У нас была вполне благополучная семья со средним достатком. Сосем недавно мы переехали из маленькой десятиметровой комнатки на Владимирском проспекте, 10, в шикарную двадцатичетырехметровую с камином и изразцовой печью комнату на улице Рентгена, дом пять, квартира три. Мне только что исполнилось шесть лет. Ничто не предвещало беды. Отец работал, мама воспитывала меня дома. И вдруг! Война! Кажется, в августе 1941 года начали эвакуировать женщин с маленькими детьми. Мы получили талоны на хлеб, необходимый в дороге. Хорошо помню, как мы с мамой выкупили много-много городских батонов в булочной на Кировском проспекте, доме № 26/28 – в доме Кирова. Сейчас в этом полуподвальном помещении тоже размещается продовольственный магазин. Принесли всё это изобилие домой и набили целый рюкзак (а может быть, и не один). Насушили сухарей в дорогу…

Отца в армию не взяли по болезни. Кажется, из-за плохого зрения. Сухари нам впоследствии очень помогли, особенно в первые месяцы войны…

Мама и папа работали. Я был в детском садике, который находился неподалёку. В начале мама меня брала из детского садика по выходным. Но вскоре она не могла меня брать даже на выходные дни. Она практически круглосуточно была на работе…

Настала зима 1942-го года. Помню, отец ел столярный клей. Чем питались другие – не знаю. Начался голод.

Помню, как-то мама пришла с рынка, поменяла папино кожаное пальто на кулёчек муки (тогда на рынках, в основном, меняли вещи на продукты, реже – наоборот). Раскрыли кулёчек, наверно, там было грамм пятьсот, не более, сверху была серая, как цемент, мука с примесью опилок, а под ней – просто опилки. Поели!!

Однажды мама ещё что-то поменяла на мясо… Папа посмотрел на это мясо и велел немедленно выбросить. Кажется, это была человечина…

Помню эти редкие «картинки» и когда меня иногда брали домой из детского садика. Однажды вечером мы шли с мамой домой по тропинке, расчищенной дворником. Чистили только пешеходную дорожку, а снег раскидывали по сторонам. Поэтому мы шли, как в туннеле – сугробы были выше моего роста… Шли в полной темноте. Свет луны чуть-чуть отражался от снега…

Вдруг начался обстрел. Я видел, как пролетело какое-то светящееся тело и раздался сильный взрыв. Потом сказали, что это снаряд попал в завод «Пирометр», выходивший своими корпусами на улицы Скороходова и Рентгена…

Папа умер дома на своей кровати 3 марта 1942 года от голода. В этот день мама взяла меня из детского сада… Потом уже я был в детском саду круглосуточно. Там всё-таки нас чем-то кормили…

Во время бомбёжек и артобстрелов нас уводили в бомбоубежище, оборудованное кроватками…

Однажды, когда я с мамой спускался по лестнице в бомбоубежище, я увидел в лифтовой кабине что-то завёрнутое в простыню (от лифта осталась только металлическая рама. Деревянные части давно пустили на дрова). Тогда жгли всё, что могло гореть: и мебель, и книги, и так далее. Надо было как-то выживать. А в развороченный лифт складывали трупы…

В городе были организованы комсомольские бригады, которые ходили по квартирам, забирали трупы, увозили и захоранивали в братских могилах. Эго помогло избежать эпидемий. Наконец, наступил 1943-й год, а ведь в 1942-м году я практически свою маму не видел, потому что она была на оборонных работах круглосуточно… В 1943-м году мне исполнилось восемь лет, надо было идти в школу. И меня автоматически из детского сада переводят и сорок первый детский дом, находившийся на улице Литераторов, на Карповке…

Учился я хорошо, хоть и частенько болел, даже лежал в больнице. И всё же был почти отличником. У некоторых младших ребят были покровители из старших классов – из восьмых и девятых, из десятых, кажется, не было. Покровители требовали мзду: компот, или первое, или кусок хлеба, или ещё что-нибудь съестное. У меня заступников не было. Я был дистрофиком сам. Поэтому право на существование приходилось отстаивать кулаками (кулачками). Драки были часты, и это закономерно. Конфликты между детьми возникали испокон веков, и тут ничего удивительного и ничего страшного нет.

Меня колотили группами. Я же вылавливал их потом по одному и дубасил от души. Так выковывался характер, упрямство, умение постоять за себя.

В детском доме меня изредка навещала моя родная тётя, Мария Исаевна, которая меня в конце концов и усыновила…

Помню, однажды я убежал из детского дома и прибежал в свою квартиру на улице Рентгена, где меня приютила наша соседка Нина Ивановна. Она напоила меня чаем и уложила спать в коридоре на сундук и, по-видимому, сообщила в детский дом, так как уходить сам я категорически отказывался…

Вскоре пришли за мной двое воспитателей. Я спрятался между огромных входных дверей. Не найдя меня, они ушли. Я вышел из своего укрытия, они вернулись, взяли меня за руки и уже не отпускали. Мне сильно попало. Они ругали меня…

Однажды я снова убежал из детского лома и пошёл проведать маму. Она лежала в больнице Эрисмана. Мне удалось пройти на отделение и прорваться в её палату. Она лежала на кровати очень сонная Больше я её никогда не видел…

Только в 1945 году мне сказали, что она умерла 24 января 1944 года, за три дня до полного снятия блокады…

Как я и подобные мне выжили? Государство! Всё же оно и кормило нас, и опекало. В 1945-м году меня усыновила моя тётя. Она дала мне возможность окончить десять классов школы № 203 им. А. С. Грибоедова, где мы учились с пятого класса вместе с Евгением Юровским.

Жили мы очень тяжело, надо было обладать мужеством и терпением, чтобы не отправить меня в ремесленное училище или ПТУ. Спасибо тёте, что она этого не сделала… А потом начались трудовые будни.

Свой трудовой путь я начал с лаборанта кабинета физики школы № 224 в переулке Бойцова. Затем поступил в СЗПИ. После первого курса пошёл работать слесарем на Механический Завод 16-го сройтреста. Работа была тяжёлая, трёхсменная…

Затем перешёл в ЦКБ «Строймаш» на должность старшего техника-конструктора, где проработал десть лет. Закончил заочный факультет ЛИСИ и перешёл на должность старшего инженера-конструктора. Уже в 1965-м году перешёл в ЦНИИ «Гидроприбор», где проработал тридцать семь лет!

Награждён медалью «300 лет ВМФ», почётным знаком «Изобретатель СССР», имею тридцать три ангорских свидетельства на изобретения по специальной технике.

Вышел на пенсию в 2002-м году – общий трудовой стаж – пятьдесят лет!

Далее

В начало