В 1959 г. перед дипломной защитой в НИИ завода «Красная заря» состоялся разговор с подполковником Шляпоберским В.И. о дальнейшей работе в НИИ (видно, была такая возможность) с условием наличия места жительства в Ленинграде. Перспектива после Академии ходить в гражданке не радовала, насчет места жительства в Ленинграде перспектива была еще более неопределенной. О женитьбе с моей будущей суженой Клавочкой-комсомолкой, блокадницей, отличницей (золотая медаль в школе, диплом с отличием истфака ЛГУ)  пока не было речи. Ни с кем не посоветовавшись (не с кем было советоваться), на следующий день я ответил своему куратору, что в армии лучше. И загремел по распределению инженером в Тьму-Таракань, то есть в г. Мары Туркменской ССР в формирующийся отдельный батальон связи (в/ч 11813). Батальон предназначен был обслуживать УС ПКП   КТуркВО (читай — фронта). Через год одумался, женился (дворец бракосочетания на набережной Невы) и увез мою подругу (декабристку) сразу после свадьбы в ту же Тьму-Таракань. После Клавиной  должности научного сотрудника в Институте Этнографии  (что  напротив Ростральных колонн) и определенного задела по науке, после домашнего клавиного уюта  началась наша семейная жизнь на соломенном солдатском матрасе на полу в комнатушке частной квартиры (саманная одноэтажка). У Клавы начались проблемы со здоровьем: беременность, резкая смена климата, вспыхнул со времен блокады таившийся туберкулез. После моих рапортов начальство в штабе округа ничего лучшего не придумало (из Средней Азии вернуться в Ленинград – нужно было иметь очень мохнатую лапу), как назначить меня на должность инженера 7ПРК (пункт  радиоконтроля) в Ташкенте. Вспоминать эту службу неохота, если вспоминать, что начальником у меня был капитан, который учился в 9-м классе и я ему помогал решать задачи, а он все боялся, что я займу его должность и строил мне всякие пакости. Еще невозможно забыть мой прием в партию. 7 ПРК был прикреплен к политотделу спецчастей  Ташгарнизона и инструкторы политотдела настоятельно рекомендовали мне вступать в партию. Я отнекивался, говорил, что не готов, и т.д., и т.п., но политзанятия с л/c проводил я, как единственный сотрудник с высшим образованием. На этой почве и сосватали меня кандидатом в члены КПСС. Когда наступил черед становиться членом, меня вызвали на комиссию в политотдел, где старший лейтенант предстал перед высоким начальством (полковником и подполковником). Политику партии я знал и отвечал толково, но  в партию меня не приняли по следующим важным причинам:

– на ногах цветные носки, а не однотонные (синего или зеленого цвета), «Вы что, стиляга?» — был вопрос;

– золотое обручальное кольцо на правой руке — пережиток прошлого, «Как Вы с такими пережитками можете проводить политзанятия и воспитывать наших детей – воинов Советской Армии».

Конечно, на этом  хотелось закончить военную службу, но жена рассоветовала, пришлось снять кольцо, положить в карман, надеть темные носки.

«Вот теперь Вы достойны быть членом нашей славной коммунистической партии», — прозвучало на очередном заседании парткомиссии. Опошлили прием, нагадили в душу.

Перспектив не было, денег — тоже. Жена  лечилась по полгода от туберкулеза, в т.ч. в ЦТВГ, не говоря уже об окружном военном госпитале, где тоже лечилась и состояла на учете. Военные врачи ОВГ З4О, прошедшие войну, лечили отлично. Спасибо им.

В те годы Заместителем Начальника Войск связи КТуркВО был полковник Зингерман (имени и отчества, к сожалению, не помню). Он заметил мои старания по службе: подключил стационарные приемные антенны, брошенные военными строителями на учебном антенном поле рядом с ПРК; участвовал вместе с Зингерманом в подготовке громкоговорящей связи командующему округом к парадам, впервые в округе ввел технический контроль за работой радиостанций округа. По его протекции я получил назначение на должность преподавателя военной кафедры ТЭИС (старший лейтенант – на майорской должности). То есть я был первым назначенным преподавателем со званием старшего лейтенанта среди всех военных кафедр Средней Азии в 1966-м году. До этого таких назначений не было. Служили или дослуживали на военных кафедрах майоры, подполковники, имевшие военный опыт и большую выслугу лет. Целый год мне устраивали открытые уроки, по сути — по каждой теме. Преподаватели, начальник учебной части и начальник цикла давали оценку «удовлетворительно», а начальник кафедры все не мог поверить, что «салага» может преподавать наравне с другими. Дальше служба пошла легче. Со мной в паре любил проводить занятия по полувзводам начальник цикла подполковник Малкин Абрам Израилевич, закончивший Академию после войны на командном факультете. Военная кафедра и лично Абрам Израилевич дали мне много. Было с кем посоветоваться, проконсультироваться на других кафедрах, и я с удовольствием доходил до назначения каждого резистора, конденсатора, триода и т.д., а самое главное, изучил токопрохождение по изучаемым схемам. На практических занятиях всегда отрабатывал проверку средств связи «на себя» по малому, среднему и большому кольцу (П-304, П-318 и т.п.).

Группы на кафедре именовались взводами (в группе был староста и командир взвода, как правило, студент, прошедший военную службу). Группы приходили на кафедру самые разные: европейские, национальные, интернациональные. Студенты и студентки считали для себя честью иметь воинское звание  инженер-лейтенант запаса и сдачу госэкзамена по военной подготовке отмечали с большим шиком, чем сам диплом. В армию студенты шли с охотой, среди моих студентов отказников не было.

Замдекана факультета МЭС как-то спросила меня, не интересно ли мне знать мнение студентов о себе, я поинтересовался и услышал: «Зверь-мужик, учиться у него тяжело, но материал мы знаем». Наличие конспекта у студента считал обязательным. По каждому средству связи студент отчитывался, а это требовало знаний по токопрохождению, обратным связям в схемах и многому другому, чему на гражданских кафедрах не учили. Показательна в этом плане схема ТА-57, — это ворота к другим средствам связи.

Стихи я не писал, а по ночам отрабатывал конспекты, конспект занятий получался с третьего или даже с четвертого захода, т.к. учебников было мало, а интернациональным и национальным группам изложение материала приходилось давать под запись. Требовались лаконичность и простота изложения. Зато студенты мне писали стихи.

В одной из групп я вел занятия с третьего до пятого курса включительно и был у них куратором на сборе хлопка – тогда это была необходимая часть учебного процесса в республике. Девушки из европейской группы факультета МЭС (многоканальной электросвязи) перечислили все средства связи, которые они изучали на третьем курсе военной кафедры.  Девушек-узбечек нужно было доводить до кондиции хотя бы хорошего техника-связиста, т.к. у них было прямое назначение – в родной кишлак – на почту, телеграф, телефон. Исключить из института узбечку  –  ни-ни, это прерогатива райкома партии.

Работалось в институте легко. 14 лет был председателем комитета ДОСААФ ТЭИС. За это время построил стрелковый тир в период студенческих каникул и работы стройотрядов. Стрелял, участвовал в соревнованиях. Поскольку каждый год был со студентами на хлопке, а это работа в массах, то был в хороших отношениях с секретарем райкома партии, он же, пользуясь телефонным правом, помогал строительными материалами, помогал и проректор по хозяйственной работе, ни в чем не отказывал. Тир получился отличный с двумя огневыми рубежами, поворачивающимися мишенями для скоростной стрельбы (на уровне тиров городского масштаба). Стрелковая команда ТЭИС постоянно занимала 1-2 места на республиканских соревнованиях вузов. Были созданы и оснащены техникой радиоклуб и мотоклуб .

Хотелось, но не очень стремился к обогащению. Во время войны во Вьетнаме отказался от полугодовой командировки во Вьетнам по ремонту переносных радиостанций.  Два раза отказывался от назначений в Анголу, т.к. жене врачи не рекомендовали поездки из-за климата, а ехать одному, оставляя на длительный срок жену с дочкой, не хотелось.

За  время работы на кафедре оборудовал несколько классов-аудиторий техникой связи и средствами ТСО. Засиживаться в звании майора не хотелось, все проверки для меня проходили с оценкой «хорошо», и я в 1978-1979 гг. стал писать рапорта о переводе меня на вышестоящую должность. Так я попал в ТВОКУ на должность преподавателя кафедры тактики в1979 г. Это была уже наезженная дорога. Занимался классами, учебными пособиями, стендами, средствами ТСО. Было модно использовать как нечто целое и законченное, диапроектор, кинопроектор, телевизор и кадропректор в учебной лаборатории, расположенной за классной доской, работающей на просвет через систему зеркал. В 1984 году, уходя в запас с кафедры тактики, оставил около 200 слайдов по учебному процессу, благо, что сам умел их делать, да и друг-фотограф был всегда рядом.

Хотелось сделать хороший учебник по связи для тактического звена управления. Когда я (при очередной проверке по линии управления боевой подготовкой ВВУЗов сухопутных войск СА) обратился с просьбой о предоставлении мне учебного отпуска (всего-то год просил!) для написания учебника, т.к. старый учебник 1956 года издания безнадежно устарел, то проверяющий тактично промолчал. Потом, уже в1995 г., узнаю, что управление само выпустило учебник с грубыми ошибками и большими недочетами (через три года после моей просьбы). Так моя хорошая мысль, выраженная вслух, обратилась в посредственный учебник.

После увольнения в запас (1984 г.) меня сразу взяли на работу в ТЭИС. Начались тяжелые времена. Работу завлабом кафедры антенн, а потом и лаборатории ТСО, сочетал с работой в кооперативе (оборудовал в институтах Ташкента учебные лаборатории средствами ТСО), ремонтом цветных телевизоров на дому.

В1990 г. родилась внучка. С молоком для внучки были настоящие проблемы (молоко в Ташкенте было большой редкостью, в бутылках из-за жары оно постоянно прокисало, а свежее — большая редкость и в малом количестве).

В 5-6 утра вставал и бежал к ларьку в очередь за молоком, чтобы успеть до работы доставить жене и дочери радость и удовольствие. Сухое молоко внучка не признавала — в год уже разбиралась в молоке, как настоящий лаборант — “Фу, это не мо”.

Сейчас эта внучка вымахала под 1,74 метра и закончила второй курс Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов. За 2 года обучения из 18 предметов только по двум получила четверки, остальные — пятерки.

Осенью 1995 году меня нашел мой друг – однокашник, оренбуржец (жили в одном дворе и учились в одной школе, вместе работали и в ТВОКУ) — бывший командир бригады связи, полковник в отставке Виктор Бомбин.  Он предложил вместе с ним начать работу и службу в создаваемой Академии Вооруженных Сил Республики Узбекистан. (Тогда был еще в действии договор о взаимном сотрудничестве и обороне между Россией и Узбекистаном). Присягу повторно не принимал.

Мне, как всегда,  везло. В ТВОКУ создал два тактических класса со средствами связи и ТСО и здесь пришлось начинать с того же  — создавал и оборудовал два класса со средствами связи. Начинал с нуля.

Можно представить мои командировки в Карши на базу связи (она после Афгана была богатой, т.к. вся техника в Афганистан шла через базу), когда я загружал Камаз ящиками доверху и следовал с ними через Самарканд в Ташкент. И так 5 раз приходилось напряженно всматриваться в зеркало заднего вида, чтобы ящики не вылетали на ходу, т.к. дороги в Средней Азии изобилуют поворотами и развилками. На базе были даже кинопроекторы “Украина”, диапроекторы “ЛЭТИ”, кадропроекторы “Протон” и все современные средства связи ОТЗУ. Зимой начали с Бомбиным делать классы, а к сентябрю 1995 года все было готово, в том числе конспекты для занятий на 1-ом курсе. Учебники для слушателей изымал из библиотек Управления связи МО Узбекистана, ТВОКУ, нашей Санкт-Петербургской Академии Связи. Служить можно было до 65 лет, но в 1999 году уволился в 63 года, т.к. президентом республики не был пролонгирован договор о совместной обороне на 2000-2005 год.

Не хотелось работать на “чужого” дядю, т.к. он своим  “Партнерством во имя мира” лез в любые щели и двери. Достаточно сказать, что их “тарелка”  была на крыше Академии МО, а комната для связи была напротив академической ЭВЦ, а через300 метровбыл штаб МО.

Военную пенсию не платили, считали, по-видимому, что старшему преподавателю 35000 сумов ( 50$)  для семейной жизни достаточно. В1999 г. ухудшилось состояние здоровья матери (ей было 84 года). Она слёзно просила приехать к ней меня и мою жену. К этому времени умерли мой отец и брат, проживавшие в Оренбурге.

В 1998 году из-за ухудшения отношений с Россией и восставшего национализма отправил дочь с внучкой в Санкт-Петербург к сестре жены, которая к тому времени тоже осталась одна. Самим пришлось продать за 3400 $ большую трёхкомнатную квартиру на Юнус-Абаде, выделенную мне ещё в ТВОКУ, как преподавателю спецкафедры (я не ошибся, таковы были цены на квартиры  в 1999 году в городе Ташкенте). Квартира была приватизированной, и я мог распоряжаться ею, как угодно. Тем более я знал, что ж.д. документы на проезд в Россию уже не выдавались, а в России, для офицеров запаса из Узбекистана никакая квартира и никакая очередь не светилась. Тогда это были еще деньги и они нужны были и в СПб и в Оренбурге. На эти деньги купили дубленки мне, жене и дочери, стиральную машину, телевизор и разные мелочи.

Оказавшись волею судеб в Оренбурге, пришелся по душе Военному комиссару Оренбургской области. С ходу в начале 2000 года при оформлении пенсии был принят на работу на должность инженера УС ВКО. Работалось хорошо. При поддержке генерала – военкома области был переоборудован узел. Мне он очень нравится, как и Управлению связи округа. Кто будет в Оренбурге, приглашаю на узел связи порадоваться моей работе. Уволился по собственному желанию в 2006 году из-за болезни жены.

В Оренбурге случайно встретил своего бывшего студента – бывшего командира взвода ТЭИС, а  ныне руководителя ОАО “Система” Михаила Верещагина. Он у меня учился, а сейчас я у него работаю. Матери в октябре будет 94 года, жена умерла в 2006 году, друзей-ташкентцев с 1961 по 1999 года мы с женой приобрели много, но связь с ними была потеряна.

Вот так и живу – с матерью, другом-однокашником Бомбиным, и бывшим студентом – теперь другом. Начинать новую жизнь без своей жены-декабристки тяжело.

Далее

В начало