И.Г. Галутва,
капитан 1 ранга в отставке,
ветеран-подводник

В истории флотов всех морских держав есть немало трагических страниц, связанных с тяжелыми авариями в мирное время.

Первой в мире атомной подводной лодкой, потерпевшей катастрофу, стала американская подводная лодка «Трешер», затонувшая 10 апреля 1963 года в Атлантическом океане, и унесшая жизни 129 человек…

48 лет назад, 8 сентября 1967 года, на подводной лодке Северного флота «К-3», возвращавшейся в базу после длительного похода в Средиземное море, возник пожар, в результате которого погибло 39 человек, 22 получили серьезные отравления, выгорел 2-ой и частично был поврежден 1-й отсек. Героический экипаж самостоятельно привел подводную лодку в базу.

Это была первая крупная авария на атомных подводных лодках Советского Союза с массовой гибелью людей.

За это время в средствах массовой информации появилось много публикаций, к сожалению, не всегда правдивых, а зачастую и откровенно лживых. Так всегда бывает, когда отсутствует открытая широкой общественности официальная точка зрения на происходящие события. Эти события искажаются, обрастают художественным вымыслом, а недобросовестными лицами заслуги многих и, коллектива в целом, присваиваются себе и используются в своих личных интересах.

Вот как это было.

Шел 1967 год…
Моя подводная лодка «К-42», на которой я служил командиром штурманской боевой части в звании капитан-лейтенант, находилась в плановом ремонте в Полярном, готовилась к длительному и ответственному плаванию.

Где-то в начале лета я был вызван к командующему флотилией вице-адмиралу А.И. Сорокину. Вызов командира боевой части к командующему сам по себе не является обычным явлением, и теперь, как только я вошел в кабинет, мне сразу стало ясно, что меня вызвали, чтобы сообщить мне что-то очень важное. Так и случилось. Командующий, поинтересовавшись, как обстоят дела на моей подводной лодке с ремонтом навигационной техники, сказал, что принято решение о моем откомандировании на подводную лодку «К-3» для участия в длительном походе в качестве вахтенного штурмана…

Подводная лодка «К-3» проекта 627 была первенцем атомного подводного флота Советского Союза, экипаж был перволинейным, хорошо подготовленным, имел значительный опыт плавания. 17 июля 1962 года она впервые в истории страны прошла подо льдами Северного полюса, дважды всплыв в этом районе. За это и другие достижения ей присвоили название «Ленинский комсомол». Командиром штурманской боевой части служил капитан 3 ранга О.С. Певцов, опытнейший подводник, у которого было чему поучиться, командиром электронавигационной группы – недавно назначенный на должность после окончания училища лейтенант А.И. Петреченко, старшиной команды рулевых-сигнальщиков (боцманом) – известный на флоте мастер своего дела мичман М.И. Луня. Под стать им были и другие офицеры и мичманы корабля, многие из них имели квалификацию «Мастер военного дела».

После представления командиру корабля капитану 2 ранга Степанову Юрию Федоровичу и старшему помощнику командира, капитану 2 ранга Горшкову Сергею Федоровичу я включился в работу по подготовке к походу.

После тщательной подготовки корабля к походу и проверки его готовности соответствующими штабами, прозвучала, наконец, долгожданная команда: «По местам стоять! Со швартовых сниматься!».

Первые дни плавания всегда психологически трудны: техника как бы притирается к условиям плавания, требует повышенного внимания, организм подводников постепенно приспосабливается к нагрузкам – ведь все плавание осуществляется только в подводном положении.

Пройдя Баренцево и Норвежское моря, мы вышли в Атлантический океан. Наш курс – в Средиземное море. Над подводной лодкой толща воды в 100-200 метров, под нами – бездна.

Миновав Бискайский залив, заняли район ожидания западнее входа в Гибралтарский пролив. В перископ по левому борту была видна мрачная Гибралтарская скала, которая резко контрастировала с яркими огнями марокканского города Танжера по правому борту. Сам пролив характеризовался мощной противолодочной обороной, неспроста немецкие подводники в годы войны дали ему название «петля палача».

Гибралтарский пролив – пролив между южной оконечностью Пиренейского полуострова (Европа) и северо-западной частью Африки, соединяет Атлантический океан и Средиземное море. Длина – 35 миль (65 км), ширина — 7,5-23,7 мили (14-44 км). По берегам пролива возвышаются массивы: Гибралтарская скала на севере и Муса на юге, которые в древности назывались Геркулесовыми столбами.

Глубины на фарватере до 338 м, наибольшая глубина 1181 м.

Поверхностное течение направлено на восток, в Средиземное море, глубинное – на запад, в Атлантический океан. Эта особенность пролива широко использовалась подводниками в годы войны для его скрытного форсирования, без использования средств движения.

Пройдя над банкой Те-Ридж (55 м) и уточнив свое место, мы начали скрытное форсирование пролива – этой узкой щели между двух континентов. Успешно преодолев его, а затем и Тунисский пролив, приступили к патрулированию в заданном районе. Потянулись будни боевой службы, требующие большого напряжения физических и моральных сил.

В этот период года температура забортной воды в Средиземном море на глубинах 100-200 метров составляла 25-21ºС, и хотя на полную производительность работали холодильные машины, температура в отсеках была под 30ºС и выше, а в турбинном – под 60ºС, что, безусловно, отражалось и на работе технических средств, и на самочувствии людей.

В один из дней у одного из подводников случился приступ аппендицита, и кают-компания офицеров во 2-м отсеке была срочно переоборудована под операционную. Корабельный врач капитан медицинской службы А. Фомин провел операцию, но через несколько дней возникли какие-то осложнения, самочувствие матроса ухудшилось, и командир корабля вынужден был доложить на командный пункт флота о необходимости оказания медицинской помощи больному в береговых условиях.

Было принято решение о высадке матроса на советский транспорт с последующим лечением в египетском порту Александрия. Забегая вперед, замечу: матрос успешно прошел лечение и к моменту нашего прибытия в базу был уже там и встречал нас. Всплыв в назначенной точке, мы организовали передачу больного на носилках на подошедший от транспорта катер. И хотя погода стояла безветренная, а море было достаточно спокойным, мы столкнулись при этом с большими трудностями, которые, к нашей радости, закончились благополучно.

В этот период мы были обнаружены силами противолодочной обороны ВМС США. Базовые противолодочные самолеты «Нептун» и «Орион» постоянно имитировали выход в атаку, было сброшено большое количество радиогидроакустических буев, создавая угрозу прямого попадания в катер. С окончанием высадки больного подводная лодка погрузилась, успешно выполнила маневр отрыва от многочисленных противолодочных сил и продолжила выполнение поставленной задачи…

Наконец, было получено приказание о возвращении в базу. Покинув Средиземное море, наш корабль взял курс к родным берегам. Северная Атлантика встретила нас холодными водами: температура забортной воды составляла 10ºС, в отсеках стало прохладно. С каждым оборотом винтов мы приближались к дому, предвкушая радость встреч с родными и близкими, со своими товарищами…

Наступило 8 сентября 1967 года, до базы оставалось немногим более 3-х суток хода.

В 00.00 часов на вахту заступила 1-я боевая смена (вахтенный офицер – помощник командира капитан-лейтенант А.Я. Лесков, вахтенный инженер-механик – командир электротехнического дивизиона капитан 3 ранга А.Буров), две другие смены отдыхали. Командир корабля капитан 2 ранга Ю.Ф. Степанов находился в Центральном посту. Вахтенным штурманом был автор этих строк.

В это время подводная лодка находилась в Норвежском море в районе Фареро-Исландского рубежа, следовала в подводном положении на глубине 80 метров, имела ход 12 узлов.

На этом проекте подводных лодок в 1-м отсеке размещались торпедные аппараты и торпедный боезапас, одновременно он являлся и местом отдыха части экипажа. Во 2-м отсеке были расположены каюты офицеров, провизионная камера, шифр-пост и аккумуляторная батарея. В 3-м отсеке располагался Центральный пост, из которого осуществлялось управление подводной лодкой.

В 01 час 52 минуты в Центральном посту раздался короткий вызов из 1-го отсека по громкоговорящей связи – «Каштану». На запрос вахтенного офицера доложить обстановку первый и второй отсеки не отвечали, слышны были лишь какой-то шум и неразборчивые крики людей. По приказанию командира подводной лодки была объявлена аварийная тревога.

По сигналу тревоги из второго отсека в Центральный пост на свои штатные места успели проскочить командир электромеханической боевой части капитан 2 ранга В.В. Зайцев, заместитель командира по политической части капитан 2 ранга Д.А. Жиляев и командир БЧ-4 – начальник радиотехнической службы капитан-лейтенант Б. Андрианов, после чего переборочная дверь между третьим и вторым отсеками была задраена и поставлена на кремальерный затвор. Таков суровый закон службы на подводных лодках: при аварии отсеки должны быть загерметизированы, чтобы не допустить распространения на соседние отсеки, личный состав аварийного отсека должен самостоятельно бороться за живучесть, зачастую ценой своей жизни спасая весь экипаж.

Поступил доклад и от командира 1-го отсека – командира минно-торпедной боевой части капитана 3 ранга Л.Ф. Коморкина, который прибыл из 2-го отсека, где он отдыхал, в горящий 1-й отсек: «Весь трюм в огне. Доложить ничего не мо…». Больше докладов из 1-го отсека не поступало. Не отвечал и второй отсек, только из шифр-поста прозвучал голос мичмана В.И. Мусатова с просьбой спасти его.

С первых минут руководство борьбой за живучесть осуществляли командир корабля и командир электромеханической боевой части, при этом интенсивность действий последнего вынудила его дважды заменять регенеративный патрон ИП-46.

Дальнейшие события развивались очень быстро. Надо отметить, что характерной особенностью практически всех пожаров на подводных лодках является их быстротечность развития с образованием с первых же минут большой концентрации продуктов горения в воздухе отсека. Над подводной лодкой и экипажем нависла смертельная угроза: в 1 и 2 отсеках бушевал пожар, температура переборки между 2 и 3 отсеками достигала 70 градусов, могли взорваться торпеды, в том числе с ядерными боеголовками, могла взорваться аккумуляторная батарея.

Главный командный пункт подводной лодки, проанализировав возможные причины пожара и создавшуюся обстановку, принял решение на отсечение подачи гидравлики в носовую часть корабля. Были выполнены и необходимые переключения в электросети. Как потом оказалось, решение это было правильным…

Пожар возник в результате выброса в отсек под большим давлением гидравлики и попадания ее на раскаленную электролампочку. Причина выброса – разрыв дефектной уплотнительной прокладки в гидравлической машинке клапана вентиляции цистерны главного балласта №2 правого борта (заводской дефект). Распыление горящей гидравлики мгновенно привело к объемному пожару в отсеке: горел воздух, горели постельные принадлежности, горела одежда, горели люди, которые за несколько секунд до этого спали крепким сном. Отсек быстро заполнился продуктами горения, многие погибли, не успев проснуться по сигналу «Аварийная тревога»…

Не покидала мысль о судьбе подводников в 1-м и 2-м отсеках. В какое-то время температура переборки между 2-м и 3-м отсеками стала понижаться. Появилась надежда, что пожар из-за отсутствия кислорода потушен. В этих условиях главный командный пункт корабля принял решение на проведение разведки второго отсека.

Однако попытка сравнять давление со вторым отсеком через систему вытяжной вентиляции, клинкет которой находился в штурманской рубке, привела к тому, что в штурманскую рубку, а, значит, и в Центральный пост, под высоким давлением хлынули дым и хлопья, а вместе с ними и угарный газ. Замечу, что клинкет по приказанию открывал О. Певцов, а задраивал уже я.

Задраив клинкет, я все-таки успел наглотаться дыма. В то время портативные средства индивидуальной защиты органов дыхания для экипажей разработаны еще не были, имеемые аппараты ИДА-59 были громоздки, а их штатное размещение не обеспечивало быстрый доступ к ним. В штурманской рубке стоял графин с водой, разбавленной вишневым экстрактом и, смочив носовой платок и приложив его ко рту, стал понемножку дышать. Тем не менее, вскоре начал терять сознание, но несколько глотков воздушной смеси из дыхательного аппарата, поднесенного мичманом Михаилом Луней, буквально возвратили меня с того света.

Не увенчалась успехом и попытка проникновения во второй отсек аварийной партии: не смогли открыть переборочную дверь во второй отсек. (Как потом выяснилось, открытию переборочной двери мешали тела погибших подводников).

Вновь повысилась температура переборки между 2-м и 3-м отсеками, что не оставляло сомнений: во втором отсеке продолжается пожар. Не оставалось сомнений и в том, что в 1-м и 2-м отсеках погибли 38 подводников, в том числе 7 офицеров и 2 мичмана. Среди погибших был и мой коллега по специальности лейтенант Александр Петреченко, толковый, старательный молодой штурман.

Между тем резко ухудшилась обстановка и в Центральном посту, который буквально был насыщен угарным газом. Наличие в воздухе продуктов горения, превышающих предельно допустимые концентрации в десятки и сотни раз, привели к отравлению 22 человек, некоторые потеряли сознание. Получив значительное отравление уже в начале аварии, упал, потеряв сознание у перископа, вахтенный офицер Александр Лесков. Я, когда пришел в себя после помощи от мичмана Луни, немного оттащил его в сторону, так как лежащий матрос в судорогах ногами попадал ему в голову. Потерял сознание и штурман корабля Олег Певцов, до аварии отдыхавший на своем «штатном месте» за автопрокладчиком в штурманской рубке. В трюме погиб матрос.

Забегая вперед, скажу, что А. Лесков и О. Певцов, получив наиболее сильное отравление, после прихода корабля в базу были госпитализированы и долго лечились…

Тем временем, лодка всплыла в надводное положение, командир отдраил верхний рубочный люк, а после оценки обстановки отдал приказание на подготовку радиопередатчика для передачи радио об аварии на командный пункт флота.

Дальнейший переход в базу осуществлялся уже в надводном положении. Море было достаточно спокойно, не больше 3-х баллов. Туман, холодно.

По приказанию командира корабля часть отравленных подводников из Центрального поста эвакуировалась аварийной партией кормовых отсеков в 8 отсек, часть – в ограждение рубки. Помню старшину 1 статьи из команды радиометристов, который, обладая большой физической силой, буквально на своих плечах выносил по трапу пострадавших. А это 5 метров по вертикальному трапу!

В ограждении рубки было очень сыро, и чтобы люди не простудились, подстилали все возможное: одеяла, одежду… Корабельный врач оказывал медицинскую помощь, в 8-м отсеке был организован лазарет.

В Центральном посту, несмотря на то, что подводная лодка была в надводном положении, концентрация продуктов горения все еще оставалась высокой, значительно превышающая предельно допустимую, и без включения в изолирующие аппараты находиться было нельзя. Поэтому было принято решение управление кораблем осуществлять не через Центральный пост, а через пульт управления главной энергетической установкой в 7-м отсеке. В последующем я почти все время находился на мостике с исполнением обязанностей вахтенного офицера, спускаясь в штурманскую рубку только на короткое время для определения места корабля в море, так как из штурманов я остался один. Спать не хотелось. Было какое-то возбужденное состояние. И так трое суток до прихода корабля в базу.

Возникли проблемы и с продовольствием: кормовая провизионная камера была к тому времени почти пуста, а носовая находилась в аварийном втором отсеке. Поэтому использовали неприкосновенный запас и пили суррогатный кофе.

Через сутки подошли крейсер и три спасательных судна. К нам на борт прибыли командир дивизии, Герой Советского Союза, контр-адмирал Н.К. Игнатов, заместитель командира дивизии по электромеханической части капитан 1 ранга В.Л. Зарембовский и флагманский врач дивизии подполковник медицинской службы И.А. Мазюк.

После уточнения обстановки была вновь предпринята попытка проникновения аварийной партии во второй отсек, которая, также как и в первый раз, не увенчалась успехом. По повышению температуры переборки 3-го отсека стало ясно, что пожар во втором отсеке возобновился…

…Уже после этой аварии были созданы негорючие наполнители системы гидравлики, разработана и внедрена система объемного химического пожаротушения для подводных лодок, появились портативные дыхательные устройства…

Сознавая угрозу, нависшую над кораблем, оставшиеся подводники продолжали обслуживать материальную часть, управлять атомным реактором, обеспечивать движение корабля. Это был сплоченный коллектив мужественных и сильных людей, профессионалов своего дела, хорошо понимающих свой воинский долг и ответственность. И все были молоды.

Четко представляли мы и последствия возможного взрыва ядерного боезапаса и атомных реакторов на борту подводной лодки для Европы и кораблей в море…
Так и шли мы в базу: аварийная подводная лодка с приспущенным флагом в дальнем «охранении» крейсера и спасательных судов…

Похоронили подводников в братской могиле в Западной Лице: никого не удалось опознать. Ружейным залпом проводили в последний путь. Поставили памятник. На нем надпись: «Подводникам, погибшим в океане 8.09.1967 г.»

Прощайте, товарищи!
Вечная Вам слава и вечная память!

Родина в то время никак не отметила подвиг подводников «К-3»: в преддверии 50-летия Октябрьской революции этот трагический и вместе с тем героический поход подводной лодки, по всей видимости, не вписывался в составленные руководством страны и флота планы подготовки юбилея.

В последующем усилиями ветеранских организаций ВМФ в Западной Лице был сооружен мемориал, а в сентябре 2014 года Указом Президента Российской Федерации В.В. Путина 39 погибших подводников «К-3» были награждены орденами Мужества (посмертно) – справедливость восторжествовала через 47 лет!

Памятник подводникам, погибшим 08.09.1967 г. на ПЛ К-3"