОН, не переставал думать о подводных археологических исследованиях. Этой своей идеей он сумел зажечь начальника ЭПРОН контр-адмирала Фотия Ивановича Крылова. Так, в СССР, да пожалуй, и в мире, впервые зародилась новая наука – подводная археология (гидроархеология, как её назвал Р.А. Орбели).

Заслуги Рубена Абгаровича в этой области неоценимы. Благодаря его деятельности была разработана гидроархеологическая карта СССР, он был инициатором создания Всесоюзного музея подводных изысканий и гидроархеологического института в системе Академии Наук. Рубеном Абгаровичем разработаны первые методики подводных археологических исследований, кроме того он создал методику обработки поднятых из-под воды экспонатов для предохранения их от разрушения. Под его руководством и при его непосредственном участии в экспедициях 1937-го года были исследованы древние подводные сооружения в Черном море в районе Херсонеса и Ольвии, а также на реке Южный Буг. В 1939-м году он возглавлял гидроархеологические экспедиции в районе Феодосии, Коктебеля и Керчи. Дальнейшие подводные исследования в области гидроархеологии пришлось прервать в связи с началом Великой Отечественной войны.

Умер Рубен Абгарович 9-го мая 1943-го года в Москве, куда его привезли в конце 1942-го года из блокадного Ленинграда в очень тяжелом состоянии.

Дочь Рубена Абгаровича Русудана являлась крупным учёным-востоковедом. Она всю жизнь проработала в Институте востоковедения, где занималась историей Армении и Грузии как специалист в области армянской и грузинской филологии.

Леон Абгарович Орбели

Средний из братьев Леон родился 25 июня 1882-го года в Цахкадзоре. После окончания с золотой медалью 3-ей тифлисской гимназии в 1899-м году он был зачислен в Императорскую Военно-медицинскую академию (ВМА) в Санкт-Петербурге. Уже на первом курсе Леон Орбели посещал лекции величайшего учёного, физиолога Ивана Петровича Павлова. С третьего курса он начал регулярно работать под руководством Павлова в Отделе физиологии Института экспериментальной медицины.

В 1904 г. Л.А. Орбели с отличием окончил академию, и был назначен ординатором Николаевского военного госпиталя в Кронштадте. В двадцать шесть лет, в 1908-м году он защитил диссертацию «Условные рефлексы с глаза у собак» на степень доктора медицины. В этой работе он представил результаты изучения образования условных рефлексов со зрительного анализатора у собаки, показал, что условный раздражитель действует наиболее сильно в первые секунды своего предъявления, и доказал, что у собак почти полностью отсутствует цветное зрение.

В 1907-1911-м годах Леон Абгарович проходил стажировку в лучших физиологических лабораториях Германии и Англии, а также на Морской биологической станции в Италии, под руководством известнейших физиологов Европы.

Возвратившись в Петербург, он активно включился в научно-преподавательскую деятельность, начал работать со своим учителем, первым русским Нобелевским лауреатом Иваном Петровичем Павловым в Физиологическом отделе Института экспериментальной медицины (ИЭМ). Надо отметить, что Леон Орбели был любимым учеником выдающегося ученого. В 1911-м году он получил звание доцента кафедры физиологии Военно-медицинской Академии, В 1918 году Орбели возглавил физиологическое отделение института им. П.Ф. Лесгафта, где проработал до 1957 года.

Я не буду здесь подробно рассказывать обо всех научных открытиях, достижениях и должностях Леона Абгаровича, об этом можно написать не одну толстую книгу, и лучше, если это сделает специалист в области физиологии, скажу только, что это был крупнейший учёный мирового уровня. В начале 1950-го года Л.А. Орбели занимал должности начальника Военно-медицинской Академии и руководителя Отделения биологических наук АН СССР. Он был лауреатом премии им. И.П. Павлова и Сталинской премии 1-ой степени, Героем Социалистического Труда, почётным доктором, являлся действительным членом Академии медицинских наук СССР и академиком ряда зарубежных академий. Леон Абгарович был награждён четырьмя орденами Ленина двумя орденами Красного Знамени, орденом Трудового Красного Знамени, орденом Красной Звезды, Золотой медалью им. И.И. Мечникова и многими другими наградами. Кроме того, в 1944-м году ему присвоили высшее для военных медиков воинское звание генерал-полковника медицинской службы.

После скандально известной сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, состоявшейся в августе 1948-го года, стала набирать ход кампания против «вейсманистов-морганистов». Началось настоящее гонение на генетику и на учёных, занимавшихся этой наукой. Как вице-президент Академии наук СССР, Леон Абгарович должен был поддержать решения сессии, но как ученый, ученик и последователь академика И.П. Павлова, он не хотел и не мог этого сделать. И Леон Абгарович повел себя в этой ситуации весьма достойно. Он не отрекся от своих иностранных учителей – известного немецкого физиолога Эвальда Геринга и английского профессора, члена Лондонского королевского общества Джона Ньюпорта Ленгли. Леон Абгарович не стал увольнять своих сотрудников, как ему рекомендовали, более того, принял на работу уволенного из Ленинградского университета генетика М.Е. Лобашёва.

В итоге, в июле 1950-го года Леон Абгарович Орбели был освобожден почти от всех занимаемых им постов, ему оставили только руководство физиологической лабораторией Естественно-научного института им. П.Ф. Лесгафта и академическую группу для индивидуальной работы в составе восьми человек. В 1954-м году ему удается расширить эту группу и создать лабораторию эволюционной физиологии АН СССР. В 1956-м на базе лаборатории создается Институт эволюционной физиологии АН СССР, которому присваивается имя И.М. Сеченова. С момента основания института и до декабря 1958-го года Леон Абгарович являлся его бессменным директором.

Умер академик Л.А. Орбели 9-го декабря 1958-го года, его похоронили на Богословском кладбище в Ленинграде рядом с дочерью Марией Орбели (1916-1949). Она, как и отец, занималась наукой, но другой ее областью – биофизикой, работала в Радиевом институте АН СССР и умерла в 33 года от лучевой болезни. Ее сына Абгара усыновил Леон Абгарович. Абгар Леонович Орбели окончил физический факультет Ленинградского государственного университета и с 1962-го года работает в Физико-техническом институте им. Иоффе.

Иосиф Абгарович Орбели

Младший из братьев Иосиф Абгарович Орбели родился 8 марта 1887-го года в Кутаиси, учился в Тифлисе в классической гимназии, после ее окончания в 1904-м году поступил сразу на два факультета (историко-филологический и восточных языков) Императорского Санкт-Петербургского университета.

Начиная со студенческих лет (с 1906-го года) Иосиф Абгарович участвовал в археологических раскопках древнего города Ани, расположенного на территории современной Турции, недалеко от границы с Арменией, который в то время входил в состав Российской империи. Раскопками руководил его учитель, известный востоковед, академик Николай Яковлевич Марр. Работы по раскопкам Ани продолжались до 1917-го года. В 1918-м Ани отошел к Османской империи. Под руководством археолога А.А. Калантара, в то время замещавшего Марра и руководившего раскопками, до прихода турецкой армии успели вывезти и спасти более 6000 археологических экспонатов, которые позже, по предложению И.А. Орбели передали в Музей Истории Армении в Ереване.

В 1921-м году древний город Ани по решению Великого национального собрания Турции был стерт с лица Земли. Все оставшиеся археологические ценности были разворованы или уничтожены.

С 1911-го по 1916-й год экспедициями под руководством Н.Я. Марра и И.А. Орбели проводились археологические раскопки на территории древнего государства Урарту, располагавшегося на территории Армянского нагорья (большая часть которого находилась под контролем Российской империи). Им удалось найти один из важнейших документов по истории этого государства — летопись царя Сардури II, но в связи с началом военных действий в этом районе, дальнейшие раскопки пришлось остановить.

В 1914-м году Иосиф Абгарович получил степень магистра армянской философии и был допущен к чтению курса лекций, а в 1917-м – избран доцентом кафедры армянской и грузинской словесности в Петроградском университете. В том же году он стал профессором кафедры истории Переднеазиатского Востока Лазаревского института в Москве. В октябре 1920-го года Иосиф Орбели получил должность хранителя отделения мусульманского средневековья Государственного Эрмитажа. Вся дальнейшая его деятельность неразрывно связана с этим уникальным музеем. В 1924-м году, в 37 лет, И.А. Орбели избрали членом-корреспондентом Академии Наук СССР, в этом же году он стал помощником директора Эрмитажа (Тройницкого Сергея Николаевича). В последующие годы отделение, которым руководил Иосиф Абгарович, реорганизовывалось, развивалось, и в тридцатые годы прошлого столетия на его базе был создан Отдел Востока, который располагал уникальной коллекцией предметов восточного искусства. В эти же годы Иосиф Абгарович, продолжая заниматься наукой, активно вёл и общественную работу.

Несмотря на такую огромную нагрузку, Иосиф Абгарович не прекращал заниматься лингвистикой – заведовал кафедрой армяно-грузинской филологии и кафедрой истории материальной культуры Востока Ленинградского университета.

Будучи на посту заместителя директора Эрмитажа, в ту пору Леграна Бориса Васильевича, Орбели всеми возможными способами старался уберечь эрмитажные шедевры от изъятия для продажи их на международных аукционах. В те годы существовала структура «Антиквариат», созданная еще в двадцатые годы специально для отбора предметов искусства из советских музеев и продажи их за границу. Только из Эрмитажа для вывоза за рубеж этой организацией было отобрано 2880 картин, 59 из которых являлись шедеврами мирового уровня. Какие-то из них не были куплены и вернулись в Эрмитаж, но 48 произведений величайших всемирно признанных живописцев навсегда покинули Россию. «Антиквариат» распродавал коллекции нидерландской и фламандской живописи, нумизматические коллекции, художественное серебро, бронзу и т.д.

В октябре 1932-го года Иосиф Абгарович решается написать письмо лично Сталину, в котором пишет об угрожающей для Эрмитажа деятельности «Антиквариата», сообщает, что под заявки этой организации попадает и отдел Востока, и предупреждает, что это может нанести непоправимый урон всему музейному делу.

Вот отрывок из ответного письма Сталина «Уважаемый т-щ Орбели! Письмо Ваше от 25/Х получил. Проверка показала, что заявки «Антиквариата» не обоснованы. В связи с этим соответствующая инстанция обязала Наркомвнешторг и его экспортные органы не трогать сектор Востока Эрмитажа. Думаю, что можно считать вопрос исчерпанным» (из статьи Е.А. Анненкова на сайте Архива Российской академии наук).

После этого письма варварская деятельность «Антиквариата» в музее была ограничена. Для спасения западноевропейских шедевров пошли на хитрость и приписали их к отделу Востока, поскольку в письме упоминался только этот отдел.

В 1934-м году Орбели назначили директором главного музея страны – Государственного Эрмитажа, а в 1935-м году его избрали действительным членом Академии наук СССР.

Иосиф Абгарович был глубоко порядочным и смелым человеком. Существует легенда, что в разгар сталинских репрессий он получил приказ от НКВД предоставить список сотрудников, имеющих дворянское происхождение. Орбели составил такой список, но первым в списке написал свою фамилию. После этого Эрмитаж оставили в покое.

Особенно ярко организаторские способности Иосифа Абгаровича проявились в период Великой Отечественной войны. Сотрудники Эрмитажа под его руководством делали всё возможное и невозможное для спасения эрмитажной коллекции. Они провели огромную работу по подготовке к эвакуации экспонатов музея. Орбели, несмотря на то, что его могли обвинить в паникерстве, задолго до начала войны начал заготавливать упаковочные материалы. Сотрудники музея вспоминали, что ящики под экспонаты, струганые длинные палки стояли у них в кабинетах ещё за пару лет до начала войны. Это помогло в короткие сроки подготовить эрмитажные ценности к переезду. Два эшелона сокровищ Эрмитажа под усиленной охраной успели вывезти в Свердловск до начала блокады Ленинграда.

Но и после отправки большей части коллекции работы оставалось ещё очень много. Снимали со стен и накатывали на валы большие полотна, спускали с пьедесталов статуи, убирали из залов люстры, мебель, бронзу. Все это надо было переместить в подвалы здания, упаковать и разместить в строго определенном порядке. На стенах в залах оставались только пустые рамы.

Благодаря такой четкой организации работы при подготовке экспонатов к эвакуации, восстановить экспозицию удалось очень быстро, буквально через восемнадцать дней после возвращения коллекции из Свердловска.

В 1943-м году Иосиф Абгарович выехал в Ереван, где активно участвовал в создании Академии Наук Армянской ССР, и был избран первым её президентом.

В 1944-м году он участвовал в работах Чрезвычайной комиссии по обследованию ленинградских пригородных дворцов с целью установления ущерба, нанесённого войной. А в 1946-м году на Нюрнбергском процессе Иосиф Абгарович Орбели выступал с обличительной речью в качестве свидетеля обвинения от Советского Союза. Он рассказывал об обстрелах Ленинграда, о памятниках культуры, на которые фашистские летчики сбрасывали бомбы, о снарядах, разрывавшихся в здании Эрмитажа, о разрушенных ансамблях Павловска, Пушкина, Петродворца. Он приводил факты и говорил только о том, что видел сам.

Братья Орбели

За свою самоотверженную деятельность в блокадных условиях, за сохранение культурных ценностей академик Орбели в 1944-м году был награждён орденом Ленина (второй орден Ленина он получил в 1957-м году) и в 1945-м году двумя орденами Трудового Красного знамени.

В конце сороковых – начале пятидесятых развернулась новая волна репрессий. В 1951-м году Иосифа Абгаровича неожиданно снимают с поста директора Эрмитажа, что, скорее всего, было связано с его независимым характером. Он, как и его брат, Леон Абгарович, не стал увольнять рекомендуемых сверху сотрудников, остался верен своим принципам и памяти своего учителя академика Н.Я. Марра.

Иосиф Абгарович целиком посвятил себя работе в Институте языкознания Академии наук СССР. С 1955-го года Орбели – декан Восточного факультета, а с 1956 года – заведующий кафедрой истории стран Ближнего и Среднего Востока и профессор Ленинградского государственного университета. Кроме того, в 1956-м году Орбели возглавил Ленинградское отделение института Востоковедения. Этот институт размещается на набережной Невы, совсем недалеко от Эрмитажа.

Умер Иосиф Абгарович Орбели 2-го февраля 1961-го года. Похоронили его на Богословском кладбище рядом с братом Леоном.

В Армении в Цахкадзоре в 1982-м году был открыт замечательный музей братьев Орбели. В музейный комплекс входит и великолепный памятник работы скульптора А. Овсепяна.

Памятник братьям Орбели в Цахкадзоре

Как я уже говорил, судьба свела меня с семейством Орбели в послевоенные годы, когда мне было 13-14 лет. Братья Леон Абгарович и Иосиф Абгарович тогда были уже академиками в отставке, а их старшего брата Рубена Абгаровича, который практически их воспитал, уже не было в живых. Братья Орбели находились в опале, но за ними сохранили автомобили и государственные дачи в поселке Комарово на Карельском перешейке, по ту сторону старо-финской границы.

Дочь Рубена Абгаровича Орбели Русудана, как и её дядя, стала известным востоковедом, большую часть жизни проработала в Институте востоковедения, где занималась историей Армении и Грузии как специалист в области армянской и грузинской филологии.

Русудана Рубеновна с семьёй много лет снимала дачу в Разливе у моей бабушки Ираиды Ивановны. Её семья занимала нижнюю, отапливаемую часть дома – две комнаты, кухню и большую красивую террасу. Эта часть дома всегда на всё лето отдавалась семейству Орбели. Мы же жили на втором этаже в неотапливаемой летней части и чувствовали себя там прекрасно.

Вдова Рубена Абгаровича, мать Русуданы Рубеновны, Ольга Владимировна, тоже жила у нас на даче в Разливе. Она была необычайно интересным человеком – имела прекрасное образование, владела многими европейскими языками, да и выглядела весьма колоритно – носила невообразимо длинную черную суконную юбку до земли, имела статную фигуру, гордую осанку, величавую походку. Её седые волосы всегда были красиво и аккуратно причесаны.

Ольга Владимировна рассказывала очень интересные истории из своей жизни, часто связанные с годами молодости. Мне особенно запомнился рассказ о том, как их семья уходила из Петербурга во время революции. Тогда волной несло на юг страны тысячи представителей русской интеллигенции, русского дворянства. Многие годы про них никто не вспоминал. Однако история всё расставила по своим местам, и сейчас мы знаем, что большинство этих людей бесспорно относилось к российской элите конца ХIX начала XX веков. Их бегство не являлось каким-то антисоветским действием. Стояли тяжелые времена – неизвестность, разруха, голод, и люди просто не знали, что их ждет на Родине. Семья Орбели попала в общий водоворот. Они собирались добраться до южных границ и оттуда как-то перебраться в Европу.

Это была длинная и очень тяжёлая дорога. Города переходили из рук в руки – белых сменяли красные, красных – белые. Как-то семья оказалась в одном эшелоне с белогвардейскими частями, отступавшими к югу. В другой раз они застряли на территории, занятой Красной армией. Новая власть выдавала продовольственные карточки, без которых выжить было просто невозможно. Для этого все люди находящиеся на данной территории проходили регистрацию.

В штабе сидел солдат и красивым каллиграфическим почерком, которому специально обучались писари царской армии, заполнял анкеты. Дошла очередь Рубена Абгаровича. Писарь записал фамилию, имя, отчество. Потом спросил: «Какая Ваша профессия?» Рубен Абгарович попытался объяснить, чем он занимается. Когда он получил бумагу, заполненную и скрепленную печатью штаба Красной армии, то в графе «профессия» прочитал – «мыслитель». Вот так воспринял простой солдат историю жизни, которую очень деликатно и интеллигентно изложил Рубен Абгарович Орбели. Так и закрепилось за ним в семье это ласковое прозвище «мыслитель».

Русудана Рубеновна была замужем за замечательным человеком, с которым меня с 14-лет и на многие-многие годы связали узы дружбы. Этого человека звали Алексей Петрович Мандрыка. Он происходил из очень известного рода. Его отец Петр Васильевич Мандрыка – крупный военный доктор, хирург, генерал-майор военно-медицинской службы, занимал должность начальника военного госпиталя в Москве. Этот госпиталь и сейчас носит его имя. Семья жила в скромном уютном двухэтажном особнячке рядом с этим госпиталем. Я даже помню его адрес – Кривоникольский переулок на Старом Арбате.

Алексей Петрович Мандрыка учился в военно-воздушной академии им. Жуковского, окончил её в 1941-ом году и получил направление на завод, который выпускал боеприпасы для самолётов. Проработал на этом заводе всю войну.

Несчастье случилось в феврале 1945-го года. На заводе проводили исследование какого-то вида крупнокалиберных патронов для авиационной пушки, дававшей регулярные осечки. И вот, чтобы понять, почему какие-то патроны не срабатывают, Алексей Петрович их распиливал. Однажды снаряд разорвался прямо у него в руках. После этого он, ещё совсем молодой человек, полностью ослеп и стал инвалидом. Левый глаз он потерял полностью, глазница была закрыта повязкой, а правый – внешне выглядел совершенно нормально, но совсем не работал. Кроме того, Алексей Петрович очень плохо двигался, у него заплетались ноги. Алексею Петровичу пытались вернуть зрение, но все попытки оказались безуспешными. Как-то он попал на лечение в главный тогда в Советском Союзе центр офтальмологии – Институт им. В.П. Филатова в Одессе. Там же лечилась Русудана Орбели. У неё произошла частичная потеря зрения, которое всё-таки удалось восстановить. Там они познакомились, и, в конце концов, поженились. Эта замечательная пара, Русудана Рубеновна и Алексей Петрович Мандрыка, казалось бы, человек потерянной судьбы, прожили вместе долгую жизнь.

Алексей Петрович, как часто это бывает с людьми, ставшими инвалидами, ещё до женитьбы на Русудане Рубеновне начал пить. Что оставалось делать человеку, который совсем в юном возрасте вдруг вышел из строя и оказался никому ненужным. Спасла Алексея Петровича его мать Нина Георгиевна Мандрыка, совершенно необыкновенная женщина, с которой я тоже имел честь дружить, насколько это возможно между 15-летним ребенком и взрослой солидной женщиной, прожившей непростую жизнь. Но, тем не менее, мы дружили, и я с удовольствием и благодарностью вспоминаю эту женщину. Так вот, именно она спасла своего сына самым неожиданным образом.

Нина Георгиевеа и Алексей Петрович Мандрыка в Комарово

Алексея Петровича ещё в детстве учили игре на фортепьяно, но он как-то к этому занятию серьезно не относился. И вот, когда сын оказался в тяжёлом положении, Нина Георгиевна начала с ним часами музицировать и постепенно-постепенно с помощью музыки сумела вытащить его из состояния, близкого к алкоголизму. В гостиной их квартиры на Кировском проспекте, нынешнем Каменноостровском, стоял замечательный рояль. Я, правда, не помню Алексея Петровича за инструментом, но факт, что именно музыка спасла его от страшного недуга.

Имея статус инвалида Великой Отечественной войны, в 1947-м году он добился поступления в аспирантуру Военно-механического института на кафедру баллистики. Его руководителем стал очень крупный специалист по баллистике профессор Борис Николаевич Окунев. В 1951-м году Алексей Петрович закончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию и стал заниматься историей баллистики. Конечно, он мог быть инженером-испытателем, но стал историком, писателем. Он работал по 12 часов в сутки, свои тексты набирал на специальной машинке, которую ему подарил лично Климент Ефремович Ворошилов. Как получилось, что легендарный военачальник, один из первых Маршалов Советского Союза, сделал подарок какому-то инвалиду, лейтенанту? Дело в том, что Климент Ефремович лечился в Центральном военном госпитале Наркомата обороны, который возглавлял отец Алексея Петровича, Петр Васильевич Мандрыка. Там они и подружились. Петр Васильевич умер летом 1943-го года. В последующие годы Ворошилов поддерживал связь с его семьёй. В память об их дружбе Ворошилов подарил пишущую машинку сыну Петра Васильевича, который оказался в тяжёлой жизненной ситуации.

Алексей Петрович научился работать также и на обычной пишущей машинке. Его труды посвящены теории и истории баллистики. Как раз в те годы, когда я с ним познакомился, он закончил книгу. Она была посвящена очень крупному, но малоизвестному российскому военному инженеру и ученому Н.В. Маиевскому (на эту же тему написана и кандидатская диссертация Алексея Петровича – «Н.В. Маиевский и его роль в развитии русской артиллерийской науки»5)! Научным руководителем его диссертации был известный учёный, профессор Б.Н. Окунев.

Дарственная надпись на книге Мандрыка о Н.В. Маиевском, подаренной мне Алексеем Петровичем

Когда летом 1953-го года, закончив 9-й класс, я приехал в Разлив на дачу, семья Мандрыка-Орбели доверила мне корректуру книги Алексея Петровича, чем я очень гордился. Когда эта работа в 1954-м году была опубликована, он подарил мне экземпляр книги с дарственной надписью. Я очень благодарен учителям школы Аннен-шуле, научившим меня не только математике, но и настоящему русскому языку.

Мне очень нравилось бывать в их гостеприимном доме на Кировском, и очень многим в своем воспитании я обязан именно влиянию этих глубоко образованных, необычайно интеллигентных, доброжелательных и бесконечно порядочных людей.

На даче в Разливе. Стоят, слева направо: моя мать Ираида Малыгина, Ольга Владимировна Орбели, я. Сидят, слева направо: Русудана Рубеновна Орбели, Алексей Петрович Мандрыка, их дочь Оля, двоюродная сестра Лариса, тётя Валя

Мы очень сблизились, когда жили на даче, вместе гуляли, ходили на озеро Разлив купаться. Алексей Петрович очень хорошо плавал, уплывал далеко и ориентировался на свист с берега. У них, вообще, в семье было принято обмениваться свистками, что помогало ему легко ориентироваться. Это придавало Алексею Петровичу уверенности, позволяло жить нормальной полноценной жизнью – не бояться отойти на какое-то расстояние, ходить на пляж, купаться. Но сблизили нас не только совместные походы на озеро и купание. Алексей Петрович был всегда очень занят, но, когда у него выдавался свободный вечерок, мне было очень приятно и интересно посидеть с ним за столом, поговорить, а, когда я стал старше, и выпить пару рюмочек коньяка.

Работал Алексей Петрович в институте Истории естествознания и техники Академии Наук СССР. В 1958-м году вышла его книга «Баллистические исследования Леонарда Эйлера» к 250-летию со дня рождения Эйлера – величайшего математика, механика, одного из создателей российской Академии наук. Позже, в 1967-м году Алексей Петрович защитил докторскую диссертацию, тоже связанную с историей баллистики, и получил степень доктора технических наук. Он много работал, о чём свидетельствуют многочисленные научные публикации. Среди них известные монографии: «История баллистики до середины XIX в.», «Генезис современной ракетодинамики» и другие.

На даче в Разливе. Верхний ряд, слева направо: А.П. Мандрыка, И.В. Малыгина, Р.Р. Орбели. Нижний ряд, слева направо: Ирина Гальперина с дочкой Мариной, Оля Мандрыка

Несколько раз за лето к нам в Разлив из Комарова приходила машина одного из братьев (и тот и другой, как я уже говорил, имели государственные машины высокого класса с водителями) и забирала всю семью Мандрыки. Когда случались какие-то крупные празднества, мы тоже вместе с семьей Мандрыки садились в машины и ехали в Комарово. Нас там всегда принимали очень радушно, и мы на этих праздниках никогда не чувствовали себя чужими. Эти встречи проходили в очень доброй атмосфере, всегда было интересно, весело и дружелюбно.

Как правило, нас отвозили к Иосифу Орбели. Там же собиралась и семья Леона Абгаровича. Собирались все вместе, но Леон Абгарович всегда держался немного обособленно, замкнуто. Иосиф Абгарович, напротив, имел искристый характер, был весельчаком, душой компании, любил анекдоты.

Он был женат семь раз. Интересно, что на праздниках в доме Иосифа Абгаровича Орбели, кроме его последней жены, которая родила ему сына Митю, обычно присутствовали, как минимум, одна или две предыдущие жены. При этом между ними сохранились весьма уважительные и добрые отношения. Это казалось удивительным – как это жены встречаются, прошлая жена, нынешняя жена. Трудно себе представить, многие этого не понимали, но выглядело все очень достойно.

Так вот, Митя родился только от седьмого брака, когда Иосифу Абгаровичу уже исполнилось 60 лет. Я знал этого мальчика, когда ему было 5-7 лет и, конечно, все, кто узнавал о том, что у Иосифа Абгаровича наконец-то родился ребенок, говорили: «Ну, понятно, понятно. Умная женщина, нашла хорошего, очень хорошего отца своему ребенку». Но стоило увидеть этого мальчика, живого, талантливого, энергичного, выдумщика, весельчака – вылитая копия академика Орбели, в миниатюре конечно, чтобы пропали все сомнения. Он рос совершенно необычным и талантливым ребёнком. В дальнейшем Митя стал крупным учёным-медиком. К несчастью, у него оказался врожденный порок сердца, настолько развитый, что даже грудная клетка была деформирована. Митя, к сожалению, не дожил и до 30 лет. Он умер потому, что не успел дотянуться до лекарства, которое в тот момент ему требовалось принять.

У Русуданы Рубеновны и Алексея Петровича родилась дочь Ольга. Я хорошо помню, как весело отмечался Ольгин день – 24 июля. В этот день оба брата Орбели – два академика, приезжали со своими семьями. Устраивался настоящий праздник, всё происходило очень торжественно и, в то же время, чрезвычайно трогательно. Обязательно кто-то пел, всегда Ольга танцевала, чувствовался какой-то отголосок старой жизни, старой петербургской жизни. В советские времена мы не привыкли к таким семейным праздникам, и сейчас мне очень приятно об этом вспоминать.

Теперь другая история.

Я уже окончил институт, работал и всё равно часто с женой или один бывал в гостеприимном доме Орбели на Кировском проспекте. Их квартира, которая, хоть и являлась лишь небольшой частью той, что до революции принадлежала Рубену Абгаровичу, была, тем не менее, по советским временам весьма просторной и удобной. Дом находился недалеко от Малой Невки, точнее, между Карповкой и Малой Невкой, где-то примерно посередине. Сейчас я не помню точно номер дома. По-моему, напротив находился райком партии или исполком, какое-то здание местного значения. Эта часть проспекта застраивалась где-то в начале ХХ века. Совершенно своеобразный стиль архитектуры с очень богатыми квартирами. Самые шикарные квартиры окнами выходили на Кировский проспект. Правда, из-за очень интенсивного движения транспорта по проспекту жизнь в этих квартирах превратилась в каторгу, так как стоял непрерывный грохот, а из-за сильной загазованности нельзя было открыть окна. Помню только один год, когда на Кировском закрыли движение транспорта – меняли все подземные магистрали, которые успели сгнить. Удивительно, но всё тогда кардинально изменилось, создалось впечатление, будто это не большой город, а какая-то деревня, или, по крайней мере, Каменный остров.

Как-то в один из дней я ненадолго заехал к ним на Кировский. Русудана Орбели как раз за день до этого вернулась из очередной командировки в Тбилиси. Она пригласила меня поужинать, на стол поставили бутылку хорошего грузинского белого вина. Я не спросил его названия, но знал, что Русудана Рубеновна прекрасно разбирается в кавказских винах и грузинских особенно. Короче говоря, мне наливают рюмку, я ее выпиваю и чувствую, что внутри у меня всё горит. Было полное ощущение, что я выпил рюмку уксуса, но я постеснялся сказать об этом. Прошло несколько минут, мне налили еще одну рюмку, и я снова её выпил. Чувствую, внутри всё горит ещё больше, но, что делать, не знаю. Мне стало очень плохо. Проходит некоторое время, Русудана Рубеновна спрашивает: «Марик, почему же ты не пьёшь такое вкусное вино?». Я говорю: «Русудана Рубеновна, Вы знаете, может оно скисло, но оно мне очень напоминает уксус. Я больше не могу пить это вино». Она взяла эту бутылку и чуть не упала в обморок. Оказывается, она привезла две бутылки из Тбилиси. Одна бутылка была с вином, а вторая – с винным уксусом. Русудана Рубеновна поставила обе бутылки в холодильник и, будучи человеком рассеянным, к столу подала бутылку винного уксуса, а так как кроме меня никто за столом это «вино» не пил, то я первым проверил прочность своего желудка, хряпнув две рюмки винного уксуса. Тьфу-тьфу, до сих пор это пока не отразилось на моем здоровье. Вот такие маленькие истории.

Далее

В начало

Автор: Гальперин Марк Петрович | слов 4809


Добавить комментарий