ЯНВАРЬ 89-го

М.П. Гальперин за работой. 1989-й год

На дворе хмурый январь 1989 года.

Уже прошло 16 лет с того дня, когда была жестоко обезглавлена наша команда, созданная двумя американскими инженерами, убеждёнными коммунистами Филиппом Старосом и Иозефом Бергом. Эффективнейшие советские разведчики, бежавшие из США буквально из-под носа американских спецслужб, они стали одними из основоположников советской микроэлектроники, создателями первой в мире мини-ЭВМ. Под их руководством создана уникальная вычислительная управляющая система для дизельэлектрических подводных лодок.

Старос и Берг воспитали удивительную команду специалистов – инженеров, технологов и механиков высочайшей квалификации, а также дизайнеров, музыкантов и писателей. Этих людей «открыл» и дал им дорогу к вершинам советской технической иерархии Никита Сергеевич Хрущёв. Их соратником и опорой был выдающийся инженер и руководитель дважды Герой Социалистического труда, министр электронной промышленности Александр Иванович Шокин. Их заклятым врагом стал один из партийных боссов послехрущёвской эпохи, выходец из Ленинградской парторганизации Г.В. Романов. Став секретарём ЦК, именно он отдал приказ изгнать Староса и Берга, а исполнение этого решения осуществил Генеральный директор «Светланы» Олег Васильевич Филатов.

Но тот же Филатов, исполнив свою тяжкую миссию, сделал всё возможное, чтобы сохранить команду Староса и все направления работ.

Прошло время, и свои посты покинули Министр и Генеральный директор, а ведь только на их поддержку я и мог всегда рассчитывать при очередных битвах за формирование и развитие новых направлений работ.
В разгаре перестройка.

Полный раскол в обществе, в коллективах, даже в семьях и в людских душах. Вся страна слушает трансляции заседаний Съезда народных депутатов СССР, болеет, как во время футбольных матчей с участием любимой команды, проникается пьянящим духом свободы, но, к сожалению, и вседозволенности. Привычными становятся дискуссии у стендов с приказами и объявлениями, касающимися заурядных, рядовых вопросов жизни маленького коллектива – графики отпусков, походы в театр, распределение премий. Эта чушь порою затмевает реальные ценности, реальные проблемы, вносит разлад в коллективы, сплочённые многими годами общих побед и поражений, и не только разлад, а порой и вражду, делит людей на Мы и Они.

Часто Они – это руководители, начальники, а Мы – это все остальные. Я вдруг почувствовал, что я уже не Мы, я уже почти Они, и от этого хотелось бежать, горло сжимала обида. Всё слабее становилось ощущение своей нужности людям, его заменяло чувство бессмысленности всех самоограничений и непрерывной борьбы с ветряными мельницами.

Появилось постоянное ощущение, что моя работа – это ежедневные прыжки по минному полю с завязанными глазами, с мешком на ногах, и при каждом прыжке ты не знаешь, останешься ли жив после приземления, или тебя разорвёт на куски.

Хотелось всё бросить, начать новую свободную жизнь, разорвать цепи непрерывных «ДОЛЖЕН» и вспомнить прекрасное «МОГУ». Но я вспоминал о бесконечной череде незавершенных дел, о долге перед людьми, и, собравшись с силами, делал ещё один, очередной прыжок. И опять, слава богу, мимо – я ещё живой! Может, мне в очередной раз повезло или просто мина проржавела…

Все случилось совершенно неожиданно. Рано утром раздался телефонный звонок из приемной Генерального директора Георгия Хижи, меня просили прибыть на совещание к часу дня.

За многие годы у нас с Генеральным сложились хорошие, ровные отношения. Их нельзя назвать дружбой, но это не было и соперничеством. Мы ровесники, работали в совершенно разных сферах, но двигались примерно по одной и той же траектории: одновременно стали начальниками отделов, отделений, практически одновременно защитили докторские диссертации, получили профессорские звания. Встречались только на нечастых заседаниях Научно-технического Совета объединения, обменивались анекдотами, хлопали друг друга по плечу и… разбегались по своим делам. Даже дипломы и медали лауреатов Государственной премии за 1984 год нам вручали в один и тот же день в парадном зале Мариинского дворца. И мы только там с удивлением узнали, что оба стали лауреатами по двум совершенно не связанным между собой работам, которые находились в режиме секретности.

«Слияние судеб» было успешно продолжено в маленьком баре гостиницы «Астория» с мрачным неофициальным названием «Щель». Бар славился хорошим и недорогим коньяком, который подавали в чистейших чайных стаканах в сопровождении шоколадных конфет и ломтиков лимона. Гурманам могли даже припудрить эти ломтики мелко помолотым кофе по рецепту последнего российского императора.

Дорога занимала примерно час. Стоял скользкий, мерзкий январь, типичный для Ленинграда. Я выехал заранее и вошел в приемную минут за двадцать до назначенного срока. В приемной никого не оказалось. Генеральный еще не вернулся из обкома партии. На столе лежали свежие газеты. От нечего делать я стал перелистывать первую попавшуюся, это оказались «Известия». Думая о чем-то своем, я просматривал неброские заголовки и вдруг наткнулся на напечатанное через много лет письмо Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской министру культуры СССР.

Этих людей уже давно выдавили из страны, но их продолжали любить, им продолжали поклоняться все, кто знал их как гениальных музыкантов и достойнейших граждан России. И вдруг – это письмо, да ещё в одной из главных и официозных газет страны!

Читаю письмо от начала до конца раз, другой – слова обжигают глаза, проникают в самое сердце. Мстислав Ростропович и Галина Вишневская пишут о том, что больше не могут выносить издевательств, которые чинят над ними, что их лишают возможности работать, что они не могут жить без выступлений, без зрителей, и потому вынуждены навсегда уехать из страны. Неожиданно это письмо нашло горячий отклик в моей душе, и не удивительно – в последние месяцы, а может быть и пару лет, меня тоже терзало чувство какой-то неудовлетворенности. Письмо было настолько ярким и выразительным и произвело такое сильное впечатление, что я выхватил из портфеля старую перфокарту и на обратной стороне своим ужасным почерком выписал из него одну фразу.

Эту перфокарту я вожу с собой по всему свету, она не пропала во всех передрягах, выпавших на мою долю. Фраза, записанная на перфокарте, перевернула всю мою жизнь. Вот она: «Мы не хотим больше исполнять поручения дураков и подлецов».

Казалось, что всё в жизни налажено, успешно и устойчиво, никакая сила не сможет помешать мне добиться задуманного. Мне чуть больше пятидесяти, я здоров и достаточно агрессивен, у меня отличная команда из трёх с половиной сотен единомышленников. С этой командой мы вместе уже без малого тридцать лет. Я руковожу отделением, за плечами которого серьёзные проекты. Более десяти лет назад защищена докторская диссертация, я профессорствую в своём родном институте Точной механики и оптики, пять лет, как я стал лауреатом Государственной премии.

Я отлично обеспечен и обласкан руководством крупнейшего объединения электронного приборостроения «Светлана». Максимально возможная зарплата, абсолютно нормальные жилищные условия, даже машину мне «выделили» почти насильно, и не обычную модель «Москвич» или «Жигули», а почётную «Волгу»!

О чём ещё можно мечтать?

Но всё это – внешняя оболочка. За ней спрятано растущее недовольство собой, ощущение бессмысленной траты сил и необходимости что-то менять.

Я сознаю, что уходят лучшие годы творческой жизни, когда всё кажется по силам, но продвижение вперёд идёт всё медленнее, всё чаще на пути возникают самые бессмысленные препятствия, и работа приносит всё меньше радостей. Любое, даже самое маленькое движение вперёд становится всё более скандальным, постоянно приходится доказывать своё право на активный труд и тратить на это всё больше и больше сил.

В последнее время многое изменилось. Произошел какой-то совершенно спонтанный взрыв человеческого энтузиазма, связанный с «перестройкой», с какими-то надеждами на светлое будущее. Происходящее было замечательно, но иногда приобретало удивительно уродливые формы.

Как теперь стало понятно, излишек свободы – очень опасный наркотик и для общества и для каждого конкретного человека. Я вдруг понял, что люди, с которыми проработал вместе не одно десятилетие, как-то иначе стали ко мне относиться. Появилась какая-то недоброжелательность. Мне казалось, что я совершенно этого не заслуживал. Неожиданно я узнавал, что кого-то обидел, кому-то не доплатил, что-то пытался скрыть от общественности. Это стало меня обижать и унижать, и, в конце концов, привело к решению, которое я принял буквально через минуту после того, как прочитал письмо Вишневской и Ростроповича.

Наконец, вернулся Генеральный. Так с перфокартой в руках я и вошел в его кабинет. Несколько минут мы разговаривали о деле, по которому меня вызвали, после чего я перешёл к теме, которая как током ударила меня при чтении письма великих музыкантов.

Я стал говорить о том, что ситуация в микроэлектронике в стране становится всё более необратимой. Особенно ярко это проявляется в нашем Министерстве электронной промышленности, ещё ярче – в рамках крупнейшего Научно-производственного объединения «Светлана», где это направление никогда и не являлось приоритетным. Сейчас в экономике и в общественной жизни появляется всё больше возможностей для поиска нетривиальных решений, и, если сейчас не предпринять ничего экстраординарного, то через два-три года микроэлектронный комплекс объединения просто погибнет. Я сказал, что у меня есть своя программа действий, которую я готов реализовать, но с теми людьми, которые стоят во главе нашего Конструкторского Бюро об этом невозможно даже думать. Я выразил готовность возглавить новую команду и предложил свою кандидатуру на пост руководителя КБ, но при условии, что сегодняшний руководитель должен быть отстранён от должности. Я обозначил срок действия моего предложения – три дня, после чего я подам заявление об уходе из объединения. При этом я пообещал продолжать свою работу ещё в течение шести месяцев, чтобы подготовить себе замену по всем направлениям моей деятельности, согласовать максимальное количество вопросов с нашими заказчиками, так как многие из них целиком замыкались на меня.

Георгий выслушал меня внимательно и сказал: «Да, Марк, я все обдумаю, мы обо всем поговорим», – на этом всё и закончилось.

Далее
В начало