Гостиница «Россия» вместе с нашей автоматизированной системой должна была войти в эксплуатацию к пятидесятилетию Октябрьской революции. Это было среди праздничных обязательств строителей и нашего Министерства и было делом политическим. Сорвать сроки было совершенно невозможно. «Россия», построенная на фундаменте несостоявшейся самой большой высотки, имела более шести тысяч мест, то есть, самая крупная в Европе и, стало быть, без автоматизированной системы учета мест и расчетов работать бы не смогла.

С технической стороны эту работу, как и полагалось ему по штату, возглавил С.А. Устинов. Работать с ним было и легко, и сложно. Он загорался от каждой более или менее удачной мысли, как сухой хворост, и тут же требовал конструкторского решения этой задачи. Я иногда и сам был не рад, что делился с ним своими идеями, приучив его к ним.

Игорь Васильев, ведущий конструктор моего сектора говорил: «У Рыжикова идей, как у кошки блох». Возможно, этим он хотел сказать, что идеи мои надо давить, как блох. Но Устинов, если я долго не звонил ему, звонил сам: «Анатолий Львович, что-то Вы перестали генерировать» и вешал трубку.

Каждое утро А.А. Григорьев проводил оперативное совещание по «России». Присутствовали все начальники отделов и руководители разработки технически средств. Справа от Григорьева сидел Устинов и давал комментарии.

- Центральная машина, читал Григорьев, и вставал с отчетом за день Михеев Алексей Алексеевич, молодой симпатичный человек;

- Концентратор – и докладывает Феликс Резников;

- Какие трудности, просьбы – продолжает Григорьев.

- Первичная машина, поднимаюсь я и кратко даю отчет.

- Аппаратура передачи данных, Григорьев смотрит на Осю Гольдбаума;

- Мультиплексный канал.

Пред тем, как произнести это совершенно непонятное ему выражение, Григорьев долго вчитывается в него, потом Устинов показывает ему, на кого смотреть. Произнести это было для Александра Александровича так же сложно и мучительно, как для Хрущева «Джавахарлал», но тогда в Индии Хрущев безнадежно махнул рукой и тем стал как-то ближе людям, а Григорьеву махать рукой было нельзя, и он с большевистским упорством каждый раз с трудом, но произносил этот «Мультиплексный канал» и даже запомнил, на кого смотреть, кажется, это был Марк Гребенников, но однажды Марк Гребенников пересел, Григорьев произнес это магическое выражение и застыл, пока Марк не пересел обратно. Так продолжалось, пока не отчитаются все исполнители технических средств системы. Надо сказать, что эти оперативки и создавали определенный настрой на день.

Разработка гостиничной системы давала нам и определенные преимущества. Не помню сейчас, в каком году, но по всем Министерствами по указанию сверху было резко сокращено количество командировок в Министерства. Москва была перегружена командированными со всей страны, а мест в гостиницах катастрофически не хватало. Это очень осложняло нашу жизнь. Ведь мы были головной организацией и был необходим личный контакт не только с нашим Союзсчетмашем, но и с другими управлениями Министерства, в том числе Главным техническим управлением, где командовал будущий наш министр Михаил Сергеевич Шкабардия.

Первый раз я увидел его во время его приезда в ГСКТБ еще в качестве начальника Главного технического управления. Руководство его водило по нашей территории, и я оказался где-то в задних рядах свиты. Но я слышал все, о чем говорилось. Разговор зашел о НИИ научприбор (у нас его обозвали «Вонючприбор»), который собирался оттяпать у нас часть здания, выходящего на Корпусную улицу (таки оттяпал), вдруг Шкабардия произнес фразу, которая запомнилась мне навсегда: «Странная организация НИИ научприбор, ее не хвалят и не ругают», то есть никакая. Вот так оценивает нас начальство: нельзя быть «никаким», нужно иметь лицо.

Так вот, с техническим управлением приходилось согласовывать множество документов, в том числе, технические задания на разрабатываемые стандарты от отраслевого уровня и выше. Таких вопросов была уйма, а нам даже запрещалось (кроме руководства) вписывать  название министерства в командировочные удостоверения. Приходилось вписывать какие-то другие организации, где можно было бы отметить командировку. Следствием было то, что нам Минприбор и мест в гостиницах не предоставлял. В общем, каждый крутился, как мог. Меня, например, выручали родственники, семья Горлиных, они жили на проспекте Мира, рядом со станцией метро, но у них я останавливался редко, а чаще я устраивался у дяди Генриха Сосина, маминого троюродного брата по дедушке.

Эта семья: он сам, его жена тетя Лиза и сын Алик, кончавший институт, стали моими большими друзьями. Все родственники очень любили маму, и эта любовь переносилась и на меня. Но все равно, несмотря на искреннее радушие, я же их стеснял. Когда же мы стали вплотную заниматься «Россией», особенно на этапе опытной эксплуатации нашей системы, места в этой огромной гостинице нам были обеспечены.

Наступил июнь 1967 года. Мы работали день и ночь в прямом смысле этого слова. Приближался судный день – МВК по системе. Наспех изготовленные на нашем опытном заводе технические средства устанавливались в Вычислительном центре гостиницы, а первичные машины – в ее расчетных узлах. Нас знали в лицо все администраторы и операторы в расчетных узлах, давали свои замечания. Очень большую роль во внедрении системы сыграл главный инженер гостиницы Рожанский, представительный, умный человек и грамотный инженер.

Именно здесь, в ВЦ гостиницы состоялся показ министру К.Н. Рудневу нашей первой электронной кассы «Искра 301», одновременно с нами демонстрировали свою клонированную «Искру 302А» куряне, которые содрали ее один к одному с японской кассы «Маконик», купленной им нашим министерством на очередной выставке.

За день до показа у нас не ладилась печать. Мы просидели с механиком до утра. И, как писал Джек Лондон: «К утру игрокам пошла карта». Я успел только побриться.

Министр пришел не один, С ним пришли еще два или три министра. По-барски поздоровавшись, Руднев сразу подошел к Курской машине, спросил, как набрать четыре-двенадцать, столько стоил коньяк, и выбил себе чек. Очень довольный собой, он почему-то сказал другим министрам, что вот это наш первый регистратор производства. То ли он ничего не понимал, то ли что-то перепутал, но все тогда только и говорили о регистраторах производства. По нашей машине он только скользнул взглядом. Если бы он попросил меня выбить на закуску черную икру, я бы не смог. Не знал, сколько она стоит.

Гостиницу метко окрестили вскоре «Кавказская пленница» после выхода знаменитого фильма Гайдая, уж очень много там проживало выходцев из Кавказа. Как они туда попадали, непонятно, простому человеку попасть в «Россию» было невозможно.

Недавно я прочел «Путешествие Магеллана» Витторио Пифагетты. В своем дневнике Пифагетта пишет, как однажды, когда команда спустилась на берег для встречи с туземцами, чтобы совершить обмен, у него не оказалось ничего, за что можно было бы получить дары туземцев – никаких стекляшек или чего-то в этом роде. Дело в том, что накануне Пифагетта все продул в карты. Но у него была одна карта – валет. И вот за эту карту, действительно, счастливую, ему дали больше, чем всем остальным, чуть ли не корову, да еще кур и овец.

И мне в связи с этим вспомнился забавный эпизод, один из множества, который произошел в «России». Мы приехали в Москву на очередную международную выставку по вычислительной технике. Ходили мы вместе, осматривая стенды. Узнав, что Филиппов – главный инженер ГСКТБ, фирмачи относились к нам с особым вниманием. Ему на одном из стендов ФРГ подарили отличную шариковую ручку. Надо сказать, что мы все охотились за ними, тогда только появившимися у нас. Борис с гордостью показывал ее нам потом в гостинице. Ну ладно, повезло человеку, начальник, как-никак. Вечером наша компания, человек пять, пошли в один из ресторанов на первом этаже гостиницы. Нас посадили по одну сторону длинного стола. По другую – посадили немцев из ГДР. Мы взяли, естественно, водку, а немцы скромничали, демократические немцы жили не намного богаче нас. Мы стали их угощать. С моей корявой помощью завязался разговор. Говорили о Габи Зайферт, очень популярной тогда у нас фигуристке. Филиппов сказал, что скоро поедет в Карлмарксштадт, в командировку, откуда были и наши новые знакомые. Один из немцев стал записывать свой адрес, чтобы дать Борису. Я обратил внимание на красивую ручку. Что было делать. А у меня был только цанговый пластмассовый карандаш «Союз», продававшийся в каждом ларьке «Союзпечати». Я со щедростью необычайной протягиваю немцу карандаш, тот сказал «О» и протянул мне свою шариковую ручку. Изрядно подвыпивший Филиппов, сидевший рядом со мной, видя, что какой-то гешефт совершается без него, достает из кармана только что подаренную ручку и протягивает моему немцу. Тот берет ее и дарит Филиппову мой карандаш «Союз». Боря долго оторопело смотрел и произнес только: «О, «Союз». Мы все чуть не сползли на пол, задыхаясь от смеха. Смеялись и немцы за компанию, хотя ничего не поняли.

Далее

В начало