От редакции: На страницах МемоКлуба публикуется отрывок из романа Саши Кругосветова «Полёт саранчи». Это роман о «лихих» 90-х, в котором судьбы вымышленных героев пересекаются с вполне реальными и известными персонажами. В центре повествования фигура известного одиозного олигарха Бориса Абрамовича Березовского (БАБ), с которым автор был близко знаком. В тот период Саша Кругосветов оказался в большом бизнесе и работал в команде Березовского. События романа разворачиваются в эпоху накопления первоначального капитала в России «лихих» 90-х. На этом фоне читатель знакомится с криминальными и полукриминальными действующими лицами того периода, с историей создания компании ЛогоВАЗ. В книге проводится параллель между историями «героев» 90-х и судьбами известных российских авантюристов – Троцкого, Азефа и Парвуса. Книга «Полёт саранчи» вышла в издательстве АСТ (Москва, 2023 г.)

Содержание

Бизнес чистыми руками

Деньги, что каменья: тяжело на душу ложатся

Маклауд убивал по-братски

Петербург девяностых

Кафе Сайгон, Невский, 49

Ресторан Кавказский, Невский, 25

Очки

Метрополь, Садовая, 22

Кафе и кондитерская Север, Невский, 44

Катькин садик

Европа

Женский туалет на Думской

Дом моделей одежды, Невский, 21

Рыба, Невский, 21

Пассаж, Невский, 48

Забавная улица Рубинштейна

Саперам непонятны две вещи

Команда ЛогоВАЗа

* * *

Бизнес чистыми руками

Когда вы начинаете свой бизнес,
это означает, что вы отказываетесь
от стабильного дохода,
больничных и годовых бонусов.
Джек Ма

«Что-то я отвлекся, подумал Сергей, а часы-то тик-так, тик-так. Какой вопрос следующий? Ага…»
– Как вы впервые встретились с Березовским?

Ну, на это… проще простого.

Был у Сергея хороший московский приятель Леонид Богуславский. Знали они друг друга по семинарам MAP/TOP, которые Турчин организовывал, работая в Академии. Предприимчивый Адонис (судя по отзывам знакомых, он встречался с самыми красивыми девушками) – видно, о таких писал Шекспир: «Любовь и предприимчивость вдвоем каких препятствий не превозмогали?» В недавнем прошлом – золотой московский мальчик, Леня жил в высотке на Котельнической набережной. Прославленный дом, чьими обитателями были многие выдающиеся люди: В. Аксенов, Е. Евтушенко, М. Жаров, Л. Зыкина, М. Ладынина, К. Лучко, Ф. Раневская, Л. Смирнова, Г. Уланова, К. Паустовский, Н. Богословский, всех не перечислишь – что ни человек, то легенда.

Сергей заезжал к Леониду, когда оказывался по делам в Москве. Был случай, остался переночевать. Вышел ночью в туалет, зажег свет: пол был усеян огромными шипящими жуками семи-восьмисантиметровой длины – дом заражен мадагаскарскими тараканами! Все испугались – и тараканы, и Сергей: насекомые – врассыпную, гость – в шоке. Ну, это так, к слову.

Короче говоря, однажды звонит ему Леня: «Приезжай в Москву, познакомлю с интересным человеком. Мы с ним раньше в ИПУ работали». Когда Сергей оказался в его квартире, интересный человек уже был там. Мелкий, невзрачный, лысенький; рукопожатие – так себе.

За окном – темнота, в небе мерцали неестественно большие и яркие, как в планетарии, звезды – то уменьшаясь, то увеличиваясь, они словно говорили: «Не робей, парень, все будет хорошо!» – «Я и не робею», – мысленно ответил он звездам.

Сергею показалось, человечек был чем-то всерьез озабочен и даже, пожалуй, зажат. Леня представил:

– Боря Березовский, у нас совместное предприятие с итальянцами и АвтоВАЗом. А это Сережа Турчин из Ленинграда. Деловой парень, занимается всякими компьютерными делами.

Из Ленинграда… Встреча случилась в конце 91-го. После избрания в 1990-м первого демократического Ленсовета появилась инициатива о возвращении Ленинграду исторического названия. В июне 91-го прошел референдум о восстановлении имени города, опрос жителей был совмещен с выборами президента России и мэра северной столицы. Свежеиспеченый мэр А. Собчак был весьма настойчив – он хотел немедленного переименования города, но в Москве не торопились со скоропалительными, как они считали, решениями. Толчком послужил прокоммунистический путч 19-21 августа, и уже 6 сентября 91-го город вновь стал Санкт-Петербургом, но они все по инерции долгое время называли его Ленинградом.

Так Сергей познакомился с гендиректором СП ЛогоВАЗ – при посредничестве Леонида, который работал там замом по коммерции.

Обычный, немного зашоренный генеральный, дел много – вот и зашоренный: да разве мало Сергей видал таких затурканных делами генеральных? Разговор был невнятный, и Борис почему-то обращался в основном к Леониду. К тому времени сделка по продаже Фиатов-Типо, видимо, была завершена, но, как Сергей понял, готовятся еще поставки машин. Борис четко артикулировал актуальную на то время легенду прикрытия: ЛогоВАЗ занимается торговлей автомобилями не ради торговли, как таковой – накопленные средства будут вкладываться в технологические и инвестиционные инициативы для развития завода. «Так что пусть Сергей занимается своими компьютерными идеями, мы будем направлять ему накопления, все логично».

Турчин пропустил мимо ушей этот сомнительный пассаж – какой добрый дядя станет передавать малознакомому человеку свои как бы лишние деньги? Вряд ли у Бориса была мысль, что новые ленинградские сотрудники станут заниматься автоматизацией и совершенствованием производственных процессов автогиганта… Пустые слова – для кого этот jabbering? Наверное, отрабатываются формулировки для начальства. Ну конечно, для начальства – над Борисом ведь тоже кто-то есть: итальянцы, АвтоВАЗ, ИПУ. Впоследствии, имея копию устава СП, Сергей убедился, что у ЛогоВАЗа действительно было трое учредителей и само предприятие называлось «Центр трам-тарарам инициатив блин», такая вот лабуда – все, как Борис и рассказывал при встрече.

Но потом разговор вошел в привычное для Турчина деловое русло. Ему предложили создать представительство, чтобы вести логовазовские бизнес-проекты в Ленинграде. Обычная экспансия, расширение предприятия – это хотя бы понятно. Какие проекты, не обсуждалось – любые, наверное. Сергею было сказано: «Готовь документы» – пожали руки и разошлись. Решение принималось быстро, никаких вопросов к Турчину не возникло – видимо, Лёня провел хорошую артподготовку.

Начинать всегда интересно и тревожно, радостно и страшновато. Первый раз в школу, в театр, на елку, первый раз в гости, первый выход на татами… Сергей подумал, что это татами – он почти пятнадцать лет занимался единоборствами – отличается от его предыдущих, да и соперники здесь рангом повыше будут.

Представительство крупной московской структуры. Заманчивое предложение, но работа предстояла сложная. Принять или отказаться?

Судя по Леониду и Борису, там собрались довольно шустрые московские ребята. Москвичи – вообще наглее и разворотливей ленинградцев. А Сергею надо выживать. Стартовать придется сразу и сходу набирать обороты. Его друзья – прекрасные люди, хорошие специалисты, но слишком уж глубоко в них засели академические привычки. Любят все как следует обсудить, поговорить, сходить несколько раз в день в курилку. К каждой проблеме подойти серьезнейшим образом: «Быть или не быть?» Турчин понимал, что с этой командой ему не стоит рассчитывать на успех в новом проекте.

Дела у предприятий Турчин и Ко шли не ах, оставались еще средства от прошлых успешных проектов, но текущих заказов едва хватало на поддержание штанов, а новых дебютных идей не появлялось.

Сергей посмотрел на свою беленькую копейку. Он молодой водитель, машина куплена несколько лет назад. Бегает хорошо, но уже бита-перебита, даже перевертыш был. «Стану работать в автомобильной фирме, и у меня, наверное, когда-нибудь настоящий автомобиль появится», – подумал он: это вполне меркантильное соображение, видимо, стало решающим.

Он решил выйти из старых проектов. Поровну разделили имущество и деньги, Сергей взял причитающуюся четвертушку и ушел в поисках лучшей доли. Вроде, все по-честному, поровну, но товарищи по бизнесу обиделись. «Возможно, я был неправ. Извините, други, но у меня в тот момент не было права на ошибку», – мысленно ответил тогда на их упреки Турчин.

Пилот не снижал скорость болида, резина визжала на поворотах; играя ногами трель на педалях газа и тормоза, он уверенно вписался в первые крутые виражи.

Та-а-а-к, а вопросов еще видимо-невидимо…

Как начиналась ваша совместная работа?

Поначалу трудно было назвать это совместной работой. Представительство зарегистрировали, расчетный счет открыли, но какое-то время жили сами по себе.

На вытащенные из прежних проектов средства Сергей арендовал помещение под офис (бывший магазинчик Ленкультторга на Кавалергардской), сделал ремонт, купил компьютеры, нанял новых сотрудников, петербургское отделение ЛогоВАЗа приступило к работе. Начинали совсем скромно.

Сергей пригласил малознакомых людей – кто-то кого-то рекомендовал, этот кто-то – тоже не из тех, кому можно доверять… Главное – чтоб шустрый был, умел вертеться. Времени на раскачку просто нет – денег на содержание офиса хватит разве что на пару месяцев. Первым его заместителем стал бывший помощник капитана торгового судна по воспитательной работе. Должность – партийная, аналог комиссарской. Умный, солидный, беспринципный и скользкий – с прежней работы он принес кличку Незаметный: этот стандартный мужчина неопределенного возраста обладал абсолютно незапоминающейся внешностью – умел пройти через охрану, минуя любой контроль, без пропуска, без билета. Его никто не заметит, никто не потребует документ. Еще один его тогдашний зам – бывший работник ОБХСС (подразделение милиции, созданное в советское время для борьбы с хищениями социалистической собственности). Навязчиво обаятельный, с оттопыренной щеточкой черных усов, – Усатый – и тоже абсолютно беспринципный. Оба страстно любили красивые бумажки по имени деньги, желательно – зеленого цвета.

Такая вот сборная солянка получилась. Стартовали неплохо – нашли голландца, который завозил в Россию подержанные иномарки. Пообедали, поговорили, подписали документы – сотрудники представительства понравились голландцу, и он быстро отправил им первую партию машин на реализацию. Провести такую же операцию, как москвичи с Фиатами, чтобы обойти рогатки таможенного законодательства, им было не по зубам – не было ни связей, ни денег. Ввоз машин оформляли на физических лиц (своих знакомых и сотрудников представительства). Арендовали на Петровском острове помещение, подремонтировали, сделали вывеску, получился их первый автосалон – туда поставили иномарки, взяв их как бы на комиссию от физлиц. Машины пришли в неплохом состоянии и понемногу стали уходить.

Трудились день и ночь, понемногу поднимались. Зарабатывать в те годы оказалось несложно – деньги были очень весомыми, а жизнь недорогой, – продажи одной иномарки хватало, чтобы в течение месяца содержать их небольшой офис. Торговали машинами, запчастями, подшипниками… Запускали специальные схемы продажи, чтобы обойти существовавшее тогда пятнадцатипроцентное ограничение наценки. Появились проекты, связанные с землей, с реконструкцией жилых зданий, гостиниц. Постепенно жители узнавали, что в городе появилось представительство ЛогоВАЗа – мощной московской фирмы.

Ими заинтересовался известный авторитет из Красногвардейского района – прислал в их офис на Кавалергардской человека на разведку. Тот приехал инкогнито, осмотрел офис и так называемых бизнесменов, вернулся разочарованным, шефу заявил: «Ходят в обносках. Порядочному бандиту взять с них нечего».

Сергею со товарищи повезло – три мойры, суровые старухи, прядущие нити судьбы, обошли их своим вниманием: беда миновала. Как теперь известно, присылал им человека не кто иной, как грозный Миша Хохол, впоследствии депутат ЛДПР, прославившийся угрозами, вымогательством, да и кровавыми делами тоже – убийствами своего товарища Вячеслава Шевченко, коммерсанта Юрия Зорина и депутата Галины Старовойтовой (aizen_tt. Кровавые дела дяди Миши. Проза.ру, 02.12.2019)

С Мишей Хохлом их пути-дорожки разошлись – в этом повезло. А что сидели пока без денег – не беда, еще Остап Ибрагимович говорил: «Время, которое мы имеем, – это деньги, которых не имеем».

Турчин раз в неделю ездил в Москву, в центральный офис ЛогоВАЗа. Вначале по вопросам регистрации, потом отвозил отчеты по текущей деятельности. Московские руководители хотели вести в Санкт-Петербурге крупные проекты, соответствующие звучному имени фирмы. Сергей готовил создание нескольких новых предприятий.

При подготовке документов для регистрации представительства он узнал, что еще в мае 91-го года в СП сменился иностранный участник, им стала швейцарская фирма Andre & Cie (будем называть ее сокращенно Andre). А впоследствии СП ЛогоВАЗ акционировалось, преобразовалось в АО, его учредителями стали физические лица – руководители ЛогоВАЗа и АвтоВАЗа.

В Andre подобрали для ЛогоВАЗа подходящую вспомогательную структуру – швейцарскую компанию Anros S.А. С 1977 года она была «дочкой» Andre на основе предъявительских (незарегистрированных) акционерных сертификатов. Такая практика, безусловно поощрявшая коррупцию, широко использовалась в США до краха фондовой биржи в 1929 году. Во время перерегистрации ЛогоВАЗа 99% акций Аnros S.А. оказались в руках у российских компаньонов, Аnros стала компанией-прикрытием.

Формально ЛогоВАЗ оставался российско-швейцарским предприятием с долями 50 на 50, сохранял право на налоговые льготы, в том числе – возможность держать часть прибылей за рубежом, фактически же компания почти полностью принадлежала Березовскому и его российским партнерам.

Советский Союз еще не рухнул, однако некий отдельно взятый российский бизнесмен, без оглядки на внешнеторговую структуру советского истэблишмента – о КГБ тоже не стоит забывать – организовал сложную международную финансовую структуру. Автокоммерсант стал пионером российской версии капитализма. На одной стороне стратегии, принесшей ему неслыханное богатство, – личные связи с руководством российского автогиганта, на второй – карманная финансовая система, имеющая статус международной и настроенная на выкачивание всех денег из этого предприятия.

Поначалу Сергей не представлял в деталях, как был устроен ЛогоВАЗ, да его это особенно и не волновало. Лишь со временем, через несколько лет, после многих встреч по работе с российскими и зарубежными руководителями различных структур ЛогоВАЗа, у него сложилась примерная картина дьявольского замысла его нового руководителя, который поначалу представлялся Турчину всего лишь скромным завлабом, робко пробующим силы на ниве зарождающегося российского предпринимательства.

Не таким уж и скромным оказался этот самый Борис Березовский! Одного не учел начинающий чертяка: Жизнь летит быстрей, чем деньги, – и все на ветер (Инна Лиснянская).

Акционирование СП закончилось в 92-м, тогда же АО открыло в Москве первый и единственный на то время в России официальный центр технического обслуживания и салон по продажам автомобилей Мерседес-Бенц «ЛогоВАЗ-Беляево». В течение года ЛогоВАЗ становится официальным дилером Mercedes-Benz, Volvo, Chrysler, General Motors и Honda – самых мощных, самых влиятельных зарубежных автоконцернов. Ну и конечно – крупнейшим дилером АвтоВАЗа.

Турчину поставили задачу организовать автомагазины и дилерские центры в Санкт-Петербурге. Московских боссов интересовало также приобретение знаковых зданий в историческом центре города для их последующего коммерческого использования.

Сергей занимался подготовкой подобных бизнесов и созданием дочерних предприятий, а его заместители руководили ежедневной коммерческой деятельностью.

В тот период по вопросам запуска новых проектов его непосредственным руководителем, а скорее – координатором, был замгенерального Николай Алексеевич Глушков. Сергей с ним был на ты и называл по имени – как впрочем, и других руководителей ЛогоВАЗа. Исключение составляли Александр Григорьевич Зибарев и Владимир Васильевич Каданников. Впрочем, Сергей редко их видел. В ЛогоВАЗе все с ними были на вы и обращались по имени-отчеству. Из-за возраста? Нет, они были ненамного старше того же Бориса. От них многое зависело – это, пожалуй, тоже было неглавное. Возможно, в тусовке ЛогоВАЗа их по привычке побаивались, воспринимали социально далекими, людьми уходящего советского прошлого, вчерашней номенклатурой… Теперь, по прошествии тридцати лет, Сергею стало понятно, почему между руководителями АвтоВАЗа и их логовазовскими партнерами всегда сохранялась дистанция. В первую очередь все определялось человеческим калибром, масштабом личности этих людей, когда-то испытавших на себе трудности создания и становления автогиганта в тяжелейших условиях развитого социализма.

Глушков – посланник центрального офиса, щетинистыми усами, бегающими глазками, улыбкой со щербинкой и подвижностью нижнего бюста напоминавший вороватого кота Тома из мультфильма, – прилетал в Пулково (со стареньким фотоаппаратом в руках), чтобы осмотреть объекты-кандидаты для будущих логовазовских проектов (сервис, магазины, бизнес-центры). Сергей на своей жалкой копейке возил его по городу.

Николая особенно интересовали исторические здания в центре. Многие из них пришли в упадок, обесценились к началу девяностых и выставлялись КУГИ на торги. «Из этого здания может получиться прекрасный бизнес-центр, – говорил Глушков. – А это пошло бы под гостиницу».

Глушков нравился Сергею – контактный, современный, держался по-свойски, без обычного снобизма, характерного для многих «коренных москвичей». Насколько Сергей понял из разговоров столичных сотрудников АО, Николай, один из основателей ЛогоВАЗа, чего только не перепробовал в жизни – был физиком, экономистом, занимался информатикой, при советском режиме два года возглавлял отдел внешнеторговой фирмы «Продинторг». В начале девяностых внешнеторговая деятельность (как, впрочем, и все остальное, касающееся закордонной жизни), казалась по-советски ограниченным и запуганным выходцам из НИИ и КБ чем-то недоступным и запредельным. Уже тогда Сергей подумал, что создание частной внешнеторговой фирмы в интересах ЛогоВАЗа, скорее всего, заслуга изворотливого и весьма педантичного ума этого самого Коли Глушкова, а не усилий потертого академического доктора, беззастенчиво подгребающего под себя всё и вся. Дальнейшее развитие внешнеторговой деятельности грядущей империи Березовского подтвердило его догадки.

В то время у представительства денег было в обрез – так же, как и у его директора, – Турчин еще не мог, подобно москвичам, угощать посетителей в лучших ресторанах, нанимать водителей, обзавестись служебными машинами. После поездки по объектам он приводил Николая домой, где его красавица жена по привычке советских времен с удовольствием принимала гостей. Да, конечно, помпезный жилой дом Военно-морского ведомства в стиле сталинского ампира, вольготно расположившийся прямо у крейсера «Аврора», очаровательная семья… отличная квартира с абсолютно совковой отделкой и мебелью, домашний обед в духе кухонных посиделок семидесятых… Копейка и директор самолично за рулем… Сергей читал в глазах Глушкова немой укор. Они в СП эту стадию проскочили пару лет назад.

«У нас в Грузии есть кавказское представительство, – рассказывал Глушков за обедом, – возглавляет его Бадри (Турчин тогда впервые услышал об этом чудесном грузине). – Ты не представляешь, как он принимает, какой стол! И каждому гостю – рог вина: пей-до-дна, пей-до-дна, пей-до-дна! – мечтательно продолжил он. – Куда тебе до него!»

Не догадывался тогда Николай Алексеевич, каков в действительности этот чудесный грузин, стараниями которого он сам будет оттеснен к задворкам корпорации Березовского: впрочем, случится это лишь через несколько месяцев…

Поняв, что высказался неудачно, Коля с напускной серьезностью пытался исправить досадную оплошность: «Это неважно, Сергей, каждому свое – ты совсем другой человек». Турчин удивился и подумал: «Что он несет, какая ерунда! Накрыть поляну – тоже мне достижение, всего-то – пятьсот долларов в кармане, любой стол можно устроить: и с рогами, и с копытами… Через пару-тройку месяцев и в нашем представительстве будет возможность достойно принять гостей, а со временем и серьезные деньги пойдут».

Это оказалось чистой правдой – через пару лет представительство ЛогоВАЗа в Петербурге действительно выйдет на большие финансовые потоки.

И тем не менее… Петербург – всего лишь вторая столица: труба пониже, и дым пожиже.

Представительство готовило открытие вначале двух, а потом трех центров автосервиса, нескольких торговых предприятий и приобретение двух зданий. Первым зарегистрированным предприятием стало общество Корона-ЛогоВАЗ, созданное на основе очень красивого цветочного магазина «Цветы Болгарии» на углу Каменноостровского и Малой Посадской. Магазин должен пройти реконструкции и получить дилерство Мерседес-Бенц. Все это надо сделать за несколько месяцев, завезти лучшие европейские автомобили, которые будут продаваться в прекрасных интерьерах среди фарфоровых фонтанов и живых цветов.

Директором московского АО к середине 92-го стал Самат Жабоев, – во всяком случае, Сергею именно так сказали в секретариате ЛогоВАЗа – он был единственным человеком, который мог навести порядок в постоянно бурлящем логовазовском котле. Куда взлетел Борис Абрамович, можно только догадываться. Ну а у Сергея свои заботы – надо выполнять обязательства перед партнерами Короны и запускать дилерский центр: собственных средств представительства на это явно не хватит. Тем более, что Березовский сказал Турчину: презентация должна пройти на самом высоком уровне – с достойной рекламой, с приглашением прессы, «отцов города» и мэра. «Отцов города» – довольно сомнительная установка. У северной столицы, извините, столько различных отцов…

Сергей договорился через секретаря о встрече, взял билет на «Красную Стрелу» и утром был в Москве на Ленинградском вокзале.

8:30 – прибытие, его встречает логовазовская машина с водителем – впрочем, как обычно; водители – приличные ребята, похоже, большинство из них – инженеры.

9:30 – он на Пречистенке.

Помощник Березовского – Ира Пожидаева, она же – руководитель секретариата. В ее ведении – звонки, расписание, состав встреч, подарки, билеты, посылки, напоминания, все без исключения. Приятная молодая дама, в прошлом девочка из хорошей московской семьи, обходительная, мягкая, деловая… еще можно дать сто эпитетов – и все в превосходной степени, – создает в приемной атмосферу доброжелательности и деловитости.

– Ирочка, привет из Петербурга. Выглядишь, как всегда, словно роза в росе. Можно сказать и как лиса в лесу, что больше нравится?
– Мне нравятся такие гости – спасибо, Сережа, ты прелесть.
– Подтверждаешь встречу с Саматом?
– В одиннадцать, как договорились. Не волнуйся, он точно будет – Самат обязательный. Позавтракай, отдохни с дороги.
В цокольном этаже оборудовано кафе – можно позавтракать, вкусно и недорого, посидеть, полистать подготовленные бумаги.

10:50 – поднялся в приемную.
– Самат у себя, попросил минут пятнадцать не беспокоить, есть срочные дела. Полистай журналы, я приглашу.

11:10 – Турчин входит в кабинет Самата. Сергею говорили, что он был деканом факультета международных связей ГИТИСа, а это о многом говорит. В Союзе международные связи курировались определенными органами… Еще режиссуру преподавал.

Самат – подтянутый, щеголеватый, брутальный, скорее всего донжуан – эдакий неотразимый кавказский Казанова! Как и Глушков, тоже похож на кота Тома – элегантного и сурового, в отличие от Николая, – только в глазах нет-нет, да и промелькнет что-то уставшее и наболевшее. Как они так все подобрались? Березовский ведь тоже похож на Тома – в более наглой и болтливой версии. И тоже с испуганными глазами. У них здесь гнездо, что ли?

Сергей вручает Жабоеву смету на реконструкцию магазина, завоз мерседесов, рекламу и презентацию.
– Когда планируешь? – спрашивает Жабоев, не отрываясь от бумаги.
– Первая декада октября, дату надо уточнять – чтобы Боря мог приехать, чтобы Собчак был… Опять же – если денег не будет, можем и в лужу сесть.
– Собчак? У-у-у, высоко летаешь, не боишься упасть? – выражение лица Самата оставалось непроницаемым, но глаза на мгновение хитро блеснули и тут же погасли.

Сергей почувствовал себя мышкой Джерри, но не оробел и спокойно парировал:
– Бог не выдаст – свинья не съест.

Выяснилось, что Жабоев не столь скуп на слова, как показалось вначале. И решения принимает быстро.

– Значится так… По поставке мерсов встречайся с Панюшкиным. У тебя водитель есть? Поедешь с ним в Беляево. Бывал там? Вот и посмотришь заодно. Пусть Панюшкин едет к тебе с немцами, пусть разработают дизайн, окраску, закажут витрины, подставки для машин, обучат людей. Как машины поднимать – на второй этаж, что ли? Сам все рассчитай…

После некоторой паузы Самат продолжил:
– По пиару свяжись с Митрохиным, он даст человека питерского, мы пока возьмем себе в штат: будет заниматься рекламой, имиджем, приглашениями, ТВ. Поработай с ними, с Панюшкиным и Митрохиным, пусть они завизируют твои сметы – даю на это месяц. Смета на презентацию – ну окей, вроде годится, подпишу все сразу. Тогда и деньги будем направлять. Так, что еще?

– Еще смета? – оторопел Самат. – Ну, ты меня задолбал! Это что – смета на содержание представительства? А чем ты еще-то занимаешься, кроме Короны?

Сергей рассказал, что работает с Глушковым, готовится регистрация трех юридических лиц, будут создаваться сервисные центры мерсов, вольво и ДЭУ, берутся в аренду два промтоварных магазина. Решается вопрос о приобретении двух зданий – одно под коммерческий бизнес-центр, другое – капремонт жилого дома. Самат спросил с сомнением:

– И Боря одобрил? Ну ладно, я с ним поговорю, вечно эта Борина манера – одной задницей на десяти стульях! У тебя объектов не меньше, чем у нас в Москве. Ты хоть понимаешь, сколько это будет стоить? Ладно – это другой вопрос, будем решать проблемы по мере поступления. Я смотрю, ты хочешь такой штат, столько денег… А сколько сейчас выделяется?
– Ноль целых, ноль десятых, – ответил Сергей. – За полгода ни копейки не поступило. Даже в Москву на свои кровные езжу.
– А как же ты живешь? – искренне удивился Самат.
– Беру подержанные иномарки, арендую автосалон и продаю. На это и живем.

Самат возмутился:
– Безобразие, люди занимаются нашим бизнесом, создают предприятия, продвигают марку, а мы не платим? Машины служебные есть? Сами разъезжаете? Плохо… И никто из Москвы ни гугу? Ну, Борис, ну Коля, совсем охренели! Придет на презентацию мэр, а у вас и машины приличной нет для него.

После короткого обсуждения Жабоев выносит решение:
– Идешь к Гафту, делаешь с ним смету на содержание представительства. Обязательно включи в штатное расписание зама по строительству и двоих водителей. Свяжешься со мной дня через три, договоримся о машинах: перегоним тебе неплохую Вольву и подержанный мерсик. Чтобы нам не возиться с твоим финансированием, будешь помогать в продажах. Пойдешь к Жене Ретюнскому, договоришься, пусть отправит тебе пятьдесят Жигулей для начала. Надо бы еще иномарок, но у тебя пока нет дилерства, возьми пяток хонд. Пришли сюда продавцов, научим оформлять документы. Договорись с Женей о поддержании правильного курса Условной расчетной единицы (УРЕ) и о скидке. Скидка пойдет на содержание представительства. Выручку пока оставляй себе, будешь отчитываться. Деньги будешь тратить на запуск Короны-ЛогоВАЗ. Но учти, после презентации отчитаешься. Спросим по всей строгости закона.

«Эх, Самат, Самат, – подумал Сергей, – будто мы с тобой не знаем высказывания Салтыкова-Щедрина о строгости российских законов, которая что? Правильно: смягчается необязательностью их исполнения».

*  *  *

После той памятной поездки Сергея в Москву все и началось: в 92-м продолжился счастливый начальный период его предпринимательской деятельности. Поставлялись автомобили, пошло хорошее финансирование. Для хранения машин арендовали огромный ангар у «Ленмебельторга». Машины продавали из офиса, а отпускали из ангара. Скидки Москва давала им совсем небольшие, потом они еще уменьшались, и в 94-м составляли всего 0,7% от стоимости машины. Тем не менее, этого хватало для безбедной жизни их небольшого коллектива – ведь в отдельные торговые дни сотрудники отпускали до ста автомобилей в месяц. В 92-м уже накопились неплохие деньги, и Турчин оплатил летнюю поездку всего коллектива в Грецию, на Корфу. А в 93-м и последующие годы арендовал на лето для шести семей сотрудников госдачи в Комарово.

От выхода на рынок Короны зависели будущие отношения с Москвой. Создание дилерского центра и организация презентации были пробным камнем, и открытие состоялось – но не в октябре, а в ноябре. За это время произошло несколько важных для Сергея событий.

Во-первых, куратором всех представительств в центральном офисе стал замгенерального Михаил Гафт. С некоторых пор, как понял Турчин, через него проходил весь документооборот АО. Документооборот… При запуске новых проектов Сергей стал почти независим – при условии, если удавалось решить проблему финансирования. Самые дорогие проекты, которые ему не под силу поднять с помощью выручки от продажи автомобилей, нужно было согласовывать с Борисом или Саматом. Симпатичного Глушкова Сергей теперь почти не видел. Он, видимо, мало бывал в Москве, потому что Каданникова убедили взять его к себе на завод финансовым директором. Повышение или понижение? Тогда это было еще неясно. С одной стороны, Березовский теперь мог контролировать финансовые потоки АвтоВАЗа, посадив на них своего человека; с другой – удалил Глушкова из офиса ЛогоВАЗа, где решались все текущие проблемы. Ради кого? Конечно, не ради Гафта – непохоже, что он стал для Бориса ключевой фигурой. Долго ждать ответа не пришлось.

Гафт приехал в петербургское представительство сразу после поручения Жабоева о кураторстве. Сергей показал ему Корону и другие объекты, находящиеся в разработке, познакомил с будущими директорами новых фирм. Автомобили еще не прибыли, и Сергей катал Мишу опять на своей копейке.

– Давно за рулем? – спросил гость.
– Недавно, три с небольшим, – ответил Сергей и так же, как при встрече с Глушковым, прочел немой укор в больших – навыкате – Мишиных глазах.

Гафт зашел к Турчиным домой, рассказал, что собирается в скором времени стать миллионером, а от домашнего обеда отказался, потому что у руководства АО обед должен быть совсем другим. Он пригласил Турчина с женой в ресторан, но Юля ждала из школы дочь-первоклассницу: в итоге мужчины пошли вдвоем. Гафт с гордостью показал Сергею накрытый стол – смотри и учись! Чем гордиться? Турчин поморщился – нетрудно шиковать за счет фирмы, которая оплатит любые счета, – но комментировать не стал.

В богатстве не ищи братства. У рака мощь в клешне, у богача – в мошне.

Летом позвонила Ира Пожидаева и задорно отчеканила:

– Завтра в десять ноль-ноль встречайте в аэропорту Бориса Абрамовича, с ним три человека. Должно быть две машины. Отлет вечером. У вас есть приличные машины? Хорошо… Программа? Осмотр Короны, посещение мэрии, ужин. С мэрией я уже договорилась.

Борис прилетел с женой Галиной Бешаровой. Жене шефа выделили отдельный автомобиль с водителем, и она уехала в город по своим делам. Поездка Березовского прошла неплохо. Автосалон Короны ему и Панюшкину, ответственному за Мерседес, понравился, будущая директриса, которую им представил Сергей, – тоже. В мэрии согласовали дату презентации и договорились: ленточку при открытии разрежет лично Анатолий Александрович. Собчак был тогда несомненной звездой русской политики, второй Плевако, возможно – будущий конкурент Ельцина. Если он придет, будет здорово, но это в будущем – осенью. Новый зам Турчина по строительству показал Березовскому строительные объекты. Программа поездки в Питер должна закончиться на мажорной ноте – ужином в приличном ресторане.

Стол ломился от яств и напитков; четверо москвичей, Сергей с замом и двое от Короны – все разместились. Борис был доволен результатом поездки, но выглядел утомленным. Его жена сидела, нахохлившись – серым неприметным воробышком, – выглядела чужой на этом празднике жизни. Говорили о петербургских проектах, ужинали, пили за успехи ЛогоВАЗа – «компании номер один», по определению Березовского.

По окончании трапезы принесли счет. Правительство Гайдара в начале года отпустило цены, Россия жила в условиях галопирующей инфляции, номиналы банкнот не поспевали за ростом цен, а карточные расчеты банками еще не внедрялись. Озвученная цена за банкет казалась фантастической. Борис сделал слабую попытку оплатить корпоративное разгуляево, но к этому застолью Сергей был уже полностью готов.

– Представительство оплатит, – сказал он, взял атташе-кейс, под завязку наполненный банкнотами, и двинулся к кассе. Кто-то пошутил вслед:

– Сергей пошел с кошельком.
Как учил великий Гафт – взять деньги под отчет, в кассу вместо денег вернутся чеки, все шито-крыто!

Американская мечта: заработать миллион. Русская мечта: миллион потратить.

В московском офисе появился тот самый чудесный грузин.

Бадри Шалвович Патаркацишвили был похож на опереточного Карабаса-Барабаса – только рыжего, с усами и без бороды – с лицом злодея, пытающегося играть роль добрейшего из добряков. Он вовсю изображал простосердечного незлобивого грузина, ерошил пышные, загнутые вверх усы, пучил глаза, подчеркивал свой грузинский акцент – получалось неестественно, наигранно, как в плохом водевиле. Но Березовский, Березовский… Он буквального влюбился в этого Бадри, потому и перетащил его из Тбилиси в Москву. Ему нравились крупные, наглые, неторопливые мужики, он тянулся к брутальным и не обремененным комплексами и самокопанием – искал в них то, что не находил в себе: у Сергея еще будет возможность в этом убедиться.

Все было фальшиво в новобранце комсостава ЛогоВАЗа: не Бадри, а Аркадий, не грузин княжеских кровей, а грузинский еврей… Почему ему не оставаться просто Аркадием и просто евреем? Как истинный Тартюф, Бадри постоянно подчеркивал собственные скромность, благородство, честность, бескорыстность – если б надо было, то и набожность тоже демонстрировал бы, а плюс к тому – бесконечную широту его истинно грузинской души и другие весьма редкие и абсолютно замечательные качества.

Домочадцев, пытающихся доказать, что Тартюф вовсе не столь свят, Оргон (его роль в этой комедии играет БАБ) считает неблагодарными, погрязшими в грехах людьми. Истинная сущность Бадри проявится в тот момент, когда в его распоряжении окажутся вся касса, все дома и капиталы империи Березовского, неосмотрительно порученные ему БАБом для хранения и спокойно переписанные им на себя и своих ближайших родственников. Но пока еще ничего не ясно, и до момента истины в отношениях БАБа и Бадри, должны пройти долгие двадцать лет.

Чудесного грузина (именно так, кстати, называл в свое время Ленин молодого Сталина) пригласили пока заниматься продажами лад и самар – автомобили из Тольятти давали на тот момент самый мощный денежный поток. Бадри крутился вокруг Ретюнского: «Женечка, Женя! А как это делают, как то? Ну ты же умница, ты все знаешь, объясни мне, я понятливый». Невелика наука – вскоре Бадри прибрал к рукам всю торговлю Жигулями. Лады продавались стандартным образом – менеджерами через кассу, а покупатели дефицитных Самар выстраивались в очередь к дверям кабинета чудесного грузина. Там, кстати, большинство – богатенькие и лихие закавказские ребятки. Бадри, видимо, умел строить отношения по понятиям. Помимо стандартной цены через кассу, посетители платили чудесному грузину наличку из рук в руки – доплаты за передний привод, за цвет, за металлик, за навороты и опции. Платили почти в открытую, Сергей узнал об этом от сотрудников центрального офиса. Все сразу стало ясно – нужны ли еще слова? Бадри пригласили, чтобы брать черный нал, он не брезгливый – вот и брал: наверняка с личного разрешения БАБа. Неучтенные деньги теперь пройдут мимо поставщиков автомобилей, членов правления – партнеров по бизнесу, мимо отчетности, налоги с них тоже платить не надо… Делились ли деньги между отцами-учредителями – неизвестно, но Сергея это не интересовало. Ясно одно: с появлением Бадри здесь больше не работают по правилам, здесь делят наличку под столом.

Бадри вытеснил Глушкова из офиса ЛогоВАЗа, место ловкого кота Тома освободили для другого кота Тома – килограммов на пятьдесят поувесистее, с куда как тяжелой лапой, – и понятно для чего: пришло время ловить не крошечных мышек, а больших жирных крыс. Но ведь именно Николай Алексеевич наладил целую финансовую систему для отмывки всего и вся, не так ли? Наладил, теперь его можно и в сторону – такова, видимо, была логика БАБа. Глушкова не раз еще будут выдвигать на передовую – за каштанами из огня, – а потом вновь задвигать – до тех пор, пока он не станет отработанным материалом. Бадри осваивался на новом месте, но ни Гафт, ни Самат пока еще не задумывались о перспективах дальнейшей экспансии чудесного грузина.

Машина для выкачивания продукции и денег из автогиганта работала исправно. А Борис в это время был увлечен новыми идеями, внедрялся в другие проекты, задумывался о том, что самым лучшим бизнесом в России все-таки является политика. Ведь если в обычном бизнесе на тысячу долларов вложения в то время можно было получить десять тысяч, то в политике за ту же тысячу – миллион. Правда, можно и все потерять, просто все…

Березовский мало бывал в офисе, часто отлучался, мотался по Европам, осваивал новую для себя роль нувориша, селился в лучших отелях, посещал лучшие рестораны и одевался в бутиках. Возвращался воодушевленный, одетый с иголочки, с фирменным платочком в кармане пиджака, в ауре дорогого парфюма. Влетал, словно фурия, скороговоркой давал тысячу невнятных инструкций и тут же улетал. Ира Пожидаева заносила в блокнот поручения и с привычной иронией резюмировала: «Пролетел как фанера над Парижем, а нам расхлебывать».

Бадри же наоборот всячески демонстрировал служебное рвение, бросался к любимому шефу и, карикатурно закатывая в глаза, объяснял, как «мы все скучали без тебя» и «как нам тебя не хватало», – Сергей пару раз становился свидетелем подобных сцен, а Борис млел и таял от счастья. Похоже, у них любовь – платоническая мужская любовь. Борис принимал все за чистую монету, он действительно был влюблен в Бадри, абсолютно доверял ему и всем без конца рассказывал об их необыкновенной дружбе. Подобное тянется к подобному: «Дружба, основанная на бизнесе, лучше, чем бизнес, основанный на дружбе», говорил Рокфеллер. Интересно, что БАБ скажет об этой «любви» через двадцать лет?

Турчин не задумывался о перестановках в ЛогоВАЗе – для работы его представительства почти ничего не изменилось. Согласование поставок с московских стоянок в Петербург теперь проходило через Бадри, но тот просил только визу Гафта о взаиморасчетах и, как правило, не отказывал Сергею в отгрузке машин. Продажи в Петербурге по-прежнему проводились строго через кассу, доплаты опций – тоже.

Борьба за место рядом с БАБом, паразитирование на теле автогиганта, дележка денег под столом и внутренние разборки пусть остаются в Москве: его караван идет своей дорогой.

Сергей придерживался простого принципа: представительство будет работать только легально, вбелую, абсолютно прозрачно для москвичей, налоговиков, для их клиентов, для органов власти – для всех. Так, как это было при советской власти. Вскоре он почувствовал, что его помощники стали рулить в другую сторону. «Сергей, – говорили они, – идут хорошие денежные потоки, на этом можно прилично заработать». «Ребята, мы получаем зарплату, которую я оговорил с московским руководством, – отвечал им Турчин. – На полученные доходы я даю бонусы: премии, зарубежные поездки. Кому не нравится – ищите другую работу». Ребята затихарились и продолжали делать свое дело. Сергей не мог контролировать каждый договор, каждую сделку, каждую запчасть. Жестко разрывать отношения с замами тоже было опасно: у ребят сохранились связи с правоохранительными органами. В то время – те же бандиты, только с корочками.

Сергей понял, что розовый период его логовазовской жизни завершается. Что после презентации Короны ему придется подбирать на ключевые должности совсем других людей – из тех, кого он хорошо знал.

Объемы продаж машин в Петербурге росли, штат продавцов и охраны увеличивался, и Сергей согласовал с Борисом и Гафтом создание дочернего торгового предприятия «ЛогоВАЗ Санкт-Петербург», предназначенного только для реализации машин. Оно будет жить на торговую наценку, а вся выручка будет поступать в представительство для запуска новых проектов. Учредителями новой фирмы стали начальники высшего и среднего звена московского ЛогоВАЗа, а директором – Сергей. Для работы фирмы арендовали большой автомобильный склад в таксопарке на Краснопутиловской, со временем открыли новый автосалон на Бухарестской.

Теперь представительство занималось только проектами московских учредителей; Сергей начал готовить новый, более просторный офис на Рубинштейна.

Горячий, шокирующий, авантюрный 92-й – разгул криминала, неистовство младореформаторов, либерализация цен, ваучерная приватизация. Нищая страна с горячечным румянцем на лице торопится, бежит, живет иллюзиями и надеждами на лучшее – а что еще остается? Незаметно пролетело нежаркое петербургское лето; Александровский парк, совсем недавно – парк Ленина, окрасился багрянцем осени.

В предприятиях Турчина вал работ, все крутятся без остановки – новые проекты, продажа машин, подготовка к презентации Короны, – бежит, все быстрее вращается беличье колесо Сансары. Реклама презентации первого в Петербурге мерседесовского автодилера – в газетах, на ТВ. Над входом в салон – новая, нездешняя вывеска, привезенная из других миров, из других вселенных, на проспектах – перетяжки с духоподъемным слоганом «Пересаживаемся на Мерседесы!» Завершается переоборудование салона под автомагазин.

Сергей иногда задумывался о нелепой ситуации, в которой оказался – в обнищавшей, разваливающейся стране делать бизнес на автомобилях – нонсенс! Мерседес – услада бандитов и новых русских. Но останавливаться нельзя – собьешься с ноги, выпадешь из ритма, локомотив истории выбросит на обочину, сомнет, в лучшем случае – спишет.

Вот так всю жизнь бежишь, бежишь вдоль темного тоннеля, впереди светит выход. Прибегаешь, а там уже могила.

По проектам АО Сергею приходится обращаться в мэрию – земля, аренда, торги, приватизация, разрешение на строительство. Его охотно принимают – создается впечатление, что новые клерки готовы вникать в проблемы бизнеса. Сергея знают в КУГИ, в ГАТИ, в комитетах по строительству, по внешним связям. Хорошо принимают, угощают кофе, любят поговорить о городских проблемах. Иногда кажется – в городе царит благостное единение бюрократии и бизнеса: наверное, кажется… Возможно – единение не всегда и не со всеми. Не исключено, что все гораздо проще: звонкие имена ЛогоВАЗа и АвтоВАЗа открывают двери в кабинеты Смольного. Однажды, после совещания в мэрии к нему подошел высокий респектабельный чиновник. Представился: «Зампредкомитета. Отвечаю за трубы, воду, фонари и тэдэ. Инспектирую новые объекты, в том числе и ваши буду». Отечески посоветовал Сергею Николаевичу встретиться с Петром Ильичем: «Тезка Чайковского, но не композитор. Вы не слышали о Петре Ильиче?» Прозрачные водянистые глаза смотрели ласково; полные губы шептали доверительно: «А он таки наслышан о вас. Откуда знает? Так маленький совсем Петербург-то наш – все друг о друге известно. Кто это? Встретитесь, познакомитесь. Нет, нет, я советую. Просто зайдите к нему. Непременно. Просил ли он? Нет, не просил. Но рад будет. Зайдите, зайдите, полезный человек. Старину собирает, его еще Старинщиком зовут иногда, но чаще все-таки – Чайковским. Встретитесь, поговорите, только на пользу вам будет». «А он-то захочет?» «Захочет, почему нет? Позвоните, вот телефон». Неожиданный поворот… Как-то уж слишком загадочно.

Подъезжает Сергей к дому сказочно преогромному, где Чайковский живет. Дом большой, мрачный, старого кирпича, окна металлом зарешечены, на въезде – тяжелые ворота кованые. Над входом – витиеватыми буквами: «Мир входящему».

Заходило, заколебалось что-то в голове его, в глазах потемнело – будто в другое пространство переместился, словно в бреду находится… С чего бы это? Осмотрелся: как раз напротив дома Чайковского – здание приземистое, в землю вросшее: Больница старых большевиков… Разве есть еще такие? Наваждение, вздор, тарабарщина. Дальше идти или уехать, пока не поздно?

Решил идти все-таки…

Охранники выслушали Турчина, пошептались о чем-то, один убежал, вскоре вернулся – и опять зашептались. «Ваши документы!». Смотрят паспорт, потом в лицо, опять в документы – ну, наконец-то, ворота отворяются. Сергея по мраморной лестнице на второй этаж ведут. Дом отделан, словно дворец княжеский, – классика и ампир, позолота.

Ждет он, ждет, а вот и хозяин, Чайковский собственной персоной, в спортивном костюме, – черный, небритый, крикливый – на профессора консерватории не похож. За плечи обнимает:

– Петр Ильич зовут меня, – гость чувствует прикосновение колючей щеки хозяина.
– Яшка, старый козел, говорил, – тот, что из мэрии… Рад я тебе. Хороших людей в лицо надо знать. Что делать-то думаешь? Ах, работаешь… А лавэ? Кто-ж лавэ не любит! Неужто не знаешь меня? Петруша при диктатуре всеми пивными на Невском командовал, а сейчас искусством занимаюсь, коллекционирую. Не хуже твоих Жигулей и мерсов лавэ дает, твою… Не нравится, как говорю? Ты не русский, что ли, по-русски не понимаешь?
– Вот с человеком тебя полезным познакомлю. Только что откинулся. У-у-умный – чемпион тюрьмы по шахматам, погоняло – «Боксер».

За столом сидел некто – невысокий, незаметный. Шахматную позицию изучал. Стрижка короткая, лицо серенькое, глазки маленькие. Нос сломан и провален в переносице.
– А зовут его Валентин – “здоровый”, “сильный” по латыни, а еще – “впереди идущий”. Не слабо? Будешь работать с ним, а он крышевать будет. Мы бережем лучших-то людей! Яшка говорит: большим человеком ты станешь. А поберечь-то тебя нам следует, твою… Говоришь, никто не нападает? А нападут-то один только раз, твою… И не будет представительства… Вот, к примеру, подойдут сейчас ребятки мои, да и грохнут для забавы прям щас… вот и не станет Сергей Николаича…

Вздрогнул Сергей от слова «грохнут», но виду не подал.

Валентину заявление Петра Ильича не понравилось – бросил он шахматы, поднялся:
– Ты, слышь-ка, Петруша, шути, да меру знай. Чего жути нагоняешь? Пальцы аж на ногах растопырил, не жмут ботинки? Не пугай мне Сережу. Ты не бойся, малой, эт мы шуткуем так. Крышевать буду – никто тебя и пальцем не тронет. Скажешь только – “Боксеров” я, кто не поймет – ко мне посылай. А у меня коллектив. Коллектив всегда разберется.
– Меня лучше слушай, – сказал Чайковский. – Валентин-то, друг мой лучший, непростой человек. Коллектив у него, да. Как без крыши жить будешь, Сергей Николаич? Без крыши – как? Собчак, Яшка, что с тобой говорил, Валюша – все с крышей, твою… я – сам себе крыша, у каждого крышняк есть. Все под нами ходят, а для тебя Валентин – самое то: солидно, даже очень! Будешь с ним – будет у тебя, четырежды блин, тихая жизнь.
«Вот и закончилась моя “тихая жизнь”», – подумал Сергей – не знал тогда, что выражение “тихая жизнь” он не раз еще услышит.
– Ты не боись, слышь-ка, Сережа, – говорит ему Валентин. – Не захочешь, так и не надо. А так я присматривать буду, да наведываться. Профессором еще наук наших паханских станешь.
Договорились встретиться с Боксером без Чайковского после открытия Короны.
– На презентацию я так и так приду, не забудь пригласить, – предупредил Петр Ильич. – Не обеднеет Береза, если Чайковский выпьет бокал шампанского за успехи его ЛогоВАЗа!

Вышел Турчин из дома Петра Ильича, огляделся, посмотрел на слоган: Мир входящему – бррр, мурашки по спине! Одурь какая-то – была встреча или приснилась? Говорил он с Чайковским или в голове помутилось, сам и придумал все? Что за «Сказка о Старинщике»? – то ли Гауфа, то ли братьев Гримм? Мрачноватая получилась, хотя-я-я… Вроде эти двое охранную грамоту ему дали – за какие такие заслуги? Уж и не вспомнить, что там было, – интересно, каким окажется продолжение банкета!

У Пикассо тоже был розово-голубой период, а потом он эту страшную «Гернику» написал – о бомбардировке 1931 года. Похоже, все проблемы Сергея еще впереди.

Нет, не бред это, Сереженька, не показалось – и псевдо-Чайковский и Боксер: на самом деле все так и было. Укатали тебя, дружок, одной левой развели – классическим приемом: один – злой злодей, другой – тоже злодей, только добрый. С новыми друзьями – поневоле, а не по влечению сердечному – не раз тебе решать проблемы придется, еще и благодарить их будешь за помощь…

Работали много – без праздников, без выходных, нередко – по ночам. Жену и ребенка Сергей почти не видел. Он для дочери не отцом был – скорее, легендой. Но у них сложился обычай – сказка перед сном. Не так часто, как хотелось бы: когда получалось.

Отец Сергея совсем плох, два года держали его на химиотерапии. Он не сдавался: его программа еще не выполнена. Да, сын на ногах, внучка растет, но папе хотелось дожить до возраста своего отца, деда Сергея. Когда дед покинул их, тому под девяносто было. Отметили-таки они и папины восемьдесят девять: скромно, в домашней обстановке. Папа – очень слаб, но в сознании – был очень доволен: сбылась его маленькая мечта! На третий день отца увезли по скорой в онко-диспансер на Каменном острове – положили в реанимацию. Когда увозили, уже не понимал, что с ним и где он. К концу ночи его не стало, но Сергей узнал об этом только к середине следующего дня.

Утром 13 ноября, в день открытия, Турчин в Короне. Последние приготовления, встреча гостей из Москвы. Согласование приезда городского начальства, встреча журналистов, телевизионщиков, подготовка фуршета в зале салона, заказ вечернего банкета, приглашение музыкантов, наставления, кто кого и куда везет…

О состоянии отца в регистратуре ничего не сказали – нет сведений, и все! Один раз нет сведений, второй раз нет… Надо бы поехать, устроить разнос, но тут самый разгар – никак не отлучиться. Почему не отлучиться? Придется бросить и поехать, невозможно жить в неизвестности – почему отец должен быть один? В середине дня Юля все-таки дозвонилась – отца не стало… «Сегодня ничего не получится, свидетельство будет только завтра, завтра и приезжайте в морг для оформления…».

«Огромная жизнь позади. Программа выполнена. Так и не попрощались глаза в глаза. Прощаюсь заочно, отец. Ты сделал все, что мог».

Почти сразу после известия из больницы Турчину позвонили из представительства – приехали проверяющие из Москвы, нагрянули без предупреждения. В ушах прозвучали давние слова Самата: «Спросим по всей строгости закона». Вспомнилось строгое лицо джигита с чужими для этого лица глазами когда-то раз и навсегда напуганного человека. Испуганные – они самые опасные. Все мы, кому в девяностые за тридцать, демонстрировали феномен испуганного совка – кто-то больше, кто-то меньше.

Про отца он не мог знать, ну а что сегодня презентация – специально подгадал, хотел врасплох застать. Черт бы побрал этого въедливого Самата – если б он завтра проверил, убежал бы Сергей с деньгами, что ли? «Пусть проверяют. Покажите документы – кассовые книги, выручка от машин, деньги на счетах, расходные ордера, финансовые отчеты, нам нечего скрывать. Дайте теткам чаю с бутербродами».

«Папа, папа… Занимался ерундой, когда надо было с тобой… просто сидеть рядом, за руку держать… Поздно, нет больше папы. Остались только бумаги… Дело не в оформлении, оформить и завтра можно. Сегодня отстреляюсь, завтра с Юлей поедем».

Процедура открытия приближалась к моменту X. Водители привезли из аэропорта московских гостей. Празднично одетый, веселый Березовский был с женой. На сей раз с другой. «Знакомься, Сергей, моя жена Лена». Очередная жена – статная, стильная девица с холодным взглядом – умеет держать дистанцию, выглядит сдержанной, уверенной в себе отличницей-недотрогой а-ля Наталия Белохвостикова. Такая же подтянутая, с таким же маловыразительным непроницаемым лицом. Что-то не верилось в отличницу, больше – в очень тихий омут. Ему-то, Сергею, какая разница? У богатых свои причуды. Лена так Лена.

События происходили будто сами собой, Турчин вроде бы присутствовал везде, где требовалось, словно робот фиксировал слова, жесты, движения, привычно отвечал на вопросы, запускал необходимые процессы, куда-то ехал, давал поручения, возвращался, но сам был не здесь…

Нищее детство отца, три войны, нелегкая судьба и вот – конец. Вспомнилось, как он учил его, совсем еще малыша, играть в шахматы. Давал иногда выиграть: Сергей догадался об этом, когда стал старше. Научил ли он сына шахматам жизни или Турчин дошел до всего собственным умом?

До презентации оставалось довольно много времени; Борис попросил машину, чтобы доехать с Леной до отеля, оставить вещи и переодеться.

– Поедем с нами, Сережа, времени мало, по пути обсудим твои петербургские дела. Вернешься на этой машине, а нас пусть заберут перед самым началом.

В ресепшн отеля Невский Палас Борис дал Лене документы, несколько зеленых купюр и кредитную карту:
– Вот карта, киса, рассчитайся с моей. Отчекинься, мне надо сделать срочные звонки.

У Сергея тогда зеленые на каждый день не водились; валюта, впрочем, уже не была чем-то недоступным – осенью 92-го в Петербурге появилось много обменных пунктов. Но кредитной карты у него еще не было. Лишь в 94-м, когда Владимир Гусинский открыл на Невском у здания бывшей Думы филиал Мост-банка, Сергей стал гордым владельцем карты VISA.

VISA – такая же часть масс-медиа, как теперь смартфоны. Прав был Маклюэн: элементы масс-медиа решающим образом влияют на человеческие отношения, становятся артефактами и интересны уже сами по себе, вне зависимости от их контента. Маклюэн пытался достучаться до нас: «Это же медиа, болваны!»

Впоследствии Сергей узнал, что новую пассию шефа зовут Лена Горбунова и она работает в секретариате ЛогоВАЗа под руководством Пожидаевой. Турчин часто бывал в Москве, но Лену на работе видел лишь несколько раз. Что Борис нашел в этой невнятной девице? Красивая? Да нет, скорее кукольная – смазливое, незапоминающееся лицо, как говорят, «не обезображенное мыслями и чувством»… Молоденькая, с точеной фигуркой – может, ему этого достаточно?

Для каждой прежней жены Бориса его соратники находили какие-то человеческие слова. Первую жену Нину, ту, что была до Галины, называли среднестатистической советской домохозяйкой, замученной стояниями у плиты и штурмом очередей. «Если б потребовалось охарактеризовать Нину одним словом, то подошло бы слово угрюмая, – вспоминает один из знакомых четы Березовских. – Редко улыбалась, сторонилась шумных компаний. Бывало, придешь к ним в гости, Нина всегда мрачная; накрывает на стол, а на лице немой вопрос: „Когда же вы уберетесь?“». Для молодого научного работника эпохи развитого социализма Нина была адекватным выбором: надежная, преданная, домовитая, да и дочками, Лизой и любимой младшенькой Катей, тоже надо кому-то заниматься. А куда деться? Шаг вправо – аморалка, шаг влево – разнос на парткоме. Можно предположить, что со временем несколько увядшая супруга не вполне соответствовала представлению пылкого молодого мужчины об идеальном женском образе.

И вот наступают новые времена, наш герой становится амбициозным бизнесменом, он созрел для принципиально другой жизни. Гусеница становится яркой разрисованной бабочкой. Новая спутница – Галина Бешарова, та, с которой Борис первый раз приезжал к Сергею в Петербург, – была моложе Березовского на двенадцать лет, хороша собой и совсем не избалованна. «Очень привлекательная красивая женщина, – описывает Галину коллега по институту Людмила Тихонова. – И вдобавок скромница».

Познакомились они на дружеской вечеринке: это была, возможно, первая женщина, ответившая ему взаимностью без задней мысли. После неудачного замужества, Галина просто в рот заглядывала новому возлюбленному, с восторгом слушала все его рассказы; в сравнении с ее родственниками, работавшими сантехниками, мясниками или носильщиками на вокзале, Борис казался незаурядным человеком, да что незаурядным – звездой первой величины!

Борис Абрамович чувствовал себя повелителем, покорителем – возможно, впервые в жизни!

Позднее он охотно делился своими доморощенными, претенциозно-кокетливыми перлами о любви. Как вам такое? «Сравнительно недавно я узнал, что в русском языке не было слова любить. Его заменяли словом жалеть. Не знаю, может, то, что я сейчас скажу, покажется неприятным или обидным кому-то из моих близких и любимых женщин, но я всегда их жалел». Галина дала БАБу возможность ощущать свое превосходство, силу, возможность жалеть ее.

Или повторял известную шутку: «Как известно, мужчины подразделяются на лицеистов, фигуристов и душистов. Так вот я всегда был лицеистом». Тоже не кривя душой, довольно откровенно сказано.

У Галины была собственная небольшая квартира близ Павелецкого вокзала. Влюбленные встречались то дома у Михаила Денисова, приятеля юности БАБа, то у Гали, где его ждали вкусные татарские лакомства и уют. Говорят, именно Галина приучила неряшливого Березовского к порядку.

С деньгами к тому времени проблем не было, он содержал два дома. В апреле 89-го у них с Галиной родился первенец Артем, и лишь когда ему исполнилось два с половиной года, и в животике у Гали вовсю сучила ножками будущая Анастасия, эгоистичный БАБ наступил на горло привычке жить лишь в свое удовольствие и сделал, наконец, выбор. К тому времени обе дочери, Лиза и Катя, уже учились в Англии. В сентябре 91-го он разводится с Ниной – без скандалов и упреков: как и положено интеллигентным людям. БАБ оставляет ей квартиру на Ленинском, сам переезжает к разлучнице, в уютное гнездышко у Павелецкого и официально регистрирует отношения с Галей – тоже без всякой помпезности. «Пришли в ЗАГС, расписались и разбежались; ни ресторана, ни семейного ужина», – рассказывает Самат Жабоев, свидетель со стороны жениха.

Нет, тихое семейное счастье совсем не по нраву неистовому БАБу. Век дожил, а ума не нажил. Стар, да дюж. И свеж и гож. Старик, да лучше семерых молодых будет.

К моменту второго брака нашему герою сорок пять; он рвется максимально использовать новые возможности, которые открыло перед ним внезапно свалившееся богатство.

За год до женитьбы на Галине у Березовского начался еще один параллельный роман. Несмотря на рабоче-крестьянское происхождение, красавица-шатенка Елена Горбунова была поистине роковой женщиной… Но об этом тогда мало кто знал – о ней говорили: «Шатенка с прекрасной фигурой» – такой штамп! В этой незатейливой формуле не хватало чего-то важного, просто человеческого. Так можно говорить о манекене, о восковой фигуре из Музея мадам Тюссо, о модели на подиуме, о невыразительной фотографии… В крайнем случае – о доступной девушке из массажного кабинета. А что еще они могли сказать?

Презентация началась по плану. Встреча гостей, оркестр, фуршет, осмотр салона, выступление Березовского и гостей из мэрии. Анатолий Александрович не приехал, но водитель Сергея привез из Смольного Людмилу Борисовну Нарусову. Жена Собчака, молодая женщина слегка за сорок, держалась отстраненно и несколько надменно, ни с кем не говорила и одета была будто для пикника: широкополая соломенная шляпа, хлопчатобумажная кофточка и цветастые брюки нежных тонов в обтяжку. Список гостей составляла директриса Короны Ольга. Были представители банков, два заммэра, журналисты радио и Пятого телеканала. Наконец, один из замов разрезал ленточку…

Ольга постаралась – пригласила настоящих отцов города. Не только представителей мэрии – у нашего города тогда было много разных отцов. Впоследствии многих из них стали величать авторитетными предпринимателями.

Прикатил и знакомый уже Сергею Чайковский – все-таки есть в природе псевдо-Чайковский, не привиделся! Да не в трениках с вытянутыми коленями прикатил, а в прекрасном костюме с галстуком. Он был в отличном настроении, ему все нравилось – только Березовский раздражал. Петр Ильич несколько раз подходил к Сергею с фужером шампанского, не ругался, держался достойно, но о бизнесе БАБа высказывался неуважительно: «Пусть не задается, искусство, старина дают гораздо больше и без шума». Несколько раз говорил комплименты Турчину и Юле (Борис просил, чтобы Турчин был с женой), неодобрительно поглядывал на Лену, спутницу БАБа. В конце концов, не выдержав, отвел Сергея в сторону и шепнул на ухо: «Кого он привез, ты видел эту? Соска… Все разойдутся, и она отсосет у меня. Поверь мне, прямо здесь, посреди зала». Турчин поморщился, но ничего не ответил.

Он тогда еще не подозревал, насколько хорошими психологами могут оказаться эти самые авторитетные предприниматели. В дальнейшем Сергей кое-что узнает о новой подруге БАБа – некоторые считали, что до встречи со знаменитым драматургом Михаилом Шатровым, коего она еще до БАБа облагодетельствовала кратковременным браком, шатенка с прекрасной фигурой подрабатывала оказанием интимных услуг забугорным туристам. Возможно, это просто слухи или даже сознательный оговор. Но многое потом стало доподлинно известно об истинном лице сей юной дамы полусвета, и Петр Ильич оказался прав: Лена далеко не та отличница-недотрога, какой хотела казаться, скорее – ее полная противоположность.

Как говорила подругам знакомая Сергею проститутка из «Прибалтийской»: Крепкие ягодицы и плоский живот – наше непобедимое оружие, не забывайте об этом, сестры!

Официальные отцы города кучковались в одном крыле салона, неофициальные – в другом. Между ними действовали силы антигравитации, ибо никто не хотел засветиться рядом с представителем противоположной фракции: такая негласная договоренность. Еще бы: начальник Главка на Литейном 4, милейший Аркадий Крамарев не может оказаться в кадре с авторитетным псевдо-Чайковским. Тогда еще этого стеснялись. Ближе к 2000-м таких совместных снимков появится множество – к чему юношеская стыдливость? К тому же со временем криминал решительно пошел во власть, а власть все меньше краснела из-за своих криминальных замашек.

Сергей почти никого из неофициальных не знал. Петр Ильич решил помочь неофиту и обратил его внимание на высокого элегантного мужчину с узкой полоской усов: «Запомни его, Костя Яковлев, контролирует кладбища и телерекламу, Костя Могила, в общем. Почему Могила? – молчать умеет».

После презентации избранных гостей отвезли в ресторан для продолжения банкета. Там, конечно, был только официоз. Людмила Борисовна тоже почтила ресторан своим высоковельможным присутствием.

Вечером Сергею сообщили из офиса, что проверка завершилась, проверяющие не нашли нарушений и отбыли в столицу. В дальнейшем Самат еще не раз устраивал внезапные наезды и проверки, но со временем потерял к ним интерес. Когда его спрашивали о представительстве в Санкт-Петербурге, он говорил, что у Сергея деньги в безопасности – как в швейцарском банке.

Проводив гостей и вернувшись домой, Турчин включил Пятый канал: Невзоров со своей эпатажной передачей Шестьсот секунд. Там уже был репортаж об открытии Короны – когда они успели смонтировать? Александр Глебович по обыкновению жег и обличал. Последний кадр – крысы, роющиеся в мусорных баках – был снят где-то на стороне: возможно, заранее. Сергей точно знал, что у Короны все в полном порядке, нет у них грязных баков. Просто невзоровская метафора. Глебыч всегда был гаером и популистом, но в данном конкретном случае он прав: позорная смычка власти и криминала; открытие роскошного салона для самых дорогих авто в стране, где инженеры становятся бомжами, а крестьяне и пенсионеры умирают от голода. И он, Сергей, в центре этой дьявольской круговерти. Не было сил и желания копаться в себе, искать новые смыслы…

Все, что запланировано, получилось. На сегодня можно забыть о работе и обязательствах. И на завтра тоже. У него есть замы, у Короны – толковая директриса. Завтра он будет заниматься только отцом.

Ушел отец, унес кусочек его сердца. Первый проект успешно сдан. Закончился розовый период работы Сергея в качестве предпринимателя, период интеллигентских иллюзий о бизнесе по правилам. Жизнь грубо вмешивалась, ломала умозрительные схемы и расставляла все по своим местам.

Деньги, что каменья: тяжело на душу ложатся

И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой.

Не знаю, уж что там увидел всеблагий и всеведущий, но мы-то никак не всеблагие и совсем не всеведущие, очень хорошо видим, что человеки-то нехорошо у него получились, да что там нехорошо – весьма неудачный проект!

Так, чем там еще они интересуются?
Расскажите, насколько криминальным был тогда мир бизнеса в России и Санкт-Петербурге.
Насколько криминальным? Вначале надо вспомнить, чем оказались девяностые для России.

«Все, что происходит сегодня в общественной жизни или политике, все, что происходит сегодня в нашей стране, родилось в России девяностых. Можно как угодно относиться к той эпохе. Очевидно одно: для России девяностые стали вторым главным десятилетием прошлого века. В 1991-м страна пережила вторую после 1917 года революцию. Второй раз за век Россия кардинально изменилась. Теперь, спустя тридцать лет, понятно, что имел в виду Петр Столыпин: “В России за десять лет меняется все, а за двести – не меняется ничего”» (Esquire, журнал для умных и разборчивых).

Сменилась не жизнь в России – через отрицание старого, советского человека, родился человек новой антропологии. Вдохновленные ельцинским указом о свободе торговли, пенсионерки бросаются на заработки: продают сигареты и водку у метро, комсомольцы завозят в города спирт Рояль, ликер Амаретто и первые компьютеры. На смену блатным и приблатненным с фиксами и финками – живущим по понятиям – приходят отвязные быки и бригадиры в кожаных куртках, бывшие спортсмены и вытолкнутые на гражданку защитники отечества, тоже бывшие. Девяностые – золотой век невиданного ранее расцвета криминала.

Взрывы автомобилей, уличные перестрелки и заказные убийства – страну сотрясали криминальные разборки. В погоне за большими деньгами и красивой жизнью в обе столицы хлынули банды со всех концов страны. Словно грибы после дождя стали появляться бандитские группировки, которые формировались в основном по принципам землячества – в Петербурге, например: архангельская, азербайджанская, дагестанская, воронежская, воркутинская, кемеровская, казанская, тамбовская и другие. Местные группировки, уже поделившие между собой город, незваных гостей встречали враждебно. В борьбе за влияние пускали в ход весь боевой арсенал, не щадили ни конкурентов, ни случайных свидетелей.

Начинаются уличные войны между старыми авторитетами (ворами в законе) и новыми, между местными ОПГ и ОПГ национальных диаспор. Кладбища пополняются большими мраморными памятниками молодым парням, родившимся в 1960-70-е – им бы жить да жить. Российские бандиты – они теперь влиятельная сила, с ними всем следует считаться – фотографируются с мэрами, министрами и лидерами попсы.

Есть мнение, что термин новые русские ввел в оборот журнал «Огонек». Этих новых русских нетрудно опознать: короткая стрижка; мерин, бумер или внедорожник; обязательный малиновый пиджак (моду на такой пиджак ввел, возможно, Сергей Мавроди, дутая звезда общественного интереса того времени). Гремят дискотеки, мелькают стробоскопические огни; главные там не рейверы в оранжевых штанах, не пиарщики в очках с тонкой металлической оправой, не коммерсы с мобилами и даже не аллюры, крашеные или натуральные девицы с кричащим макияжем, – главные там новые русские, сорящие шальными деньгами в открывающихся стриптиз-клубах и казино. Роскошные женщины двигаются в такт музыке, их лица раскраснелись от танцев и наркотиков. Русские красавицы – обязательные спутницы успешных мужчин, вместе со спросом рождается и предложение. Еще не скоро появится Instagram, еще нет брачных агентств и сайтов знакомств, но уже есть предприимчивые дельцы со связями.

Бывший харьковчанин Петр Листерман, владелец агентства VIP-знакомств, рассказывает: «В 1990 году в Москву по заданию Playboy прилетел из Америки фотограф Бородулин. Он жил в гостинице Россия, и к нему стояла очередь из 300 самых красивых девушек Советского Союза. Он сделал с ними целый выпуск. Я приехал в Москву, увидел очередь к Бородулину и понял: здесь золотая жила, Клондайк. Все эти девушки мечтали стать звездами. Тогда они еще не думали, что им просто нужны богатые мужики».

Бородулин умел превращать немоделей в моделей, Листерман – пристраивать их к папикам, к очень влиятельным папикам – вплоть до первых лиц стран Восточной Европы. Неукротимый Борис Абрамович сотрудничал с Листерманом и с агентством «Мадемуазель» Бородулина, иногда по дружбе делился девушками с президентами новых государств, появившихся на постсоветском пространстве.

Тридцатитрехлетний Егор Гайдар отвечал корреспондентам мягким тенорком: небрежной скороговорочкой – будто ответы эти более чем тривиальны. Уверенный стиль внука классика детской литературы понравился Борису Ельцину, и тот доверил ему – ни много, ни мало – вершить судьбы России.

Зимой 1991-1992 года в магазинах – хоть шаром покати; люди делали запасы.

Умереть с голоду и замерзнуть посреди русской зимы, – два фантома русского воображения! Гайдара охватила паника: «Рассуждать некогда, – вспоминал он мысли того времени. – Люди начнут умирать с голода».

Валовой внутренний продукт в 92-м упал на 19%, в 93-м – еще на 9%, в 94-м – еще на 13%… К концу девяностых Россия стала обнищавшей страной третьего мира. В девяностые ходила шутка: «Шоковая терапия Гайдара – сплошной шок и никакой терапии».

По мнению Григория Явлинского, правительство Гайдара поспешило отпустить цены. «Да, была определенная истерия, но угрозы голода не было. Полки пусты, но они пусты все последние годы». Ценовая реформа несла страшные разрушения. При этом были отодвинуты в сторону и попросту забыты другие вопросы экономической реформы: промышленная политика, выстраивание институтов власти, работа монополий, введение ясных правил конкуренции. Итогом шоковой терапии стал непрерывный спад в течение всей ельцинской эры – экономический, культурный и демографический.

Плановая экономика разрушена, Госплан отменен, в стране наступил хаос – денег ни у кого не было, промышленники не знали, куда отправлять продукцию, как получить оплату за нее, где брать поставки. Свято место пусто не бывает – в этом хаосе роль лидеров оптовых продаж и экспорта взяли на себя торговые компании, подобные ЛогоВАЗу. Никто из них не был первооткрывателем – махинации с фиктивными товарными потоками и вывозом валютной выручки за рубеж начались еще в конце восьмидесятых и были запущены по инициативе и при участии государственных структур.

В феврале 1991-го (последний год правления Горбачева) в газетах появилась любопытная история о Геннадии Фильшине, замминистра внешней торговли в российском правительстве Бориса Ельцина (не путать с советским правительством Михаила Горбачева), который якобы готовил сделку с британской компанией «Дав трейдинг интернэшнл» по приобретению 7,5 миллиардов долларов в обмен на 150 миллиардов рублей с промежуточным приобретением российских экспортных товаров. Останутся ли доллары, полученные российским правительством, в оффшорной зоне или будут переведены в Россию, было неясно. По сделке было много вопросов, позднее выдвигалась версия, что британская фирма действовала в интересах колумбийского наркокартеля – сведения о готовящейся операции просочились в советскую прессу. Российский парламент сделку запретил, Фильшину пришлось уйти в отставку, само же дело Фильшина закрыли.

Аналогичная операция состоялась в ноябре 1990 года в оффшорной зоне острова Джерси – между советским Центральным банком и парижской финансовой структурой «Financial Management Co» (Fimaco). За пять следующих лет Fimaco провела, на этот раз уже для российского Центробанка, операции – по оценке генпрокурора Скуратова – до 50 миллиардов долларов, а прибыли – на сотни миллионов, а то и миллиарды долларов – осели в оффшорной зоне и были распределены между частными банками, консультационными фирмами и некоммерческими фондами.

В 1991 году достоянием гласности стала еще одна сомнительная сделка в сфере международной торговли. На сей раз «засветилось» ЗАО АНТ, основанное несколькими (возможно – очень важными) физлицами, представителями ВПК, при содействии советского премьера Николая Рыжкова и его министров. Компания тайно проводила крупные экспортные операции без согласования с Министерством внешних экономических связей. Цены продаж были существенно ниже мировых, разница попадала неизвестно куда, неизвестно кому, но за рубежом. АНТ поймали за руку при попытке вывезти за границу большую партию танков, артиллерии и прочего вооружения. Расследование по традиции закрыли, но плачущему премьеру пришлось уйти в отставку.

Какой бы ни была природа этих и многих других подпольных операций – Fimaco, АНТ, дело Фильшина, – но к 1990 году золотовалютные резервы Советского Союза испарились. Что произошло? Как получилось, что коммунистические функционеры сумели вывезти – под завязку – остатки богатств из страны? «По статистике внешней торговли это проверить невозможно, – комментировал Гайдар. – Разумеется, все пошло на обслуживание импортных контрактов или финансовые операции. Другое дело, были ли эти импортные контракты нужны и по каким ценам закупались импортные товары».

«В Кремле к власти пришли новые люди – одна часть коммунистического истеблишмента (круг Ельцина) выпихивала с теплого места другую (старое советское правительство), – писал Пол Хлебников. – Первые коммерсанты (Марк Рич, Тарасов, братья Стерлиговы и другие) оказались за бортом. Их просто вышибли с рынка конкуренты». Одним из тех, кто устоял, оказался ЛогоВАЗ.

«Если термин предприниматель толковать честно и нормально, то таковых в России просто нет, – заявил известный коллекционер Георгий Хаценков, в те годы – глава небольшого издательства и фирмы по торговле драгоценными камнями. – Я бы сравнил нашу экономику с нигерийской: ею правит государственная мафия, госучреждения сливаются с преступными группами, нормальных законов нет. Рынка нет. Есть только коррумпированные чиновники, взятки, полная анархия».

На вопрос журналиста: «Правда ли, что для продвижения своих сделок коммерсанты подкупают директоров государственных предприятий и правительственных чиновников?» Петр Авен, в 92-м министр внешней торговли, ответил уклончиво: «У нас немало примеров того, что долгосрочные отношения приводят к неформальным и часто коррумпированным связям, и это не всегда хорошо (как это понимать, Петр Олегович, то есть бывают случаи, когда это наоборот хорошо? – прим авт.). Эти компании знают, кому и что платить, кому и что дарить, и в результате они покупают продукцию дешевле себестоимости. Это не секрет. Мы к таким компаниям относимся осторожно».

Коррупция, беспомощность экономического блока правительства и силовых ведомств, уклонение от налогов, запугивание, рэкет, рейдерские захваты собственности, разгул криминала – вот, что характеризует Россию первой половины девяностых.

«Мы и понятия не имеем, сколько средств оборачивается без уплаты налогов», – сказал Петр Авен. В декабре 1992-го были выявлены огромные хищения доходов России от экспортных операций, Авену пришлось уйти из правительства. «Там были проблемы ухода от налогов, – признает Егор Гайдар и тут же успокаивающе добавляет: – Но тогда не было серьезной проблемы с налоговой недоимкой». Правительство сделало все возможное, чтобы новым коммерсантам было легче скрывать баснословные заработки. Например, у России с давних времен существовало налоговое соглашение с Кипром, по которому зарегистрированные там компании имели возможность вывозить доходы из России, не платя за это 20% НДС (на Кипре они платили четырехпроцентный подоходный налог). Кипр стал одним из крупнейших каналов нелегальной утечки капитала из России, но ни правительство Ельцина, ни парламент налоговое соглашение с Кипром отменять не стали.

Экспортеры нефти, главного товара российского экспорта, получали огромные прибыли. До государственных нефтепроизводителей и налоговых органов доходило меньше половины экспортной выручки – остальное прикарманивали торговые посредники. Желающие получить лицензии на вывоз стратегического сырья – нефти, металлов, химии, леса – постоянно угрожали официальным лицам в Министерствах внешних связей и энергетики (или соблазняли взятками), и к концу 1993-го половина российского экспорта была в руках преступных группировок. Новый министр внешних связей Олег Давыдов сократил количество спецэкспортеров, оставив на рынке только крупных производителей и наиболее опытных торговцев. Лицензии на спецэкспорт лишился и ЛогоВАЗ.

Реформы Давыдова запоздали: нефтяная промышленность уже стала крупнейшим полем битвы между российскими преступными кланами. Чтобы спецэкспортная фирма работала, необходимо договариваться с руководителями нефтекомбинатов – тех, кто отказывался сотрудничать, убивали. В 1993 году убили директора НПЗ в Туапсе, жестоко избили директора НПЗ в Кириши. Еще через год жертвой пал президент «Мегионнефтегаза».

Большинство новых российских банков было создано на деньги компартии Советского Союза, многие из них оказались замешаны в афере с фальшивыми авизо. В 1992–93 годах несколько преступных групп и связанных с ними банков провернули крупнейшую в истории России банковскую аферу. В отделе выплат Центробанка царил полный хаос, а его работники оказались столь охочи до взяток, что преступникам удалось здорово нажиться.

Как работала схема? Открывались две компании – обычно банки. Используя коды, полученные от Центрального банка, первый банк посылал второму фальшивое авизо на перевод денег. Второй шел с авизо в один из отделов выплат Центробанка и снимал наличные. Пока власти разбирались, оба банка исчезали с деньгами.

Афера с авизо стала одной из самых больших катастроф «реформистского» правительства Гайдара. В 1992–93 годах размер хищений составил от полмиллиарда (треть кредитной линии, открытой России Международным валютным фондом) до нескольких миллиардов долларов. Заметную роль в этой афере сыграли чеченские группировки, действовавшие в своих интересах и в интересах казны жаждавшей самоопределения Чеченской республики – Чечня была идеальным местом для регистрации ложных банков. В обналичивании авизо участвовали многие ведущие банки и торговые компании России, иначе провернуть такую операцию не удалось бы.

Весной 93-го Ельцин признался, что 2/3 коммерческих структур связаны с организованной преступностью – похоже, президент смирился с этим прискорбным фактом. Так же, как он закрыл глаза на коррупцию в армии.

Некоторые искали корни оргпреступности в далеком прошлом – в первых шагах большевиков сразу после Октябрьского восстания. Другие видели причину разгула криминала в ошибочной стратегии приватизации: «Нельзя раздавать предприятия бесплатно – не будет должного уважения. Все ценное добывается в поте лица. Собственность надо было продавать. Справедливого перераспределения собственности не бывает. Россия криминальна, потому что семьдесят пять процентов собственности стало не государственной, а частной». Кто-то добавлял: «Собственность не раздавалась, вырывалась зубами в конкурентной борьбе».

Березовский объяснял, что источником и отправной точкой криминала был «союз высших правительственных чиновников и бандитов».

Председатель Российской товарно-сырьевой биржи Константин Боровой сказал, что все начинается с мафии: «Мафия – это попытка имитировать государство: собственная система налогов, собственная система безопасности, собственный способ управления. Любая форма мафии оказывается сильнее государства. Предприниматель помимо официальных налогов должен платить налоги криминальному государству: подкупать сан-инспекцию, местную милицию, налоговую службу, арендодателей и, разумеется, платить бандитам за гарантию безопасности, поскольку государство нерыночно, ненадежно, любой нормальный предприниматель, который считает деньги, выбирает мафию».

БАБ, например, считал, что размах преступности не выходил за пределы разумного, потому что «масштабы преступлений не превышали масштабов преобразования собственности». Можем ли мы согласиться с этим? Взглянем на список лишь некоторых резонансных преступлений этого незабываемого десятилетия.

11 апреля 1993 года в Москве убит криминальный авторитет Валерий Длугач, лидер Бауманской ОПГ, известный под именем Глобус. Пули из автомата Калашникова настигли его при выходе с дискотеки У ЛИС’Са. Смерть Глобуса оказалась звеном в цепочке убийств авторитетов преступного мира, взбудораживших Москву весной этого года. Еще 26 марта в иномарке, припаркованной у гостиничного комплекса Измайлово, неизвестные в упор расстреляли Р. Ахмедшина (Гитлера) и Ю. Кузнецова (Босса). На другой день в подъезде собственного дома убит В. Кривулин (Кривой), и точно такая же смерть настигла среди бела дня 13 апреля Рэмбо – А. Семенова. Исполнители действовали дерзко по заранее продуманному плану, предусмотрев все нюансы предстоящих акций, – здесь прослеживался почерк профессионалов.

13 сентября 1994 года рядом с домом №46 по 3-й Тверской-Ямской улице был взорван Mercedes-Benz 600, в котором находился криминальный авторитет Сергей Тимофеев по кличке Сильвестр. Взрывное устройство сработало, как только Сильвестр сел в машину и начал говорить по сотовому; корпус устройства взрывной волной отбросило на 11 метров. Тимофеева называли королем преступного мира Москвы, врагов у него хватало. Существует версия, согласно которой во взорванном Мерседесе находился другой человек, а сам Сильвестр скрылся за рубежом с огромной суммой денег. Во всяком случае, все, кто опознавал его тело, внезапно разбогатели.

Отари Квантришвили был уникальной фигурой для Москвы 90-х: его нельзя было назвать бандитом, но слово Отари в криминальных кругах имело решающее значение. Он не был вором в законе, но был своим везде. Крупный меценат, председатель Фонда имени Льва Яшина, Квантришвили успешно общался и с уголовниками, и с представителями власти. В друзьях у него ходили милицейские генералы, члены правительства, депутаты, известные артисты и спортсмены. Отари стал серьезным конкурентом могущественному Сильвестру. 5 апреля 1994 года на выходе из Краснопресненских бань Квантришвили был убит тремя выстрелами из снайперской винтовки. Преступление раскрыли лишь 12 лет спустя. Заказ исполнил знаменитый киллер Ореховских Алексей Шерстобитов (Леша-Солдат).

7 июня 1994 года возле дома 40 по Новокузнецкой улице в Москве, где располагался Дом приемов ЛогоВАЗа, прогремел взрыв. Бомбу привели в действие, когда Мерседес Березовского выезжал из ворот Дома приемов. Погиб водитель, ранены охранник и восемь случайных прохожих, но олигарх уцелел. Есть предположение, что за покушением на Березовского стоял конфликт интересов ЛогоВАЗа и Московского торгового банка, который возглавляла в то время жена Сильвестра Ольга Жлобинская.

1 марта 1995 года в Москве был убит телеведущий и журналист, любимец всей страны, первый гендиректор ОРТ Владислав Листьев. Киллер подкараулил Листьева в подъезде дома на Новокузнецкой улице, когда журналист возвращался со съемок программы «Час пик». При погибшем были обнаружены ценности и большая сумма наличных; следователи предположили, что убийство Листьева связано с его деловой или политической деятельностью. Несмотря на неоднократные заявления правоохранительных органов о том, что дело близко к раскрытию, ни убийцы, ни заказчики найдены не были.

20 ноября 1998 года в подъезде своего дома на Набережной канала Грибоедова была убита политик и правозащитница Галина Старовойтова, депутат Государственной Думы, сопредседатель партии Демократическая Россия. Киллеры подкараулили 52-летнюю Старовойтову и ее 27-летнего помощника Руслана Линькова у дома, где жила правозащитница.

Она скончалась на месте от огнестрельных ранений, а ее помощник, тоже получивший тяжкие ранения, остался жив. 30 июня 2005 года городской суд Санкт-Петербурга приговорил Юрия Колчина (организатора убийства) и Виталия Акиншина (исполнителя) к 20 и 23,5 годам заключения в колонии строгого режима. А в 2015 году Октябрьский районный суд Санкт-Петербурга признал бывшего депутата Госдумы Михаила Глущенко соучастником организации убийства Галины Старовойтовой и приговорил его к 17 годам лишения свободы. Заказчик убийства не установлен.

18 августа 1997 года служебный автомобиль Вольво, в котором находились вице-губернатор Санкт-Петербурга Михаил Маневич, его жена и водитель, притормозил, выезжая с улицы Рубинштейна на Невский проспект, и был обстрелян с чердака дома на противоположной стороне. Маневич был ранен в шею и грудь и по дороге в больницу скончался; жена получила легкое ранение. Убийца скрылся, бросив на чердаке автомат Калашникова с оптическим прицелом. Убийство не раскрыто до сих пор.

17 октября 1994 года журналист «МК» Дмитрий Холодов погиб в Москве на рабочем месте от взрыва самодельной мины-ловушки, находящейся в портфеле. Смерть Холодова наступила от травматического шока и потери крови. Известность Холодову принесли его публикации о коррупции в российской армии; журналист часто критиковал министра обороны Павла Грачева. Убийство до сих пор не раскрыто.

Протоиерей Русской православной церкви, богослов и проповедник Александр Мень был убит утром 9 сентября 1990 года по пути в церковь: он шел на литургию. К священнику подбежал неизвестный и протянул записку – Мень вынул из кармана очки и начал читать. Из кустов выскочил еще один неизвестный и ударил священника сзади то ли топором, то ли саперной лопатой. Теряя силы, отец Александр добрался до своего дома – он жил недалеко от подмосковной платформы «Семхоз» в Загорском районе. Дошел до калитки и упал; позже врачи констатировали смерть от потери крови. Убийство священника не раскрыто.

Александр Солоник (Валерьяныч, Александр Македонский – последнее прозвище связано с навыками стрельбы с двух рук, по-македонски) – использовал документы на имя Владимира Кесова и Валерьяна Попова – киллер, на счету которого десятки убийств, совершивший три побега из-под стражи. Стал легендой преступного мира 90-х, да и правоохранительных органов тоже. Отойдя от дел, жил в Греции на вилле в коттеджном поселке Лагониси (Восточная Аттика) с 22-летней моделью Светланой Котовой. У них была мистическая связь. Она с детства мечтала быть первой красавицей России и стала финалисткой «Мисс Россия-96» (самой криминальной России). Солоник был черным романтиком: еще проходя службу в армии, хотел стать самым романтическим суперменом. Он не людей убивал – пускал в расход только самых матерых и жестоких негодяев, выходил живым из самых опасных ситуаций и считал себя кем-то вроде Робин Гуда или агента 007 криминальной России. Два романтика – белый и черный – нашли друг друга (как в песне блатных: «Сколько было там ласки, сколько было там счастья, воровская любовь коротка, но сильна!»), но ворованное счастье, построенное на крови и криминальных деньгах, оказалось недолгим. 2 февраля 1997 года тело задушенного романтичного киллера обнаружили на мусорной свалке в Варибоби, пригороде Афин. Через три месяца расчлененку его прекрасной возлюбленной нашли в чемодане под оливковым деревом у небольшого курортного городка Саронис. Солоника и его девушку убили ореховские бандиты Алексей Гусев, Александр Шарапов и Александр Пустовалов (Саша-Солдат) по приказу Сергея Буторина (Ося).

17 января 1998 года в один день в Матросской тишине загадочным образом скончались лидеры Курганских Олег Нелюбин и Павел Зеленин. Обоих убили в драках между заключенными. Скорее всего, это была месть за расстрелы Ореховских и Бауманских.

В мае 1998 года Владимир Петухов, мэр Нефтеюганска, обвинил дочернее предприятие ЮКОСа Юганскнефтегаз в неуплате налогов в местный бюджет, из-за чего госслужащие не получали зарплату. Он объявил голодовку, потребовав возбудить уголовное дело в связи с неуплатой ЮКОСом налогов, отстранить от занимаемых должностей начальника налоговой инспекции Нефтеюганска и начальника налоговой инспекции Ханты-Мансийского округа, погасить накопленную недоимку в размере 1,2 триллиона неденоминированных рублей, прекратить вмешательство в деятельность органов местного самоуправления со стороны ЮКОСа. Голодовка Петухова через неделю прекратилась после обещания губернатора Ханты-Мансийского округа проверить информацию и принять меры. 26 июня 1998 года Петухов был застрелен из пистолета-пулемета неподалеку от здания городской администрации, а его охранник – ранен. Следствие установило, что преступление совершили члены камышинской преступной группировки Попов и Приходько. Вскоре труп подозреваемого Приходько с двумя огнестрельными ранениями обнаружили недалеко от трассы Нефтеюганск – Тюмень, чуть позже неизвестные застрелили и Попова – уголовное дело тогда прекратили. 19 июня 2003 года был задержан начальник отдела внутренней экономической безопасности ЮКОСа Алексей Пичугин, который в 2005-м был осужден по обвинению в организации ряда убийств, в том числе и мэра Нефтеюганска.

20 октября 1999 года в центре Санкт-Петербурга был убит депутат городского парламента и авторитетный предприниматель Виктор Новоселов, считавшийся главным претендентом на пост главы парламента Санкт-Петербурга. Служебный Вольво депутата остановился на сигнал светофора на перекрестке Московского проспекта и улицы Фрунзе. К машине подбежал киллер и поставил на крышу Volvo бомбу на магнитах. Когда отбежал, прогремел взрыв, депутат погиб на месте. Это было не первое покушение на политика: его уже пытались убить в 93-м, после чего Новоселов стал инвалидом и передвигался на коляске. Несколько лет спустя за исполнение и организацию убийства были осуждены члены банды киллеров во главе с Тарасовым. Заказчиков преступления установить не удалось. В прессе высказывалось мнение, что ликвидация Новоселова была результатом разборок тамбовской ОПГ с группировкой Кости Могилы.

Авторитетный предприниматель Вячеслав Шевченко баллотировался в Государственную думу Второго созыва от ЛДПР (№1 по Санкт-Петербургу). Был избран и стал аж зампредседателя комитета Думы по туризму и спорту. В 2004-м вместе с деловым партнером Юрием Зориным и секретарем Валентиной Третьяковой был убит на Кипре. В убийстве подозревался деловой партнер Шевченко и коллега по Думе Михаил Глущенко.

22 мая 2000 года в Тольятти убит легендарный борец с оргпреступностью – майор Дмитрий Огородников. Киллеры на автомобиле нагнали милиционера, когда он на своей белой десятке выруливал на Южное шоссе. Убийцы обогнали его машину и открыли шквальный огонь. В майора, пережившего несколько покушений, попало больше тридцати пуль – он погиб на месте. Водитель и один из убийц получили пожизненные сроки, второй киллер и заказчик преступления Евгений Совков (Совок) сгинули в бандитских разборках.

Страна походила на большой бурлящий котел – все знали всех. Сергею в те времена тоже приходилось встречаться со многими значительными фигурами бизнеса и государства. Их деятельность в девяностые подробно освещалась в СМИ: многие литераторы и журналисты взяли на себя эту опасную миссию. В частности, Пол Хлебников – названия его книг говорят сами за себя. В сентябре 2000-го вышла книга «Крестный отец Кремля Борис Березовский, или История разграбления России». В 2003-м – книга «Разговор с варваром», в которой Хлебников излагает и комментирует свою 15-часовую беседу с полевым чеченским командиром Хож-Ахмедом Нухаевым. Он пишет: «Весь исламский терроризм, который мы видим в России и во всем мире, вызрел из культуры обычного бандитизма». В 2004 году Пол создает русскую редакцию Forbes и публикует список ста самых богатых людей России, многие из которых были недовольны такой известностью. В том же году Хлебников был убит. Остались жена и трое детей.

Преступность не выходила за рамки разумных норм? Нам этого мало? Продолжать перечисление?

Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, – сказано в Книге книг.
И Духа Божия не было тогда видно над водою, – добавим мы с вами.

Маклауд убивал по-братски

Слову о бандитском путеводителе уже 20

10.11.2012

«Жанр предлагаемого материала, видимо, не так просто определить» — так 18 ноября 1992 года начиналась статья в «Смене». Вскоре словосочетание «Бандитский Петербург» стало одним из символов буржуазной России. Вначале власть удивилась явному, потом посчитала, что Андрей Константинов опорочил. Сегодня сановники к нему вежливы. 20 лет остается уместным мнение автора: «Есть вещи и понятия, которые знать необходимо — в порядке изучения окружающей среды».
Двадцать лет назад Анатолий Собчак эмоционально стучал пальцем по номеру газеты «Смена» и требовал на коллегии Федеральной службы контрразведки ответа: «Это правда?!»

Маклауд убивал по-братски Алена Марьянова 19.06.2009 В Петербурге вынесен приговор лидеру братской ОПГ Олегу Маковозу. Криминального авторитета по кличке Маклауд присяжные признали виновным в убийстве генерального директора «Татинвестнефтегазстрой» Рустама Равилова, застреленного в 2003 году. Маковоз, уже осужденный за несколько убийств, проведет в колонии строгого режима 23 года.

Компромат.RU® 16.11.2009 Царь-дедушка Хасан В конце 1990-х подполковник милиции Борис Пашаев работал по ворам в законе и считался выдающимся опером. С 2001 года он проходит как особо опасный преступник и числится в федеральном розыске. Его обвиняют в разбоях, изнасилованиях и фальсификации следственных материалов. За день до того, как его собирались арестовать, Пашаев скрылся в Грузии, прихватив с собой свой архив. Теперь, рассказывают в МВД, бывший милиционер консультирует грузинские власти по воровской тематике. Пашаев — ценный консультант. Его родственник — вор в законе Аслан Усоян по прозвищу Дед Хасан. Он на свободе и, в отличие от Бориса, часто бывает в России. Здесьу него много дел: это только кажется, что времена воров в законе прошли. В октябре хоронить знаменитого Япончика-Иванькова пришли сотни деятелей криминального мира, в том числе 17 воров в законе. Распорядитель похорон Дед Хасан сам не приехал, но прислал огромный венок. В этом году он стал практически единовластным лидером российских воров. Его авторитет признают даже бездушные компьютерные программы. В интернет-поисковиках в списке вариантов поиска на слово «Дед» Дед Мороз уже на втором месте.

Крупнейшие преступные сообщества и группировки Санкт-Петербурга «Малышевцы» специализировались на «разводках» и «кидках». Намечалась жертва — фирма, коммерсант, с ними заключалась сделка, в процессе которой преступники обманом или мошенничеством завладевали деньгами или товаром. «Тамбовское» преступное сообщество возникло одним из первых в городе. Название оно получило от города Тамбов — родины лидера Кумарина. Группировка долгое время занималась рэкетом, вымогательством, несколько раз лидеры оказывались в тюрьме. «Тамбовцы» одними из первых стали развивать легальную сторону бизнеса, внимание уделялось банковскому делу, строительству, энергоносителям. ~~~~~~~~~~~~~~~ «Казанское» преступное сообщество именуется по названию столицы Татарстана — Казань. Большинство их группировок состоит из мобильных команд, приезжающих в Санкт-Петербург на определенный срок. Бригады совершают ряд преступлений, после чего скрываются на территории Татарии, а их место занимают следующие («вахтовый метод»). ~~~~~~~~~~~~~~~ Группировка «Кости-Могилы» (Яковлев) появилась в Санкт-Петербурге в начале 90-х. Лидер группировки вхож в деловую и политическую элиту города, имеет влияние на многие МассМедиа. Организацией «Кости-Могилы» контролируется импорт алкогольных напитков и некоторых других продуктов питания. ~~~~~~~~~~~~~~~ «Комаровская» преступная группировка (лидер — Комар) контролирует автотрассу СПб — Выборг, всю инфраструктуру дороги (рестораны, кафе, гостиницы, ремонтные мастерские и т.п.) и процесс перевозок. По материалам исследования Юридического факультета СПбГУ

Банды 90-х: преступные группировки, державшие в страхе Москву МОСКВА, 17 марта 2018 — РИА Новости Виктор Званцев Ореховская. Одна из самых крупных российских банд действовала на юго-западе столицы с середины 1980-х. Ее возглавлял тракторист из нижегородской деревни Сергей Тимофеев по кличке Сильвестр. К началу 1990-х банда насчитывала несколько сотен человек. ~~~~~~~~~~~~~~~ Бауманская. «Бауманцы» уже в конце 1980-х контролировали весь центр столицы. Занимались рэкетом. Главарем был Владислав Ваннер по кличке Бобон. Преступники отличались особой жестокостью и даже в бандитской среде считались беспредельщиками. Несговорчивых коммерсантов нередко вывозили в лес и закапывали живьем. ~~~~~~~~~~~~~~~ Коптевская. Влиятельная столичная группировка в начале 1990-х «держала» весь север Москвы. Ее сколотили Александр и Василий Наумовы. Братья занимались вольной борьбой, а после завершения спортивной карьеры взялись за рэкет. ~~~~~~~~~~~~~~~ Щелковская. Одна из самых крупных группировок, орудовавших в столице в начале 1990-х, обосновалась в подмосковном городе Щелково. С годами они превратились в своеобразную расстрельную команду, получая «заказы на работу» в разных уголках страны. Считается, что за десять лет киллеры бригады убили около 60 человек.   Возвращение крестного отца на пенсию Спустя 20 лет в Петербург вернулся крестный отец 90-х Александр Малышев. А бизнесмены и силовики об этом не шепчутся. Мало кто помнит, что он родился на Лиговке, а при Ельцине его слава соперничала с известностью Собчака. Малышеву надоело седьмой год скучать под домашним арестом в Испании. Патриарх мафии хочет тихо отдохнуть на пенсии.

 

Петербург девяностых

Невский – витрина Петербурга: была, есть и будет быть. Даже в годы полного упадка хозяйственной деятельности и общественных нравов – а девяностые оказались именно такими – стекла вымыты, фасады подкрашены, милиция так и ходит: взад-вперед, взад-вперед, (дворников, правда, в девяностые совсем извели), и люди, люди, люди, а потом – машины, машины и опять – люди, люди… А домам тесно на Невском, домам не продохнуть – так и теснятся они друг на друга.

В тридцатые годы XIX века Николай Васильевич писал: «Нет ничего лучше Невского проспекта. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта. А дамы! О, дамам еще больше приятен Невский проспект. Да и кому он не приятен? Едва только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем».

В десятые годы XX века Андрей Белый устами своего героя Аполлона Аполлоновича Аблеухова тоже признавался в любви к Невскому, но совсем по-другому: «Более всего он любил прямолинейный проспект; этот проспект напоминал ему о течении времени между двух жизненных точек; и еще об одном: иные все города представляют собой деревянную кучу домишек, и разительно от них всех отличается Петербург. Мокрый, скользкий проспект: там дома сливалися кубами в планомерный, пятиэтажный ряд; этот ряд отличался от линии жизненной лишь в одном отношении: не было у этого ряда ни конца, ни начала».

А вот, что пишет Фотанка.ру – легкая, поэтичная и по-константиновски (псевдоним Андрея Баконина, российского писателя, журналиста и сценариста, автора известного цикла очерков Бандитский Петербург) отвязная – в 21-м году XXI века о центральном проспекте Петербурга: «С утра до поздней ночи на Невском людно. Тротуары – подиум, где дефилируют городские красотки и модники. Это променад: семейные прогулки с детьми, демонстрация достопримечательностей приезжим. Невский – клуб, здесь назначают свидания, случайно встречаются в толпе с давно пропавшими из вида приятелями, представляют и представляются. Невский – торжище. Раньше подковерное, ныне разрешенное. На Невском кавалеры охотятся за дамами и наоборот. Невский – вече. Тут миссионерствуют, разоблачают партократию или жидомасонский заговор. Здесь, как в Ноевом ковчеге, все представлено и перемешано: анархисты и уголовники, страстные поклонники симфонической музыки и хипстеры».

В девяностые Петербург перестал быть примером идеального города строгой горизонтальной планировки, образцом правильных параллелей и перпендикуляров в общественной и культурной жизни страны, но еще не знал, что в XXI веке снова станет образцом – родиной и достойным примером, но теперь уже вертикали – вертикали власти для всей страны. В девяностые Петербург был еще вполне бандитским и по праву мог считаться родиной хаоса и беспредела во всех сферах жизни.

Невский и другие улицы центра изменили прежний облик, не всегда в худшую сторону, но горожане потеряли ряд знаковых точек петербургских тусовок. Мы ведь видим свой город изнутри: кто где собирается; где можно пообедать в обществе VIP-ов, а где дают кофе с молоком и пышки, которые едят руками, обжигаясь и пачкаясь в сахарной пудре; где можно выпить чашечку лучшего Carraro или Jardin, а где – решить проблемы; куда прийти за шариком мороженного, а куда – за храмовым (гашиш с ЛСД) или за дозой. Посмотрим на изнанку Петербурга, какой она была на переломе, на грани двух последних десятилетий прошлого века. Вспомним несколько популярных мест, привычных точек коловращения андеграунда, студентов, скрытых диссидентов, фрилансеров, простого канцелярского и рабочего люда, белых воротничков (термин офисный планктон появится только в 2000-е), да и синих тоже, а еще и ординарного криминалитета: без него в девяностые никуда. Как изнутри исполнены счетные швы и загибы этих знаковых точек, какой строчкой – квадратиком, гольбейном, в строчку, в каёмочку…

Скажете, ерунда? Совсем не ерунда – недаром в народе говорят: «То нескладно, что сшито неладно».

Возможно, тем, кто любит наш город, будет интересна небольшая экскурсия, назовем ее Изнанкой Северной столицы.

Кафе Сайгон, Невский, 49

В советское время – место встречи ленинградской богемы: поэтов, хиппи, музыкантов и вольных художников. «…И, как у всех, у меня есть ангел, она танцует за моей спиной. Она берет мне кофе в Сайгоне и ей все равно, что будет со мной», – пела легендарная группа Аквариум. Здесь бывали Борис Гребенщиков, Виктор Цой, Константин Кинчев и другие знаменитости. В кафе запрещали курить, и однажды милиционер сделал замечание одной девушке: «Что вы тут курите, безобразие, какой-то Сайгон устроили». Так и появилось название Сайгон.

У буфета продают коньяк и дорогие бутерброды; здесь кучкуется аристократическая часть кафетерия: не чуждые духовности дамы в лайковых пальто, книжные маклаки из Букиниста, залетные фарцовщики, глухонемые.

Стоя у круглых столиков и сидя на подоконниках, – любители дешевого кофе и дури. «Эй, парень, чего глаза закатил, тебе плохо?» – «Отстань от него, ему уже хорошо».

Сергей Турчин, будучи студентом, потом – молодым специалистом, бывал здесь в свободное время – посидеть, выпить кофе, поглазеть на сайгонских клоунов и чудаков, ну и на девчонок, конечно.

Рядом с Сайгоном можно было встретить Сергея Довлатова. Он выходил с Рубинштейна в домашних тапочках и на остановке троллейбуса ждал знакомого – чтобы поболтать, чтобы самую малость, по малёху.

До 68-го там временами бывал поэт и художник петербургского андеграунда Хвост (Алексей Хвостенко, литературная группа Верпа и содружество Хеленуктов).

В 90-е Сайгон перевели в начало Невского, но былого духа там уже не было. В прежнем помещении открыли магазин элитной итальянской сантехники, где продавали в том числе золотой унитаз, потом торговали дисками, затем здание отдали под гостиницу Radisson.

Ресторан Кавказский, Невский, 25

Пристойное и дорогое заведение, которое посещали знатные иностранцы, гости с Кавказа, воры в законе: там проводились банкеты докторантов и юбилеи влиятельных лиц. Хороший выбор грузинских вин, полный ассортимент кавказской кухни, знаменитый шашлык по-карски, подававшийся с живым огнем. Армянская густая похлебка из телячьих ног и рубца, снимавшая похмельный синдром. За углом – бар, в подпольном мире – Кавказ. Здесь опасно. Вольготно чувствуют себя лишь фартовые, а также пиковые, хачи и прочие звери. От них жди неприятностей. Здесь начинал свою карьеру будущий петербургский миллиардер Сергей Васильев, переживший несколько покушений. Рядом стоит памятник герою войны 1812 года. Потому, наверное, и бытовала присказка: «Получишь долю с Барклай де Толли».

В 90-е здание перестроили, появился торгово-офисный комплекс Атриум кипрской компании.

Очки

Очки – огромное заведение вдоль канала Грибоедова (напротив Казанского собора), иногда называлось Нью-Йорк, иногда – Конюшня. Модное место, но скорее транзитное – без постоянного контингента. Легенды Невского запечатлели здесь Гену Петрова – нынешнего миллиардера, пострадавшего несколько лет назад от знаменитого испанского судьи Бальтасара Гарсона, инициирующего дело о русской мафии под условным названием Тройка. А тогда Гена промышлял покровительством мелких спекулянтов. Магазин оптики сохранился до сих пор.

Метрополь, Садовая, 22

Ресторан славился своей кухней и демократичностью. В «Метрополе» проводились официальные обеды, бывали здесь, в частности, Леонид Ильич Брежнев, Рональд Рейган, Жак Ширак.

Горожане справляли здесь свадьбы, юбилеи, просто заходили отведать, например, Судака Орли. Больше всего ленинградцы вспоминают наборы пирожных, торты Прага, Метрополь, Черный принц и пирожковую, именуемую Щелью. Девушки из Вагановки любили вкуснющие пирожки метрополевских поваров.

8 декабря 94-го в Метрополе состоялась воровская встреча, приуроченная ко дню рождения сибирского законника Петрухи. Собралось более 60 воров в законе и авторитетов, в том числе Дед Хасан, Савоська, Блондин, Шишкан и Якутёнок. Планировалось обговорить ситуацию в уголовной среде города, в итоге: все были задержаны сотрудниками милиции.

В начале 1990-х финансовая группа Норд братьев Вячеслава и Сергея Шевченко (один – бывший гендиректор Росвуздизайна, второй – выпускник торгового института), а также коммерсанта Зорина владела крупнейшей в городе сетью ресторанов, клубов и казино. В их империю вошел и Метрополь. Ресторан оказался убыточным и вскоре закрылся. Михаил Глущенко – о нем мы уже говорили – потребовал от своего делового партнера Вячеслава Шевченко оплачивать ему крышевание или передать Метрополь. Партнеры не пришли к согласию, а в 2004-м Вячеслав Шевченко и Юрий Зорин были зверски убиты. В наши дни группа Норд и ресторан Метрополь принадлежат семьям братьев Шевченко.

Кафе и кондитерская Север, Невский, 44

Главное ленинградское кафе Норд в пылу борьбы с космополитизмом в конце 1940-х переименовали в Север. В 1970-е годы это был огромный зал под цилиндрическим сводом, который шел от Невского проспекта до нынешней улицы Итальянской – традиционное место для семейных выходов. Москвич или провинциал непременно привозил из Ленинграда торт из Севера с белым медведем на коробке. К концу 1970-х обстановка резко меняется, кафе превращается в кабак с сомнительной публикой – фарцовщиками, проститутками, мажорами. У подъезда демонстративно играют в шмен (азартный подсчет комбинации цифр на купюрах друг друга). В 90-е кафе вошло в группу Норд. Здание было реконструировано с выделением отдельного кафе Север и галереи дорогущих бутиков Гранд Палас.

Катькин садик

Легендарная питерская плешка (место встречи какой-либо группы; место для курения, где происходят разговоры, знакомства, общение – прим. автора), с XIX века – место встречи геев Северной столицы. Катькин садик – это еще и вечные шахматисты, шашисты. Там играл на деньги – не он один – КМС по шахматам, переводчик и литературный критик Виктор Топоров. Проходя мимо профессиональных шахматистов, обувающих простаков на трешку, гроссмейстер Виктор Корчной возмущался: «Я поставлю вопрос – вы позор шахматного цеха». Вдоль ограды против Александринки блатные шпилили краплеными картами залетных дельцов.

Гуляя по Невскому, мы увидим десятиметровый памятник Екатерине II, но первыми нас встретят – в любое время года и в любую погоду – ряженые, Петр I с супругой. Днем, пока не стемнеет, здесь, помимо шахматистов, обитают книжники, туристы, художники и мамочки, выгуливающие детей.

Но вот наступают сумерки, и в темных аллеях уже совсем другая жизнь: плешка (место встречи какой-либо группы; место для курения, где происходят разговоры, знакомства, общение) Ленинграда, плешка Санкт-Петербурга собирает людей лунного света. При советской власти активисты голубого Ленинграда подавали друг другу тайные знаки – например, кольцо в ухе. Судя по ведущим ТВ-передач, все и теперь остается в силе. Здесь знакомятся, ссорятся, мирятся, делятся новостями, отсюда разносят сплетни, здесь продают и дарят ночи страсти, любви и порока – волшебное, порочное, порой комичное и страшное место. Каждый месяц из Катькиного садика исчезали малолетние мальчики-проститутки.

Летом 90-го Екатерининский сад стихийно превратился в шумный сувенирный базар. Вдоль ограды выросло кольцо из складных столиков с левым и контрафактным товаром для интуриста: императорские сабли, ножи, ложки, ордена, юбилейные рубли, иконы, расписные платки, матрешки и шкатулки. Торговали открыто, не боясь милиции, чего бояться? – с первого дня торговцы исправно платили дань бандитам. Там царили мир и спокойствие, но это место оказалось последним, которое криминальные группировки смогли по-братски поделить.

В 90-е площадь реконструировали с возвращением планировки XIX века. Но, как всегда, нашлись безбашенные вандалы и беззаветные почитатели сувениров: с величавой груди императрицы сняли тяжелую цепь и орден, у вельмож украли аксессуары, генералиссимус Суворов в очередной раз остался без шпаги.

Европа

Гранд-отель Европа – гостиница номер один города; постояльцы – VIP-москвичи и богатые иностранцы. Там же ресторан Европа в стиле ар-нуво – один из красивейших в Петербурге, украшенный витражами и мозаикой по эскизам Леонтия Бенуа. Здесь бывали Елизавета II, Игорь Стравинский, Федор Шаляпин, Жак Ширак, Билл Клинтон, Майкл Дуглас.

В советское время называлась Европейской и находилась под особым присмотром КГБ. Рестораны Садко и Крыша – излюбленные места ленинградской поэтической и художественной богемы брежневских времен.

В конце 60-х в Садко бывали закадычные друзья: Михаил Барышников, тогда уже звезда Кировского театра, и завлит Театра имени В.Ф. Комиссаржевской Виктор Новиков. Однажды, во время обеда Барышников, который всегда был очень артистичным, решил сделать подарок другу: стал крутить между столиками фуэте – руки под мышками, выбрасывал при каждом обороте указующий перст: «Россия, вперед!», – смешно пародируя вождя мирового пролетариата. Посетители ресторана, ставшие свидетелем этой смелой для того времени импровизации, аплодировали. В 74-м году Барышников остался в Канаде, а Новиков в 91-м был избран худруком коллективом Комиссаржевки.

В 80-е гостиница находилась под присмотром КГБ и была доступна, скажем так, спецконтингенту: народным артистам, генералам, иностранцам и, конечно же, преступным авторитетам и ночным бабочкам. «Перед гражданином обыкновенным вставала в рост ливрея швейцара, надетая на тело отставника из органов, и шлагбаум закрывался, а господина центрового пропускали с придыханием» (Е. Вышенков).

Там часто и шумно гулял буйный Владимир Феоктистов (Фека), общепризнанный дедушка русского рэкета; вместе с ним к прелестям Европейской кухни приобщался студент Педиатрического института Михаил Мирилашвили, теперь российско-израильский предприниматель-миллиардер, меценат и общественный деятель. Обычным людям доступен был только кафетерий, выходящий на Площадь Искусств, – изысканное место (в сравнении с Сайгоном), где встречались после Русского Музея или перед походом в филармонию: хороший коньяк, настоящий кофе, бутерброд с икрой, свежее буше… Рядом находился газетный киоск, в котором будущий Нобелевский лауреат Иосиф Бродский иногда покупал The New Yorker.

В девяностые годы гостинице вернули прежнее название Гранд-отель Европа, она была реконструирована и, сохранив историческое лицо, получила атриум с кафе Мезонин под стеклянным куполом вместо внутреннего двора-колодца; первой в России стала пятизвездочной. В Лобби-баре теперь можно встретить авторитетных предпринимателей, в том числе и владельца Петербургского нефтяного терминала, поклонника императорской семьи Романовых, любителя стилей барокко и ар-нуво Сергея Васильева, который в обществе больших парней вел задушевные беседы, – наверное, о важности ЗОЖ, коего он тоже был большой поклонник, – братва во всем была согласна со своим лидером и чинно попивала чай или кофе.

Из завсегдатаев Европы самым заметным был создатель 600 секунд Александр Невзоров. Его рафик с телеаппаратурой часто парковался у главного входа под наблюдением охраны отеля, но это не спасало его от обиженных, которые в отместку за репортажи прокалывали шины автомобиля. Стоит напомнить, что помимо Невзорова в 600 секундах было еще двое ведущих – Светлана Сорокина и Вадим Медведев (сын знаменитого актера), но об этом теперь почему-то не вспоминают.

Московские руководители Сергея нередко наведывались в Петербург и останавливались в Европе или Астории – ему теперь тоже приходилось бывать в этом роскошном отеле. Европа оставалась самой дорогой гостиницей города, сутки – сто долларов, тогда это казалось огромными деньгами. Рестораны тоже были очень дорогими. Но у представительства в то время появилось достаточно средств, и Сергей мог позволить себе пригласить на ланч или обед зарубежных партнеров – в том числе в восхитительный зал ресторана Европа.

Женский туалет на Думской

Не могу не упомянуть еще одну важную для жизни теневого Петербурга плешку – женский туалет на Думской, – где в 90-е встречались валютные проститутки. Автор, естественно, не посещал дамских уборных, но абсолютно доверяет ментовскому опыту и журналистскому авторитету Евгения Вышенкова, теперь замредактора Фонтанка.ру, и сообщает с его подачи, что именно там, на Думской – вдали от лишних глаз и вездесущей братвы, – тусовались интердевочки (именуемые впоследствии путанами), сбывали иностранные шмотки, занимались ченджем, делили точки обслуживания, обсуждали свежие новости рынка продажной любви, морально готовили себя к выходу на работу в интуристские рестораны.

Дом моделей одежды, Невский, 21

Здание Дома Мертенса, памятника неоклассицизма в Петербурге, было построено для фирмы меховых изделий Ф.Л. Мертенса по проекту архитектора Лялевича, тогда одного из главных зодчих Петербурга. В 1918-м архитектор переехал в польскую столицу, а в 1944-м – казнен во время антинацистского восстания в Варшаве.

В 1944 году в Доме Мертенса открылся первый в СССР Дом моделей одежды. По существу, это было КБ по конструированию коллекций для советской швейной промышленности. Здесь работали лучшие модельеры города, конструкторы одежды, швеи, вышивальщицы; внизу – магазины, на верхних этажах – экспериментальное производство. Витрины здания выполняли функцию журнала мировой моды и актуализировали доступные советскому человеку коллекции одежды. Городские модницы дефилировали от Адмиралтейства в сторону Гостиного двора и, глядя на образцы, выставленные в огромных сверкающих витринах, могли получить представление о тенденциях высокого шитья от кутюр. Образцы расходились между избранными, как и все стоящее в стране победившего социализма, или доставались работникам Дома моделей. Когда сотрудницы КБ, в шесть вечера покидали работу, это было шоу для посвященных, настоящее Аристотелево триединство – единство времени, места и действия, – сколько стильных женщин в одном месте в Ленинграде!

В 90-е здание было выкуплено английской фирмой Ede & Ravenscroft, портными королевского двора (это действительно так – без всякого ерничанья), и переименовано в Модный дом Невский проспект. После реконструкции новые владельцы представляли коллекции женской одежды, аксессуары и парфюмерию. Почетным президентом предприятия стал принц Майкл Кентский.

В середине девяностых РПЦ широко обсуждала тему восстановления монархии в России. Приводилось высказывание Иоанна Кронштадтского: «Демократия в аду, на небе – царство». Сбылись сокровенные мечты церкви: патриарх благословил президента, в российский герб вернулось изображение Святого Георгия, восстанавливался Храм Христа Спасителя; но церковным консерваторам хотелось большего. Из потомков Романовых на роль наследника больше всего подходил принц Майкл: кровь царской семьи, знание русского языка, внешнее сходство с Николаем II. Принц часто приезжал в Петербург: на открытие Модного дома, на спектакли в Эрмитажном театре, на демонстрации моделей одежды, занимался благотворительностью. Понятно, что коронацией здесь и не пахло, зато английскому менеджменту предприятия, как и всем предпринимателям того времени, пришлось всерьез познакомиться с криминалитетом северной столицы, но об этом несколько позже.

Свое историческое имя – Дом Мертенса – здание вернуло себе лишь в 2000 году.

Рыба, Невский, 21

Бывали времена, когда этот магазин считался лучшим рыбным в городе: живая рыба плескалась в аквариумах, можно было купить карпа, судака, лосося, форель, горбушу, икру и, конечно же, обычную треску. Однако к концу семидесятых аквариумы убрали, а рыбу продавали попроще – в основном замороженную.

Англичане, ставшие в 90-е хозяевами Дома Мертенса, хотели избавиться от рыбного соседа: запах даров моря из магазина и его помойки, разносившийся по всему зданию, был несовместим с имиджем дома необыкновенно высокой моды. Тони Уорд, тогдашний исполнительный директор, неоднократно пытался полюбовно договориться с красным директором Владимиром Даниэляном и его партнерами по Дарам моря (так назывался тогда рыбный магазин). Ему предлагалось выехать из этого помещения – взамен англичане приобретут для него эквивалентное помещение на участке Невского от Садовой до Площади Восстания – самое выгодная дислокация на Невском. Даниэлян оставался непоколебим.

Рыбный вопрос неожиданно разрешился в майские праздники 2005 года, когда рейдеры подделали документы и переоформили помещение на фиктивных владельцев Джанелидзе и Пситидзе, граждан Грузии с липовой пропиской в Тбилиси. В магазин пришли представители новых собственников в камуфляже и в штатском, объявили работникам, что помещения проданы, а сотрудники уволены; магазин закрыли по техническим причинам.

В феврале 2006 года зампрокурора Петербурга В. Владимиров возбудил уголовное дело по факту мошенничества в отношении имущества магазина. В августе был задержан известный рейдер Андрей Леухин по прозвищу Медведь. В пик великой рейдерской волны 2004-07 годов он в определенных кругах пользовался почти таким же авторитетом, как ныне осужденный Барсуков-Кумарин.

Так получилось, что Сергей когда-то виртуально пересекся с группой Медведя. В середине десятых, когда Турчин уже расстался с ЛогоВАЗом, к нему обратилось руководство сети продовольственных магазинов Дикси и предложило возглавить принадлежащий им убыточный гипермаркет Мегамарт на улице Фучика. Сергей познакомился с документами и выяснил, что гипермаркет уже переоформлен на новых собственников, причем для присвоения Мегамарта группа Медведя использовала ту же схему, что и при захвате Даров моря. Сергей от предложения Дикси отказался.

Впоследствии группу Леухина осудили по ряду эпизодов захвата предприятий. В. Даниэляна признали потерпевшим по делу, и в дальнейшем в арбитражном суде он сумел защитить свои права собственности. Закон восторжествовал, но дарами моря с тех пор на Невском 21 не пахнет.

Пассаж, Невский 48

Один из старейших торговых домов был открыт в 1848 году; на первом этаже размещались склады, на втором – торговые помещения, на третьем – квартиры. Со стороны улицы Итальянской располагался концертный зал, где устраивались научно-просветительские лекции и литературные вечера, там выступали И.С. Тургенев, Н. А. Некрасов, Ф.М. Достоевский, Н.Г. Чернышевский, Т.Г. Шевченко. В 1901-м здание, реконструированное архитектором С. Козловым, стало четырехэтажным; в обновленном Пассаже расположилось шестьдесят четыре торговых зала. В 1904-06 годах в концертном зале работал Новый драматический театр В.Ф. Комиссаржевской, с 1908-го ежегодно гастролировал московский театр С.Ф. Сабурова.

В 1992-м универмаг стал акционерным обществом, а в мае 2006-го приобретен на аукционе за 50 миллионов долларов московским бизнесменом Шалвой Чигиринским.

В 90-е годы рынок недвижимости России был на подъеме. Долларовые цены росли на сотни процентов в год, и бизнесмены стройными рядами шли в девелопмент. Mirax Group незабвенного Сергея Полонского собрала портфель проектов свыше 7 миллионов квадратных метров. Девелоперы заявляли проекты один другого масштабнее. Однако никто в смелости замыслов не мог сравниться с Шалвой Чигиринским. В начале 90-х он познакомился с мэром Москвы Юрием Лужковым и его супругой Еленой Батуриной и с их помощью запустил несколько многообещающих проектов.

В конце 90-х Сергей Турчин подыскивал партнера для совместного финансирования будущего бизнес-центра ЛогоВАЗа, расположенного непосредственно у арки Главного штаба. В Москве он встретился с братьями Чигиринскими и провел переговоры: братья оставили впечатление ненадежных партнеров – продолжения не последовало.

В начале 2000-х Шалва Чигиринский присматривался к петербургскому Пассажу, а заодно и к Театру Комиссаржевской. Авторитетный предприниматель, близкий к руководству столицы, настаивал, чтобы художественный руководитель театра В.А. Новиков помог ему выкупить театр, а взамен обещал финансирование реконструкции. Театр оказался в тяжелой ситуации, но его выручил губернатор Владимир Анатольевич Яковлев (мне кажется – лучший губернатор Петербурга в новейшей истории), который в те непростые годы выделил средства, необходимые для поддержки театра и проведения его полной реконструкции – были и тогда примеры некоррумпированных чиновников!

Большинство строительных проектов Шалвы Чигиринского остались незавершенными (башня Россия в квартале Москва-Сити, отель на месте снесенной гостиницы Россия, культурно-деловой центр Хрустальный остров в Нагатинской пойме); в 2008 году его компаниям предъявили обвинение в неуплате налогов. Ш. Чигиринский покинул страну. Миллиардер Игорь Кесаев в 2009 году так отзывался о своем партнере Чигиринском: «Лицо, нарушившее отношения взаимного доверия и сотрудничества в результате обмана и нечестности». Довольно витиевато, но понятно.

В июле 2009 года Высокий суд Лондона по иску банка ВТБ наложил арест на недвижимость бизнесмена: особняк Hugh House в Лондоне, вилла Maria Irina во Франции, отель Советский на Ленинградском проспекте в Москве, земельный участок 24 га, на котором строится башня Россия, 50 % в проекте Новая Голландия, Олимпийский центр на Красной Поляне (Краснодарский край), всего 29 объектов. В марте 2016 года полиция Коннектикута (США) задержала бизнесмена за связь с несовершеннолетней.

Особо следует сказать о судьбе старинной резиденции Maria Irina на живописном мысе Кап-Мартен на Лазурном берегу стоимостью четверть миллиарда евро. Когда-то дворец принадлежал африканскому диктатору Заира, не буду называть его неподъемное имя – в переводе с языка нгбанди оно означает: «Воин, идущий от победы к победе, и никто не сможет его остановить». Чигиринский в 2010 году, сразу после низложения Лужкова, потерял дворец; сейчас он находится на балансе Газпрома, и что за прекрасные дивы теперь нежатся там под лучами средиземноморского солнца, нам неведомо.

Обновленный Пассаж сейчас, кстати, благоденствует и принадлежит инвестиционной компании Дженсен Груп, а Театр Комиссаржевской – несомненно, один из лучших театров культурной столицы страны.

Автор, конечно, не может точно свидетельствовать обо всех этих поистине революционных событиях в жизни Санкт-Петербурга (как, впрочем, и Сергей Турчин), но о многих из них он знает не понаслышке и рассказывает достоверно, так что читатель может с полным основанием сказать: врет как свидетель. А почему собственно свидетель врет? Да потому что: «Вы ошибаетесь, графиня; статский советник Сергеев Юрий Федорович не крал шубу, напротив того: именно у него и украли шубу» – ни у кого нет точного знания, у каждого свидетеля своя правда.

Забавная улица Рубинштейна

Правильная дебютная идея – залог успеха в шахматной партии.
Переход в ЛогоВАЗ был на тот момент неплохим решением, дела у Турчина быстро пошли в гору. В начале 93-го они все – представительство и дочернее предприятие – перебрались в новый просторный офис на Рубинштейна. Посадили в ресепшн двоих секретарей; заключили договор с милицией и при входе в офис поставили пост охраны. Выделили помещение под столовую с кухней. Теперь сотрудники Сергея получали на работе бесплатные обеды, могли накормить и гостей, прибывших из других городов.

В помещении на Кавалергардской открыли небольшой магазин подарков. Арендовали этаж в здании бывшего таксопарка на Краснопутиловской, организовали там новый склад для продажи автомобилей. Открыли еще один автосалон с большой стоянкой на Бухарестской.

Бадри подписал выгодный контракт о поставке в ЛогоВАЗ партии из двухсот джипов Чероки из Франции. Модель была несколько устаревшей, зато цена машин – не заоблачной. Авто прибыли морем в Петербургский порт. Их растаможили, пятьдесят машин перегнали в свои торговые точки (на Краснопутиловскую и Бухарестскую), остальные – поджарые, нарядные вездеходы цвета серебристый металлик – отправили в Москву. Самат согласился одну машину оставить в представительстве для зама Сергея.

Турчин договорился с двумя готовыми автосервисами о создании предприятий «ЛогоВАЗ Северо-Запад» и «ЛогоВАЗ-Нева». ЛогоВАЗ вошел в эти общества с долей 50% на условии финансирования реконструкции станций. Предполагалось, что это будут автосервисы, сертифицированные Volvo и Mercedes. Создано торговое предприятие на базе двух больших промтоварных магазинов. Готовились строительные проекты. Машина бизнеса набирала обороты.

Здание по адресу Большая Морская, 4 вплотную примыкало к величественной арке Главного штаба на Дворцовой. Фасады (солидная петербургская эклектика) сохранились, но со стороны двора все было разрушено. КУГИ готовило продажу объекта на аукционе. В один из приездов Березовского Сергей показал ему дом: «С этого места начинался штурм Зимнего дворца в 17-м. Отсюда твой ЛогоВАЗ может начать штурм Петербурга». Борису идея понравилась, он обсудил с Сергеем, сколько это может стоить, и выдал доверенность от ЛогоВАЗа на участие в торгах. Сергей удивился, что Борис легко согласился: «Наверное, решил, что без лоббирования все равно не получится». Турчин оформил участие и внес залоговую сумму. Наступил день торгов.

Аукцион проводил тогдашний председатель КУГИ Сергей Беляев (впоследствии председатель Госкомимущества РФ). Когда число участников торгов сократилось до троих, стало заметно, что председатель нервничает. Он приостановил торги, удалился – возможно, надо было сделать звонок, – потом вернулся, продолжил торги и опять убежал. Из претендентов на объект осталось только двое. «Похоже, была договоренность, кому достанется здание, и этот кто-то – явно не ЛогоВАЗ», – подумал Сергей. Беляев краснел, бледнел, но изменить ход публичного аукциона не мог. ЛогоВАЗ выиграл торги и в дальнейшем оплатил и зарегистрировал на себя престижную собственность. Это событие имело заметный резонанс в городе. По согласованию с московским руководством планировалась реконструкция здания с превращением его в элитный бизнес-центр класса «А+».

Дела накатывались, словно снежный ком. Поездки, встречи – партнеры, банки, строители, охранные структуры, юристы, правительство города, посещение презентаций, зарубежных и отечественных автосалонов. К Турчину стали наведываться директора направлений из московского ЛогоВАЗа, иногда с подружками не самой высокой социальной ответственности, – не столько по делам, сколько развеяться и погулять. Лишняя машина с водителем для поездок гостей по городу теперь всегда была под рукой.

У Сергея появился собственный кабинет. В этом не было чего-то нового – в недавнем прошлом (и в Академии, и в «Граните») он работал в отдельном кабинете. Теперь Турчину приходилось часто встречаться с людьми, занимающими высокое положение. Прежний имидж научного работника – свитера, джинсы, спортивная обувь – пришлось оставить в прошлом. Он отправился в Голландию по поставкам second hand автомобилей, и заодно полностью сменил гардероб. Костюмы, галстуки, фирменные туфли – теперь это кажется привычным, но в те годы все было иначе.

Улица Рубинштейна, на которой обосновался петербургский офис ЛогоВАЗа, неожиданно открылась Сергею разными ипостасями. По соседству – известный Толстовский доходный дом, построенный в начале XX века гением северного модерна Федором Лидвалем по заказу генерал-майора графа Михаила Павловича Толстого (внучатого племянника героя Отечественной войны 1812 года П.А. Толстого). В разные годы здесь жили князья Михаил Андроников и Андрей Гагарин, писатели Аркадий Аверченко и Александр Куприн, балерины Ирина Колпакова и Галина Кремшевская, певец Эдуард Хиль, вице-губернатор Михаил Маневич.

На Рубинштейна, 13 располагался знаменитый Ленинградский рок-клуб, в разные годы его членами были группы Пикник, Зоопарк, Секрет, Санкт-Петербург, Бригадный подряд, Аквариум (Борис Гребенщиков), Кино (Виктор Цой), Алиса (Константин Кинчев), ДДТ (Юрий Шевчук). И рукой подать до Пяти углов, перекрестка Загородного проспекта с улицами Разъезжей, Рубинштейна и Ломоносова. Доминантой перекрестка, ставшей знаковым символом города, был доходный дом с башенкой, построенный в стиле неоклассицизма. В доме в свое время жили прозаик и поэт, диссидент Лидия Чуковская (дочь Корнея Ивановича) и физик-теоретик, профессор Матвей Бронштейн, у которых часто бывала Анна Андреевна Ахматова. Перекресток упомянут в Идиоте и в Докторе Живаго.

Сергей мысленно отметил интересные точки в шаговой доступности и благоразумно решил забыть о них – дел-невпроворот, какие уж тут культурные сантименты? Хорошо бы добраться до дома к двенадцати, завтра в девять встреча в мэрии.

Из офиса представительства выход в длинный двор-колодец, в конце двора – пункт обмена валюты, там всегда кучкуются и мельтешат малопонятные персонажи и вполне понятные совковые бабули.

Рядовые граждане о черном рынке узнали еще в начале 60-х – из публикаций о показательных процессах над валютчиками-перекупщиками. Торговлю иностранными купюрами приравнивали к измене родине, а валютных королей расстреливали. Боровшийся с тенью Сталина Н. Хрущев оказался успешным эпигоном своего кровавого предшественника. Но проснувшийся в народе интерес к доллару было не остановить.

В 1992 году в России разрешили продавать и покупать иностранную валюту в банках без ограничений. Сейчас граждане предпочитают брать кредиты в рублях, а вкладов в иностранной валюте не более 20%. Но в начале 92-го ничего такого не было – инфляция подстегивала развитие черного валютного рынка.

Как тогда работали обменники? Собственных денежных средств почти не было – что покупали, то и продавали; очередь – 10-15 человек, все хотят купить валюту, продать – никого. Приходили бабушки, покупали с пенсии – по 2, по 5 долларов. Пятая часть доходов сразу уходила в валюту – ее копили, дарили и считали, непрерывно считали – в доллары и обратно.

«Доллар в конце 80-х, начале 90-х – это был такой фетиш. Доллар он и в Африке доллар. Сегодня мы уже понимаем: кому нужен доллар, если на него ничего не купишь», – говорит экономист Михаил Хазин.

Вспоминает некто Евгений, который в 90-е работал менялой: «Сегодня невыгодно работать валютчиком; раньше была значительная маржа, сегодня ее почти нет. Начальный капитал валютчики брали из собственных сбережений, одалживали, а работать можно было только под крышей. В 90-е с тысячи долларов можно было заработать сотню за день. Однажды Евгений заработал за день 2 600 долларов!

Во дворе – сосед представительства, обменный пункт самого известного в городе валютчика. Валюту в пункте продавали, но мало. Пункт был прикрытием для оптовых операций на железке, районе на Рубинштейна неподалеку от Пяти углов. В этот обменник часто приезжали проверяющие органы, милиция. Пункт закрывали, помещение опечатывали, но он неизменно вновь открывался. Со временем валютчик уехал куда-то в Сибирь.

Заниматься валютой в те годы было очень выгодно. В Петербурге стартовала компания ЛЭК – сейчас это крупная строительная фирма Л1, компания номер один, как они себя величают. А тогда, в самом начале стартапа, помимо строительства, они запустили одновременно много направлений, в том числе и валюто-обменные операции. Выглядело это куда как просто: скупали в Петербурге доллары, а специальные люди на поезде везли валюту на Север, где зелень можно продать дороже. Вырученные рубли возвращались назад и на них вновь покупали валюту. Незамысловатая, но опасная крысиная возня. Так и работали челноки – до тех пор, пока курсы валюты по регионам не выровнялись.

Рядом – еще один сосед, офис лидера ассирийцев (есть такая национальность; ассирийцы женятся только на своих, интересно, где они их берут?). Раньше ассирийцы держали в городе сапожное дело, теперь они – авторитетная группировка. Связаны с московскими блатными, со знаменитым дедом Хасаном, Асланом Усояном, – езидом по происхождению – лидером кавказских преступных группировок (тбилисского и курдского кланов) и вообще – одним из самых могущественных уголовных лидеров и воров в законе России.

Ассирийцы по-соседски не трогали ЛогоВАЗ. Сосед сам пришел знакомиться, представился: «Йосиф Марыч» – улыбчивый и по-восточному скользкий человек. Впоследствии любил иногда заскочить на чаек, поболтать, обменяться городскими новостями – что держат дагестанцы, а у кого ментовская крыша. С виду – просто облако в штанах, но между тем любимая тема – огнестрельное оружие; рассказывает о своих волынах весело, с детским азартом, шутит и сам же от души смеется собственным шуткам. «Еду на своем форде по Приморскому, менты увязались… А у меня – ты представляешь, полный багажник стволов: макаровы и калаши – что делать? Жму на газ… Повезло, ушел-таки. А может, им повезло – мы с напарником всех бы положили, пришлось бы…». Шутник, однако, или просто стеб такой? Хотя на выборгском направлении в начале девяностых что угодно могло случиться.

На трассе Скандинавия между Выборгом и Петербургом – ее отдельные части были запущены еще в 80-е годы, а дорогу в целом завершили в 94-м – постоянно барражировали грабители и рэкетиры. Отбирали дорогие тачки, ловили частников-перегонщиков из Хельсинки. Особенно рисковали водители автовозов – их подрезали, останавливали, забирали несколько автомобилей.

В представительство к Сергею постоянно приходили ЛогоВАЗовские автовозы с иномарками из Финляндии. Один водитель-перевозчик – очень крутой мужик с соответствующей немецкой фамилией Хартман, не раз гонявший автовозы до Петербурга и Москвы, рассказывал, как однажды ему удалось уйти от грабителей. Вечером на трассе его подрезали и остановили. На подножку вскакивает крепенький браток и говорит: «Давай тихонько, встанешь чуть дальше, где обочина шире». Едут тихим ходом, едут – еще, еще чуть-чуть… Когда машины нападающих остались позади, водитель вытащил заранее подготовленный обрез и приставил к голове крепенького на подножке: «Все в порядке, бро, стой и молчи. Проеду пятьсот метров, тихо сойдешь. Крикнешь – застрелю». Отъехал – и по газам, автовоз на полной скорости никакой легковушке не остановить. Так и ушел. Другим повезло меньше.

Менты про все такое прекрасненько осведомлены были, но связываться с отвязной братвой на трассе остерегались. Крутому водиле в тот раз подфартило, а мог ведь и пулю в лоб схлопотать от хозяев больших дорог. Пожалуй, Йосиф Марыч не врал (наверное, сам из таких, кому, интересно, он стволы вез?) – видно, правду говорил потомственный сапожник: вполне мог и положить преследователей, почему нет? У робких правоохранителей, тем более гайцов, нулевые шансы против автоматического оружия.

После презентации Короны Сергей согласовал с руководством крышевание представительства и стоимость вопроса, после этого встретились с Валентином и ударили по рукам.

Верительными грамотами, скрепляющими устный договор о вечной дружбе, были два здоровенных и довольно нелепых аппарата – весом около трех килограмм каждый – для мобильной связи, выпущенных финской компанией Nokia и приобретенных петербургским ЛогоВАЗом для Сергея и Валентина. Подключение к сети Дельта Телеком обходилось абоненту 5000 долларов, стоимость минуты разговора тоже была немалой – около $1. Валентин гордился аппаратом – это был один из первых мобильных телефонов в Петербурге. Но разговор по мобильному между Сергеем и Валентином, естественно, не был первым. Эру сотовой связи в Петербурге открыл 9 сентября 1991 года символический звонок мэра А. Собчака своему коллеге из американского города Сиэтл.

К Турчину теперь часто заезжал бронированный Роллс-ройс его нового друга – искусно легализованного и довольно накладного захребетника; он ведь сказал: «Присматривать буду, да наведываться» – ПСПС (пацан сказал, пацан сделал), нерушимое правило пацанской этики. Огромная машина с трудом втискивалась через арку в узкий двор. Машина блокировала проезд, а рядом стояли – в пиджаках при галстуках – двое цивильных охранников; выглядело это куда как нелепо. Тем не менее, на время, пока Валентин гостил у Сергея, жизнь во дворе замирала, никто не смел делать замечания авторитетному покровителю ЛогоВАЗа. Длинному Роллс-ройсу было не развернуться во дворе, и когда встреча заканчивалась, тяжелый лимузин выползал задним ходом на Рубинштейна.

«Надо мне еще что-то делать для безопасности?» – спросил однажды Сергей. «Да нет. На сходняке прошла объява, все знают – никто к тебе не придет. Если будут залетные, объясни: “Коммерсы ничего не решают”, просто отсылай ко мне. А мент у тебя пусть сидит – не для безопасности, для порядка».

Валентин был своим среди новых авторитетов. При советской власти он создал в Ленинграде целую пирамиду, вертикаль собственного теневого бизнеса, и был в какой-то момент фигурой покруче Феки. Под ним все ходили – наперсточники, картежники, сутенеры, фарца, валютчики, воры и щипачи – и все, словно ревностные прихожане суровому авраамическому богу, несли ему десятину. Потому что голова… Дороги, вокзалы тоже были схвачены. Только под конец в зону попал. Но не стал там вором в законе – новая волна криминалитета презирала воровскую иерархию (так называемой старой школы), – но жизнь по понятиям впитал всеми фибрами обожженной души, а правильное использование фени не только уважал, но даже особо почитал. В 1987-м откинулся – попал под амнистию в честь 70-летия Октября и вернулся в Петербург.

Рассказывают, как в начале девяностых, проезжая в своем навороченном автомобиле по Невскому, он увидел у Гостиного двора бывшего генсека советской империи Горбачева в окружении охраны. Интересный феномен: Михаил Сергеевич – не в пример нашеньким – не боялся выйти в народ, чтобы поговорить. Валентин затормозил, оставил свой лимузин, подошел к экс-президенту и с чувством пожал руку: «Спасибо. Я бы еще сидел, если б не вы». Горбачев пожал руку человеку, которого увидел в первый раз… Как, новые президенты и премьеры, слабо повторить?

Автомобиль Валентина хорошо известен в городе. Когда он поворачивал налево – даже там, где не было левого поворота, – встречное движение смиренно останавливалось, а милиционеры вытягивались в струнку и брали под козырек. Не верите? А Сергей сам не раз наблюдал подобную невероятную картину, когда лимузин Валентина делал левый поворот – например, с Лиговского на Витебский.

При первой встрече Петр Ильич объяснил Сергею: «Не смотри, что Валентин – сердечный да тихий с виду. Калликтифф-то у него самый крутой будет. Никого не бьют, не калечат. А кто против пойдет, блин, в подвальчике, в укромном местечке, к кроватке привяжут – думай, парень, что дальше делать будешь? Ищут его, привязанного, все его дружбаны, упрашивают калликтифф, выведывают, что хотят от них? Сами думайте, сами и решайте. И то предлагают, и это, а как договорятся по существу, так и выпустят субчика, бледненького, да как шелкового… А тебе нечего бояться, это с чужими они так, – будешь за ними как за каменой стеной».

Валентин на сходняке считался миротворцем. Скромный, неприметный – при этом отличался звериным чутьем и прекрасным знанием человеческой натуры.

Однажды Сергей случайно встретил своего куратора в компании его бригадиров в кафе гостиницы Европа – они часто там тусовались. Вели себя пристойно – неторопливая беседа, чай, кофе. Сергей был с приятелем, партнером по бизнесу. Поздоровались, обменялись с собравшимися ничего не значащими фразами и ушли. На следующий день Валентин сам позвонил: «Ты вчера с человеком приходил. Гнилой чел. Держись от него подальше». Сергей не придал значения его словам – проверенный партнер, друг семьи. А напрасно не прислушался. Друг семьи впоследствии оформил на себя дорогую недвижимость на Невском, которой они, как партнеры, вместе занимались и покупку которой полностью оплатил именно Турчин. Чтобы оставить себе весь объект, друг написал телегу в Большой дом на Литейном, 4, плюс, как говорят, занес – пытался Сергея закрыть, чтобы не возникал. В общем, создал немало проблем и неприятностей. Позже мы еще вернемся к этому эпизоду. Но Валентин! Каково чутье – хватило нескольких минут, чтобы увидеть то, чего Сергей не понял за несколько лет.

Очень скоро Турчин убедился в том, что ни чиновник из мэрии, которого Чайковский называл почему-то Яшкой, ни сам Петр Ильич не обманули – представительство весьма своевременно обзавелось дружбой с авторитетным предпринимателем. Имя ЛогоВАЗа гремело, и кабинет Турчина теперь частенько навещали лидеры группировок – как местных, так и национальных. Предлагали сотрудничество, иными словами – крышу, предлагали вежливо, но весьма настойчиво. Законы в стране не исполнялись, милиция не работала, а лидеры приезжали и приезжали – в сопровождении своих отморозков, для устрашения, наверное. Если бы это видела интеллигентная Сережина мама! Она сказала бы: «Сынок, что ты делаешь среди этих людей?» – хорошо, что она об этом никогда уже не узнает.

С Турчиным никто грубо не говорил, а он в переговорах умел соблюдать два главных правила. Первое – не прогибаться, твердо держаться своей линии, ни на что не соглашаться. Второе – говорить вежливо, уважительно; слова, поведение и тон разговора не должны показаться обидными или оскорбительными для этих с виду суровых, а на деле – весьма ранимых и чувствительных посетителей.

Сергею позвонили из Москвы, сказали: «Анатолий Александрович пришлет своего человека. Человек приятный и полезный, поговори с ним, поищи точки соприкосновения. Если будет интересно, начинай работать. Если нет, можешь отказать».

Пришел свой человек А. Собчака, представился Геннадием Петровым – Сергей не слышал раньше об этом посетителе и наивно полагал, что речь пойдет о каком-то совместном бизнесе. Они долго ходили вокруг да около. Геннадий явно остерегался точных формулировок, бубнил нечто неопределенное – типа будем вместе работать, – пока Сергей не понял: посланник мэра (а в его лице и сам либеральнейший из мэров) просто предлагает петербургскому ЛогоВАЗу крышу. Сергей еще не знал, что Г. Петров – второе лицо в знаменитой малышевской группировке. Потом он будет греметь – и в Петербурге, и в Москве, и даже в Испании, а тогда – только вернулся из мест не столь отдаленных и в петербургском бизнесе не успел засветиться. Вернулся – и сразу Анатолий Александрович озаботился судьбой уважаемого человека, сделал звонок Березовскому, а тот, через секретаря – в свое отделение. Вспомнилось: Человек приятный и полезный. Гость и вправду держался мило, ничего лишнего себе не позволял, но ответ ему был дан стандартный: «Коммерсы ничего не решают. Обращайся к Валентину. Если порешаешь с ним, будем вместе работать, почему нет?» Рекомендант мэра удивился: «Как, к Валентину? – я должен бы знать… А если тот не подтвердит, что вы работаете?» – «Ну, тогда вернешься, продолжим разговор». Расстались нормально, без обид, но Геннадий ушел разочарованным. Больше он не появлялся в офисе – формула Валентина оказалась настоящим волшебным словом, а крыша исполняла свои обещания.

Однажды летом Сергей приехал с семьей на Щучье озеро в Комарово. Выкупались и собирались вернуться в поселок. Кто-то окликнул Сергея – метрах в двадцати от него из воды выходила крупная загорелая фигура и весьма дружелюбно махала рукой: «Привет, Сергей!» – это Гена Петров. Сергей помахал в ответ: это был единственный случай – больше Сергей Петрова не видел.

Интересная сцена на берегу лесного озера – отдыхающие, авторитетный бизнесмен, а рядом цвет петербургской интеллигенции – комаровский мудрец Даниил Гранин, композитор Олег Каравайчук, писатель Валерий Попов. На пляже и в бане все равны.

Несколько раз в офис к Турчину наведывался мрачноватый авторитет – некто Владимир Петрович по кличке Колесо. У Сергея был проект – создать спортивно-оздоровительную зону для горнолыжного отдыха в поселке Токсово, было даже зарегистрировано предприятие Фристайл. Колесо жил в Токсово, но его тогда интересовал не Фристайл: его интересовал только ЛогоВАЗ и лично Сергей, он хотел, чтобы Турчин работал в интересах его группировки и возглавил некий подконтрольный ему банк. Сергея обхаживали и соблазняли – стандартный отсыл к Боксеру в данном случае не срабатывал. «Какая договоренность, с кем? – хмурился Колесо, и его смуглое лицо еще больше темнело. – Меня твой Боксер не интересует. Сам должен определиться – даешь согласие, порешаю вопрос с кем хочешь». Группировка Владимира Петровича слыла особо отвязной; отказывать напрямую таким людям – опасная затея. Колесо казался серьезным игроком, с ним китайская ничья – смахнуть фигуры с доски и выйти из-за стола – явно не получится. Сергей осторожно маневрировал, оттягивая развязку.

Турчина пригласили пообедать в подконтрольный Колесу ресторан Тихая жизнь на Энергетиков, одно из самых популярных мест концентрации учетного милицейского контингента – какое название, насколько трогательно оно гармонирует с расположенной рядом круглой башней милицейского общежития и кладбищем напротив! В ресторане – гостей никого, выбор прекрасный, приготовлено все отменно, персонал вышколенный.

В этом общепите в девяностые собирались знаменитые представители различных ОПГ, да и сам Колесо любил сюда заглядывать. Выжившие очевидцы теперь вспоминают, что любимым местом релаксации известного человека была гостиница Карелия, не раз становившаяся местом кровавых расправ с накосячившими подельниками и последующего спуска расчлененных тел в канализацию. Как сообщают Н. Матвеева и А. Пекарев в Компромате.Ru, в 2000-е босс продал свои активы и занялся административной деятельностью. Несмотря на жалкие инсинуации этой, несомненно, желтой прессы, Сергей не был уверен, имеет ли его таинственный знакомый по кличке Колесо какое-то отношение к солидному и добропорядочному сегодняшнему токсовскому депутату Владимиру Колесникову.

Но вернемся в девяностые. Тягостные встречи с Колесом скрашивал Сергею неизменно позитивный спутник Владимира Петровича – белолицый брат Андрей по кличке Двуручник, настоящий сказочный Добрыня Никитич. На вопрос «почему Двуручник?» весело объяснял, что может стрелять на бегу, лежа, с кувырком и по-македонски – с двух рук. Как Двуручник умел радоваться жизни, как гордился своими талантами и тем, что все ему удается! Его расстреляли среди бела дня в том самом ресторане с провиденциальным названием Тихая жизнь – средь бела дня, когда Андрей обедал, – трое вошли в зал, неторопливо достали автоматическое оружие, изрешетили Двуручника и так же неторопливо ушли – но это случилось через несколько лет.

Неприятные, очень тревожные встречи Сергея с посланцами настоящей тихой жизни неожиданно сами собой завершились. Однажды, когда у него в кабинете в очередной раз пили чай Колесо с Двуручником, позвонил Валентин: «Буду через пять минут». Изменить что-то было невозможно – через несколько минут на пороге появился Боксер, авторитеты узнали друг друга. С затаенным злорадством наблюдал Сергей, как вспыхнули лица обоих криминальных лидеров, как в глазах образцовых рыцарей бандитского Петербурга читался неподдельный страх – оба решили, что попали в засаду и ожидали ужасающей концовки. Но кровавого продолжения не последовало. Колесо заторопился и, неловко попрощавшись, удалился с Двуручником. У Боксера непредвиденная встреча с соперником напрочь отбила настроение по привычке вальяжно болтать с Сергеем о городских новостях и высказывать свое, как правило, уничижительное мнение об умственных качествах местных криминальных князьков, а заодно и городских чиновников. Сославшись на неотложные дела, он быстро уехал. Кто-то из знакомых высказывал мнение, что встреча двух авторитетов произошла не по воле слепого случая или ветреной фортуны, что этот la surprise был хитро отрежиссирован, но я лично далек от мысли, что простодушный и хорошо воспитанный гражданин культурной столицы Сергей Турчин был способен на восточное коварство или, к примеру, англо-саксонское вероломство. Как решался вопрос питерского куста ЛогоВАЗа в криминальных кругах, Турчин не узнал, а Валентин не возвращался к этой теме, но с тех пор Колесо и его спутники у Сергея не появлялись.

Лет через пятнадцать они с Владимиром Петровичем случайно встретились в токсовском ресторанчике Северный склон, – может, Сергей обознался и это был совсем другой человек? – издали помахали друг другу рукой, но сближаться и говорить не стали. «Вот и славненько», – подумал тогда Сергей.

Какие только типажи не крутились в деловых кругах города в тот период! Сергея часто навещал одиозный и всесторонне одаренный Юрий Титович Шутов со товарищи, в прошлом помощник председателя Ленсовета А. Собчака, в либеральное окружение которого (Путин, Медведев, Чубайс, Кудрин, Козак) он попал в начале 90-х. Вскоре он оказался «не ко двору» и был уволен «за неэффективность работы», по одной из версий – за подписание коррупционного контракта с английским бизнесменом-банкротом на создание Ленинградской свободной экономической зоны. По версии самого Шутова, обнародованной в нашумевшей книге «Собчачье сердце, или Записки помощника, ходившего во власть», дело было в политических разногласиях с мэром Санкт-Петербурга.

Еще в середине 1980-х Шутов в бытность замначальника Центрального статистического управления города и области был осужден за хищения и поджог одного из кабинетов Смольного и в 86-м освобожден по амнистии.

В 1991 году в Огоньке появилась статья Марка Григорьева «Пожар в штабе революции, или Дело о поджоге Смольного». В ней Шутов представлен «борцом с режимом», уголовное дело которого было сфабриковано. Следователь Валентина Корнилова обратилась в суд – она считала изложенные в материале факты тенденциозными. Журналист заявил, что готов провести дополнительное расследование и дать опровержение в случае, если он был не прав.

В субботу 23 февраля 1991 года в гостинице Ленинград произошел страшный пожар. До верхних этажей здания лестницы не доставали. Наиболее отчаянные постояльцы пытались спуститься к лестницам из окон по веревкам, сделанным из простыней. Несколько человек упало на асфальт и разбилось, некоторым – в том числе актрисе Марине Влади – удалось добраться до лестницы и спастись. Пожар имел огромный резонанс. Погибло 16 человек, в том числе 9 бойцов пожарной охраны. Сергей жил как раз напротив старинного здания пожарной части №1 на Мичуринской (бывшей Малой Дворянской), бойцы которой принимали участие в тушении пожара, – несколько недель соседи узнавали от очевидцев и из СМИ новые ужасающие подробности трагедии. В пожаре погиб и Марк Григорьев, редактор Огонька. Тело журналиста было найдено в номере со странным повреждением головы, однако вскрытие показало: череп мог лопнуть от высокой температуры. О деле Шутова забыли.

Прошел еще год, и Шутов стал фигурантом по делу банды бывшего офицера-афганца Айрата Гимранова. Политику вновь повезло – сначала отпустили под подписку о невыезде, а через четыре года оправдали за недостаточностью улик.

Ветеран военных конфликтов, журналист Сергей Гуляев вспоминает, что познакомился с Юрием Шутовым в 1993 году, когда тот находился под арестом по очередному делу. «Я работал в программе 600 секунд, и мы активно боролись за освобождение писателя-патриота Шутова». По словам журналиста, ему удалось освободиться во многом именно благодаря программе 600 секунд. А вскоре политику проломили голову молотком на пороге собственной квартиры – искали рукопись книги. Найти ее злоумышленникам не удалось, но книга вскоре вышла огромными тиражами, а Шутов несколько месяцев провел в клинике нейрохирургии ВМА, где ему установили титановую пластину в череп.

Именно в этот период Юрий Титович стал по-дружески захаживать к Сергею. Смешливый, озорной и демонстративно независимый в суждениях и поступках, он не скрывал, что у него есть своя бригада (впоследствии выяснилось, что это банда бывшего афганца Айрата Гимранова), гордился славным прошлым и любил рассказывать веселые истории о том, насколько интересно было зарабатывать первые деньги киданием лошков на автомобильных рынках.

Сергей был наслышан, насколько опасен этот вероломный человек и знал о многих его проделках.

Так, однажды Шутов попросил финансовой помощи у своего знакомого, высокого чиновника в Москве, и получил отказ. Через два дня сына чиновника, живущего в Ленинграде, похитили и избили, а его автомобиль угнали. Бандиты названивали чиновнику и угрожали его семье. Отец и сын вспомнили об околокриминальной репутации Шутова и обратились к нему за помощью. Вскоре тот сообщил, что виновные найдены и наказаны. Привез сына чиновника на заброшенную автостоянку – там, в одном из железных контейнеров к потолку был привязан якобы пойманный и избитый преступник – участник группы Гимранова. Вскоре Шутов указал потерпевшему место, где можно забрать автомобиль, и попросил вознаграждение для своих людей. Сын чиновника, ставший жертвой разводки, вынужден был переписать тот же самый автомобиль на одного из бандитов.

При посещении офиса ЛогоВАЗа спутником бывшего советника мэра неизменно был его безволосый и безбровый помощник, известный в городе беспредельщик. Сотоварищ Шутова неизменно безмолвствовал, но внимательно следил за Сергеем, и в спокойном взгляде закаленного в боях воина читался мучивший его сакраментальный вопрос: «Как лучше убить тебя – сейчас или чуть позже?»

Титыч время от времени покупал в салоне Турчина недорогие тачки для братвы и приходил клянчить скидку. Скидку, в конце концов, каждый раз получал, но этого ему показалось мало, он решил провернуть фирменную комбинацию по киданию лошков на лавэ. Утром Сергею позвонил секретарь Арбитражного суда и сказал, что надо послезавтра быть на заседании – Шутов оспаривает сделку по продаже автомобилей, хочет вернуть деньги и получить компенсацию морального ущерба. Познакомившись с заявлением, Сергей решил, что у него документы по продажам в порядке, что помощь адвоката не потребуется, он сам пойдет в суд и предъявит подлинные заводские документы на автомобили и документы купли-продажи. Так получилось, что на следующий день к Турчину заглянули Шутов с безволосым – будто бы случайно, – и Сергей спросил его: «Ты чего там затеял, Титыч? Если есть проблемы, сказал бы». Бывший поммэра старался обратить все в шутку: «А, ерунда! Не обращай внимания, Серега. Это несерьезно – мои ребята что-то накосорезили. Не трать время на суд, завтра поеду и отзову заявление, ты чего, мне не веришь?». Безволосый молчал по обыкновению, и взгляд его – тоже по обыкновению – был весьма красноречив. Сергей не поверил Титычу – что-то здесь нечисто! Если он не приедет, судья заочно может вынести любое решение – а на кону немалые деньги. Когда гости удалились, Сергей исследовал разветвленную систему внутренних дворов квартала. Она оказалась весьма сложной и помимо многочисленных тупиков имела дополнительный выезд на Ломоносова. На следующий день он заехал на работу пораньше и с запасом в два часа решил отправиться к Арбитражному суду на Суворовском. Взял с собой охранника Алексея и вышел во двор. Как он и думал, выезд через арку на Рубинштейна был перегорожен неизвестными машинами. По ранее разведанному маршруту Сергей выехал на Ломоносова и без происшествий добрался до суда. Он ожидал провокаций в окрестностях суда (для того и взял охранника в милицейской форме), но ни Шутова, ни его представителей не встретил, на заседании их тоже не было (видно заметили, что Сергей улизнул, и отказались от первоначального плана). Суд быстро рассмотрел документы – в начале девяностых недавно созданный Арбитражный суд, возглавляемый член-кором В.Ф. Яковлевым, был образцом честности и деловитости – и отказал Шутову в иске; в дальнейшем они с Титычем почти не виделись.

В 1996 году после победы Яковлева над Собчаком Шутов, оказавшийся, конечно, в стане нового губернатора, посчитал, что «поймал за хвост Жар-птицу». Вернулся к любимой теме и в рамках комиссии Госдумы по коррупции с упоением занимался расследованием деятельности команды Собчака. «Он был современным Калиостро, – говорит Гуляев. – Пытался охватить все – был участником криминальных разборок, представителем Госдумы, предпринимателем и писателем. Вокруг его имени тянулся шлейф не только многочисленных легенд и небылиц, но и реальных дел. В 1998 году его избрали депутатом ЗакСа, он оторвался от земли и пустился во все тяжкие, дергая за усы самых высокопоставленных чиновников, что, собственно, и стоило ему свободы». Через два месяца новоиспеченный депутат был арестован по подозрению в причастности к убийству политических деятелей и бизнесменов.

Кто-то считал Шутова пройдохой и бандитом, кто-то – бескорыстным борцом за справедливость. Скорее всего, в этом несомненно одаренном человеке совмещалось и то, и другое.

В 2006-м суд приговорил политика к пожизненному лишению свободы, а в декабре 2014-го он скончался в соликамской колонии Белый лебедь – официально объявлено: ушел из жизни естественной, ненасильственной смертью.

В кабинете Сергея появлялись разные люди – и дагестанцы, и чеченцы, и другие представители ОПГ: приходили без предупреждения и совсем неизвестные. Один как-то заявил: «Владимир Сергеевич будут недовольны, что вы арендовали помещение рядом с аркой Главного штаба». Посетитель имел в виду подвальчик по Большой Морской 16, который недавно представительство арендовало под будущее кафе. Владимир Сергеевич – это серьезно, Владимир Сергеевич – это Кумарин, ночной губернатор, с ним шутки плохи. «Разве это от меня зависит? Решайте вопрос с КУГИ. Договор с ними заключен. Пусть они заключат договор с Владимиром Сергеевичем, помещение вашим будет». Посетитель ушел, и больше не появлялся – Сергей так и не понял, что этот человек хотел, для чего приходил.

У москвичей были планы приобрести некоторые крупные объекты на Невском. Но у Невского в 93-м были свои хозяева – ранее упомянутые братья Шевченко и их деловой партнер Юрий Зорин. Братья получили прекрасное советское образование: в прошлом научные работники, в новые времена они легко нашли общий язык с формировавшимися в 90-е ОПГ. Шустрый Юрий Зорин, завотделом Ленинградского горкома комсомола и инструктор Ленинградского горкома партии, подобно многим партработникам, тоже быстро вписался в околобандитскую рыночную экономику.

На братьев Шевченко и Юрия Зорина работала группа очень сильных юристов, которые помогали им заключать договоры аренды и субаренды с владельцами и арендаторами помещений на Невском проспекте. Договоры составлялись с дальним прицелом – таким образом, что очень скоро их партнеры теряли права на свое или арендованное имущество. Таким образом фирмам братьев Шевченко и Юрия Зорина удалось взять под контроль половину Невского проспекта.

Сергей планировал заключение договоров с владельцами некоторых помещений на Невском. Нужно было прощупать почву и постараться грамотно, без скандала, поделить сферы влияния с авторитетными и весьма опасными братьями. Турчин встретился с обоими Шевченко, с Зориным. Выяснилось, что их интересы не пересекаются. ЛогоВАЗ – известная фирма, Сергея приняли хорошо, с удовольствием рассказывали о своей империи. Зорин вызвался показать галерею бутиков (он там не только владелец, но и генеральный директор). Сергей удивился: худенького, бледного, невзрачного попрыгунчика Зорина просто распирало от восторга, распорядитель галереи чувствовал себя восточным владыкой, владельцев несметных богатств, – и он был недалек от истины.

Говорят: бойся своих желаний, потому что каждый, в конце концов, получает предмет своих вожделений. Хозяева Невского тоже получили – и братья Шевченко, и Зорин, – что хотели. В результате, двоих досрочно отправили в мир иной, третий – не дожидаясь ковида, сам ушел в бессрочную самоизоляцию. Sic transit gloria mund (Так проходит земная слава).

Сергей вспомнил еще два десятка громких имен и подумал, что вряд ли следует гордиться знакомством с этими людьми, но из песни слова не выкинешь.

В петербургский куст ЛогоВАЗа поступали фантастические предложения. Бывший каскадер, теперь бизнесмен, фантазер и авантюрист – со всех точек зрения личность экстраординарная, – Игорь Березовский (однофамилец БАБа) предложил Турчину совместно продавать населению автомобили за 20% стоимости. Сумасшедший пиар – программа «Машина – за 20 %». С отсрочкой поставки на два года. А что будем делать через два года? Пустим деньги в оборот, заработаем еще больше и поставим автомобили. Не смешите меня. Посмеялись, пошутили, разошлись. Но для Игоря это не было шуткой. За спиной у него много подобных проектов и успешно завершившихся афер. Он занимался недвижимостью, страхованием. Наиболее известна скандальная афера с песком.

АвтоВАЗ взял у страховой компании Константа, принадлежащей Игорю Березовскому, вексельный кредит в размере 15 миллиардов рублей и купил на него 50 миллионов тонн песка в одном из дагестанских карьеров. Сделку заключили на условиях ответственного хранения: песок якобы остался лежать на складе. АвтоВАЗ нашел покупателя (по слухам, некую компанию Радос), песок как бы поставили (по бумагам), но фирма за песок не заплатила, хотя товар в соответствии с условиями договора перешел в ее собственность. Операция была застрахована той же Константой, она и возместила АвтоВАЗу потери векселями, но НДС не вошел в страховку. И тогда завод потребовал от государства возместить 2,2 миллиарда рублей налога. Участники сделки могли заработать такие деньги на прокрутке бумаг. Но был суд, сделку аннулировали.

Внимание компетентных органов привлекла не только операция АвтоВАЗа. Как заявил в Совете федерации Евгений Примаков, на тот момент этой схемой воспользовались около 80 российских компаний. И общий объем требований по списанию НДС уже составлял 15 миллиардов рублей, в 98-м году – почти миллиард долларов. Можно предположить, что все участники таких сделок (от страховых компаний до продавцов и покупателей товара) договаривались на берегу: векселя, выданные страховщиком, предъявляться к оплате не будут – сделка проводится только на бумаге. По словам Игоря Березовского, эта схема позволяет легально списывать долги с любых крупных должников бюджета.

Помните центральный вопрос криминальной России девяностых: «Как сделать, чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было?» Вот вам и рецепт от И. Березовского: Делайте деньги из песка!

Похожее предложение – «Машина за полцены» – Сергей получил от Романа Цепова, создателя одной из первых в Петербурге охранных компаний.

Роман позвонил Сергею сам и вежливо попросил приехать к нему. Турчин слышал о нем, Роман создал одно из первых в городе охранных предприятий Балтик-Эскорт. «Нам не нужны услуги по охране, – сказал Сергей. – В офисе у меня милицейский пост, а машины мы теперь получаем только из Москвы и по железной дороге, машины страхуются» – «Да нет, просто хотел познакомиться. Да и разговор есть, приезжайте, будет интересно».

Цепов близок к правительству города, в кабинетах бюрократов не раз рекомендовали познакомиться с ним, отказать было неудобно, и Сергей согласился заехать в его офис. На Набережной Фонтанки таял февральский снег. Обычный питерский двор – зарешеченные окна первого этажа, мамаши с колясками, увязающими в мокрой снежной жиже, неубранные следы собачьих прогулок, – и в соответствии с модой лихого времени дорогие иномарки с фактурными парнями в кожанках. Скромный подъезд, офис в полуподвале с окнами на уровне тротуара, стандартная мебель и скромный ремонт. А вот и сам Цепов – невысокий, в очках, прекрасная речь, нервная улыбка на тонких губах.

Роман предложил бизнес-идею машины за полцены.

По коридору ходили молчаливые вооруженные люди, бряцали ключами оружейной комнаты. Кабинет у Романа – совсем крохотный, на столе небрежно брошен пистолет, пара потертых кресел, телевизор… Через пять минут Сергей с Романом были на ты и пили крепкий чай.

«Нет, Роман, ничего у нас не получится, – объяснял Турчин. – Ты предлагаешь двухлетнюю отсрочку отгрузки. Инфляция сумасшедшая, цены скачут, нет сейчас бизнеса, который гарантирует больше 50 процентов годовых. Может повезти и получиться, а скорее всего – нет; из каких средств я буду выдавать народу автомобили?»

Впоследствии Сергей узнал, что Роман – не только директор охранного предприятия. Этот Цепов далеко не так прост, как могло показаться: в Петербурге его называли «полпредом в СЗФО» и «серым кардиналом» – интересы Романа охватывали разные сферы деятельности: дружба с криминальными лидерами и участие в жизни питерской милиции, разрешение бизнес-конфликтов и бизнес-поглощения, поддержка спортивных обществ и крышевание казино и ночных клубов, продюсирование телесериалов и контроль СМИ. Роман не скрывал связей с криминалом: «Я помогу хоть черту. Если он покажет справку, что нормальный черт. Честный. Не подонок, не мразь банальная». Он прославился тем, что мог «возбудить» уголовное дело на любого оппонента по любому поводу и ни одно важное назначение в милиции Питера не обходилось без его одобрения.

В мае 2000-го был показан популярный сериал Бандитский Петербург, снятый по книгам А. Константинова. В одной из сцен Сергей увидел на экране Цепова – он сыграл роль бригадира на сходняке у некого Антибиотика, прототипом которого был, видимо, Владимир Кумарин. Скорее всего, тогда еще в жизни Романа было все хорошо.

Но в сентябре 2004 года он внезапно скончался: был отравлен, – ушел из жизни один из самых одиозных петербуржцев двухтысячных. Его звезда взошла в эпоху бандитского передела и криминальных разборок. Роман Цепов был яркой и загадочной фигурой бизнеса и теневой политики. О нем говорили разное, но до сих пор остается загадкой, как еврейский паренек из пригородного местечка, начинавший слесарем на Ижорском заводе, превратился в человека, близкого к кремлевским небожителям и расставлявшего генералов и полковников на самые высокие петербургские посты.

Разные люди навещали руководителя питерского куста громогласной фирмы. Известный актер просит отремонтировать тачку за так, кинорежиссер – профинансировать производство нового фильма, писатель – устроить на работу племянника… Структуры Турчина – не столь богаты, чтобы заниматься благотворительностью, вакансии для трудоустройства появлялись крайне редко, но, если мог, Сергей кому-то помогал. Однажды, пришел бывший муж хорошей знакомой, некой Оксаны, давно уже перебравшейся в Париж на ПМЖ. В прошлом программист, умненький мальчик, с приходом девяностых он пустился во все тяжкие, увлекся финансовым бизнесом, назанимал денег, наломал дров, потерял бизнес, жилье и стал бомжом. Теперь его ищут партнеры, займодатели, братки – чем Сергей может поддержать бедолагу, что ему посоветовать? Пай-мальчику в этой России не выжить! «Уезжай отсюда – к Оксане, в Париж, там твой сын. Оксана – она такая – не бросит в трудную минуту, устроишься по специальности, начнешь все с нуля…» – в итоге Сергей помог ему уехать из страны.

Звонили и заглядывали бывшие коллеги по инженерному цеху. Кто-то держался за работу в своем обнищавшем КБ и едва сводил концы с концами. Другие и это потеряли, оставались на плаву только за счет случайных заработков – разгружали товар или мыли витрины для торговцев в ларьках, раздавали бесплатные газеты или втюхивали автомобилистам рекламу на перекрестке Невского и Фонтанки. Наиболее шустрые стали самозанятыми риэлторами или страховщиками – таких все, кто мог, использовал, обманывал, кидал на кровные агентские. Как, впрочем, и ночных бабочек, даже самых высокооплачиваемых, и рабочих, занятых в теневом секторе, и челночников, и ларечников, и частных бомбил, и мигрантов – все они оказались в основании пирамиды, нижним звеном пищевой цепочки.

На Рубинштейна делались деньги, встречались новые русские, кипели страсти, строились и рушились грандиозные планы, а под наскоро сколоченными новыми полами второразрядных ресторанов и офисов, освеженных потемкинским евроремонтом, наш неприглядный мир дублировался очень похожей подпольной жизнью: бегали, сражались за объедки, здесь же умирали и разлагались крысы петербургские обыкновенные. Улица Рубинштейна жила в угаре постоянной погони за наживой, какие уж тут традиции великого прошлого – Серебряного века, северного модерна или русского рока?! Не смешите, люди добрые, не до них нам, братцы, мы почти семьдесят лет ждали и, наконец, дождались – пришло великое время делать лавэ!

Саперам непонятны две вещи

Саперам непонятны две вещи: как можно учиться на своих ошибках и почему говорят, что жизнь пройти – не поле перейти.

У Турчина два автосалона: на Краснопутиловской и Бухарестской. Он знал, что у него проблемы с замами первой волны – с Незаметным, бывшим помощником по воспитательной работе из торгового флота, и с Усатым, бывшим борцом с пресловутыми «хищениями социалистической собственности». Вся розница, где могли быть (и действительно были) мошенничество и коррупция, шла через автосалоны. Сергей пригласил хороших знакомых директорами обеих автоторговых точек: это отсекало его заместителей от управления наличностью.

Незаметного и Усатого такая ситуация не устраивала. Новых директоров они пытались обработать и склонить к сотрудничеству: «Сергей – небожитель, держитесь нас, будете при деньгах». Вот, говорили одному, у тебя аккумулятор барахлит, возьми новый. Мы с новой машины сняли, заактируем, что автомобиль пришел без аккумулятора. А тебе, говорят второму, зимняя резина нужна. Возьми, мы несколько комплектов из только что пришедшей партии спишем, как дефектные, пришедшие с браком. Наценка за модный цвет металлик у нас соглашением не определена, наценка вполне может на нас работать.

Не получилось – стали запугивать. Опять не получилось – их женам стали названивать незнакомцы, предлагали «выйти, поговорить», угрожали. Один из новых директоров, недавний молодой офицер-дембель не выдержал прессинга и на третий день работы уволился: пришлось срочно подбирать ему замену. Второй ничего Сергею не сказал, упрямо продолжал делать свое дело, а предложения Незаметного и Усатого проигнорировал, будто их и не было.

В течение полугода Сергею удалось полностью взять фирму и все текущие договоры под свой контроль. Теперь надо было осторожно вывести первую партию замов из штата – так, чтобы не возникли как бы неожиданные наезды правоохранителей, налоговиков или братков – эти ребята вполне были способны на такое. С первым замом, Незаметным, Турчин расстался методом пас в сторону. Имел с ним откровенный разговор, предложил разумные отступные при как бы добровольном уходе. Усатого повысил по службе, создал для него отдел перспективных проектов. Метод возгонки. И то и другое – по Паркинсону. На фиг Усатому перспективные проекты, если отлучили от живых денег? Сам ушел.

Новую бизнес-структуру в свое время собирали в спешке, наделали кадровых ошибок. Постепенно все выяснялось. Вначале – проблемы с замами и собственной коррупцией. Справились с этим – проявились проблемы с охраной.

Первую охрану, сторожей на автосклады – вначале на один, потом на второй, – тщательно отбирали и принимали только по рекомендации. Но оказалось, что на место главного охранника взяли бригадира из группировки весьма авторитетного в городе Павла Кудряшова (Кудряша). И он, естественно, пришел со своей бригадой: шпаной и шантрапой. В общем, доверили волку овец сторожить! Охранялы гоняли ночью на хондах по складу, разбили несколько машин, разграбили склад запчастей, угрожали новым директорам автосалонов.

Один из партнеров по бизнесу познакомил Сергея с Виктором Николаевичем Грузевичем – рекомендовал пригласить его для руководства охраной: подполковник, воевал в Афгане, возглавлял там автоколонну, только что демобилизовался – серьезный, надежный человек.

Вместе подобрали новый состав дежурных. Смену охраны провели, как спецоперацию. Рано утром Сергей с Грузевичем и новым персоналом, пришли на склад и объявили, что вся служба охраны уволена, включая их руководителя. Забрали форму, пропуска, дополнительные средства, выставили на объектах охрану нового призыва.

Все произошло неожиданно и очень быстро, столкновения в тот момент не возникло.

Руководитель этих горе-охранял исчез и больше не появлялся – у него (в базовой ОПГ Кудряша), скорее всего, были дела поважней и поинтересней. Но уволенные бычки затаили обиду.

Руководителем автосклада на Краснопутиловской был некий Владимир Алексеевич Спиваков, хороший знакомый Турчина со времен работы в Судпроме.

Каждый раз, встречаясь с ним в прошлом по судпромовским проектам, Сергей удивлялся, как могло случиться, что у инженера-проектировщика, всю жизнь занимавшегося электроникой гидроакустических систем, такие натруженные, заскорузлые рабочие руки. Когда Спиваков впервые приехал в «ЛогоВАЗ Санкт-Петербург» на своей пятнадцатилетней копейке, Турчин спросил: «Володя, неужели она еще бегает?». «А как же – ласточка! – с гордостью ответил Спиваков. – Я ее пять раз перебирал от и до – своими руками». Вот и ответ про руки. Перебирал – а что он мог сделать? Руководитель сектора даже в оборонке в восьмидесятые имел весьма скромную зарплату, а Спивакову хотелось всегда быть на коне. Голубоглазый мачо, напоминающий соломенного ковбоя, пятидесятилетнего Лимонадного Джо, чудом занесенного когда-то из американского вестерна в совок, отличался несгибаемым характером и верностью в дружбе. Он пришел к Сергею по рекомендации друзей – значит, Турчин может на него во всем положиться.

Этот самый Спиваков и был тем вторым, что сходу отбрил Незаметного и Усатого, когда они пытались подсадить его на левые дела и включить в свой общак. У охранял тоже были с ним проблемы: ни подкупом, ни угрозами не смогли заставить Спивакова покрывать их.

Теперь, после позорного изгнания из ЛогоВАЗа этих как бы очень крутых пацанов во всем случившемся уволенные винили Володю.

И отомстили. Вернее, Сергей считает, что именно они – доказать ничего не удалось. Через две недели после смены охраны Володя не вышел на работу. Соседка, пожилая женщина, заходившая к нему накануне вечером по делам, сказала, что в двенадцатом часу Спивакову кто-то звонил и попросил выйти на улицу. Больше его не видели. Заканчивалось теплое лето; все, кто мог, ловили последние солнечные деньки, и жена Володи с их взрослым сыном были на даче.

Весь центральный офис подключился – Володю искали по отделениям милиции, по больницам, моргам… Прошло почти двое суток, прежде чем удалось найти его в одной из больниц – без сознания, без документов, жестоко избитого. Документов нет, родных нет – никто им в больнице не занимался. Подняли врачей, делали максимум возможного – реанимация, капельница, лучшие доктора, – все было бесполезно: они пришли слишком поздно. Володя так и не пришел в сознание, и вскоре его не стало – красивого, статного, отважного, замечательного человека.

Турчин говорил со всеми, кто мог его видеть в тот вечер, кто мог что-то знать. С соседями, с родственниками, с женой, с сыном Петром – Петькой, как называл его Спиваков-старший, – который тоже работал на Краснопутиловской. Петр был, что называется, с придурью, но отец души в нем не чаял. Сам пригласил сына на работу, чтобы держать его под присмотром, и младшенький отвечал у него за тот самый разграбленный склад запчастей. Со складом дело мутное – похоже, Петька имел какое-то отношение к хищениям, но что-то они с пацанами не поделили – те считали его слабаком и ненавидели лютой ненавистью.

Сергей почувствовал неувязки в рассказах родственников и жены. Ему показалось, родственники что-то знают, но не хотят, чтобы преступников нашли.

С Ирой, Володиной женой, Турчин учился в десятом классе. Хорошая была девочка! Но что время делает с людьми… Она очень изменилась. Работала психиатром, поэтому, возможно, и сама слегка «сдвинулась»: стала мрачной, нелюдимой, а может, тому были другие причины – похоже, семейная жизнь у них с Володей не заладилась в последние годы.

Турчину она ничего толком не рассказала, как, впрочем, и следователю, ведущему дело. Почему замкнулась, почему молчала? Может, боялась за сына, может, ему угрожали? А если Володя сам подставился, чтобы отвести удар от Петьки?

Турчин дал показания следователю из Большого дома. Все рассказал – свои мысли, за какие ниточки можно потянуть, как найти уволенных охранников. 94 год, органы потеряли опытных специалистов, на Литейный 4 пришли случайные люди. Следователь (может, это был просто опер?) смотрел на Сергея мутными глазами – обещал все сделать, но не сделал ничего. Ни-че-го… Никого не искал, никого не подозревал, никого не опросил. На запросы Сергея отвечал: «Висяк…» Турчин запомнил его красноречивую фамилию – Грязный: с этим типом его пути еще не раз пересекутся. Что случилось с делом, так и не удалось узнать – возможно, глухаря повесили на кого-то или избавились каким-то другим образом. Что-то требовать от следствия могли только потерпевшие – родственники, но Петька сразу уволился и пропал из поля зрения, а Ирина отказывалась от любых контактов и не отвечала на звонки.

Сергея душили слезы бессильной ярости. Следователь в ответе не меньше, чем та шпана, которая все сотворила. Но есть и Божий суд… Каждому воздастся по делам его – каждому ли? В коллективе любили Спивакова – увы, Сергей и сотрудники были бессильны отомстить за товарища. Попрощались, похоронили, выпили на могиле по стопке водки: «Прощай, прекрасный друг Владимир Алексеевич, прости, что не уберегли тебя!»

За что гибли люди? Это не война за свободу своей страны, не защита отечества – война всех против всех. С самого дна общества поднялось отребье, мусор. Им нужно одно – презренный металл:

– В угожденье богу злата край на край встает войной; и людская кровь рекой по клинку течет булата! Люди гибнут за металл, люди гибнут за металл! Сатана там правит бал! Там правит бал!

В те годы Сергей потерял немало друзей в расцвете сил.

В 1995-96 годы представительство сотрудничало с БалтОНЭКСИМбанком. У Турчина были приличные обороты, и многие банки хотели обслуживать дочерние структуры ЛогоВАЗа.

Банк располагался на Площади Пролетарской диктатуры (название вводит в ступор, не так ли?) – как раз напротив Смольного. Изначально здание было общественно-политическим центром Ленинградского обкома КПСС, затем его владельцем стал БалтОНЭКСИМ, переименованный впоследствии в Балтинвестбанк.

Отражение божественного растреллиевского собора в зеркальных витражах символа политического просвещения времен совка получалось многократно перекошенным и издевательски изломанным. И вообще место считалось нехорошим. После заката социализма необходимость в политпросвете отпала, но назрела – в просвещении экономическом, поэтому в здании разместили Международный центр делового сотрудничества (МЦДС). Называли его и крысятником, и домом инфекции, а иногда – ДПП на ППД (Дом политпросвещения на Площади Пролетарской диктатуры). В конференц-зале этого бизнес-центра собирали и обирали многочисленных вкладчиков различные инвестиционные фонды, использовавшие древнейший принцип Пирамиды. Просвещение экономическое изрядно пообчистило карманы горожан и оказалось довольно болезненным для обнищавших петербуржцев, но – что поделать? – такова жизнь: корень учения горек. Там же, в этом здании, размещался банк: удобный инструмент экономического просвещения трудящихся.

Турчин познакомился с Президентом БалтОНЭКСИМбанка Сергеем Храбровым – мощные плечи, мускулистые руки, светлое, открытое лицо… «Что-то знакомое, где мы могли видеться? – подумал Сергей. – А, понял: мешают костюм и рубашка с галстуком».

Это были 70-е годы, когда студент Сергей Турчин не на шутку увлекся новым для Советского Союза видом спорта – каратэ. Ему довелось оказаться на одном из первых аттестационных семинаров по каратэ в Ленинграде. До сих пор сохранилась черно-белая фотография: вдоль стенки стоят его кумиры в кимоно – первые тренеры каратэ в стиле shotokan – Олег Риш, Александр Грункин, Валерий Никонов, Владимир Шустов, Виктор Кан. Перед ними в центре крепкая фигура Сергея Храброва – без кимоно, в черной рубашке, пестрых брюках свободного покроя, в кроссовках, – председателя Федерации каратэ Ленинграда, секретаря горкома ВЛКСМ.

Храбров мало изменился за двадцать лет – разве что стал мощнее и еще доброжелательнее. Может, только с виду? Наверное, все эти годы лелеял и развивал имидж, свойственный профессиональному комсомольскому работнику. Как они похожи, все эти комсомолоподобные бывалые! Сидевший перед ним породистый человек излучал энергию и уверенность в успехе. Деловой костюм не портил его – делал похожим на вальяжного русского барина. В конце 80-х Храбров увлекся коммерцией. Как и Турчин, начинал с кооператива, потом ушел с головой в финансовый бизнес, занимался созданием банка, который в результате и возглавил, стал председателем совета директоров русско-британского страхового общества Гайде, готовился к защите докторской диссертации.

У двух Сергеев сложились доверительные отношения.

Однажды Турчин с Юлей под католическое рождество выехали на неделю в их любимый Рим – снять напряжение, развеяться и просто погулять по городу. Знаете же, как бывает обычно? Дела, дела, дела… Собраться, постараться ничего не забыть, дать поручения, добраться в аэропорт через пробки, сдать багаж… И вот, наконец, вы в зоне вылета, еще почти час времени, можно походить по бутикам, выпить не торопясь кофе – с этого момента вы свободны, наступает отпускное предполетное настроение. За столиком в кафе уже сидели и баловались коньяком с кофе две красивые пары: Храбров с женой Бэллой и их друзья. Выяснилось интересное совпадение – они летят на том же самолете в Рим и забронировали ту же гостиницу, что и Турчины; Сергея с Юлей шумно приветствовали и приняли в дружную компанию. Храбров казался веселым и беспечным – ничто не предвещало трагической развязки его жизни.

Весной Турчин выезжал с ним в Прагу – в составе делегации мэрии – для переговоров с заводом Шкода. Переговоры не завершились конкретикой и договорами, но чехи принимали радушно, поездки по стране были интересными, Прага – как всегда, загадочна и прекрасна, независимо от времени года. На сей раз Храбров был явно не в себе: много пил, плакал, рвался в середине ночи в чьи-то номера – похоже, переживал не лучшие времена.

Из его пьяного бормотания можно было понять, что произошли подвижки в составе акционеров банка, президентом стал Юрий Рыдник, гендиректор и совладелец огромного холдинга Союзконтракт, поставлявшего в Россию ножки Буша. Храброва отодвинули вначале на должность вице-президента банка, а впоследствии и вовсе избавились от него.

После возвращения домой Турчин не раз с ним созванивался – тот вроде не унывал. У Храброва и раньше бывали тяжелые времена – в середине восьмидесятых ему пришлось уйти на дно, подрабатывать спасателем на пляже. Не пропал ведь, начал жизнь сначала – и сейчас не пропадет! Храбров ершился, распускал перышки, но прежнего лоска в нем уже не было. Занимался какой-то мелочевкой, посредничал в аренде помещений на Суворовском и Невском, о защите докторской больше не говорил.

Его пригласили заместителем директора Санкт-Петербургского банка реконструкции и развития (СПБРР). Несколько позже предложили – по совместительству, без ухода из СПБРР – стать арбитражным управляющим Русско-Американского банка. Его кандидатуру собранию кредиторов предложило Федеральное управление по делам о несостоятельности. Надо отметить, что череда банковских скандалов и банкротств в Санкт-Петербурге началась еще в 1995 году – причем, именно с этой структуры. С Русско-Американским банком (РАБ) связан ряд довольно темных историй. Сначала там при весьма загадочных обстоятельствах пропала крупная сумма наличной валюты. Затем банк вообще прекратил выплаты клиентам, и прокуратура города возбудила уголовное дело о мошенничестве. Большинству вкладчиков так и не удалось вытащить из него деньги. Поиском исчезнувших сумм занимался как раз Храбров.

Насколько Турчину было известно, к этому времени у него сложились довольно натянутые отношения с некой Татьяной Гай, – женщиной весьма необычной и интересной, мягкими движениями и хищным оскалом напоминающей безупречную акулу-убийцу, – его партнером и руководителем страховой компании Гайде, с которой ситуация осложнялась, возможно, и некими приватными обстоятельствами. Так или иначе, в распоряжении Храброва оказались большие суммы неучтенной налички. Теперь уже не важно их происхождение, из Гайде или РАБ, но он давал деньги в рост под хорошие проценты – бизнес в то время, весьма распространенный в криминальной среде. Случайно узнав об этом от третьих лиц, Турчин посоветовал Храброву поскорее завязать с этим несолидным и рискованным делом – в те времена заказать заемщика было гораздо дешевле и проще, чем вернуть долг. Куда там – Храбров закусил удила и никого не слушал.

Газета «КоммерсантЪ» в №65 сообщила, что 15.04.1999 в Санкт-Петербурге застрелен один из руководителей городского Банка реконструкции и развития Сергей Храбров. По версии оперативников, это без сомнения заказное преступление могло быть связано с работой банкира в качестве арбитражного управляющего скандально известного РАБ – по-видимому, в этом качестве он многим перешел дорогу. Как знать! Сергей Турчин считал, что могут быть по крайней мере еще две версии – наличка и акула…

На Храброва напали в доме, где он жил, на Среднеохтинском. В четверг вечером, возвращаясь с работы, банкир вошел в подъезд. Через несколько секунд раздались два выстрела. Выбежавшие соседи нашли Храброва с простреленной головой. Врачи скорой помочь уже не смогли. В подъезде милиционеры нашли две гильзы от пистолета Макарова, пулю и несколько окурков, предположительно оставленных киллером. Вещдоки сразу же отправили на экспертизу, для розыска убийцы ввели оперативный план Сирена, но усилия оказались тщетными.

В 90-е похожих убийств было много.

Поздним вечером 11 сентября 1997-го в Санкт-Петербурге во дворе дома №36 по улице Кузнецовской с огнестрельными ранениями в шею обнаружен труп Н.В. Ушарова, директора ресторана Универсаль на Невском. Сергей Турчин хорошо знал Николая Васильевича: тот был директором ресторана еще в советские времена. В девяностые Ушаров приватизировал заведение и, будучи прекрасным стрелком и охотником, умел крепко держать в руках свою собственность, несмотря на многочисленные наезды бандитов разных мастей. В начале девяностых двое охотников до чужой собственности по заявлению Ушарова были отправлены решением суда в места не столь отдаленные. Летом 97-го они освободились по УДО – в городе об этом было известно – скорее всего, именно они и свели счеты с владельцем ресторана на Невском. Если это мог предположить неискушенный в криминале предприниматель средней руки, почему бы следователю не догадаться и не проверить эту версию? Государственная машина, как и ее органы борьбы с криминалом, в те годы уподобились матери-природе – они жили в других пространствах и не вмешивалась в дела людей. Скорее всего – как и в случае с Володей Спиваковым, – милиция палец о палец не ударила. Убийцу не нашли.

Турчин часто возвращался к мысли о гибели Сергея Храброва. Почему он так быстро сгорел? Может, не надо было идти в крысятник – заговоренное место, проклятое, наверное, мертвенными ритуалами социалистических богослужений когда-то бесконечно могущественной партноменклатуры? Вряд ли – просто испытание большими деньгами, с которым многие не справляются. Испытание капитализмом… похоже, не только отдельные люди, но и вся Россия в полной мере с этим не справилась.

В тех же стенах ДПП на ПДД Турчин встретил Игоря Иванова – в недавнем прошлом молодого советского выдвиженца. В конце восьмидесятых тот возглавлял «СКБ аналитического приборостроения» на Огородникова, а Турчин работал в институте того же объединения – с первой встречи между ними возникли взаимное доверие и симпатия. В 90-е Игорь перебрался в МЦДС и директорствовал теперь уже там. Все у него было хорошо – и положение, и заработки, и семья; сам – легкий, улыбчивый. Но споткнулся-таки – не на деньгах, на любви. Несмотря на спортивное прошлое и атлетическое сложение десятиборца, у Игоря было слабое сердце – во всех смыслах. Почувствовав себя не только успешным, но и весьма богатым, он завел интрижку на стороне, уехал в мае с молодой пассией отдыхать в Испанию и, несмотря на холодное море, нырнул в средиземноморские волны, чтобы во всей красе продемонстрировать юной подруге брутальный задор и еще довольно крепкое тело, а как вышел на берег, так и скончался в момент от сердечного приступа. В чем причина – заговоренное место работы или просто наивное тщеславие? Как ни называй, все равно: не выдержал Игорь испытания славой и деньгами.

В те годы мгновенно создавались состояния, столь же быстро они и рушились, погребая под обломками своих недавних владельцев.

В девяностые фирма совсем молодых людей М. Любовича и А. Гольдштейна Союзконтракт, ставшая владельцем крысятника вместе с БалтОНЭКСИМбанком, была легендой российского бизнеса. Она поставляла в страну 60% импортного продовольствия, а оборот фирмы на пике превышал немыслимую тогда в России цифру $1 миллиард в год. Но перехода на новый уровень бизнеса в середине 90-х компания не пережила.

25 февраля 2019-го умер Михаил Любович, а в июне 2018-го – Алексей Гольдштейн.

Юрий Рыдник долгое время оставался президентом и совладельцем БалтОНЭКСИМбанка, основным акционером которого был партнер Союзконтракта «Интеррос». В конце 1998 года журнал «Профиль» называл Рыдника «питерской тенью Владимира Потанина». До 2000-го Рыдник был председателем совета директоров «Северной верфи», затем – депутатом заксобрания Санкт-Петербурга, но в итоге его лишили полномочий. В 2015-м его же бывший Балтинвестбанк, попавший под санацию, пытается обанкротить Рыдника. В марте 2019 года Арбитражный суд Санкт-Петербурга и Ленинградской области признал обоснованным заявление Балтинвестбанка о банкротстве бывшего совладельца этой компании Юрия Рыдника и ввел в отношении него процедуру реструктуризации долгов. Рыдник продержался дольше всех партнеров по Союзконтракту.

А что с МЦДС?

В 2007-м МЦДС приобрела у Балтинвестбанка группа «Джей Эф Си», основным владельцем которой был Владимир Кехман, по экспертным оценкам – за 70-100 миллионов долларов США. Предполагалось реконструировать здание под бизнес-центр площадью 100 тысяч квадратных метров с подземными торговым центром и паркингом. Проект разрабатывал британский архитектор Норман Фостер. Реконструкция до сих пор не начиналась.

Пули кучно ложились вокруг практически всех заметных фигур бизнеса, ставших своеобразными мишенями криминального российского биатлона. В 90-е появились и более изысканные, можно сказать византийские приемы удаления с доски нежелательных фигур. В августе 95-го погиб Иван Кивелиди, возглавлявший «Круглый стол бизнеса России». Один из богатейших людей страны, он был отравлен сильнодействующим ядом нервнопаралитического действия. Скорее всего, это было первое убийство в России посредством подобной технологии.

Летом 2020-го Турчин познакомился с воспоминаниями некого Александра Смирнова «Мой отчим – босс мафии». История его отчима Михаила Смирнова сразу заинтересовала Сергея, но, когда он увидел фотографию отчима и узнал, что его настоящее имя Михаил Осетинский, судьба этого человека заинтересовала его еще больше.

В середине восьмидесятых Сергей несколько раз встречался с Мишей Осетинским, программистом и одним из создателей (совместно с Д. Михайловым) советского бытового компьютера Хоббит на основе микропроцессоров I8030 и I8060. В 1990-м Осетинский с Михайловым вывозят компьютер и демонстрируют его в Лондоне. Сергею запомнился этот яркий талантливый человек, но их сотрудничество не состоялось – началась перестройка: в конце девяностых перспективы запускать новые проекты испарились вместе с надеждами на «светлое будущее социалистической России». Больше они не виделись, и вот теперь Сергей узнал о поразительной судьбе этого (когда-то подававшего большие надежды) математика-программиста. «Миша – босс мафии?»

Имени криминального босса Михаила Осетинского нет на сайтах «Компромат.Ru» и «КоммерсантЪ». Он остался в поисковиках как чемпион Ленинграда по теннису, автор учебника по программированию и разработчик бытового компьютера Хоббит.

Пасынок Осетинского, бизнесмен Александр Смирнов, живущий теперь в США, опубликовал видеообращение, в котором утверждает, что его отчим был одним из боссов русской мафии и участвовал в знаменитой афере «Сырье в обмен на продовольствие».

Депутатская комиссия во главе с Мариной Салье пришла к выводу, что из Петербурга за границу уходили редкоземельные металлы, лес и нефтепродукты, а взамен в город должно было поступить продовольствие, но… Продовольствие в Петербург так и не поступило.

Александр Смирнов в видеообращении рассказывает, что именно его отчим разрабатывал схему вывоза редкоземельных металлов.

«Все началось с компьютерной техники и Хоббита. Он тогда впервые попал в Лондон, а потом переключился на экспорт сырья и импорт товаров первой необходимости, которых в СССР не было совсем. Помню спиртное и польскую косметику в безумных количествах. Тогда была эпоха тотального дефицита, а импортные товары выносились сразу. И это все шло караванами».

«О своем бизнесе он рассказывал очень мало. Есть такая поговорка: деньги любят тишину. Он, судя по всему, деньгами и занимался, на все эти импортно-экспортные сделки был завязан как финансист. Он математик, и ему, наверное, это было с руки. Структурные схемы по вывозу сырья и импорту – это было его основное занятие до 1996 года».

По словам Смирнова, Осетинский с матерью Александра в 1990-91 годах жили в Будапеште и общались там с бандитами, а отчим работал на известного босса мафии Семена Могилевича. Водка Распутин – тема Могилевича. Смирнов видел, как она разгружалась, причем в совершенно фантастических количествах. Осетинский занимался импортом и водкой с Могилевичем, а еще редкоземельными металлами. Про свои дела рассказывал крайне мало – натуральный Корейко.

В 1992-м он был арестован в Финляндии и экстрадирован в Россию. Данный эпизод показывает, что у Осетинского были в Петербурге весьма влиятельные друзья – после освобождения из Лефортово Осетинский взял фамилию жены и стал Смирновым.

В 1997-м Осетинский-Смирнов переехал в Москву. Основной бизнес у него был в Санкт-Петербурге, а офис в Москве – там он и жил. Тогда же у него появилась машина с дипломатическими номерами.

«Не я один прифигел: как так? – рассказывает пасынок. – “А у меня есть знакомые”. Я так понимаю, что основной его задачей на тот момент было легализовать сумму, которой он обладал, и он успешно с этим справился. Он всегда был Корейко. Один завод под Петербургом можно спокойно оценивать миллионов в сто. При этом вся собственность как минимум с 1996 года записывалась на окружающих. Он был фактическим хозяином, а собственности на нем ноль. Ноль собственности, смена фамилии при браке – это такие флажочки, по которым все понятно. Если мужчина женится, жена берет его фамилию – это норма. Семен Могилевич поступает иначе, и мой папочка тоже поступил иначе».

Как утверждает Александр Смирнов, смерть его отчима в 2005 году могла быть убийством. Смирнов подозревает, что Осетинского отравили, причем, возможно, радиоактивным ядом, как Романа Цепова в Петербурге или Александра Литвиненко в Лондоне.

«На похоронах я был, и от матери, которая в Израиле присутствовала постоянно, знаю течение болезни, оно было один в один с Литвиненко. Да. Она, по-моему, и сейчас это подозревает. Мать живет в России, и мы с ней не общаемся года с 2005-го. Она считала, что он сотрудник разведки и был отравлен. Израильские врачи не смогли поставить диагноз. Умирал он так же, как Литвиненко: все отказывало, волосы выпадали, кома, смерть».

«Программист, партнер Могилевича, скрытый миллионер – Корейко девяностых, сотрудник разведки (какой – СВР, «Моссада»?)… Не слишком ли много для одного человека, не мистификация ли это?» – подумал Сергей.

Залез в поисковики. Владимир Иванидзе, журналист, автор публикаций о русской мафии: «Осетинский-Смирнов – абсолютно реальный персонаж, он совершенно точно имел отношение к этой афере с редкоземельными металлами. Детали эпизодов, о которых рассказывает Александр Смирнов, достаточно точны и реальны…»

«Пасынок говорит, что отношения с отчимом бывали добрые, бывали конфликтные, потом опять добрые. Он был очень талантливым человеком. Кто-то из продвинутых айтишников смог стать Дуровым, Касперским, Сегаловичем, Крюковым, Богуславским, а Миша – боссом мафии, возможно, и сотрудником разведки, человек ушел в цвете сил, – подумал Сергей. – Жаль. Он мог сделать многое, природа зарядила его на большее».

Бал сатаны в разгаре, Led Zeppelin играют «Лестница в небо», слова третьей строфы содержат скрытое сообщение, при обратном прослушивании слышится: «Чья сила – Сатана» (Whose power is Satan). Подобные обращения подчас доходят до чутких ушей – некоторым западным проповедникам действительно слышатся в песне такие слова, Led Zeppelin не зря играют. Люди гибнут за металл – даже самые продвинутые из Homo Sapiens подчас убеждены, что надлежит жить именно ради золотого тельца – это ли не печальный парадокс нашей цивилизации?

Судьба щадила Сергея. У всех были проблемы. На Валентина, например, совершили два покушения, дважды он оказывался на волоске от смерти. Погибла жена, а его самого изрешетили пули. Но каждый раз он добирался до спасительной гавани, и врачи собирали его по частям. Себя уберечь не мог, но Сергея крышевал отменно. Хотя нельзя сказать, что Турчин спокойно прожил окаянные девяностые. Были и у него тяжелые эпизоды – но о них позже. А сейчас – о том, как он оказался на грани ареста.

Вообще-то бизнесменов постоянно подставляли. ГАТИ, пожарные, СЭС, налоговые органы, милиция, ГАИ, таможня смотрели на бизнес как на дойную корову. У Сергея со всеми были хорошие отношения. Нельзя сказать, что он специально прогибался – скорее нет, он не рвался поддерживать отношения, целенаправленно встречаться в банях, выпивать с полезными людьми, знакомить их с молодыми девицами. Просто тогда все варились в одном огромном котле: все знали всех. Но с инспекторами госслужб, проводившими проверки, как правило, нормальные отношения складывались сами собой. Никто не кривлялся, не ханжил. Приезжала милая налоговичка, ее угощали чаем с фруктами, беседовали о делах в стране. «Ну что, Сергей Николаевич, будем проверять? У меня уже есть список бабочек, с которыми вы работаете (без однодневок тогда было не прожить – весь бизнес строился на откатах). «После проверки передаю в налоговую полицию, – говорила очаровашка, отпивая кофе из чашки. – Или вы поможете составить мне перечень нарушений? Мне надо набрать штрафов и пени… В общем, норматив сбора одной проверки вы знаете». Сергей соглашался. В случае хороших отношений удавалось сторговаться на существенно меньшую сумму сборов. Появлялись в органах и совсем свои люди. Их приглашали на корпоративы, на загородные шашлыки – дружили, одним словом: с ними можно было посоветоваться в случае неожиданных трудностей.

Однажды в автосалон на Бухарестской высадился десант налоговой полиции. Опечатали кассу, компьютеры, произвели выемку документов. Сергей позвонил своему подполковнику в налоговой полиции: подполковник был спокоен. «У нас нет ориентировки на тебя. Это из соседнего района. Съезжу туда, выясню – позвоню через пару дней». «Нельзя ли как-то поскорей, каждый день – потеря денег». Через пару дней звонит – «Приезжай, не телефонный разговор». При встрече выясняется, что у того района ничего на этот автосалон нет. Им нужна конкретная сумма – привезешь мне, я организую оперативное возвращение документов. В тот момент была только одна забота – поскорее достать неучтенный нал в зеленых (для таких случаев тоже нужны однодневки) и вернуть салон на рабочую орбиту. Потом уже, когда прошло некоторое время, Сергей понял: операцию наезда и отката, скорее всего, придумал и организовал именно этот свой человек – подполковнику понадобились деньги на поездку с очередной вертихвосткой – почему не отжать их из автомобильной фирмы?

Но бывали и по-настоящему опасные ситуации.

Это случилось в начале 2000-х, когда Турчин давно покинул ЛогоВАЗ, и уже владел собственной компанией. Но по смыслу событий все случившееся с ним очень похоже на те подставы, которые часто инсценировались в 90-е.

В конце марта Сергей с Юлей вырвались из текучки, чтобы провести недельку в бывшем обкомовском пансионате Белые ночи – отвлечься от дел, погулять вдоль моря, по дюнам, поросшим сосняком, выпить кофе на открытой террасе.

Неделя заканчивалась, Турчины готовились вернуться в привычную круговерть. И тут позвонили из его офиса, сказали, что пришла повестка – послезавтра быть у следователя на Литейном 4. Фамилия знакомая – Грязный. Наверное, старый знакомый – вряд ли это другой следователь, фамилия не типовая. Был лейтенант, теперь, поди, майор, а то и подполковник. Дело по Спивакову закрыли пару лет назад… Три года прошло, и вот опять на горизонте маячит фигура этого неприятного типа с сомнительной фамилией! Зам Турчина позвонил туда, хотел выяснить суть вопроса – ему не стали ничего объяснять: хотят видеть Турчина лично, никакой зам им не нужен. «Но наш директор в отъезде…» – «Сообщите ему, как приедет, пусть сразу ко мне…» – «В качестве?» – «Свидетель по делу». Всегда так говорят, а потом пришел – и под белы руки… «Плохой знак, – подумал Сергей, – какие у них, в угрозыске, могут быть дела с нами?» Если разыскивают кого-нибудь со стороны или хотят получить документы по фирме-партнеру, запрашивают письменно. Или соглашаются на встречу с замом. Директора лично – только его, никого больше, – требуют, когда хотят попрессовать…

Сергей рассказал все жене, объяснив плохие предчувствия; супруги решили домой пока не возвращаться и оформили продление пребывания в пансионате на три дня, – чтобы не было нежданных гостей ни дома, ни на работе: те, в Большом доме, пока не знают, где сейчас Турчины. Сергей связался с юристами, обслуживающими его компанию, и попросил одну милую даму, хорошо знающую дела его фирмы, встретиться с Грязным. Следователь будет отказываться, но надо настоять и объяснить: Турчин будет нескоро, а у юриста есть доверенность… Нет, не только по корпоративным, но и по личным вопросам – он даст ей все необходимые доверенности.

Во время телефонного разговора следователь упирался, не хотел встречаться ни с кем, кроме самого директора, но узнав, что Турчин вернется только через две недели, согласился переговорить с юристом.

То, что Сергей почувствовал после похода юриста к товарищу Грязному, было не похоже на удивление – скорее напоминало шок.

Следователь приветливо встретил юриста и сразу показал постановление об аресте Турчина. «А уголовное дело возбуждено?» – поинтересовалась юрист. «У меня есть заявление. Сергей Николаевич приедет, я сниму показания, возбуждаю дело и в конце коридора согласовываю постановления о деле и задержании. Все бумаги подготовлены, прокурорский надзор не будет возражать». – «Что ему вменяется?» – «Скажу вам откровенно, у нас на Сергея Николаича ничего нет». – «А зачем тогда нужна эта комедия?» Следователь держался так, словно речь шла о том, чтобы угостить Турчина мороженым, и ответил без малейшего смущения: «Люди просили подержать в пресс-хате, это им чего-то хочется от него. Наверное, чтобы должность отписал или долю в компании – не знаю, меня это не касается». – «У вас могут быть неприятности, вы лучше меня знаете – это незаконно», – сказала юрист и выразила удивление, зачем столь солидной конторе вписываться в сомнительные дела. Грязный поморщился и ответил миролюбиво: «Наверное, вы правы – сам удивляюсь, зачем я согласился? Но неприятностей у нас не будет, мы люди грамотные – заявление поступило, обязаны отреагировать, подержим два-три дня, извинимся и отпустим». Юрист предложила порвать в ее присутствии повестку и расстаться друзьями. «Не совсем так, – ответил товарищ Грязный. – У меня обязательства, люди принесли зелень, – написал на бумажке число 25. – Как человек чести, я должен вернуть. Даю вам два дня. Вы приносите, я возвращаю им, объясняю, что не получилось. И обо всем забываем. Но только два дня!»

«Растут люди, – подумал Сергей, – следак далеко пойдет!». Замы Турчина изыскали требуемую сумму, юрист разрулила ситуацию, но могло пойти и по-другому сценарию.

К Грязному пришли с заявлением и пачкой зелени, а он устроил разводку в стиле второсортной ОПГ. «Грязный, ты меня помнишь? Ставлю вторую галочку против твоего имени, – подумал Сергей. – Будет третья – придется заняться тобой всерьез!»

Но кто это все затеял? Опять непорядок в собственном доме.

Нет сомнения – организовали свои. Несколько партнеров Турчина из группы родственных предприятий решили избавиться от Сергея и подобрать все его компании под себя. А организовал их и придумал схему работы с Большим домом – кто, как вы думаете? Правильно – друг семьи Турчиных, – тот самый, которого за несколько минут играючи раскусил проницательный Боксер, оказавшийся в ряде эпизодов для Сергея настоящим ангелом-хранителем.

После случая с неудачным запуском проекта пресс-хаты Турчин подумал, а не наказать ли бывшего друга за его выходки? Он обратился к знакомому из высоких кабинетов, попросил рассмотреть, можно ли вернуть недвижимость, вероломно захваченную другом семьи. Изучив документы, человек из высокого кабинета, как ни странно, согласился дать делу законный ход – позвонил и сказал: «Пиши заявление, посадим субчика, имущество вернем». Сергей задумался. Имущество хотелось вернуть. Но хочет ли он, чтобы бывший друг семьи сидел? Точно нет, не хочет. Да и опасно. Со временем друг выйдет и сотворит то же, что сделали бывшие оппоненты Николая Ушарова, владельца ресторана Универсаль. Сергей твердо решил закрыть глаза на потерю этого проекта и вычеркнуть из памяти факт существования человека, считавшегося когда-то другом – «Черт с ним, пусть живет!»

Друг семьи не унимался, было еще несколько хитроумных комбинаций, которые он пытался организовать. Ничего не получалось, и постепенно его наскоки с целью как-то навредить Сергею становились все слабее, пока этот друг не удалился в другие пространства и окончательно не пропал из зоны видимости.

Саперы понимают, как трудно перейти минное поле. А жизнь пройти легче? Веселой, сумасшедшей толпой брели мы через минное поле 90-х, дышали новым для нас воздухом свободы – уверенные в себе, так верили в удачу, что не слушали ничьих советов и учились только на собственных ошибках. Романтики девяностых, которым не довелось пройти весь путь, прописанный тремя Мойрами, и стать аналогом шестидесятников. Энергичные, талантливые, по-своему смелые, иногда благородные, а подчас абсолютно беспринципные, некоторые – весьма криминальные… Им было многое дано: – очередному племени отважных блудных сынов и дочерей, наплевавших на опыт праотцов, – Ю. Шутову, Р. Цепову, В. Спивакову, С. Храброву, Н. Ушарову, М. Осетинскому, И. Иванову, Д. Огородникову, В. Петухову, Г. Старовойтовой, М. Маневичу, Д. Холодову, В. Листьеву, П. Хлебникову и многим другим – все они шли своим путем и один за другим сгинули во мраке тех лет.

Команда ЛогоВАЗа

О чем еще спрашивают зовпитерцы?

Какое впечатление произвела на вас команда Березовского?

Когда Турчин впервые приехал на советско-итальянское предприятие ЛогоВАЗ, ему показалось, что русский капитализм еще не начался. Что еще жив Советский Союз, возможно, где-то даже еще дышит компартия: это ведь в недрах ЦК в свое время задумали совместные предприятия. Капитализм, эксплуатация человека человеком – такие слова в воздухе не летали. И народ собрался, похожий на академический… Эдакий филиал ИПУ, созданный не для управления чем-то – сюда командирован передовой отряд науки, чтобы сделать марш-бросок в неизвестную ранее область: для освоения бизнеса. Все на ты, никакого чинопочитания, многие в свитерах и джинсах… Леня Богуславский, сам шеф Березовский, Жора Ремизов – из ИПУ, Миша Гафт – тоже явно из неких научных сфер. Глушков и Жабоев занимались чем-то другим, но вполне вписывались в общую околонаучную стилистику. Чем-то другим, видимо, занимались раньше и Женя Ретюнский, и Леша Андрушкевич – руководители направлений, но по ощущениям Сергея это были совсем свои люди. Одним словом, теплая компания советских интеллигентов, решивших заняться зарабатыванием денег. Обстановка энтузиазма и всеобщего подъема – что говорить: маленький ИПУ, переехавший на Пречистенку. У Сергея было твердое ощущение, что именно здесь, вместе с этими чудными ребятами он будет делать бизнес чистыми руками. Целевая функция организации – делать деньги. В Советском Союзе любовь к обогащению не приветствовалась, но теперь на это смотрят по-другому. Перед маленьким ИПУ поставлены новые задачи и они, несомненно, будут с блеском решены этими талантливыми людьми.

Сергею говорили, что одним из лидеров в период организации компании был некто Миша Денисов, но Турчин так ни разу его и не встретил. Говорят, он поддерживал контакты с Борисом… как друг, что ли. О Денисове отзывались в превосходной степени – высокий, живой, общительный, удачливый, а еще и красавец. Из рассказов о причинах ухода одного из основателей ЛогоВАЗа у Сергея сложилось впечатление, что Борис чувствовал себя антиподом Денисова, возможно, в чем-то ему завидовал и постарался избавиться от раздражающего соседства. Решил, что лучше оставаться друзьями, но на расстоянии. В то время Сергей во многое не вникал – что ему за дело до какого-то Денисова? Он быстро понял, с кем и какие вопросы следовало решать, и эти сотрудники компании вполне его устраивали.

Владимир Темнянский

Сергей застал еще одного из тех, кто создавал ЛогоВАЗ с нуля, – заместителя гендиректора Владимира Темнянского.
«Поначалу компания жила как одна большая семья, – рассказывал впоследствии Темнянский. – Было ощущение общей команды, даже какого-то братства – все решения принимались коллегиально. В этом смысле в фильме Павла Лунгина Олигарх все показано правильно. Но когда пошли серьезные деньги, Боря стал резко меняться».

«Прежде был скромный, очень коммуникабельный человек, – продолжает Темнянский. – Ничего вычурного. Любил баню, застолье, женщин. Играл в настольный теннис. Даже после появления ЛогоВАЗа вел себя удивительно скромно. Помню, к нам на тестирование пригнали пять Мерседесов. Я сразу же забрал один, говорю ему: „Пересядь. Что ты ездишь на убогой девятке“? А он в ответ: „Да не надо, нескромно это“. Верхом роскоши казались ему поездки за рубеж: он сам их себе придумывал. Больше всего ему нравилось, что можно не только свободно кататься по миру, но и получать за это суточные. Но года с 1991-го он будто переродился. Его испортили большие деньги. Боря решил, что держит уже бога за уши».

Темнянского Сергей видел всего несколько раз, и что он за человек так и не понял. Однажды услышал сказанную вскользь – то ли Жабоеву, то ли Глушкову – недовольную ремарку Бориса о Темнянском: «Володя так все делает – будто тупым топором мясо рубит». Трудно сказать, насколько Борис был прав, но Темнянский – своими сильными, большими руками и румяными щеками и вправду напоминал мясника. Впоследствии его в ЛогоВАЗе не было видно, но имя встречалось порой в сообщениях о московском строительном бизнесе, а в 2010-е в прессе не раз появлялись его воспоминания о работе в ЛогоВАЗе.

По маленькой территории, в кабинетиках на разных этажах здания в Сеченовском переулке Пречистенки и по чистенькой лестнице из искусственного мрамора в броуновском движении перемещалось огромное количество людей, – русских, иностранцев, работников СП, партнеров и посетителей – и все, как один, полны энтузиазма. Была идея создать европеизированную часть отечественного рынка российских и иностранных автомобилей. Первым из зарубежных авто был Fiat Tipo – его Сергей уже не застал, но видел на улицах Москвы: милая, довольно смешная машина – малопригодная, вероятно, для тех еще российских дорог. Потом ЛогоВАЗ стал официальным дилером Mercedes и Volvo. Строились станции, приезжали шведы и немцы. Потом Chrysler, General Motors, Honda, ДЭУ. Ну и, конечно, главным оставалось окучивание неиссякаемого потока дармовых Жигулей из волжского автогиганта.

Это было бурление, бесконечное обсуждение каких-то идей, безостановочный процесс, который напоминал бессмысленную jabbling (болтовня) и казался полным jumble (беспорядок), но потом почему-то многие идеи осуществлялись. Похоже, на Пречистенке действительно все варились вместе и неплохо понимали друг друга, – даже водители: больше половины из них в прошлой жизни были инженерами. Была ли это одна семья? Была ли там чистая атмосфера? Вряд ли. Но точно, был коллектив, где все друг друга поддерживали – наверное, как в любом деле, когда рождается что-то новое.

Ирина Пожидаева

Практически во всех своих делах Березовский показал себя как мистер непостоянство – особенно если дело касалось прекрасного пола. Самые близкие соратники Бориса Абрамовича до сих пор путаются в длинном списке жен и подруг любвеобильного олигарха. Но одной даме – его помощнице и секретарю Ирине Пожидаевой – удалось оставаться рядом с магнатом все время до его отъезда в Лондон.

«Я, к сожалению, очень многого не помню, но свой первый приход вижу, как сейчас, – рассказывает в 2010-х бессменная управительница офиса БАБа. – Крошечное помещение. Такая редакция газеты Гудок – под музыку Свиридова “Время, вперед!” (Музыка Георгия Свиридова к кинофильму М. Швейцера «Время, вперед!» долгое время звучала в заставке к информационной телепрограмме Время – прим. автора). Меня, пришедшую из размеренной и спокойной жизни, это поразило. Я сидела бы там, где мне комфортно, но у меня не было материальной возможности заниматься историей искусств, сеять разумное, доброе и вечное». Если в офисе что-то и происходило, то лишь потому, что эта уютная дама бальзаковского возраста в безупречном деловом костюме и с неизменной сигаретой в руке с раннего утра и до поздней ночи, включая субботы, иногда и воскресенья, жестко держала в руках бразды правления центрального офиса.

(В газете железнодорожников Гудок в 1920-е работали такие известные писатели, как Илья Ильф, Михаил Булгаков, Михаил Зощенко и другие. Редакция газеты Гудок стала метафорой энергичной и подчас суетливой деятельности. – прим. автора).

В 92-93-м там не существовало какой-либо субординации, Пожидаева была единственным сотрудником, обращавшимся к Березовскому на вы и Борис Абрамович. Со временем Сергей заметил, что помощницу БАБа отличает абсолютно беспримерная преданность интересам патрона – Борис Абрамович отвечал ей, видимо, абсолютным доверием. Пожидаева была в курсе всех самых секретных и самых приватных дел олигарха. Дубов в залихватски-ремарковской Большой пайке объясняет необычайную преданность секретаря шефу обычным адюльтером – «Слишком простецкое объяснение, – подумал Сергей, – для столь неординарной личности, как Ира Пожидаева. Объяснение и проще и сложнее: сильная натура, цельный характер – редкие, исчезающие качества в эпоху постмодерна».

Заушно передавали, что у Ирины Геннадьевны, главного офис-менеджера ЛогоВАЗа, очень сложный и жесткий характер. Один из помощников БАБа рассказывал, что при всей своей коммуникабельности он смог найти с Пожидаевой общий язык только через два года совместной работы. Сергея его мнение немало удивило. У самого Турчина не возникало проблем с главным секретарем, – всегда внимательна, приветлива, она безупречно четко отрабатывала координацию всех со всеми: эдакий офисный робот без собственных мыслей и эмоций с довольно привлекательным женским имиджем. Но однажды на глазах Турчина у робота все-таки произошел сбой. Это случилось после завершения трагических событий, связанных со штурмом Белого дома. Конец 93-го, дела у ЛогоВАЗа идут в гору, Ельцин разогнал Верховный совет, настроение у всех отменное. Сергей ожидал в ресепшн прихода кого-то из начальства, Пожидаева угостила его кофе, они разговорились о революции 90-х – так, ничего не значащий разговор, обычная офисная беседа. И вдруг Ирину внезапно прорвало:

– И чего мы все добились этой революцией? – с неожиданной злобой произнесла она. – Страну разрушили, промышленность угробили, дорог не построили. Понаставили ярких,

Пожидаева была права. В 1992 году Ельцин разрешил свободную торговлю. Переход к рыночным отношениям стал периодом испытаний и даже голода для одних и временем новых возможностей для других. До середины 90-х торговали в России практически все. Одни продавали овощи со своих несчастных шести соток, вяленую или копченую рыбу, портвейн в розлив или старые книги. Другие везли из Европы мобильники, компьютеры, факсы и духи, из Китая – одежду, игрушки и ширпотреб, из Америки – джинсы и кроссовки, из Турции – куртки и шубы. Россия вернулась в XIX век: в городах – множество лоточников, каждый из них может продать свой товар или обменять на соседский. На барахолках продавали не только вещи и книги, но и алкоголь с консервами. Вот такая кондовая русская кооперация и помогла многим выжить в условиях шоковой терапии и дикой инфляции.

Персонал менялся, одни начальники приходили, другие уходили, а Ирина Геннадьевна сторонилась офисных интриг – какая ей разница, кто уходит, кто приходит? Такой человек: ее это не интересовало, хватало напряженной жизни на своем информационном поле. Был Самат – зам, потом – генеральный, – он все и организовывал. Хладнокровный, отстраненный, неизменно корректный, временами он казался хорошо сбалансированной машиной по управлению компанией. Но временами сквозь маску восточной неприступности прорывался его горячий кавказский темперамент. Однажды Сергею довелось ехать по делам вместе с Жабоевым и Наташей Носовой, которая вела все финансовые дела группы компаний ЛогоВАЗа. Да-да – та самая Носова, которая входила в совет директоров ТВ-6, которая участвовала во многих лондонских судах Березовского в качестве свидетеля, которую можно было увидеть и в лондонском офисе БАБа, – она тоже прошла рядом с Березовским долгий путь и, по-видимому, в Лондоне тоже вела какие-то дела финансовой империи прославленного олигарха. Сергей сидел на заднем сиденье, Самат – за рулем, рядом с ним – Носова. Самат был в прекрасном настроении и с удовольствием рассматривал аппетитную фигурку своего зама по финансам. Внезапно его лицо осветилось лукавой улыбкой: «Скажи, Наташа, ты меня любишь?». Находясь сзади, Сергей не увидел, а скорее почувствовал, как непроизвольно вспыхнуло лицо молодой женщины… «Не зря Самат производит впечатление кавказского мачо», – подумал он.

Иногда офис ЛогоВАЗа казался огромным гудящим бардаком – масса умных, толковых людей, море готовившихся и подписываемых бумаг… разрозненную информацию необходимо было привести в порядок, чтобы каждому человеку стало легче жить. На стол Пожидаевой волнами наплывал поток документов в виде разнокалиберного бумажного мусора, она все гармонизировала – ощущение бардака исчезало, будто его и не было: центральный офис работал как часы.

Пожидаева отвечала за все. Но самое сложное – сделать расписание САМОМУ. Березовский производил впечатление некоего сгустка энергии, которому следует придать удобоваримую форму. В ЛогоВАЗе и так-то все непрерывно двигалось и крутилось, а с появлением босса начинало крутиться с утроенной скоростью. Борис в разговоре частил, захлебываясь слюной, проглатывал слова и куски фраз – его речь явно не поспевала за мыслью. Но с Ирой Пожидаевой он говорил будто бы в разы быстрее, чем с остальными. У нее не было возможности вставить собственное слово. БАБ вообще не желал ее слушать – это было полное отторжение.

Ирина – человек-легенда: немыслимо, как у БАБа все-таки появлялось расписание и как ей удавалось втиснуть неуемного Бориса в какие-то временные рамки.

«Во-первых, нужно было понять, что он всегда опаздывает, никогда не появляется в офисе вовремя, – рассказывала Ирина, – но может настать миг, когда он придет на полчаса раньше. И скажет тебе, что ты опоздала на одну минуту. Потом мне пришлось смириться с тем, что Березовского все ждут по пять часов, что распорядок всегда плывет и его необходимо постоянно корректировать. Жесткое расписание существовало, только когда планировалась определенная встреча – предположим, едет компания Volvo. Встреча c 14 до 15, дальше обед с кем-то в 18 часов, и тут начинается: в 18 не могу, давайте в 19. Но иногда просто все как часы работало».

Пока все сидели на Пречистенке, Борис, несмотря на свой авторитарный стиль, не был над коллективом, не производил впечатления главного мотора компании. Все руководители мечтали о своем первом миллионе, чуть позже – о первом миллиарде (никак не меньше), были энтузиастами деланья денег и вносили собственный вклад в создание новых идей и продвижение фирмы: Глушков, Гафт, Богуславский, Темнянский, Жабоев вели свои направления, Жабоев, как генеральный директор, осуществлял координацию, Березовский занимался всем сразу. Ситуация кардинально изменилась после переезда в Дом приемов – но об этом поговорим несколько позже.

Михаил Гафт

Помимо Жабоева общей координацией занимался Гафт. Он курировал создание новых предприятий, в его ведении было также сопровождение договоров, – через него проходила практически вся документация компании – но по внутренней иерархии ЛогоВАЗа он был ниже БАБа и Жабоева.

Наверное, в первое время в ЛогоВАЗе действительно царил дух единения, романтической дружбы, отношений без двойного дна. Суровые будни функционеров изрядно криминализированного российского бизнеса вносили корректировки во взгляды на жизнь неофитов коммерции, лишали выпавших из академического гнезда птенцов науки флера девственной сентиментальности. Когда Сергей появился в московском офисе, дух чуть совкового коллективизма еще ощущался в работе верхнего звена компании. Тем не менее, к тому времени никому из руководителей уже нельзя было отказать в здоровой доле прагматизма и цинизма зрелых людей – в конце концов, они все пришли сюда, чтобы делать деньги. Это было то время, когда, по выражению Пелевина, совки превращались в пупки.

Михаил Гафт был в этом коллективе белой вороной. Не в том смысле, что он, как и все, не жаждал обогащения. Жаждал, считал это высокой целью и даже, возможно, миссией. Но он единственный, кто сохранил чувство братства бывших офицеров науки: оставался последним романтиком – последним совком, можно и так сказать. Дубов в Большой пайке, Лунгин в Олигархе педалировали эдакую ремарковско-дартаньяновскую трактовку персонажей Инфокара. Но в реальной жизни ничего особенно романтического не было. Добрая, чистая атмосфера, якобы царившая в логовазовском бизнесе, была явным художественным преувеличением.

Кто-то считает, что чистая атмосфера и бизнес несовместимы – впрочем, как и политика. Петр Авен опровергал этот тезис и приводил пример команды Гайдара, где – по его мнению – действительно были хорошие отношения – возможно, даже не всегда продуктивные. Иногда на работе надо ругаться и спорить.

Ремарковские лихость, гонки на автомобилях и снегоходах, пристрастие к крепкому алкоголю, к гусарскому покорению (а чаще приобретению) женщин, крутые схемы отъема собственности были, но самозабвенной дружбы, самопожертвования, долга и чести, просто любви… – устаревшими обременениями эпохи модернизма эти ребята давно не озабочивались: никто, кроме странноватого Миши Гафта, сотканного, как казалось Сергею Турчину, из одних противоречий. Миша продолжал жить иллюзиями: что они делают общее дело, что их работу следует выполнять по чести и совести, и он, как и прежде, вместе с ребятами, входит в замечательную тусовку типа Тимур и его команда. Никто другой таких иллюзий не питал. Возможно, из постмодернистского стиля жизни центрального офиса, утратившего иллюзии шекспировской эпохи, еще выпадали несколько старомодные Ирина Пожидаева и Леонид Богуславский – куда как более цельные люди, они прожили часть собственной жизни рядом с логовазовским абсолютно беспринципным коллективным бессознательным, не поступившись ни принципами, ни идеалами, вынесенными, видимо, из интеллигентных московских семей семидесятых годов. Так, во всяком случае, казалось Турчину. Но это уже совсем другая история.

Империя ЛогоВАЗа – целая страна, центральный офис – ее столица. И, как в каждом крупном городе, у нее есть свои городские легенды. Миша принес первый заработок в ЛогоВАЗ, компания продержалась на этом больше года. После того, как ЛогоВАЗ немного окреп и определил свою нишу во внешней торговле и автодилерстве, благодарная альма-матер первым попыталась выбросить из своей орбиты именно Гафта. Легенда гласит, что Гафт воспринял это как личную трагедию, плакал, стоял на коленях, умолял ребят оставить его, не выгонять, уверял, что без ЛогоВАЗа не мыслит дальнейшей жизни: невероятное унижение. Что ж, ему сохранили должность замгенерального и поставили на контроль дочерних структур и документации. Но отношение к нему Самата и Бориса (да и остального персонала тоже) оставалось снисходительно-брезгливым: пусть дрючит дочерние фирмы и их договоры, хоть какая-то польза будет от этого нескладного человека.

Как охарактеризовать Михаила Гафта? Страстная натура, полная сильных порывов, с огромным самомнением – иногда небезосновательным. В чем-то они были похожи с Березовским: псевдонаучное прошлое, быстрый, поверхностный ум, неумение собраться и сосредоточиться на главном, непомерная самоуверенность, желание экспансии, стремление подмять под себя как можно больше бизнес-пространства. Но было и одно кардинальное отличие: БАБ ставил во главу угла только себя любимого, свои личные интересы и ничего больше, для Гафта же на первом месте были чьи-то интересы: семьи, друзей, фирмы. И каков результат? Идеальный приспособленец Березовский добивался успеха, за что бы он ни брался и какие бы грандиозные цели ни ставил перед собой: так продолжалось до самого последнего этапа его жизни, когда фортуна изменила ему. У романтика Гафта все было как раз наоборот – за что бы он ни брался, везде терпел неудачу. Делать ли из этого далеко идущие выводы и жизненные обобщения? Я бы не стал. Что касается Турчина – он об этом тоже не задумывался: дел много, времени мало – не до высоких размышлений о смыслах и первопричинах.

Тем не менее после первой же встречи с Гафтом Сергей предчувствовал будущую трагическую судьбу этого человека.

Гафт был очень импульсивным, небезразличным и даже пустяками занимался со всей страстью своей горячей еврейской души. Но, в отличие от БАБа, который работал каждый день по 12-14 часов, у Гафта быстро садились батарейки. Ему нужно было на какое-то время отвлечься, а так как выпасть из своего горячечного ритма он не мог, переключался на шахматный блиц, – благо, доска и часы всегда стояли рядом, – вызывал кого-то из коммерческого отдела или играл с Дубовым, который появился в ЛогоВАЗе в 92-м. К выигрышу или проигрышу оставался безразличен и, сыграв партию или две, снова брался за работу. Разговор начинал с того, что «мы не занимаемся торговлей и купи-продай – это не про нас; мы занимаемся мыслительной деятельностью, конструируем схемы» – или что-то в этом роде. Когда запас высокопарных фраз иссякал, говорил очень решительно:

– Ну, Сергей, что у тебя там, показывай!

Сразу находил непорядок, цеплялся за какую-то ерунду или неточную, по его мнению, формулировку и, не разбираясь в деталях, начинал разнос некого третьего лица, невидимого злоумышленника. Получив разъяснения, успокаивался, говорил: «Поправь все-таки – так будет лучше» и двигался дальше. Интерес к документу он терял, не дойдя до существа дела. Останавливался, недолго размышлял и, спросив: «Ты по деньгам согласовал с Саматом?», как правило, переходил к отвлеченным темам.

К Сергею Гафт относился неплохо. Однажды рассказал, как приезжал Коля Глушков из Тольятти – он заявил Борису, что питерские проекты с реконструкцией недвижимости теперь кажутся ему нерентабельными. Сергей удивился: «Непонятно, откуда это взялось: у меня есть расчеты, я работаю с банками, оценщиками, а Николай моих обоснований и в глаза не видел, мы вообще давно не встречались…». «Вот я и сказал Коле, – поддержал его Гафт – “Почему ты считаешь, что Сергей глупее тебя?”» У Турчина был ответ на этот вопрос: потому что с легкой руки БАБа многие в руководстве ЛогоВАЗа считали всех без исключения глупее себя. Возможно, это просто московский снобизм, многократно усилившийся в период работы в высоких академических и неакадемических учреждениях. После смены руководящего состава ЛогоВАЗа, куда пришли люди совсем из другой социальной среды, стойкое самоощущение превосходства и презрения к окружающим (типа БАБовского «ты не понимаешь») продолжало культивироваться и расцветать пышным цветом.

У Гафта, видимо, всегда было стремление прислониться к чему-то большому и сильному. Есть легенда, что когда-то он осознанно пошел служить в рядах доблестной милиции – трудно представить себе более нелепое сочетание: Мишин расхлябанно-интеллигентский семитский имидж и коррумпированная советская милиция! О деталях этого периода в жизни Гафта народная молва умалчивает, но попытка прислониться, видимо, не удалась. Потом была высокая наука, иссякшая на излете 80-х. Теперь их место занял ЛогоВАЗ, который несколько лет виделся Мише в розовом флере общего дела.

Миша жил в своем иллюзорном мире и постоянно стремился к ясности, забывая о том, что ясность – это одна из форм полного тумана (цитата из кинофильма «Семнадцать мгновений весны»).

На корпоративах, выставках, в офисе Сергей познакомился и несколько раз встречался с Ириной, женой Гафта, и девушкой-подростком, их дочерью. Было понятно: Миша безумно любит дочь. Отношения с женой – стильной, довольно эффектной дамой с осанкой балерины, – были менее очевидны. В поведении мадам Гафт особого уважения к мужу, явному неудачнику в ее глазах, не наблюдалось. Похоже, Гафт не просто побаивался супруги – был полным подкаблучником. Вряд ли стоит осуждать тех, кто передал жене бразды правления любовной лодкой: а если это Мишино призвание и настоящее счастье – быть подкаблучником в семье, в милиции, в НИИ, теперь – в ЛогоВАЗе?

Перефразируя крылатую цитату из «Семнадцати мгновений весны», о нем можно было сказать так: «Истинный логовазовец-интеллектуал. Характер непримиримый, выдержанный. Отличный семьянин; порочивших связей не имел. Беспощаден к врагам компании и всего прогрессивного человечества». Ключевая фраза – беспощаден к врагам. Не только беспощаден, но и отчаянно смел. Вот такое необычное сочетание – отчаянно смелый подкаблучник. БАБ вполне мог сделать его цепным псом своего Рейха, но выбрал другого – со временем мы узнаем, насколько успешным оказался его выбор.

Конец 80-х и начало 90-х в России совпали с подъемом радикального национализма в России: общество Память, русские скинхеды, баркашовцы из РНЕ (Русского национального единства), Конгресс русских общин и менее радикальные лимоновские нацболы.

Распространению расизма и «арийской идентичности» в России способствовали широкая антикоммунистическая пропаганда, совмещенная с критикой интернационализма, и наступление эры «дикого капитализма» 90-х, когда стихийный социал-дарвинизм и «стремление к героическому» сделали вновь популярными образы «сверхчеловека» и «высшей аристократической расы».

В 1990/91-м сформировалась идеология, общая для всех националистических организаций (кроме НБП): «Кто виноват? Евреи» и «За США стоят масоны».

Сергей пару раз случайно оказывался на встречах РНЕ. Баркашовцы были в черных рубашках, беретах и с напоминающими свастику коловратами на рукавах. На их сходки приходили и люди со стороны – жаловались, что у них в районе засилье кавказцев, ведущих себя как завоеватели. РНЕшники объясняли, что за этим стоит «жидомасонский заговор», но людей этот заговор не интересовал, а РНЕ ничего другого не могло предложить. Массовое настроение не поддерживало идеи традиционного антисемитизма.

РНЕ и НБП не были склонны к повседневному насилию. Но в 90-е уличного насилия было предостаточно – причем, по самым разным поводам. Нападали и на людей неславянской внешности днем, на улицах, даже на Невском, у входа в метро – били кулаками, берцами, прутьями, трубами, заточками – по приколу: немотивированно и без предупреждения

Главными организаторами уличных нападений в 90-е стали боевые отряды скинхедов. Они собирались, как стаи шакалов, и рыскали в поисках очередной жертвы. Сергей однажды видел, как двое скинхедов шли по пятам за худеньким студентом неарийской внешности в спортивной шапочке, какие носят многие кавказцы в холодную погоду, и перед входом в метро молча набросились на него. У одного из них, как показалось, был кастет. Турчин поразился наглости и вероломству нациков – на людях, среди бела дня… Но ему не пришлось вмешиваться: юноша получил первый удар, его голова дернулась, и все же он устоял и не стушевался – крепко отоварил одного обидчика локтем в челюсть, голову второго как следует приложил лицом о свое колено – незадачливые борцы за чистоту генов, подтирая юшку, предпочли ретироваться.

В 2000-е в городах уже свирепствовала более серьезная группировка – БОРН («Боевая организация русских националистов»), изначально ориентированная на планирование не избиений, а убийств. Но это будет в 2000-е. Баркашовцы же, дети 90-х, в основном занимались муштрой, любили выпить, развлечься, баловались крышеванием мелких торговцев и ждали, что вот-вот власть сама упадет в их объятия из рук ослабевшего Ельцина. Случай показать себя подвернулся в 93-м – РНЕ активно участвовало в обороне Белого дома и в штурме здания мэрии: единственный боевой успех обороняющих здание Верховного Совета. У защитников Дома Советов не было ни хватки, ни решимости большевиков образца 1917-го: «Взять под контроль почту, телеграф, телефон». Руцкой осторожничал при захвате телецентра Останкино, опасался большой крови – правильно делал! Но в результате Останкино устояло, район противостояния был оцеплен правительственными войсками, и передача власти не состоялась. После освобождения Белого дома Баркашов был ранен и арестован, но вскоре выпущен в связи с амнистией всех участников конфликта. РНЕ активно действовало до 2000 года, когда Баркашова исключили из организации и движение перешло в подполье. Сам Баркашов в ноябре 2005-го принял монашеский постриг. Националистические движения в основном утратили силу с приходом в 2000-м президента Путина, возродившего, по мнению многих россиян, «идеи сильной руки и имперской миссии страны».

В работе Гафта со временем явно обозначился интерес и крен в сторону телевидения. Почему именно ТВ? Сказать трудно, но Турчин уже знал о серьезных подвижках, которые ожидались в офисе ЛогоВАЗа, – скорее всего, Миша готовил запасной аэродром.

Осенью 94-го он приехал в Петербург вместе с Эдуардом Сагалаевым, тогда президентом Московской независимой вещательной корпорации и совладельцем ТВ-6. Они остановились в гостинице Европа, Гафт предложил Турчину встретиться в отеле – после легкого ланча они втроем пошли в сауну. По делу им Сергей был не нужен – Турчин телевидением не занимался, – просто решили повидаться. Сагалаев оказался контактным человеком и на редкость приятным собеседником.

Из разговора Турчин узнал, что в полдень, гуляя по Невскому, у Казанского собора Гафт и Сагалаев обнаружили некую сходку, междусобойчик явно нацистского толка. Услышав расхожую формулу «виноваты жиды», Гафт вскипел и разъяренным бультерьером ринулся в центр толпы. Как ни удерживал его Эдуард, сам выходец из Самарканда и вовсе не образец арийской внешности, – противостоять напору Гафта, вспыхнувшего праведным огнем борьбы «за все хорошее против всего плохого», никому не удавалось – через несколько секунд Миша уже был в кратере вулкана. «Ну-ка, ну-ка, объясните-ка мне про жидомасонов поподробнее». Внешность Гафта не оставляла сомнений относительно его семитского происхождения. Неизвестно, что это была за тусовка – Памяти, РНЕ или скинхедов, – но Гафт не только минут двадцать проговорил с активистами о национальных судьбах разных народов, но и сумел покинуть нацистскую массовку без эксцессов – цел и невредим. Наверное, Сагалаев за эти двадцать минут пережил больше, чем сам Гафт – ведь все могло пойти по другому сценарию. Сергей тоже понимал, что Миша рисковал если не жизнью, то уж разбитым носом или порванным пиджаком – точно, и отметил про себя: «Отважный и наивный правдолюб, шизнутый донкихот нашего времени – потому и не нашел себе места в милиции. Сколько силы и страсти может открыться в этом слабом, ранимом, подчас неуверенном в себе человеке – браво, Гафт!»

События 1995-го года подтвердили его вывод.

Юлий Дубов

В 92-м логовазовский филиал ИПУ на Пречистенке пополнился доктором наук Юлием Дубовым – видимо, настоящим доктором, в отличие от доктора Березовского. Как это случилось – по старой дружбе с БАБом или в силу неких других обстоятельств – сие нам неведомо, но Юлий Анатольевич стал советником Березовского и своего рода дублером зама по юридическому обеспечению, эдаким маленьким Мишей Гафтом. Во всяком случае, когда Гафта не было, Сергею приходилось решать организационные и юридические вопросы с Дубовым. Стили работы этих замечательных джентльменов были почти неразличимы: вначале напускная строгость, особая въедливость напоказ, в конце обсуждения оба отпускали вожжи и демонстрировали полный пофигизм. Впоследствии Дубов получил полную самостоятельность в некоторых вопросах. В частности, ему поручили заниматься изменением структуры собственности некоторых петербургских предприятий логовазовского куста, поэтому он стал часто наведываться в Петербург. Сергей, как положено, принимал его по стандартной процедуре – встреча, дружеская беседа, обсуждение текущих дел, ланч или обед, отправка на машине в аэропорт – у них сложились довольно теплые отношения. Дубов – веселый, ироничный, с ним было легко.

Однажды Юл позвонил Сергею: «Я в Питере. Остановился в гостинице Москва. Подъезжай, поболтаем». Почему в гостинице Москва? Далеко не лучший отель, засилье братвы… Сидели в лобби-баре: Юл – респектабельный, элегантно одетый, усы и бородка аккуратно подстрижены; Сергей к тому времени тоже неплохо одевался. Группа молоденьких особ сомнительной профессии с интересом поглядывала на двух ухоженных мужчин. Вскоре к ним подсела улыбчивая особа, сказала по-свойски: «Угостите девушку, ребята». Налили ей белого вина. Заметив, что дело сдвинулось с мертвой точки, к ним подсела вторая барышня. Ее тоже угостили, обменялись несколькими ничего не значащими фразами. Первая предложила: «Могу обоих обслужить. Если хотите, обслужим вдвоем». «Вы, девушки, не по адресу» – ответил Сергей. «Гомики, что ли? Не похоже» – сказала вторая. «Мы – ваши сестрички», – объяснил Сергей. «Как это? Не поняла». «Мы тоже на работе. Ждем богатых клиенток», – включился в игру Юл. Последовал вздох разочарования, и сконфуженные ночные бабочки вернулись к подругам. Шептались, оглядывали Сергея с Юлом, объясняли друг другу: «Сестрички!» – наверное, поверили.

Дубов, видимо, с самого начала работы в ЛогоВАЗе получил от БАБа немало полномочий и свободного времени. Он постоянно примеривался к новым проектам. Когда Сергей появлялся в Москве, Юл приглашал его на самые разные встречи, распускал перья – видимо, хотелось покрасоваться, показать толковому директору представительства, какой он ходовой, разворотливый парень. То пообедать с Ольгой Аросевой, знаменитой пани Моникой из «Кабачка “13 стульев”» – возможно, в голове у Юла роились какие-то совершенно замечательные театрально-культурные проекты. То выпить кофе с Элизабет Саскайнд, элегантной англичанкой, главой московского представительства парфюмерного бренда Estee Lauder. «Создавай фирменный парфюмерный магазин в Петербурге, – сказал Дубов Турчину. – Элизабет – свой человек, замужем за полковником с Лубянки – не подведет». То предлагал подписать дилерство с Audi и запустить фирменный автоцентр в городе на Неве.

А как-то Дубов решил отвезти Турчина в Российский фонд инвалидов войны в Афганистане (РФИВА) – гордился, видимо, дружбой с ними. В то время фонд афганцев возглавлял легендарный полковник Валерий Радчиков – у него во время афганской войны (июнь 82-го) из-за подрыва на противопехотной мине были ампутированы обе ноги по верхнюю треть голени.

Признанный военно-врачебной комиссией инвалидом, он сумел вернуться на службу, и в 83-м его вновь направили в Афганистан командиром роты в звании капитана. Радчиков принимал участие в боевых действиях – старшие командиры называли его Маресьевым; был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза, но Минобороны СССР отклонило представление – возможно, из-за подлога документов, совершенного полковником ради возвращения в Афганистан.

В 1991 году был создан РФИВА, основателями которого стали ветераны Афганской войны Валерий Радчиков, председатель, и его заместитель Ильяс Сафин. Фонд получил освобождение от таможенных пошлин при ввозе на территорию РФ товаров зарубежного производства. Коммерческие предприятия везли товар, оформляли его через Фонд, отчисляя РФИВА фиксированный процент, который должен идти на помощь в реабилитации ветеранов Афганской войны. Инвалидам покупались мотоколяски, автомобили, обеспечивались бесплатное лечение и протезирование.

Сергей посетил с Дубовым РФИВА в то время, когда там еще не было серьезных разногласий. Судя по бесконечным улыбкам, раздаваемым Дубовым направо и налево в офисе афганцев, и по возбужденному тону разговора, Юлу очень нравились эти бравые ребята с уже усвоенными повадками братков, ему льстило иметь общие дела с ветеранами войны. Сергей мог судить об афганцах по опыту их работы в Петербурге: местный филиал Фонда занимался обширной коммерческой деятельностью, крышеванием, рэкетом, подключаясь к уставной деятельности – помощи воинам-инвалидам – лишь по остаточному принципу, и превратился в опасную криминальную структуру. Турчин старался держаться подальше от афганцев. Зачем Юл хороводит с такими? Опасные игры. Ну, сэкономит на таможне что-то. Все равно надо делиться с Фондом. А таможня так и так не пропустит без отката. Профит смешной, а хлопот – море. Плюс – постоянное ожидание криминальных последствий. В этой игре нет прямых договоров без подтекста, договоры оформляются на РФИВА, все делается на честном слове – откуда в наше время может взяться это честное слово? В Фонде работали подранки, искалеченные никому не нужной войной и преданные неблагодарным государством. Тогда в Москве Турчин не принял предложения по сотрудничеству с РФИВА. «Мы уж как-нибудь и так, – подумал он, – будем ввозить вбелую – по старинке. Нам и нормальной маржи хватит».

Опасения Сергея в будущем подтвердились. Если судить по книге «Большая пайка», у Юла были проблемы возврата истраченных денег по сделкам ЛогоВАЗа с афганцами, а уж о кровавых событиях, сопровождавших деятельность Фонда, созданного изначально в благих целях, вскоре стало известно далеко за пределами Москвы.

В августе 94-го в руководстве РФИВА возникли трения: Валерия Радчикова обвинили в финансовых злоупотреблениях и нецелевом использовании средств. На последовавшей конференции председателем был избран Михаил Лиходей, тоже инвалид Афганской войны, а его заместителем – Сергей Трахиров. Сторонники Радчикова отказались выполнять решение конференции, в результате чего возникла странная ситуация: одновременно существовали два фонда с одинаковым названием, но разными расчетными счетами (возглавляемые: одна – Радчиковым и Сафиным, другая – Лиходеем и Трахировым).

В ноябре 94-го Михаил Лиходей был убит – взорвалась мина, заложенная неизвестными в лифте его дома. Руководитель Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав СНГ генерал-майор Руслан Аушев в интервью агентству «Интерфакс» заявил, что убитому Лиходею угрожали лидеры РФИВА и непосредственно Радчиков. Аушев назвал РФИВА, возглавляемое Радчиковым, «полукриминальной организацией, претендующей на большие роли, в том числе и политические».

Фондом занялась налоговая полиция и выяснила, что только за 1994 год пресловутый фонд Радчикова и Сафина заработал около 200 миллионов долларов США, но только 10% этой суммы были использованы на нужды инвалидов. Общий оборот средств, прошедших через РФИВА, достиг 4 миллиардов долларов США. Фонд был урезан в правах и, казалось, Радчиков утратил интерес к коммерческой деятельности. В начале 1995 года он отошел от РФИВА и зарегистрировал Российский общественный фонд инвалидов военной службы (РОФИВС). Казалось – вот-вот счастливый конец страшной сказки о подлинном герое, недооцененном родиной.

Героическая натура брала свое. Безногий Радчиков увлекался парашютным спортом: 8 раз прыгал в тандемной подвеске с инструктором, 10 раз – самостоятельно. В 1995-м участвовал в международной парашютной экспедиции North Pole – в числе 300 парашютистов совершил приземление на Северный полюс. В сентябре 1996 года – повторный прыжок на Северный полюс. В январе 1997-го РФИВА и Российская оборонная спортивно-техническая организация (новый никнейм ДОСААФ) обратились в Администрацию президента России о присвоении Радчикову звания Героя РФ, но их представление было отклонено, на сей раз – Министерством обороны РФ.

В октябре 1995 года на Радчикова было совершено покушение. Получив шесть пулевых ранений, он сам на машине добрался до знакомых, оказавших ему медицинскую помощь. По мнению Трахирова, убийство Радчикова планировалось ради устранения свидетеля, знавшего о хищении денежных средств со счетов РФИВА.

Запутанный клубок темных нитей распутывался бесконечно долго – страшная сказка тянулась и никак не могла завершиться. 10 ноября 1996 года на Котляковском кладбище у могилы Лиходея собрались его семья и товарищи по оружию. Произошел взрыв огромной силы, погибли руководитель РФИВА Сергей Трахиров, вдова Михаила Лиходея Елена Краснолуцкая, ветераны-афганцы и члены их семей – всего 14 человек. По мнению следствия, инцидент произошел в результате противостояния группировок Радчикова – Сафина и Лиходея – Трахирова. В мае 1997-го Радчикову предъявили обвинение в организации взрыва с целью убийства Сергея Трахирова и захвата всей полноты власти в движении инвалидов Афганской войны. Радчиков провел под следствием 2 года 9 месяцев – гособвинение требовало сурового наказания: 12 лет лишения свободы. Но на суде не удалось доказать причастность Радчикова к организации взрыва, и 21 января 2000 года он был оправдан и освобожден из-под стражи.

Через год Валерий Радчиков погиб в автокатастрофе на 79-м километре Минского шоссе. Неоцененный родиной герой Афганской войны упокоился на Троекуровском кладбище Москвы.

Гульмира Орозалиева, бывший адвокат Валерия Радчикова, рассказала “Ъ”, что как раз накануне гибели полковник обратился в Генпрокуратуру с требованием возбудить уголовные дела в отношении членов оперативно-следственной бригады, подменивших вещдоки в уголовном деле о взрыве на Котляковском кладбище, а также в отношении главного военного прокурора Михаила Кислицына, угрожавшего ему новым арестом. «Вам не кажется странным, что авария совпала по времени с подачей заявлений?» – отметила Орозалиева в интервью “Ъ”.

Так трагически оборвалась жизнь одного из отторгнутых родиной сынов – непризнанных героев страны.

Книга Дубова «Большая пайка» была передана в печать, видимо, в 1999-м или в 2000-м, страшный взрыв на Котляковском кладбище уже прогремел на всю страну. «Непонятно, почему Юл не разглядел подлинной трагедии героев Афганской войны, – подумал Сергей. – Все события – денежные аферы, взрывы, стрельба, засады, погони – написаны в жанре веселенького вестерна на российском материальчике, а безногий полковник Беленький, очень крутой – по мнению автора, но с неясными для читателя жизненными установками (странная помесь антагонистов – Радчикова с Лиходеем), напоминает скорее карикатурного Лимонадного Джо. Может, Юл не такой уж милашка-очаровашка, каким хотел бы представить себя окружающим? Перо-то бойкое, но душа, видно, корочкой покрылась – такая же мертвая, как у его кумиров: БАБа, Бадри, Коли Глушкова и многих других из их компании. А может, все проще? Да, он гусар, очень умный гусар. Циничный, веселый, легкий человек, хорошо видел человеческие слабости и пороки – потому ничего и не принимал всерьез, может так?».

Какое-то объяснение этому феномену Дубова можно найти в его собственном откровении о мотивах создания книги:

«Написал я ее потому, что потрясение от смены обстановки по сравнению с тихой академической работой было невероятно сильным и ни разу не испытанным мною ни до попадания в ЛогоВАЗ, ни после ухода оттуда. Это было настолько некомфортно, непривычно, временами просто жутко, что порой хотелось кричать в голос. Но это как-то не по-мужски, поэтому я и написал “Пайку”»

Анна Козлова высказалась о романе так: «Автор выступает на его страницах ребенком-ницшеанцем, лепечущим о том, что ему известно, и не понимающим, что лепет его способен внушить страх». Лепечущим о том, что ему стало известно, но при этом так и не было понято, – это вернее.

Пайку-то написал, а в том, что на самом деле случилось с героями книги, да и в себе самом тоже, так и не разобрался.

Растерялся человек. А кто не растерялся? Ельцин, Гайдар, Чубайс, Немцов? Мы все растерялись. Юлий Анатольевич Дубов пытался сохранить какие-то жизненные ориентиры: держался, как мог, шутил, ловил кайф от новых житейских возможностей, цеплялся за привычные ценности. Что за ценности такие? Семья, дети, слово, преданность делу.

Сергей был знаком с его женой Ольгой, с взрослым сыном, работавшем в аппарате ЛогоВАЗа, когда Дубов стал гендиректором. Юлу в середине 90-х еще не было пятидесяти, они с женой производили впечатление моложавой, теплой и нежной, пусть и несколько старомодной пары. Да и сам он выглядел скорее юным профессором-консерватором, нежели тертым ловцом мирских удовольствий. Так что все эскапады Большой пайки с зашкаливающим количеством любовных побед ее героев мужеского пола – скорее всего, маска, стилизация под Милана Кундеру, Маргерит Дюрас, в крайнем случае – под позднего Василия Аксенова.

К работе Юл относился подчеркнуто ответственно, а своим непосредственным начальникам – БАБу и Бадри – был бесконечно предан, как говорится, душой и телом. Словно прапорщик в армии, Дубов просто ел глазами начальство; Сергей видел эту его детскую влюбленность в сочетании с раболепием при каждом посещении ЛогоВАЗа, ощущал в каждой беседе на служебные темы.

После выхода в свет книги П. Авена «Время Березовского», Турчин с удивлением прочел заявление Дубова о том, что, когда он стал генеральным директором ЛогоВАЗа, перестал воспринимать Березовского и Патаркацишвили в качестве своих начальников: «Ребята, если я генеральный директор – я генеральный директор. А вы кто? Акционеры? Ну и идите себе. Придете на собрание. До этого момента можем разойтись». «Какой ты, однако, теперь смелый петушок», – с улыбкой подумал Сергей. Ему вспомнился любимый герой Дубова – Лимонадный Джо: на сей раз Юл сам захотел побывать в этой замечательной роли. «Алмазный фазан распускает красивый хвост необязательно перед курочкой – перед любым свидетелем». Сергею хорошо известно, что на самом деле думал Дубов о себе как о генеральном директоре – однажды он признался Богуславскому: «Я у них слуга» (имелись в виду БАБ и Бадри).

Другое дело, что ни БАБ, ни Бадри, скорее всего, не вмешивались в дела гендиректора, потому что оба с головой окунулись в новые куда более крупные проекты: Аэрофлот, телевидение, Сибнефть, политика, и ЛогоВАЗ практически перестал их интересовать.

«Драчливость, вредный характер, верхоглядство, они в этом схожи – старые друзья Миша Гафт и Юл Дубов, – подумал Сергей. – Потому и ругались постоянно: с криками, обидными словами, метанием канцелярских принадлежностей, разрывом дружбы навсегда – ругались и вновь мирились. Так было много раз – до тех пор, пока не произошла последняя ссора, вслед за которой последовала трагедия».

В ЛогоВАЗе все знали о скверных характерах и неуступчивости Миши и Юла, но, как ни странно, эти качества почти не проявлялись в их отношениях с Сергеем. Возможно, потому что Турчин не любил ссор и выяснения отношений, а может, просто хорошо готовил свои дела для обсуждения и почвы для разногласий практически не возникало.

Так ли уж на самом деле был неуступчив и боевит Юл? Большой вопрос.

Сергей вспомнил случай, когда в 95-м после запуска в Петербурге мерседесовского автоцентра ЛогоВАЗ-Нева было принято решение сменить там директора. Соответственно предыдущего директора – а это был человек весьма неуравновешенный, да еще и с криминальной биографией – пришлось уволить. Тот поехал в Москву, к Дубову (работавшему уже в качестве гендиректора ЛогоВАЗа) выяснять отношения, требовал восстановления в должности, иначе он всех повзрывает. Да, этот безбашенный экземпляр вполне был способен устроить что-то в таком духе. Юл не стал демонстрировать – ни упрямства, ни крутизны характера, долго выпивал с несправедливо обиженным и сговорился на отступные 50 тысяч долларов: в то время это были достаточно большие деньги, да и сейчас немалые.

И уж, конечно, упрямство и вздорность Дубова не проявлялись в отношениях с его кумирами – БАБом и Бадри. Дубов уехал вместе с Березовским в Англию, был рядом до последних дней, проводил его в последний путь вместе с длинной свитой родственников, товарищей по борьбе и множеством разнокалиберных жен и подруг. В последние годы часто говорил о Борисе – неизменно в превосходной степени, и вот четыре его главные байки.

Первая – о том, что он всю жизнь любил Березовского. Формулировка непритязательная и не вызывающая у Сергея особого доверия. Почему не вызывающая? Все признают доминанту БАБа: жрать и хапать – разве такого человека можно любить? Кстати, об этом же и «Большая пайка». Юл всегда любил простые, кристально чистые высказывания. Подвела тяга к математическим формулировкам – всю жизнь любил – на практике все гораздо сложнее.

Есть у него еще одна интересная байка. Если человеку во сне откроется, что он на самом деле умеет летать, как поступят различные люди? Первый не поверит и забудет. Второй подумает: неплохо бы попробовать, но не опасно ли это, а что подумают соседи? Надо бы полетать, но – низэнько… А третий тут же полетит, догонит самолет и станет через иллюминатор соблазнять стюардессу. Борис – это третий человек. «Красивая сказка, но тоже не убеждает, – подумал Сергей. – БАБ был отвязным малым. Любил и умел летать, вопрос только куда и зачем, летал словно стервятник-падальщик – цели те же: пожрать и хапнуть – как можно больше – на дымящихся развалинах умирающей экономики огромной страны.

Байка номер три. В БАБе намешаны разные качества, – и хорошие, и плохие, – но все в превосходной степени. Нет, Сергей не согласен: «Дефицит хороших – настоящего таланта, настоящего ума, умения доводить до конца начатое дело, доброты, преданности друзьям, других истинных человеческих качеств…»

Юл ценит БАБа еще и за то, что тот сумел в конце жизни покаяться – в алчности, в том, что сделал с российским телевидением, в продвижении на высший государственный пост последнего президента. «Покаяться, да еще и публично, мало кто сможет», – заявил Дубов. В случае с БАБом последний довод кажется самым неубедительным: все знают, как легко этот кающийся грешник в угоду сиюминутным выгодам менял свое громогласно объявленное мнение на противоположное. Например, мы слышали: «Я строю новый Сингапур в Карачаево-Черкесии», а через год: «Да нет, мне это совсем неинтересно». Почему не раскаяться, причем публично? Почему не сказать красивую фразу? Сказать, и тут же забыть о ней.

Все эти лихие словесные симулякры Дубова напоминают ловкие квазилогические конструкции его кумира БАБа, они в этом схожи, но сами по себе подобные псевдообъяснения годятся лишь для пиара. Тем не менее, Юл на протяжении многих лет не раз подтверждал Березовскому свое умение быть надежным помощником, болеть за его дело, показал себя человеком чести. Помогал БАБу в проекте AVVA, занимался выдвижением Бориса в Думу от Карачаево-Черкесии и многим другим. По принципу бритвы Оккама не стоит искать сложные объяснения там, где есть простое и естественное: Юл – приличный человек, настоящий русский интеллигент (уверен, что и такие люди еще сохранились в нашей забытой богом стране), порядочность – неотъемлемое свойство его характера. Пошел до конца за своим, им же придуманным героем, сделал из него легенду, а тот принял самоотверженность и преданность подчиненного как само собой разумеющееся и просто поломал ему жизнь.

Поломал ли? Не нам судить. Нет сомнения, Юлу было интересно рядом с его кумиром, потому и не уходил никуда; в конце концов, не окажись Дубов в ЛогоВАЗе не стал бы литератором. А сейчас, по прошествии почти тридцати лет, ему есть о чем вспомнить, есть о чем писать.

Сергею известны два эпизода, в которых БАБ действительно помог Юлу. В 93-м у Дубова обнаружилась тяжелая болезнь позвоночника, ему грозила полная неподвижность и судьба Николая Островского. Борис организовал и оплатил его перелет и лечение в Швейцарии – фактически подарил вторую жизнь. Борис под настроение мог кому-то помочь, любил красивые жесты. Был и очень неприятный для Дубова случай, когда его сын взял из служебного сейфа отца очень крупную сумму денег, принадлежащую ЛогоВАЗу, пустил их на какие-то сомнительные операции и в результате потерял. Согласно местной легенде, Юл не только уволил сына, но и отлучил от семьи – лишил отцовского благословения. Сам рассказал Борису об инциденте, объяснил, что у него нет личных средств вернуть деньги, – выпили по рюмочке, и Борис простил долг. Юл из тех, кто не забывает о хорошем.

П. Авен спрашивал Дубова, сколько он зарабатывал в ЛогоВАЗе – 1200 долларов, ответил Юл. «А ты не мог попросить у миллиардера Березовского большую зарплату?» – «Нет, – ответил Дубов, – после того как он мне дважды помог, я не мог себе представить, что когда-нибудь приду и скажу: “Боря, дай мне денег”».

«Благородно? Вряд ли, скорее глупо, – подумал Сергей. – Впрочем, так же глупо в свое время поступал и я. Почему – не знаю, никто и ни в чем меня ни разу не облагодетельствовал, всего добивался сам. Юл платил мне как директору представительства ежемесячно всего двести долларов – это смехотворно при той огромной работе, которая была сделана для ЛогоВАЗа, – и так все восемь лет. Даже мысли не возникло сказать ему об этом. Слишком прочно в нас засели совково-лагерные максимы; одна из них: не верь, не бойся, не проси – и я твердо следовал этим правилам: никому не верил, никого не боялся (во всяком случае – старался не бояться) и ни о чем не просил. Как БАБа не интересовал заработок Юла, так и сам Юл не задумывался о зарплате директора представительства. Хорошо, что у меня был доход в “ЛогоВАЗ-Санкт-Петербурге”».

Сергею вспомнился пример милого фанфаронства Дубова.

Ранней весной 96-го года руководство автодилерских центров ЛогоВАЗа запланировало посетить международную автомобильную ярмарку в Швейцарии. Сергей решил присоединиться к делегации, устроить себе небольшой отпуск, немного развеяться и взять в поездку жену и десятилетнюю дочь.

Перед поездкой в Швейцарию он на машине выезжал по делам в Хельсинки. К тому времени в Петербурге (северная столица во всем отставала от Москвы) Владимир Гусинский открыл филиал банка Мост, тот эмитировал пластиковые платежные средства. Мультивалютная VISA Мост-банка стала первой для Сергея, и он уже пользовался ею больше года. Проблем с расчетами за рубежом не было, но неожиданно в Хельсинки ему отказали в расчетах по его визе – «русские карты не принимаем», и все! Наличности было мало, а хотелось поесть перед дорогой домой. В конце концов, он нашел Макдональдс, где удалось оплатить ланч картой Мост.

По возвращении в Петербург выяснилось, что российские банковские карты не принимают по всей Европе – это случилось в начале 96-го и было связано, видимо, с нестабильной финансовой ситуацией в России. А надо вылетать на выставку… Оплатил перелет, забронировал гостиницу для недельного проживания в Женеве, взял с собой 5500 долларов наличными – решил: этого должно хватить. Прямой рейс из Петербурга был только на Цюрих. В Цюрихе переночевали – красивая поездка на поезде в Женеву, и вот поздно вечером они в Президент-отеле. Поселились втроем в двухместном номере, и только утром на ресепшн Сергей узнал, что эта ночь им обошлась в 2500 долларов – цены на время выставки выросли в десять раз. Современный читатель удивится, как могла возникнуть подобная ситуация, но вы забыли, мой друг: тогда только-только появилась сотовая связь, интернета в России еще не было, а, следовательно, и Booking.com – тоже. У Турчиных оставались деньги только на то, чтобы поесть, вернуться в Цюрих и сразу улететь домой. Отдых в Швейцарии отменяется, придется срочно возвращаться – несолоно хлебавши. Решили дождаться московской делегации, которая должна прилететь сегодня.

Гуляли по холодной набережной Женевского озера: снег уже сошел, но лебедей почему-то не видно. Фонтан Же-До грустно кренился под порывами сильного ветра. Считали каждую копейку, настроение было прескверное.

Вечером в ресепшн шумной толпой ввалились москвичи во главе с Дубовым: он был само обаяние, его жена Ольга – тоже, некоторые директора также приехали парой. Юл дал Сергею денег в долг, и Турчины смогли остаться в Женеве еще на три дня. Были интересные встречи на выставке. Компания BMW удивила Женеву родстером BMW Z3 (E36/4), дизайн которого создал японец Йодзи Нагасима, – этот родстер был первым автомобилем BMW, собранным в США, на заводе в Южной Каролине – а АвтоВАЗ, как всегда, ничем не удивил.

Всей делегацией ездили в замки Шильон и Грюйер, вкушали кипящее сырное фондю с вином; компания подобралась отличная… А больше всего запомнился первый вечер.

В лобби-баре отеля гостей было мало. Группа русских – человек двенадцать – вольготно разместилась за несколькими столами, и Дубов устроил для своих вечер дегустации. Он неплохо разбирался в коктейлях и заказывал вначале общеизвестные, а потом очередь дошла до таких, о которых местный бармен ничего не знал. Юл объяснял состав и пропорции, после чего бригада официантов разносила напитки на пробу русской делегации.

Начали с Мартини, Мохито, Кровавой Мэри, Космополитен, Текилы-Санрайз. На смену им пошли Том Коллинз, Кричащий Оргазм, Грязный Биззо, Изумрудный Бриз, Голубой Гаваец, Отвертка с джином, Ирландский Флаг, Кратос, Уличный Боец… Вечеринка затянулась далеко за полночь. Дубов был в ударе, обалдевшие официанты носились, как заведенные. Служащие отеля собрались в лобби, чтобы поглазеть на необычное зрелище – «русские гуляют». Юл, как и его кумир, любил позу и красивые жесты, этим пронизана вся его книга «Большая пайка», но надо сказать, что здесь, в лобби Президент-отеля холодной весенней Женевы, ему очень шла роль богатого и щедрого русского барина. Во сколько обошлась эта вечеринка, Сергей не представлял, но был уверен в одном: на зарплату тысяча двести долларов так не погуляешь.

Александр Красненкер

Александр Красненкер – как и Дубов – появился в ЛогоВАЗе в 92-м; это была вторая волна сотрудников, пришедших в бизнес из науки. Вскоре после перехода он стал директором направления Жигули, которое приносило компании самый большой доход. Доход-то существенный, но и проблем хватало – стоянка в Чехове на десятки тысяч автомобилей, доставка, реализация, бандитские налеты… огромная ответственность.

Сергей редко встречался с Красненкером – только, чтобы согласовать поставку в Петербург очередной партии и финансовые условия, которые время от времени менялись. Директор жигулевского направления был человеком без сантиментов – очень жесткий, неулыбчивый технократ; судя по всему, – сильный управленец. Никаких взаимных симпатий у них с Сергеем не возникало, но деловые вопросы решались быстро и по существу. Правда, и почвы для разногласий не было. Берешь машины, продаешь, вырученные средства отчисляешь в ЛогоВАЗ. Скидка на цену совсем маленькая, но для обсуждения или споров тоже нет основы: условия не обсуждались, хочешь – бери, не хочешь – не бери. Сергей брал – и с удовольствием. В годы общей разрухи недорогие отечественные автомобили были самым ликвидным товаром, и до тех пор, пока Жигули были на стоянке в Чехове, предприятие Сергея «ЛогоВАЗ Санкт-Петербург» жило безбедно. В 95-96-м произошли изменения в отношениях руководителей ЛогоВАЗа и АвтоВАЗа – в результате поток отечественных машин сначала превратился в тонкий ручеек, а потом и вовсе иссяк.

В 96-м Ельцин был избран президентом РФ на второй срок. Акционеры ЛогоВАЗа ушли в новые, более интересные для них сферы. В.В. Каданников стал зампредом правительства РФ, остальные получили фактически из рук семьи игрушки поинтересней – Аэрофлот, ОРТ, Сибнефть. Уже за год до этого – к началу 95-го – стало ясно: в империи Березовского власть постепенно сосредоточилась в руках БАБа и Бадри, который стал вторым элементом этого своеобразного тандема, надолго, очень надолго – на всю их оставшуюся жизнь. БАБ подался в политику, Бадри ушел на телевидение, но сохранил бразды правления финансами империи Бориса.

Дубов рулил уже малоинтересным БАБу ЛогоВАЗом, Красненкера и Глушкова бросили на Аэрофлот, Жабоева и Богуславского технично отжали на обочину финансовых потоков. С тех пор ни с Глушковым, ни с Красненкером Турчин больше ни разу не виделся. Но отголоски их непростой и, как пишут в детских книгах, полной опасных приключений жизни еще долго доносились с первых полос бумажных и интернет-изданий.

Прежние начальники оставались начальниками, но никто из них уже не был выгодоприобретателем. И Дубов, и Красненкер, через руки которых проходили миллиарды, оставались служащими на зарплате. Такая же участь грозила первопроходцам логовазовского бизнеса Жабоеву, Глушкову, Гафту и Богуславскому, а с Темнянским и Денисовым давно распрощались. На дальнейшей судьбе каждого из этих безусловно весьма достойных джентльменов мы еще непременно остановимся. Теперь Демиургу на Пречистенке и его скользкому напарнику из Грузии нужны совсем другие люди. А первопроходцы? Отыгранные фигуры. Как, впрочем, и благодетели из самарского автогиганта – В. Каданников и А. Зибарев.

Елена Горбунова

Дубов и Красненкер были, возможно, последними академиками. Уже в 92-м в ЛогоВАЗе стали появляться новые персоны из других миров.

Нельзя не упомянуть о Лене Горбуновой, которую Сергей редко видел в ЛогоВАЗе. Никаких деловых контактов у них не было, и Турчин забыл бы о новой пассии шефа (какое ему дело до любовных пристрастий босса – суетливого стареющего мальчика?), когда бы Лена сама не проявила к нему интерес. Если быть точным, ее интерес состоял в беспокойстве о судьбе младшего брата Алеши, который поступил в Ленинградское училище гражданской авиации на Литейном проспекте. Поступить-то поступил, но с учебой ничего не получалось – братику грозило отчисление. Лена просила решить проблему, заплатить кому надо, а она потом рассчитается. Держалась достойно и интеллигентно, как если бы обратилась к хорошему приятелю, но говорила уверенно и без просящих интонаций.

Сергей согласился позаботиться о ее брате: просьба Горбуновой его не покоробила – он ведь рядовой сервисмен БАБа, и в данном случае это не просьба Лены, а служебное поручение Бориса. Турчин такая же разменная фигура, как и все остальные в ЛогоВАЗе. Ничего необычного – всю жизнь при советской власти он находился в чьем-то подчинении. Всего несколько месяцев он чувствовал себя свободным человеком и опять пошел в кабалу – некого винить, это было его собственным решением.

Попросил одного из помощников встретиться с преподавателями и узнать, в чем проблема. Все просто – любимый братик не сдал экзамены по профильным предметам, не мог сдать – пришлось закрывать проблемы деньгами. Лена не обманула – деньги Сергею вернула. В следующую сессию просьба повторилась – каких все-таки классных специалистов готовят для летного состава наших воздушных кораблей! В третий раз Лена не обращалась, Сергей вздохнул спокойно, узнав, что Алексей Горбунов перевелся в Санкт-Петербургский государственный университет на юрфак. Как он там учился, нам сие неведомо – возможно, и там кому-то приходилось решать проблемы, но Лена, видимо, обращалась уже к другим петербургским партнерам своего гражданского мужа. Нам известно лишь, что Баб с Леной изрядно позаботились о красивом юноше, Алексей получил-таки образование юриста, вернулся в Москву и поселился в элитной квартире на Фрунзенской набережной. Ну что ж, следует отметить похвальное желание спутницы жизни первого лица компании позаботиться о близком родственнике – поставим против ее имени плюсик.

Больше у Сергея с Леной контактов не было, но до берегов Невы по сей день доносятся из Лондона обрывки легенд о Лене Горбуновой, самодостаточной женщине, интересной публике не только в качестве матери детей одного из самых ярких бизнесменов девяностых, но и признанной гранд-дамы с изрядным капиталом. Как к этому относиться? Молодость Лены была наполнена бурными и неоднозначными событиями. Но испытания укрепили ее характер и позволили добиться достойного положения в жизни. Продержаться более двадцати лет в роли гражданской жены ветреного олигарха – это о многом говорит.

Магомед Исмаилов

О непростой судьбе красотки из подмосковного поселка Вороново мы еще поговорим, ну а сейчас выясним, что думает Сергей Турчин о нескольких колоритных кавказских персонажах, сыгравших заметную роль в развитии бизнеса БАБа.

Один из них – Магомед Исмаилов, замгендиректора по безопасности, который к моменту появления Сергея в ЛогоВАЗе давно уже там работал. Похоже, практически ничем не занимался, – больше бывал на автовазовской станции, выделенной ему на кормление, – но славился тем, что одно лишь появление на стрелке этого могучего мужчины, выходца из чеченского села Гехи, производило неизгладимое впечатление на робких московских рэкетиров. Говорят, таких стрелок было немного – в Москве уже знали, что у ЛогоВАЗа чеченская крыша.

Красненкер и его заместитель Ицков были свидетелями того, как Магомед разрулил проблемы при наезде местной шпаны на ЛогоВАЗовский склад машин – бывшая воинская часть – в Чехове. Сам Магомед тоже с удовольствием о том рассказывал. Эпизод впоследствии обрастал вариантами и дополнениями, изложу некий усредненный вариант, который может оказаться неточным в каких-то деталях.

Это было в начале марта, в субботу. Магомед заехал в ЛогоВАЗ, зашел к Бадри – тот говорит: «Мы тебя искали, ты был нужен», – а сам белый-белый. – «В Чехове наехали. Просят деньги, и чтоб платили каждый месяц. Ицкова избили и взяли заложником».

Когда зазвонил телефон, Бадри побелел еще больше и пробормотал в трубку: «Да-да, слушаю. Да-да, собираю деньги…».

Бадри побелел еще больше… Тот самый «отважный и несокрушимый» Бадри, которого с восторгом воспевал «проницательный» Юл, о котором изустный эпос ЛогоВАЗа вещал, что именно он обеспечивает крышевание ЛогоВАЗа от наездов криминала! Наверное, все-таки обеспечивал. Выясняется, правда: не всегда он был таким уж отважным и несокрушимым – Сергей стал свидетелем и других ситуаций, в которых «великий Бадри» вел себя приниженно, временами и подобострастно. Другой вопрос: а должен ли генерал быть лично отважным? Возможно, это были естественные болезни роста. К концу жизни Бадри предстает перед нами зрелой и могущественной фигурой – бросает вызов президенту Грузии, самому Мишико, воровским грузинским кланам (это, правда, не проверено) и даже лучшему другу – великому и ужасному БАБу.

Магомед говорит Бадри: «Дай трубку», берет телефон, спрашивает: «Кто такой?», отвечают: «Юрий Петрович». Исмаилов продолжает: «Юрий Петрович, вы в Чехове? Никуда не уходите, я приеду». Тон разговора с той стороны изменился: «Сколько вас будет?». Магомед отвечает: «Буду один – через час».

Приехал на склад, там толпа – три микроавтобуса, набитых ребятами. Говорит: «Кто Красненкер? Дай мне помещение на пять минут. А Юрий Петрович кто?» – «Я» – отвечает хулиган по виду лет тридцати – тридцати пяти. Зашли в кабинет. Назвавший себя Юрием Петровичем сел за стол. Магомед спрашивает: «Какой сегодня день?», тот отвечает: «Суббота».

– Я должен был дома лежать и отдыхать. Я из-за тебя сюда приехал.
– Мне все понятно – ответил оробевший налетчик.
– Что тебе понятно?
– Не надо было сюда заходить. Мы неправильно сделали, что сюда пришли.
Магомед говорит:
– Ты должен понять главное: если здесь птица, пролетая, потеряет перышко, я с тебя спрошу.
Налетчик отвечает:
– Все понял. Мы не на тех наехали, уходим, – сели на свои микроавтобусы, и ж-ж-жжж…
Борис и Бадри в восторге. БАБ говорит Магомеду: «Ты – человек-гора!»

Когда Магомеда спрашивали, как у него это получалось, отвечал: «Был молодой, амбиции. В одесской мореходке был старшиной роты – сто человек, умел роту разворачивать, куда хочешь. А вообще-то, наверное, думать не умел – жены не было, детей не было».

В обычной жизни Исмаилов, как многие сильные и уверенные в себе люди, напоминал добродушного и весьма общительного медведя, упакованного, в отличие от других медведеподобных, в одежду из самых дорогих бутиков. Сергей не раз встречался с ним в офисе, на презентациях, они мило болтали и никогда не говорили о том, как следует решать вопросы безопасности в представительстве. Возможно, он знал, что Петербургское представительство крышуется славянской группировкой – похоже, его это не интересовало.

Петр Авен спрашивал у Магомеда, как он переживал изменение возможностей – вначале ничего не было, а потом бах! – появились деньги, машины, квартиры.

– Как должное, – ответил Исмаилов. – Власть изменилась. И все люди бывшего Советского Союза считали, что теперь каждый должен стать миллионером. И деньги должны сыпаться миллионами. Уже в 93-м ЛогоВАЗ стал узнаваемым не только в Москве или в нашей стране, но и в мире. Я Боре еще в 90-м говорил, что он дойдет до этого и о ЛогоВАЗе узнают везде.

У Магомеда были связи с самыми высокими чиновниками, выходцами из Чечни. БАБ тогда говорил своим сатрапам, что инвестиции во власть – самые эффективные: вложения в бизнес могут дать сейчас до ста процентов, во власть – несколько тысяч. Он искал выход на самые высокие кабинеты. Тогда еще только мечтал об этом – просил Магомеда найти людей, которые познакомили бы его с Р. Хасбулатовым, Председателем Верховного Совета, в то время – вторым человеком в РФ. Это было еще до расстрела Белого дома: вот тогда в ЛогоВАЗе и появился Салман Хасимиков.

Салман Хасимиков

Гордость чеченского советского спорта, абсолютный чемпион мира в тяжелом весе по вольной борьбе, Салман Хасимиков в течение десяти лет был капитаном сборной вольников СССР. Побеждал во всех соревнованиях, где участвовал: двукратный чемпион мира среди юниоров, четырехкратный чемпион СССР, Европы и мира, обладатель Кубка мира (1982).

После завершения выступлений в любительском спорте (1989) ушел в рестлинг и стал первым рестлером страны Советов, выигравшим титул в капстране во времена холодной войны – в мае 1989-го стал чемпионом в тяжелом весе по версии IWGP, после боя против Большого Ван Вэйдера.

В марте 1992 года под руководством Салмана Хасимикова была организована Служба нацбезопасности (СНБ) Республики Ичкерии. После неудачной попытки свержения Джохара Дудаева в мае и покушения на него в июне 1993-го СНБ упразднили. Авторитет Салмана среди вайнахов был огромен. По легенде, во время боестолкновений между ингушами и чеченцами из-за спорных территорий Салман без оружия вставал между воюющими сторонами и останавливал перестрелку. В 93-м Хасимиков вернулся в Москву, жил в Олимпийской деревне на Мичуринском проспекте.

Магомед пришел к Салману в гости с Зибаревым и БАБом. Хасимиков с женой встретили гостей богатым столом, подали национальные чеченские блюда. Магомед сказал восхищенно: «Салман – такой чемпион мира, во всем чемпион!». Хозяева и гости понравились друг другу. Борис пригласил Салмана работать в ЛогоВАЗе, Хасимиков согласился познакомить БАБа с Хасбулатовым и позвонил ему. Так Борис попал в Белый дом, был принят Хасбулатовым и Аслахановым, председателем одного из комитетов Верховного Совета. В то время в офисе ЛогоВАЗа никаких чиновников – ни городских, ни федеральных – еще не водилось.

В самом начале жизненной траектории ЛогоВАЗа Самату пришла мысль построить на Новокузнецкой что-то вроде клуба (Дом приемов ЛогоВАЗа в Москве. Новокузнецкая 40) для друзей: кофе, сигарная комната, то-се… Через правительство Москвы Самат пробил для ЛогоВАЗа абсолютно руинированное здание. Провели профессиональную реставрацию.

Тогда в офисе не было ощущения больших денег. Все казались затравленными из-за бесконечных разговоров о том, что надо считать бабки. Но в воздухе витало ощущение: буквально завтра-послезавтра будет все, как они мечтали. Нелепые завиральные идеи!

Реконструкцию организовал Жабоев, к административным вопросам подключали Пожидаеву. Она работала с итальянцами, которые занимались интерьером, – спектральный анализ, искусствоведы, мебель на заказ под старину, венецианская штукатурка, вотэтовотвсё.

И вот клуб построен. Ирина Пожидаева рассказывает: «В один из дней Самат меня нашел и говорит: “Борис Абрамович на Новокузнецкой. Иди и посмотри, что там делается”. Я приехала и поняла, что, видимо, это уже все. Он там и никуда не хочет оттуда выходить. Ему там все очень нравится: телефон этот древнейший, на шнуре. Один секретарь, мальчик. Насколько я помню, это 1993 год, лето…».

Открытие состоялось в начале мая 93-го. Еще кое-что не успели завершить, фонари во дворе, словно спички, просто воткнули в землю – они стояли, чуть покосившись, на черных, незасеянных газонах. Сергея пригласили: на презентации были в основном знакомые, приехали Каданников с Зибаревым; Самат ходил, очень гордый своим детищем. Произносили речи, а далее – фуршет, закуски и прочее. «Кто этот могучий человек квадратной комплекции?» – спросил Сергей у Бориса. «Пойдем, познакомлю, мой новый зам по безопасности, Салман Хасимиков», – ответил БАБ. «А как же Магомед?» – подумал Турчин, но ничего не сказал. С безопасностью вообще было неясно. Помимо Магомеда, а теперь еще и Салмана, в ЛогоВАЗе имелась служба охраны во главе с Сергеем Соколовым.

Борис переехал в Дом приемов, остальные остались на Пречистенке. Вот там-то, на хлебосольной Новокузнецкой, и стали появляться высокие чиновники. С Хасбулатовым дружбы не получилось, потому что в октябре 93-го свергли Верховный Совет, а наутро Борис Абрамович проснулся уже в антихасбулатовском настроении.

Он всеми силами рвался быть ближе к административным доминантам того времени, и долгожданный случай представился. Петр Авен, старый приятель Бориса познакомил его с Юмашевым, и БАБ преданно прильнул к кремлевским дверям. Он попал в этот круг – появились Коржаков, Барсуков, – до ручки самодержца всея Руси того времени совсем близко. По мнению окружения БАБа, именно в это время у него появилась мания величия. Почему? Наверное, потому что получил доступ к президенту Ельцину. В Доме приемов крутились «большие чиновники», появилось ощущение «больших связей», могущества – даже всемогущества.

После того, как Борис обосновался на Новокузнецкой, кто только не занимался безопасностью ЛогоВАЗа. Сергей не знал в деталях, как это организовано, да его это и не интересовало. Ясно, что были подключены самые серьезные силовые структуры и, скорее всего, неофициальная чеченская крыша. В дальнейшем вокруг Дома приемов разворачивались трагические события, к ним подключались и ФСБ, и СБП, появлялись одиозные личности – А. Литвиненко и А. Луговой, но Сергей мог судить об этом только по рассказам.

Формально Магомед Исмаилов и Салман Хасимиков были замами по безопасности, но их деятельность сводилась только к решению проблем при бандитских наездах. Один из лидеров Лазанской ОПГ, трижды судимый Хож-Ахмед Нухаев считает, что чеченцы не были настоящей крышей ЛогоВАЗа. Но поскольку там уже обосновались их авторитетные земляки, другие чеченцы, естественно, не трогали структуры БАБа. Наоборот, если была необходимость, могли прийти на помощь. Сам же Хож-Ахмед Нухаев тоже имел отношение к ЛогоВАЗу: «Мне оттуда что-то перепадало», – признается он в интервью.

Пройдет пару лет после штурма Белого дома, Березовскому удастся выстроить отношения с лидерами вольнолюбивой Ичкерии. Магомед Исмаилов, насколько Сергею известно, ушел из ЛогоВАЗа в Королев – руководителем автоцентра; Хасимиков тоже пропал из поля зрения Турчина.

Есть легенда, исходящая от руководителей Службы национальной безопасности ЧРИ Апти Баталова и Надир-Султан Эльсункаева, что Березовский завел себе в селении Мартан-Чу Чечни походно-полевую мусульманскую жену. Отец ее в советские времена славился как знатный чабан, а два брата трудились в ЛогоВАЗе под началом главы Хасимикова. Правда ли это, долго ли Хасимиков работал под началом беспокойного БАБа, трудно сказать, но Сергею пришлось встретиться с Салманом еще раз.

Это случилось в 93-м или 94-м году. Автосервис «ЛогоВАЗ Северо-Запад», запущенный Турчиным на Витебском проспекте в качестве дочернего предприятия империи БАБа, работал неэффективно, смена директоров не давала результата. Москвичи несколько раз говорили с Сергеем, чтобы он без отрыва от руководства представительством подиректорствовал на станции и привел ее в порядок. Турчин напрочь отказывался.

После увольнения очередного директора станцию отдали чеченцам. Отдали – как думал Сергей – по понятиям. Теперь «ЛогоВАЗ Северо-Запад» крышевали бравые кавказцы, с которыми у Сергея сложились в целом неплохие отношения – веселые, лихие ребята: не пили, не курили, совершали пятничный джума-намаз, в криминале пока замечены не были, а возглавлял их некто Идрис. Впрочем, работать под их началом Турчин не стал бы ни при каких обстоятельствах. Кто эти ребята, в каких они отношениях с московскими чеченцами? Идрис со товарищи туда постоянно мотались. Из Москвы приезжали представители каких-то группировок, обсуждали свои захребетные дела. Зачем взад-вперед катались, куда уходили деньги из автосервиса? Выглядело все это довольно подозрительно, и Сергей старался держаться подальше от их махинаций. Идрис – неформальный лидер чего? Постоянно отираются вокруг автосервиса на Витебском – какое ему дело? Сергей станцию создал, ЛогоВАЗ получил на нее юридические права, пусть теперь сами управляют, назначают своего директора – он не обязан лично руководить восемью петербургскими дочками. Назревало тихое противостояние Турчина с Бадри, которому явно не нравилось, что представительство не подчинялось чеченцам – это делало Турчина излишне независимым, а Бадри этого не любил

Уже в новые времена Сергей узнал из книги Хинштейна о том, что доля одного из автосервисов – блокирующий пакет – решением БАБа за усердные труды была отписана Нухаеву – да, да, тому самому – и его подельнику, также ранее судимому Мовлади Атлангериеву. Как они это провернули тайком? Проектами, реконструкцией, землей занимался Сергей, а смену владельцев оформили и провели конфиденциально, без него. В принципе, ничего удивительного. Уставы дочек хранились в Москве, у Гафта с Дубовым были доверенности от генерального, они не раз приезжали в Петербург, ездили в мэрию, в Смольный – Сергей не водил их за ручку. Сам Бадри вряд ли этим занимался. Могли бы не устраивать тайн мадридского двора – Сергей не претендовал на долю в петербургских дочках, за исключением компании «ЛогоВАЗ Санкт-Петербург», где он директорствовал и имел в то время долю аж 0.8% от щедрот великого ЛогоВАЗа. А теперь все всплыло. Сергею неприятно вспоминать об этом – с самого начала их совместной работы эта московская камарилья тихо презирала своего представителя. Выполняй свою работу по чести, по совести, не считаясь ни с временем, ни с опасностями – а потом выбросим, как отработанный материал. Так они проделывали со многими – и не раз.

В один прекрасный момент в офисе Сергея возник из пустоты лихой джигит среднего возраста, будем звать его Мовлади, дабы «решать вопросы безопасности», как было определено звонком из Москвы. В штатном расписании представительства появилась соответствующая запись и деньги на зарплату. Что за человек? Был замом у Хасимикова в гэбэшном комитете Ичкерии, а теперь московское руководство его в Питер прислало – переехал с семьей.

«Еще один бездельник и потенциальный начальник на мою голову – подумал Сергей. – Только этого не хватало! Я и без него решаю вопросы безопасности». У Сергея защищены все объекты, кроме станции на Витебском. Пусть ее крышуют Идрис с Мовлади, а на других объектах они не нужны – не хватает еще оказаться внутри конфликта Боксера с чеченами, между молотом и наковальней. Сергей направил Мовлади на Витебский – пусть дадут ему кабинет, пусть решает проблемы Витебского.

Прошло некоторое время, и Мовлади начал наведываться на Рубинштейна, задавать вопросы, показывать характер: «Правый фланг переместить на левый, левый – на правый». «Так дело не пойдет, дорогой товарищ, – объяснил ему Сергей. – Деньги тебе бухгалтерия будет выдавать по десятым и двадцатым числам каждого месяца. Запись в трудовую книжку сделаем. Место работы определено – кабинетик на Витебском. Решай там вопросы безопасности вместе с руководством станции, Идрисом, с кем хочешь. А в наши дела не суйся. Да, тебя прислали из Москвы. Моим замом. Но меня пока не снимали. Вот если тебя поставят директором, а меня – замом, например, тогда и будешь руководить». Объяснил спокойно, уважительно, но Мовлади не сдавался, качал права: «Мне поручили, ты обязан…». Сергей договорился в Москве, что они с Мовлади приедут – расставить точки над «i». Ехали врозь, прибыли на Пречистенку, ждали в ресепшн, когда подъедет Жабоев, – он директор, все разъяснит: по закону и по понятиям (в то время многое решалось по понятиям – впрочем, как и сейчас). Сергей особо не волновался: «Если Жабоев не поддержит, буду искать другую работу, не пропаду – не впервой начинать с нуля». Подошел могучий Салман и хмуро сказал Сергею: «Пойдем, поговорим». Отошли в уголок: «Ты чего моего Мовлади зажимаешь?». Турчин объяснил существо конфликта. «В каждом деле должен быть порядок, Салман. У нас ведь не ОПГ – цивилизованная компания. Пока я директор, замы будут подчиняться мне. Но Самат может решить и по-другому. Скажет, к примеру, что главным теперь будет Мовлади, тогда пусть твой друг и командует». Зашли в Жабоеву все вместе. Самат выслушал обе стороны и вынес вердикт: «Сергей прав. У нас к нему претензий нет, пусть рулит дальше».

Было понятно, что конфликт инспирирован Бадри, но корректировать решение Самата он пока не мог. Пока…

Мовлади и Салман расстроились. Через несколько дней, уже в Петербурге, Сергей сказал Мовлади при встрече: «Зачем тебе эти группировки, игра в войнушку, крышевание, борьба с местными авторитетами? Солидный мужик, офицер, жена – учитель русского в школе, двое детей. Ты, наверное, хотел бы пустить здесь корни? Иди на хозяйственную работу. Могу посодействовать, чтобы тебя назначили директором станции на Витебском. А со временем подберешь себе какую-нибудь административную должность».

Все утихомирилось. Конфликт, казалось бы, себя исчерпал. Но, как выяснилось, конфликт с Бадри, стоящим за спинами Салмана и Мовлади, разрешился лишь на время.

Мовлади несколько лет директорствовал в сервисе на Витебском, потом пропал. Особой дружбы у Сергея с ним не получилось, но они встречались по делам автосервиса – вопросы решались осмысленно и вполне миролюбиво. Куда он ушел потом, Сергею неизвестно: джигит среднего возраста пропал из его поля зрения. Но сейчас, по прошествии многих лет, он – известная личность: руководит представительством Чеченской республики в Санкт-Петербурге. Ну и хорошо.

С Хасимиковым Сергей тоже больше не виделся и не знает, в какой мере тот участвовал в чеченских военных компаниях. Известно только, что в 2018 году в поселке Старая Сунжа Ленинского района Грозного, откуда Салман родом, улица Ленина была торжественно переименована в его честь. Прижизненно.

Борис Березовский

Несколько слов о том, как со временем менялось место Березовского в команде бывших единомышленников.

В 92-м БАБ добрался до больших денег, а в 93-ем подкрался к дверям самых больших кабинетов. Жившее в нем властолюбие долгие годы копило силы, и теперь это адское пламя вырвалось наружу.

Не раз цитировавшийся здесь Михаил Денисов делит жизнь Березовского на два этапа, до бизнеса и после: «Борис образца 86-го и 96-го – два разных человека. Перемены в нем связаны только с деньгами. Раньше он действовал через кого-то, собирал людей, добивался чьей-то помощи. Теперь Борис увидел, что сам по себе способен на многое. Эта самоуверенность приобрела у него характер гипертрофированности, он начал считать себя чуть ли не гением, которому все по плечу».

Яркий пример – история самого Денисова, который искренне полагал, будто они с Березовским лучшие друзья: приятельствовали со студенческих времен, вместе начинали общий бизнес, проводили дни напролет… в эпоху высокой советской морали квартира Денисова на Большой Дорогомиловской служила БАБу местом встреч с будущей женой Галиной.

При создании ЛогоВАЗа Денисов был главным действующим лицом, он же привел в первую команду С. Жабоева, прирожденного администратора, и Н. Глушкова, работавшего в НИИПАС замом у Денисова и ставшего финансовым мозгом новой компании. В том, что старая дружба начала тяготить Березовского, можно усмотреть его застарелые комплексы: Михаил – рослый, спортивный, обеспеченный – пользовался неизменным успехом у московских красавиц, к тому же всегда доминировал в их новых предприятиях.

В 1990 году Денисов ушел из ЛогоВАЗа из-за неожиданно авторитарного стиля, внезапно проявившегося в поведении друга юности. При уходе Михаил не получил ни денег, ни акций.

Хинштейн рассказывает о встрече Денисова с бывшим компаньоном в середине 90-х, когда БАБ на похоронах общего товарища неожиданно растрогался и пообещал выплатить Михаилу дивиденды в размере двух миллионов долларов.

Как всегда, пообещал. В 2010-е они встречались в Лондоне, Михаил напомнил о долге. Что же ответил Борис? «Мы с Бадри решили рассчитаться со всеми после возвращения в Россию». Как понимать этот ответ? Явился, не запылился, наверное. Еще вариант: после дождичка в четверг.

АвтоВАЗу и его генералам В. Каданникову и А. Зибареву Березовский обязан своими полетами во сне и наяву; с ними он тоже испортил отношения. Цинизм и холодный расчет, словно держава и скипетр, были неизменными спутниками шустрого царька золотого тельца, люди интересовали его лишь до тех пор, пока приносили выгоду. Перефразируя слова Генри Джон Темпла об Англии, о Березовском можно было бы сказать: «У БАБа нет постоянных союзников и постоянных врагов. У БАБа есть только постоянные интересы». Недаром Борис выбрал страной последнего своего проживания именно Англию.

«Он никому не доверял, – рассказывает Александр Зибарев. – Его улыбчивость, доброжелательность – исключительно маска. Юл Дубов в одном из интервью правильно сказал: для Березовского человек ничего не значит. После покушения на него я был допрошен следователями генпрокуратуры. Мне показалось, что их вопросы были целенаправленными – как, мол, объясняется, что сразу после вашего ухода из ЛогоВАЗа случился взрыв. Тогда же мне передали и слова Березовского: Зибарев – очень опасный человек, он управляет такой союзной мафией, от него можно ожидать чего угодно… В награду за все, что я для него сделал, меня попросту ссадили с поезда… Как только я перестал быть ему нужен, Борис мгновенно пошел к Каданникову и уговорил меня уйти с должности председателя совета директоров ЛогоВАЗа».

Перечитав цитату, Сергей подумал, что изменения в характере Бориса, повлиявшие на резкое ухудшение обстановки в ЛогоВАЗе, по странному стечению обстоятельств совпали по времени не только с поступлением финансовых потоков от сотен тысяч Жигулей, не только с сакраментальным прикосновением БАБа к двери президента, но и с появлением на Пречистенке этого чудесного грузина, как о Бадри говорил с восторгом Николай Глушков. Бадри, этот подлинный Тартюф БАБа, приобрел огромную власть в империи Березовского. С его подачи был выдавлен Богуславский, отжат Глушков, со временем вынуждены будут уйти Жабоев и Гафт, ЛогоВАЗ расстанется с самарскими благодетелями, на уровень простых исполнителей будут отодвинуты появившиеся позже Красненкер, Дубов и другие талантливые сотрудники, пришедшие в бизнес из науки. Их место займет огромная, бесформенная фигура коварного и безжалостного иудея из Тбилиси, прячущегося под маской добродушного грузинского дядюшки. Ну а что Сергей? До него очередь тоже дойдет – со временем.

Переходя в новые сферы бизнеса и политики, Борис подбирал себе новых партнеров и помощников. Отношение к ним не изменилось – как к расходному материалу, вполне советский подход! Все знали эту неприятную черту БАБа, и тем не менее новые жертвы раз за разом попадались в тенеты его бесовских искушений.

Сергей вспомнил карикатуру того времени. Половодье, в воде – люди-поплавки. БАБ бежит через реку – ногой ступил на голову одного поплавка, отталкивается и прыгает на голову другого. Интересно, поможет ли ему эта тактика, доберется ли он до другого берега? И что ждет его на том берегу?

Леонид Богуславский

Первым ушел Денисов, потом Темнянский. В 92-93-м ЛогоВАЗ покинул Леонид Богуславский, познакомивший Сергея с БАБом: это событие показалось особенно обидным – Леня был единственным человеком на орбите компании, к которому Сергей питал теплые чувства. Богуславский так объяснил ему уход: выкупил у ЛогоВАЗа компьютерные проекты, расплатившись своей долей в капитале компании. Решил сосредоточиться на собственном бизнесе, создал компанию LVS (Logovaz Systems), ставшую первым дистрибьютором Oracle и ряда других американских ИТ-производителей на постсоветском пространстве.

На самом деле все было сложнее, и по прошествии четверти века он сам рассказал об этом Авену более подробно.

У Бадри с Леонидом не было конфликтов, но Богуславский ощущал какую-то ревность Бадри.

Однажды Леня случайно узнал, что идет перерегистрация ЛогоВАЗа, при этом его выводят из состава акционеров. Самат на прямой вопрос ничего не ответил, то есть фактически подтвердил, что такое решение принято. Леня понял: БАБ – с которым они много лет были близкими друзьями, делили пятьдесят на пятьдесят старенькие убитые Жигули, которого он вытаскивал из махачкалинского СИЗО, – просто его кинул. На следующий день он встретился с Борисом, пришел с собственным предложением: «Слушай, я тут подумал: наверное, автомобильный бизнес – это не мое. Давай я выкуплю IT-проекты за свою долю в ЛогоВАЗе?» Как будто он ничего не знает! Лицо БАБа просветлело – Леня подсказал ему ход, как согласиться с настойчивыми просьбами Бадри вывести Богуславского из бизнеса, сохранив с ним хорошие отношения.

Прошли десятилетия. Сейчас Богуславский объясняет, что со стороны Бориса это было не предательством, но лишь неосуществленным намерением. Винит во всем Бадри – а какая, собственно, разница: с подачи Бадри готовилось это решение или без него? Последнее слово было за Борисом. Приличный человек, Леонид хотел сохранить лучшие воспоминания о прежнем друге – романтические конструкции нередко возводятся в головах, чтобы избавиться от неприятных оценок и воспоминаний. Он постарался забыть об ущемляющем самолюбие покушении на предательство, поддерживал отношения с БАБом и появлялся на его днях рождения. Сергей так и не понял: разве попытка друга украсть твою долю может считаться нормой, разве с этим можно мириться? Может, и раньше Леонид легко мирился с цепочкой мелких предательств БАБа? Потому и что-то более существенное казалось ему просто случайным отклонением от нормы.

Какое-то время Леню, видимо, расстраивало, что он выпал из состава акционеров огромной и весьма успешной компании. Слишком глубоко засело в нем многолетнее восхищение предприимчивостью и пробивными способностями Бориса, да и последующие успехи его бизнеса не могли не удивлять. Сергей помнит, с каким восторгом Богуславский рассказывал, как директор ЦУМа бегал за БАБом, уговаривая его взять в аренду площади для автосалона Крайслера. Были и другие похожие случаи. А Турчин в свою очередь удивлялся восторгам Леонида – за любым успешным и богатым всегда очередь желающих пристроиться в кильватер. Во второй половине 1990-х и начале 2000-х, когда достаточно окрепли компании самого Турчина, эффект настойчивых ухаживаний банков и других потенциальных партнеров по бизнесу Сергей и сам ощутил уже в полной мере.

Почему независимо мыслящий и вполне проницательный Леонид Богуславский так и остался в плену чар БАБа, казавшихся ему неотразимыми? Сергей не смог бы это объяснить, но факт остается фактом.

Поэтому, наверное, Леонид и рассматривал впоследствии предложения, поступавшие иногда от БАБа с Бадри, – вернуться на орбиту интересов ЛогоВАЗа, вместе вертеть Россию на одном интересном месте (так ему и было сказано). В чем причина отказа Богуславского от щедрых подарков тандема Борис-Бадри? Ему не понравились новые партнеры типа алюминиевого короля Анатолия Быкова или в основе его решений лежали обычная осторожность и понимание того, что в конце концов его опять вытолкнут из «гнезда», как это уже один раз случилось?

Турчин почувствовал, что они с Богуславским, скорее всего, больше не увидятся. В памяти всплыл случай, когда еще в советские времена Леонид приехал по делам в Ленинград и зашел к ним с Юлей домой. Был очень бледен – обострилась язвенная болезнь, сильно болел живот: командировочному в «застойные» времена найти в городе диетическое питание было непросто. Рассказывал о московских делах, о том, что у его жены украли в поликлинике пуховую куртку, пока она сидела с дочерью у врача, а в это время Юля приготовила московскому гостю жиденькую манную кашу. Леня попросил добавить больше сахара, съел и, блаженно улыбаясь, попросил еще. Почему Сергей вспомнил об этом ничего не значащем эпизоде? Видимо, мысленно прощался.

Теперешний Богуславский хорошо понимает, что своевременный развод с ЛогоВАЗом стал для него opportunity, благоприятной возможностью кардинально изменить жизнь. Из-за неудавшейся попытки БАБа предать его, Леонид стал свободным, независимым и, видимо, вполне счастливым человеком. Его семья живет сейчас в Канаде, а сам он курсирует между Северной Америкой, Европой и Россией, является одним из крупнейших инвесторов в российском IT-бизнесе и входит в список богатейших людей по версии Forbes.

На прощание Леня сказал Сергею: «Не доверяй улыбкам и объятиям этих людей. В глаза – одно, за глаза – другое. Поверь мне, совсем другое. Советую последовать моему примеру и покинуть ЛогоВАЗ. Я тебя знаю и ЛогоВАЗ знаю – нечего здесь делать Сергею Турчину». Сергей ничего не ответил. Он был согласен: ЛогоВАЗ в те годы – уже не прежний филиал ИПУ, как он вначале считал, моду здесь диктовали совсем другие люди. Будет разумно последовать совету Богуславского. Но не в характере Сергея бросать незаконченные проекты. Почему? Он и сам не смог бы ответить. Любил доводить до конца начатые дела, в которые вложено много сил. Сергей решил, что на завершение проектов ему потребуется еще два-три года, но получилось по-другому. Он ушел из ЛогоВАЗа только в 98-м, а отдельные проекты и дела передавал москвичам аж до 2000-го.

Огромная ложь

Большая ложь – пропагандистский прием, определенный Адольфом Гитлером как «ложь настолько „огромная“, что никто не поверит в то, что кто-то имел смелость обезобразить действительность столь бесстыже».

Джордж Оруэлл в романе «1984» ввел понятие двоемыслия, основанного в том числе и на теории большой лжи.

«Ключевое слово здесь белочерный – понятие, обладающее двумя противоположными значениями. В применении к оппоненту оно означает привычку бесстыдно утверждать, что черное – это белое, вопреки очевидным фактам».

«Говорить ложь и одновременно в нее верить, забыть факт, ставший неудобным, и извлечь его из забвения, едва он понадобился, отрицать существование объективной действительности, но учитывать действительность, которую отрицаешь».

О, чудеснейший из грузинов, добрейший грузинский дядюшка, он действительно был несравненным мастером большой лжи, умевшим преподнести черное в качестве белого, верить в свою ложь, но в ежедневной деятельности все-таки учитывать настоящую правду.

Они сошлися – лед и пламя. Противоположности сходятся. Внушительный, неторопливый Бадри и пылкий, вечно куда-то спешащий БАБ. Но это чисто внешне. Потому что они действительно сошлись в главном – родная кровь, – непревзойденные мастера двоемыслия: они хорошо понимали друг друга. Но когда-то их двоемыслие, их большая ложь должны сработать на взаимный конфликт. Должны. Но до этого пройдет больше двадцати лет.

Что ж, посмотрим следующий вопрос.

Какова была роль Бадри Патаркацишвили?

Бадри постепенно становился хозяином ЛогоВАЗа и других проектов Бориса. При этом он долгое время оставался в должности замгенерального – даже когда генеральным стал Дубов. Тем не менее все знали кто в доме хозяин. Бадри занимался связью с криминалом, крышеванием, деньгами, коммерцией – практически всем, а Борис все больше уходил в политику. Он не интересовался деталями, не считал денег, не контролировал контракты. Была договоренность, что Бадри ведет все дела, делает бумаги, а они с Борисом в доле пополам во всех бизнесах. Нигде и никогда их имущественные и финансовые отношения не закреплялись, кроме как устно, Борис бесконечно доверял Бадри. Забегая вперед, можно сказать: когда повеяло холодом поражений и близкого конца, у Бориса мало что осталось из его несметных богатств – почти все их с Бадри совместно нажитые (непосильным трудом, естественно) имущество и капиталы оказались на счетах Бадри и его многочисленных родственников.

Родился Аркадий (Бадри) в 1955 году в Тбилиси в религиозной еврейской семье. Родители – Шалва и Натела Патаркацишвили. Окончил Грузинский политехнический институт. Прошел путь от замсекретаря комитета комсомола (вступив, естественно, в КПСС) до замдиректора Тбилисского камвольно-суконного комбината Советская Грузия, в конце 80-х стал начальником СТО Жигулей. С 1990-го – директор Кавказского представительства ЛогоВАЗа. Бадри ошибочно считают одним из основателей ЛогоВАЗа. Вскоре после переезда в Москву он стал близким деловым партнером Бориса Березовского – это произошло, видимо, в 93-94-м. С 95-го – замгенерального директора «Общественного российского телевидения» (ОРТ) по коммерции, первый зампредседателя совета директоров ОРТ.

Из раннего периода жизни Сергею о Бадри почти ничего не известно. Кто-то в ЛогоВАЗе говорил, что он с юных лет тянулся к деньгам. На военных сборах, проходивших на кораблях Северного флота, сокурсники скинулись для непредвиденных расходов, – студенческий общак, уж не по образу ли и подобию воровских общаков? – кассу доверили ему как самому солидному, но с кассой, видимо, по результату не все оказалось чисто… Ах, злые языки страшнее пистолета! Слухи, пересуды – не стоит им доверять, но как из песни слова не выкинешь, так из места гостя не высадишь, – словом, разговоры такие были.

Для Бадри, видимо, – подобно БАБу – с младых ногтей не существовало слова нет. «Если захотел чего-то, сделай все, чтобы получилось: это мой принцип, – говорил он Сергею. – Однажды мы с друзьями собрались на прогулку вдоль морского побережья. Так обстоятельства сложились – я опоздал, а корабль ушел. Нанял катер, догнал их, дал гудок и пришел в пункт назначения раньше!».

Многие считают Бадри эмиссаром Березовского по связям с преступным миром. Порывистость и авантюризм БАБа не раз ставили его самого и собственный бизнес на грань катастрофы, и тогда он обращался за помощью к партнеру. У Бадри налаженные связи с многими высокопоставленными московскими грузинами. По сведениям Александра Коржакова, главы Службы безопасности первого президента РФ, у Бадри были тесные контакты с кавказскими преступными группировками. Официальная должность Бадри в то время (1993-1994) – зампредседателя совета директоров ЛогоВАЗа. Коржаков рассказывает: «На самом деле он занимался возвратом долгов, защищал от бандитов. В советские времена Бадри Шалвович был одним из руководителей системы автосервиса в Грузии. Один его брат, Мераб, – вор в законе; другой, Леван, – авторитет грузинской ОПГ. У Бадри есть кличка, как у любого бандита. В криминальной среде его называют Бадар». Сергей сомневался, был ли Бадри братом Мерабу Сухумскому (Джангвеладзе) и Левану, но многие источники подтверждают, что они находились в тесном контакте – так же, как и с Тариэлом Ониани, лидером кутаисской преступной группировки, который сыграл впоследствии не лучшую роль в судьбе Бадара, но об этом несколько позже.

Внешне Бадри держался подчеркнуто демократично. В Петербург для решения текущих дел приезжали Гафт, потом – Дубов; Бадри появлялся редко.

Однажды он прибыл в Петербург с женой Инной и двумя дочерьми. Видимо, деловых задач в поездке не было. Сергей катал их по городу – любил и знал северную столицу и всегда с удовольствием о ней говорил. Бадри показался Турчину примерным семьянином, преданным мужем и отцом. «В этом они с Борисом отличаются – волна и камень, стихи и проза, лед и пламень», – решил Сергей. Это первое впечатление сохранилось у него на много лет – до тех пор, пока после кончины Бадри в 2008 году не выяснилось иное.

Потом были деловые поездки. Сергею запомнился приезд ЛогоВАЗовского Тартюфа, когда в его ведении оказались не только отечественные автомобили, но и зарубежные. Вероятно, он ощущал себя вершителем судеб. Держался, как и прежде, демократично, но в нем уже наметились неуловимые изменения. Для Сергея его приезд означал то же, что приезд любого другого чиновника из Москвы – ему все равно, с кем решать рабочие вопросы: Бадри так Бадри!

Патаркацишвили с утра подали машину, встретили, отвезли в гостиницу Европа; Сергей по просьбе Бадри приехал днем.

Подходя к номеру, заметил в конце коридора уходящих Салмана с Магомедом. А в номере – сухие вина, из закусок – канапе, бутерброды, бургеры: очень аппетитные и очень много. Пустые использованные тарелки, несколько бокалов… только что здесь расслаблялись гости. Зачем столько еды? Ах да, Патаркацишвили любит поесть…

День выдался жарким: полный Бадри потеет, ему немного не по себе.

– Садись, выпей, закуси! – привычно гостеприимничает грузинский хозяин. – У меня здесь были Салман с Магомедом. Буду встречаться с твоим Валентином… Да нет, тебе не надо участвовать, все и так ясно.

«Попробует в чем-то подвинуть Боксера или отшить его в пользу магометан», – подумал Сергей, но, зная характер Валентина, не озаботился их предстоящим разговором: вряд ли Бадри удастся его подвинуть, тем более – отодвинуть. У Боксера крепкие позиции на сходняке, он не из тех, кто ослабит хватку, добычу из зубов не выпустит. В конце концов, Сергея это не касается, его дело – хорошо делать бизнес.

Говорят, о петербургских проектах. Бадри выходит в соседнюю комнату переодеться – меняет белую рубашку на свежую, тоже ослепительно белую. Потом, во время разговора, несколько раз «обновляется». Заправляет полы рубашки под ремень на изрядном животе и оплывших боках… «Мы почти ровесники – думает Сергей. – Он если и старше, то года на два, еще и сорока нет. Как можно так раскабанеть?». Когда Бадри садится – это не «процедура», это песня! Расправляет фалды пиджака, слегка сгибает колени, подтягивает стрелки брюк и, придерживая, чтобы не помять, пресловутые фалды, медленно опускает любимое седалище на условный трон. Каждую фалду бережно укладывает на ее правильное место между подлокотниками, спинкой кресла и собственными тучными боками. Выпрямляет спину, приосанивается, усы сами собой вздергиваются вверх – гоп-ля-ля! Мы сидим. Да как сидим: истинно говорю вам – настоящий картлийский, очень достойный Тартюф! Бадри любит, чтобы все было аккуратно, красиво, чтобы везде был первоклассный порядок, старается во всем быть примером.

После степенной беседы говорит: «Прошлый раз ты нас с Инной хорошо прокатил – видно, что знаток города». Как бы благодарит и поощряет – эдакий милый барин. Объявляет, что у него еще есть дела, но Сергей пусть заедет за ним вечером в восемь, хочется начальничку посмотреть недвижимость будущих партнеров – все варианты, чтобы принять решение, с кем работать. Поздно, конечно, но не беда – начало июля, в Петербурге еще белые ночи.

Выехали еще позже. Где-то Сергей договорился: приехала администрация, удалось осмотреть автоцентры и здания, идущие под капремонт. Где-то войти не получилось, осмотрели снаружи. Катались до утра – Сергей отвез Бадри в отель почти в пять часов. «Медлительный, неторопливый, но заходный – такой же, как Борис, – мысленно отметил Турчин. – Грузинский барин-то, с характером; у него все получится – далеко пойдет».

Через несколько дней после отъезда Бадри в офис к Сергею заглянул Боксер. Бадри ему не понравился – как, впрочем, и Березовский, с которым ему тоже однажды довелось встретиться. Тогда-то Бадри и сказал Боксеру о Турчине: «Мелкая сошка». Валентина это возмутило: «Разве можно так говорить о своем партнере? Уж я-то знаю, сколько ты для них сделал». К тому времени Сергей уже понимал истинную цену руководству ЛогоВАЗа, и высказывание Бадри его не покоробило – пусть так, московский офис доверяет ему, дает свободу действий, отпускает на реализацию кучу машин, новые проекты получаются, в «ЛогоВАЗ Санкт-Петербурге» он неплохо зарабатывает, на сегодня эта работа его устраивает, а дальше будет видно.

Да и кто такой Бадри? Кукушонок, попавший в чужое гнездо и выбрасывающий одного за другим родных птенцов. Типичный захребетник, пользующийся близорукостью БАБа, присваивающий результаты чужого труда, сам толком ничего не сделавший ни в Москве, ни в Петербурге. Сергей формально соглашался с его решениями, но не уважал и всерьез не принимал – ни в качестве своего начальника, ни в качестве владельца ЛогоВАЗа. Компания уже не была прежним братством молодых ученых, решивших заняться бизнесом. К тому времени стало нормой, чтобы руководители направлений носили Бадри наличку. Если Бадри уже владелец, какая разница – принесу я ему наличку или эти деньги останутся на счетах ЛогоВАЗа? Сергею претила дележка денег под столом – он делал вид, что не догадывается о таком способе дружбы с Патаркацишвили. Сам Бадри тоже не решался напрямую спросить – а вдруг дойдет до Самата или Бориса? Не решался и злился. Деньги не носит, под чеченцев не ложится, Боксера пока выдавить не получается, а еще и придраться не к чему – все-то у этого Турчина получается. Сергею было ясно: рано или поздно Бадри все равно до него доберется.

В 95-м Бадри приехал на открытие Мерседесовского центра Логоваз-Нева в осознании себя полным хозяином ЛогоВАЗа. Сергей много сделал для реконструкции этой станции – почти каждый день проводил диспетчерские на строительной площадке. Довести проект до конца было довольно сложно, потому что соучредителями центра помимо ЛогоВАЗа были орелики из ОПГ Константина Яковлева по кличке Могила. Они пытались контролировать ход строительных работ, мешали, устраивали криминальные разборки со строителями: Сергею нередко приходилось тушить ненужные эксцессы.

В этот раз он остановился в Астории. Накануне открытия станции Турчин провел с Бадри вечер в гостинице, где работало казино: Сергей, редко бывавший в игорных заведениях, с интересом наблюдал, как ведет себя Бадри – несомненно, весьма опытный игрок. Вначале он играл в блек-джек: заработав несколько тысяч долларов, перешел к рулетке. Трижды ставил на красное, три раза выиграл, завершил игру, пошел в кассу и получил около двадцати тысяч долларов.

Была ли у него осознанная линия поведения? Позднее Сергей смотрел специальную литературу и убедился, что выигрышная стратегия при игре в рулетку в принципе существует. Ставишь на выбранный цвет. Если проигрываешь, ставишь на этот же цвет двойную ставку, если опять проигрываешь – повторяешь двойную на тот же цвет. Пока не выиграешь. В этом случае закроешь проигрыши, выигрыш будет равен первой ставке. Но можешь выиграть и больше. Как действовал Патаркацишвили, Сергей не знал. Бадри объяснил: друзья его немного подучили, когда он был в Лас-Вегасе.

Бадри играл куда как уверенно – в его повадках и внутренней силе угадывался человек, хорошо понимающий, как делаются деньги.

Ранним утром Сергей уже был на станции, а Бадри приехал к началу презентации. Как всегда – экскурсия для гостей и журналистов, речи, разрезание ленточки, музыка, фуршет и прочая суета сует…

Сценарий открытия был похож на презентацию Короны, все повторилось: там были одновременно и заместитель мэра, и лидер ОПГ, авторитетный предприниматель, как тогда говорили, – находились в разных концах зала, вроде не пересекались, но знали друг о друге (и друг друга – тоже). В Шестистах секундах дали смачный репортаж с т.н. VIP-персонами, крысами и какой-то жуткой помойкой. Привычная подтасовка, чтобы выразить их, шестисотсекундовское, отвращение к нуворишам и выскочкам. Сами эти невзоровские революционеры и нигилисты всегда непрочь были подзаработать, не отказывались от поручений вышеупомянутых проклятых VIP-персон и с удовольствием исполняли роль мальчиков на побегушках у тех же самых БАБа с Бадри.

Когда реконструкция была завершена, Сергей поручил директору ЛогоВАЗ-Невы подготовить станцию к презентации, организовать уборку, расстановку автомобилей, мебели, витрин – так же, как это было и в Короне. Презентация прошла неплохо, но Бадри остался недоволен – нашел волос в унитазе. Присутствовавший на презентации Дубов тут же уволил директора – того самого, с кем потом в Москве ему пришлось долго улаживать отношения. Вечером гости уехали. На следующий день из Москвы сообщили, что директором будет Ольга, директриса Короны. Дубов объяснил решение Бадри: «Женщина сможет навести идеальный порядок, немцы будут довольны». Почему-то он считал, что Сергею очень хотелось руководить этой станцией, пытался объяснить: «Знаешь, почему мы так решили? Назначили бы тебя, могли возникнуть проблемы с уволенным, возможны криминальные продолжения – мы тебя поберегли». Но Сергея это решение не огорчило, он в любом случае не согласился бы – зачем ему проблемы с компанией, у которой куча учредителей, часть из которых – криминальные авторитеты? Тем более, что это не совпадало с его дальними планами. Пусть москвичи сами управляются. Турчин поставил очередную галочку: он запустит оставшиеся проекты, и прощай ЛогоВАЗ, – уйдет на свободные хлеба, как завещал великий Богуславский.

Ишь, какой теперь Бадри важный! Станцией занимались Сергей, специалисты из Мерседес-Беляево, Дубов временами подключался. Бадри даже не интересовался, приехал принимать, когда дилерский центр был готов, чтобы все видели, кто здесь хозяин. Борис в отъезде, а его любимый кабанчик во всю гуляет – играет роль босса и одновременно крутого грузинского парня. Наверное, и вправду оброс в Москве связями и высокими покровителями. Но Сергей помнит и другого Патаркацишвили – вкрадчивого, скромно-просительного.

Бадри сам позвонил Сергею – не знаком ли тот с Зурабом Церетели? Ему хотелось бы встретиться с батоно Церетели. Это случилось после переезда Бадри в Москву – в течение первого года. Батоно – грузинское обращение: уважаемый господин. Что верно, то верно. Отец знаменитого скульптора Константин Георгиевич известен в Грузии как инженер-строитель, происходит из ветви старинного рода Церетели. Мать – Тамара Семеновна Нижарадзе, также представительница княжеского рода. Жена Зураба Константиновича – княжна Инесса Александровна Андроникашвили. Даже по телефону чувствовалось, как Бадри благоговел перед батоно, представителем грузинской аристократии.

Нет, Сергей не знаком со знаменитым московским скульптором, но встречу попробует организовать. Позвонил Петру Ильичу – псевдо-Чайковский знал всех: от Кремля до Колымы. «Зураб Константинович? Конечно, очень хорошо знаю. Я же искусством занимаюсь, коллекционирую. Вот и договорюсь с ним – скажет, когда ему удобно. А ты к нему в Москву, блин, и подъедешь. Только не приходи с пустыми руками к уважаемому человеку. Да нет, ничего особенного – фрукты и цветы для супруги. Я отзвоню тебе. Рыжего тоже можешь прихватить – пусть посмотрит на настоящего грузина».

Зураб Константинович принял гостей радушно. Какие-то молодые женщины принесли чай, стол ломился от обилия южных фруктов и цветов, презенты гостей смотрелись бледно на фоне фруктово-цветочных развалов. Поговорили о Петербурге, о Тбилиси. Хозяин отвел гостей в мастерскую. Помимо скульптур там было много живописи – яркой, сочной, написанной крупными, мясистыми мазками – в основном, натюрморты. До этой встречи Сергей считал, что Церетели только скульптор, и относился к его работам – памятники Петру I, Колумбу, герои русских сказок на Манежной площади – довольно скептически, но живопись Зураба Константиновича увидел впервые: эти работы маслом очень ему понравились. Бадри же ни скульптуры, ни живопись не интересовала. Он был непохож на себя: тише воды, ниже травы – Сергей никогда такого Бадри не видел, – почти не говорил, смущенно улыбался и смотрел на Церетели влюбленными глазами, словно подмастерье на мэтра. Его можно было понять – теплая аура Зураба Константиновича обволакивала буквально всех, кто оказывался в зоне его неотразимой кавказской энергетики.

Возможно, именно таким – скромным, предупредительным, смущенным, просто зайчиком, только очень полным, – Бадри виделся и в высоких кремлевских кабинетах – как, впрочем, и БАБ (только не полным, а маленьким, короткошеим и тщедушным), если судить по рассказам Павла Бородина.

У Сергея не возникало прямых конфликтов с Бадри, но всегда он недолюбливал чудесного грузина (возможно, это было взаимно – слишком уж разные они были люди) – тот не казался ему ни особо обаятельным, ни особенно теплым, искренним, тем более – настоящим, но проницательность и деловую хватку Бадри он всегда признавал.

Возможно, ошибался в этом человеке, ведь многие видели Патаркацишвили совсем иначе. В сердце каждого бьются добро со злом, и Бадри – не исключение, люди с годами меняются. После 2000-го они не встречались – чудесный грузин к тому времени вполне мог измениться и действительно превратиться в чудесного грузина. Как там у Ершова: «Ты же должен постараться, пробы ради, искупаться в этих трех больших котлах, в молоке и двух водах». Вот Бадри и попробовал – «и такой он стал пригожий, что ни в сказке не сказать, ни пером не написать!» Чудеса иногда случаются в жизни – почему нет? Вон и разбойник кровавый раскаялся перед святым иноком. А Бадри – оставался разбойником кровавым до конца дней или осознал и раскаялся? Кто бы это знал…

Корреспондент телеканала МИР в Грузии Михаил Робакидзе – в 90-е он тоже работал на ОРТ – вспоминает о кавказской щедрости Бадри: «Деньги на ОРТ Патаркацишвили зарабатывал и тратил легко, как настоящий грузин. Он обращал внимание на одежду ведущих. Именно тогда ведущие стали разнообразно одеваться. Пригласили визажистов, купили косметику. Я напомню, это были 1990-е: тогда проблем у канала финансовых точно не было».

А вот мнение А. Коржакова: «Хорошее грузинское внутреннее обаяние. Как Кикабидзе своим обаянием берет, вот так и Бадри. Только Кикабидзе еще что-то говорил, а этот помалкивал, но улыбался, приятно себя вел».

Дубов говорил о Бадри с придыханием, как о живой легенде. Борис Березовский, с годами легко подтверждавший, что не разбирается в людях, однажды сказал, что лишь дважды в жизни он в человеке не ошибся. Об одном из тех двоих можно не спрашивать – он имел в виду своего закадычного друга Бадри: тот лучше чувствовал ситуацию, и его прогнозы порой оказывались точнее.

После выборов президента РФ в марте 2000-го Бадри сказал Борису: «Ты считаешь, у нас есть пара лет? Несколько месяцев». В декабре того же года был арестован друг и партнер Бориса и Бадри – Николай Глушков, бывший замгендиректора Аэрофлота. Еще через 6 месяцев Бадри объявят в международный розыск, но к тому моменту он уже будет в Грузии.

Березовский долгое время был уверен, что не ошибся в выборе стратегического партнера и друга до гробовой доски. Вопрос только, не предал ли Бадри товарища и благодетеля – перед тем как опустится последний занавес – по гамбургскому счету?

Наталья Геворкян в газета.ru (2008) очень тепло пишет о Патаркацишвили: «Мне кажется, что Бадри значительно старше меня, хотя у нас разница всего в год. Дело, конечно, не в ранней седине, как-то вдруг сменившей рыжину. А в манере общения – обычно сдержанной, немногословной, неторопливой. Аксакал такой, старший, человек, сидящий во главе стола».

Н. Геворкян, специальный корреспондент “Ъ”, добавляет: «Ему было хорошо в Грузии. Это была его страна, его среда, его любовь. Он стал там другим – более разговорчивым, чаще улыбался, легко шутил. Седел и молодел одновременно. Странно. Что-то в нем менялось. Я не знаю, хотел ли он в политику. У меня было такое ощущение, что если бы у него был хоть какой-то шанс в нее не идти, он не пошел бы».

Незадолго до своего трагического ухода Бадри решил включиться в президентскую гонку в Грузии. Его поддержал бывший министр обороны Грузии Ираклий Окруашвили, который обвинил Саакашвили в подготовке убийства Патаркацишвили.

27 сентября 2007-го в полночь Бадри должен был вылетать из Лондона в Тбилиси. Наталья оказалась в Лондоне и приехала к нему домой. В это время канал Имеди сообщил об аресте Окруашвили сотрудниками криминальной и финансовой полиции МВД в Тбилиси – в офисе движения За единую Грузию. Одновременно были проведены обыски в доме родителей Окруашвили в селе Тквиави, а также в его квартире в Тбилиси

Оставшиеся два-три часа Бадри взвешивал, лететь или не лететь. Риск, что его возьмут прямо в аэропорту, по мнению Натальи, был более пятидесяти процентов – разумнее отказаться от полета. Она подумала, что «закрепившийся за ним образ расчетливого, холодного бизнесмена никогда, в сущности, не был точным».

Впоследствии она в газета.ru сообщила о случившемся в тот вечер: «Стол был, как положено, накрыт. Друзья спорили и советовали прямо противоположное. Он молчал, изредка поглядывая на экран телевизора – Имеди транслировало выступления оппозиционеров. Я спросила: «Страшно?» Сосредоточенный Бадри посмотрел на меня, взвешивая вопрос, и ответил просто: «Конечно, страшно». Так это и вышло в интервью.

В интервью я не могла описать вот эту пару часов внутренней работы, после которой он встал и буднично сказал: «Я полетел». По лицам друзей я поняла, что им хуже, чем ему. Уже у машины, не зная, что сказать, я предложила: «Давай я полечу тоже. Все же журналист рядом, знаешь…» Он дотронулся до моего плеча и с улыбкой сказал: «В другой раз». В этом жесте был такт и мужчина».

Ах, милая, живая и непосредственная Наталья Геворкян, как же легко она поддалась магии больших денег, власти и неизменного обаяния всех крупных лицемеров! Как, впрочем, и другие интервьюеры БАБа и Бадри. Разве Д. Гордон и И. Зайцева не были в свое время очарованы своими респондентами?

В последних интервью Бадри чувствуется боль за поруганную родину, желание во что бы то ни стало сделать счастливой любимую Грузию. Да, Сергею когда-то не нравился Бадри, но кто он такой, чтобы судить этого сильного, яркого и весьма успешного человека?

Тем не менее, в конце 2007-го произошло важное событие, которое, возможно, прольет свет на мотивы поведения и истинное лицо этого матерого персонажа.
Газета «КоммерсантЪ Украина» №231 от 25.12.2007:

«В грузинской предвыборной кампании произошел новый громкий скандал. Вчера генпрокуратура обвинила Валерия Гелбахиани, главу избирательного штаба кандидата в президенты Бадри Патаркацишвили, «в подготовке заговора с целью свержения конституционного строя в Грузии». Сам господин Патаркацишвили, который накануне обвинил Тбилиси в подготовке покушения на него, назвал заявление грузинских властей провокацией.

О раскрытии заговора журналистам на специальном брифинге поведал заместитель генпрокурора Грузии Ника Гварамия. По его словам, главным подозреваемым в организации заговора является депутат Валерий Гелбахиани – против него уже возбуждено уголовное дело по обвинению в попытке госпереворота».

В местной газете Алия опубликована сделанная в Лондоне запись разговора Бадри Патаркацишвили, находящегося в оппозиции грузинским властям, и главы спецдепартамента МВД Грузии Ираклия Кодуа. Из записи следовало, что Патаркацишвили обсуждал с Кодуа арест министра внутренних дел Грузии Вано Мерабишвили. Арестовать министра должен был сам Кодуа, запросивший за это сто миллионов долларов. Запись скрытно вел Кодуа, оказавшийся подсадной уткой. В прессе высказывается мнение, что к организации встречи Бадри с Кодуа помимо Гелбахиани приложили руку криминальные авторитеты Тариэл Ониани и Мераб Сухумский – возможно, они тоже были провокаторами. Большая часть записи посвящена внутригрузинским делам. И мы еще поговорим о том, как этот не самый красивый разговор повлиял на судьбу самого Бадри. Однако не менее интересен российский кусок распечатки. Здесь Бадри в красках рассказывает Кодуа, насколько он, оказывается, был велик.

Сергей вспомнил несколько наиболее показательных цитат из страстной исповеди Бадри, которые он вычитал в журнале «КоммерсантЪ Власть», вышедшем накануне гибели Бадри. Как ни странно, но именно он, Сергей, – действительно мелкая сошка в огромной машине империи БАБа, Бадри в этом был абсолютно прав, – может дать истинную оценку высказываниям Патаркацишвили.

Потом этот разговор с Кодуа перепечатал журнал КорреспонденТ.net под броским заголовком: «Патаркацишвили: Путина во власть привел я!»

«Ха-ха, как бы не так – полно врать-то, самодовольный индюк», – подумал Сергей.

Запомнилась фотография перед публикацией – веселый Бадри напоминал предвкушающего удовольствие гигантского варана, открывшего ненасытный рот перед тем, как заглотить бесспорно сдавшуюся жертву. Врезались в память темно-угольные, сатанинские глаза без зрачков – возможно, у варана такие же.

А вот и его откровения.

«Я хочу рассказать тебе эпизод из своей жизни. Может ты не слышал, но Путина в политику привел я! Как привел? Он был в Санкт-Петербурге, работал заместителем Собчака, крышевал мои питерские бизнесы. Носил постоянно один и тот же грязный костюм зеленоватого цвета. В нем и ходил по жизни. Когда Яковлев там выиграл выборы у Собчака, Яковлев предложил ему остаться, но Путин поступил по-мужски – ушел из мэрии вместе с Собчаком. Два раза в день мне звонил и умолял: «Бадри, переведи меня в Москву – не хочу здесь оставаться». Я пошел к Бородину – Пал Палычу, который тогда был начальником хозу у Ельцина. Он хороший парень – мой друг. Пришел я к нему и рассказал о Путине, что тот толковый парень и может перевести его в финансово-контрольное управление… “А хочешь, я переведу его своим замом?”

Позвонил я Путину, он приехал в тот же день, потом стал директором ФСБ, затем – премьер-министром.

Знаешь, есть в Москве Старая площадь? Там у нас был ЛогоВАЗ-клуб. Так вот, Путин ко мне приходил каждый день обедать. Ресторан там у нас был, бар… Кое-что еще. У нас сложились нормальные отношения, и в конце концов на него обратил внимание Березовский. Он решил назначить его главой ФСБ. Вот и пошло-поехало… Потом решался вопрос, кто будет премьером. Мы знали, что премьер – это будущий президент, и он был нашей кандидатурой. Так что это мы его…»

«Что тут скажешь? – подумал Сергей. – Не твои бизнесы – тогда еще много было хозяев бизнеса, первый – конечно, БАБ, но никак не Бадри. Крышевал – не крышевал, помог ускорить вопросы оформления земли для станций, тогда еще в администрации многие помогали бизнесу, обычная рутинная работа. Носил один грязный костюм зеленоватого цвета – стыдно повторять, что тут, желание лично приподняться над первым лицом России? – без комментариев…

В конце концов на него обратил внимание Березовский – Березовский был прекрасно знаком с этим замом мэра еще до его переезда в Москву, БАБ часто приезжал в Петербург, не раз бывал на приеме, обсуждал вопросы участия ЛогоВАЗа в питерском ТВ и не только. А вот Бадри в Питере мы видели считанные разы. Так что, если кому и звонил бывший мэр – я лично вообще в этом сомневаюсь – то скорее БАБу, который действительно был вхож в Кремль, никак не Бадри.

Два раза в день мне звонил и умолял – такое трудно комментировать, огромный, воздушный шар – мастерский сюжет одного из величайших Тартюфов. Получается, что в Грузии это прокатывало. Хотя нет, – встретились два провокатора – в данном случае Кодуа переиграл Бадри. Как потом выяснится, Саакашвили тоже переиграл Бадри. Что нам до грузинских любителей надувных пузырей, у нас своих в Кремле хватает – целых 450 думцев».

«Путин меня позвал и говорит: Бадри, мы же братья? Выбирай – или я или Боря, потому что наши дороги разошлись. Я не смогу больше такого терпеть. Я больше не Володя, я президент России – такой великой державы. Пусть уходит, я его не арестую, но ты знай: если уйдешь вместе с ним, я буду вынужден воевать с обоими, у меня не будет возможности с Березовским воевать, а с тобой – нет. Твое решение, то или другое, я буду уважать.

Я ему ответил: ты меня знаешь – ухожу с Борей. И все – мы по-братски обнялись, расцеловались и расстались». Без комментариев.

«Прислали людей к Березовскому и обещали снять кое-какие обвинения в обмен на то, что тот раскроет валютные счета Ельцина. Березовский был готов. Но посмотрели и оказалось, что у него ничего не было. “Это только у Бадри может быть”, – сказал он. Но те ответили: “Так к нему обращаться бессмысленно, Бадри не скажет нам”. “Правильно, не скажет вам”. Не потому, что Ельцин мне друг, но он мне это доверил – а я мужчина. Я это ни на что не поменяю – ни на деньги, ни на что, это было и будет похоронено вместе со мной. Умер Ельцин – все, никто не узнает. Как будто я и не знал. Потому что Ельцин мне ничего плохого не сделал. Только хорошее. Я не могу забыть его. Вчера уважал, а сегодня нет? Так не бывает. Если мы о чем-то договоримся, то все, мы пожмем друг другу руки и дело сделано».

«КоммерсантЪ Власть» довольно ядовито прокомментировал откровения грузинского апостола от несвятого БАБа.

«Первое впечатление от текста: опальный бизнесмен, вынужденный покинуть сначала Россию, а потом и Грузию, хвастается былым могуществом и дружбой с двумя российскими президентами. Все эти “позвонил в Кремль”, “обнялись и расцеловались” вызывают прежде всего сомнение: а было ли все это?

К сожалению, до сих пор Бадри Патаркацишвили не подтвердил и не опроверг аутентичности стенограммы, опубликованной в Алия. В ответ на просьбу Власти прокомментировать стенограмму он сказал, что сделает это, но несколько позже. Никакой другой информацией Власть к сожалению, не располагает».

Так кем же был Бадри – защитником свобод Грузии, человеком слова, примером горского мужества и чести или приживалкой и вором, беспардонным обманщиком – гениальным Тартюфом девяностых? Мы еще не раз вернемся к некоторым махинациям, связанным с бизнесом, братьев-ренегатов – по меткому выражению Ильфа и Петрова – БА-БА и БА-ДРИ.

«Ложь должна стать “огромной“, никто не должен поверить, что кто-то имел смелость столь бесстыже обезобразить действительность» («Майн кампф»).

Примечание:
Фотографии в тексте можно увеличить, для этого надо навести на фотографию курсор и щёлкнуть левой кнопкой мыши.

Автор: Кругосветов Саша | слов 47137 | метки: АвтоВАЗ, Бадри Патаркацишвили, Борис Березовский, Гранд-отель Европа, Дом Мертенс, Катькин садик, Кафе Сайгон, ЛогоВАЗ, Метрополь, Невский, Невский 48, Николай Глушков, Пассаж, Петербург девяностых, Пять углов, Ресторан Кавказский, Ресторан Садко, Садовая, север, Театра В.Ф. Комиссаржевской, Толстовский дом, туалет на Думской, Улица Рубинштейна