М.З. Левин

Примерно через месяц М.З. Левин и В.П. Иванов пригласили меня работать главным конструктором одного «заваленного в хлам» заказа на радиолокатор для военных заказчиков со странным названием «Лобанчик». Я согласился, и когда пришел к директору филиала Г.А. Коржавину договариваться о новой работе, он первым делом спросил меня, считаю ли я его по-прежнему «нехорошим человеком»? Я был потрясен. Он все помнил! Фактически только в этот момент я понял, как сильно обидел его три года назад. Я ответил, что был не прав.

А через пару лет мы вытащили из дыры этот самый «Лобанчик», сделали новую антенну, новый передатчик. Получился маленький, переносной радиолокатор, и это был первый военный заказ нашего института, который прошел государственные испытания после развала СССР.

Правда история с «Лобанчиком» затянулась на несколько лет из-за долгостроя лодки, для которой он предназначался. Я уже давно перешел на разработку другой аппаратуры, а меня привлекали к этому делу при каждом обострении ситуации. Какой-то этот «Лобанчик» был невезучий с самого начала. Главные конструктора на нем менялись, как перчатки, а у семи нянек, как известно, дитя без глаза.

"Лобанчик" на вышке завода "Равенство"

А.М. Трояновский

Я был третьим главным и начал с ним работать в 1998 г., когда изготовление экспериментального образца было уже на завершающей стадии. С большим трудом, множеством отступлений и долгов мы сдавали заказчику приборы. Например, чтобы сдать главному контролёру А.М. Трояновскому водонепроницаемость приёмо-передатчика нам пришлось совершить более десятка неудачных попыток, каждый раз упрашивая работников медпункта разрешить использование их ванной комнаты с душем для имитации дождя. После каждой неудачи мы совещались с конструкторами, дорабатывали прибор и выходили на очередную попытку. По институту ходили легенды о нашей «подмоченной репутации», а главный контролёр А.М. Трояновский каждый раз делал нам «последнее китайское предупреждение» о недопустимости терпеть в институте «бракоделов», но потом смягчался ради оборонного заказа.

Наконец все приборы были сданы заказчику. Но уже первые испытания радиолокатора в целом показали, что он ничего не видит. Я долго чесал затылок. Неужели в производстве разучились делать радиолокаторы? Конечно я «протолкнул» некоторые отступления от документации, но не настолько же серьезные, что локатор вместо семи миль видит на расстоянии только одной мили. Стал читать эскизный проект, чтобы посмотреть, на что рассчитывал главный конструктор (самый первый). Там, на бумаге, все было прекрасно. Расчеты давали требуемые результаты.

И только, когда я сам попробовал просчитать результат одной из формул, то понял, в какую яму угодил. Вспомнилось, как трудились в школе ученики, подгоняя решение задачи под ответ. Они придумывали какие-то теории, формулы, чтобы получить нужный результат. Здесь все было проще. Классические формулы были связаны знаком равенства с ответами из технического задания. Никто ничего не считал.

Мне стало понятно, почему первый главный уволился в момент запуска образца в производство. Он-то знал, что бумага все терпит и, видимо, предполагал, что железо по этой бумаге никогда не родится, а потому не стоит и утруждать себя работой. Я впервые встретился с такой явной липой на таком высоком уровне, и, если бы не столкнулся лично, не поверил бы, что такое возможно.

Первый главный, не буду называть его имени, пришел в наш институт в начале девяностых годов в период распада страны и промышленности, пришел с родственного завода Равенство, на котором не стало работы, и почти сразу был назначен главным конструктором «Лобанчика», наверное, за прошлые заводские заслуги. Возможно, у него были какие-то причины для халтуры, но не такие уважительные, чтобы дожидаться неприятной развязки после изготовления образца.

Не знаю деталей и подробностей этой истории, но думаю, что для главных конструкторов нужен ценз оседлости на родном предприятии. Это как страховка от недобросовестности на будущее. Ну а мне пришлось тихо и без шума дорабатывать аппаратуру, дипломатично объясняя слишком любознательным контролерам и заказчикам, что бывают ситуации, которые невозможно предусмотреть заранее, а можно проверить только при натурных испытаниях. В это время мне здорово помогли ближайшие помощники: А.П. Кузьмин, А.И. Гедз, А.В. Ефремов, И.Н. Титова, прибористы: Ф.Б. Рабинов и А.И. Старостенков, конструкторы: Ю.П. Лаптев, Ю.И. Баранов, Н.А. Садиков, советчики высшей квалификации: В.Н. Пушкин, В.С. Баландин, В.В. Егоров, а также разработчики индикатора: Г.Т. Бронтвейн, Ю.Н. Овчаров, А.З. Кугушев, И.И. Ковалёва, Б.З. Фурман, Н.П. Седов, разработчики микроэлектронных блоков: Е.П. Кривунь, И.А. Молин, В.Ф. Платонов, разработчики программного обеспечения: В.Я. Зобнин, И.Л. Бредун, Т.А. Потёмкина, А.М. Протасов, Т.В. Бельская. От института теоретиков ВМФ разработку курировал Ю.Н. Сизов.

Прошел почти год, прежде чем мы продолжили испытания после изготовления нового передатчика и антенны. Долго выбирали, куда поставить «Лобанчик» для испытаний. Попробовали пройти из Приморска в Петербург на небольшом буксире «Байкал», даже поняли, что наш локатор работает, но поняли также и то, что доказать это комиссии в условиях буксира невозможно, потому что комиссии на буксире не разместиться.

Следующая попытка провести испытания «Лобанчика» на нашем полигоне в поселке Озерки около Приморска тоже оказалась неудачной. С вышек полигона виден Финский залив и фарватер с движущимися кораблями. Дальность действия «Лобанчика» по кораблям мы видим, но точность работы так не проверишь.

И тогда мы договорились с директором дружественной фирмы «Гранит-7» А.В. Гусевым об аренде разработанного и построенного им нового природоохранного катера. Это комфортабельное судно, куда можно пригласить и разместить любую комиссию. Катер ходит по всему заливу, часто используется для различных презентаций. При этом наш буксир «Байкал» можно использовать в качестве вспомогательного судна для маневров. Казалось, что все прекрасно, а высокую стоимость рабочего времени катера мы предполагали скомпенсировать за счет экономии времени работы: ни минуты лишних экспериментов. Но наши неприятности с этого момента только усилились, как будто злой рок повис над нами.

То электросеть катера выдала большие броски напряжения при переключении агрегатов и сожгла входные цепи «Лобанчика» на глазах у собравшейся комиссии. То капитан накануне следующего приезда комиссии решил заправиться соляркой, а чтобы по пути не зацепиться «Лобанчиком» за мосты, приказал команде положить «Лобанчик» вместе с постаментом на палубу. При выполнении этой операции, слегка «весёлая» команда не удержала аппаратуру и грохнула ее о палубу, переломав внутри «Лобанчика» много кое-чего.

Вы, наверное, догадываетесь, что я услышал от членов собравшейся комиссии про себя и про случившееся. Чувствовал я себя неважно и в душе проклинал алкоголиков, которым «Лобанчик» мешал спокойно жить на этом уютном катерочке с водочкой и закуской.

После каждой такой аварии три – четыре недели уходили на авральный ремонт и настройку. В аппаратуре уже не осталось живого места. Заплата стояла на заплате и, естественно, встал вопрос об изготовлении второго образца для повышения надежности. Но по разным причинам решение не было принято, и нам пришлось снова и снова латать имеющееся железо. Не помню, с какого раза, но точно помню, что с большим трудом удалось пробиться на государственные испытания.

Б.М. Антонов

В Оленью губу за Мурманском, где нам выделили для испытаний маленькую и старенькую подлодку, мы с Б.М. Антоновым  приехали поздно вечером 12 августа 2000 г. «Лобанчик» сдали на склад, а сами отправились ночевать в гостиницу в Снежногорске. Рано утром нас с Антоновым разбудил приехавший за нами солдат с указанием срочно явиться в Оленью губу. На словах он сказал, что выделенная нам лодка уходит в поход, во время которого мы проведем нужные нам работы.

Не понимая, почему такая спешка, поворчав немного о том, что с дороги надо бы выспаться, мы минут через десять уже сидели в солдатском газике и ехали на работу. В Оленьей губе царила какая-то суета и нервозность. Матросы и офицеры бегали с кораблей на берег и обратно, таскали какие-то ящики, куда-то спешили. Нам велели распаковать свой «Лобанчик», загрузить его в лодку и готовиться к выходу. Шепотом сообщили, что в Баренцевом море – ЧП.

К обеду оказалось, что лодка перегружена и на испытания поеду я один, а к вечеру уже и на меня тоже не хватило места, и нас отправили в гостиницу. Утром следующего дня из радиосообщений мы узнали о трагедии АПЛ «Курск» и больше недели смотрели телевизор, переживали за погибших и ждали со дня на день возвращения нашей лодки с нашим «Лобанчиком».

До сих пор я не могу для себя решить, повезло мне или наоборот не повезло, когда на меня не хватило места в лодке на этот поход? Возможно, я узнал бы что-нибудь дополнительное о причинах трагедии. Но спрашивается, зачем мне это, если я и так сильно сомневаюсь в правдивости официальной версии? ЧП случилось, и помочь уже никому невозможно.

Когда наша лодочка вернулась из похода, идти снова в море она, конечно, не могла. Ее подняли в сухой док, а мы, чтобы хоть что-нибудь проверить, затащили «Лобанчик» на крышу дока, откуда была видна большая вода. Я включил «Лобанчик» и почувствовал тоскливый холодок, где-то в желудке. Панорама на экране была тусклая, не живая. Дальность обзора – вообще никакая.

Впервые я решился разобрать приемо-передатчик своими дрожащими от волнения руками. Когда и что мы сломали? Пока везли в поезде, пока ехали в автобусе, или пока плавали с ним к погибшему «Курску»? Впрочем, это уже не важно. Три дня мы возились с приемо-передатчиком, не обращая внимания на инструкции, по которым все это можно делать только в условиях завода – изготовителя. Мы разбирали и собирали его, меняли блоки на запасные, пытаясь без заводских стендов найти неисправность. У нас ничего не вышло. Пришлось прервать испытания и вернуться в Питер ни с чем. Там, собрав все стенды и всех специалистов, мы довольно быстро нашли обрыв в монтаже и все исправили, но на дворе уже наступала зима.

Только в ноябре, сразу после закрытия навигации на Финском заливе, когда официально выход в море уже закрыт, а практически – нет, можно сказать с последним звонком, нам удалось завершить Государственные испытания. Подписание акта о государственных испытаниях прошло торжественно. В проходной института повесили поздравительную молнию…. И опять это было только начало.

Нашему макетному образцу присвоили статус «экспериментально-поставочного», и отправили в Северодвинск. Впереди нас ждали государственные испытания новой строящейся лодки с нашим «Лобанчиком».

Через четыре года строительство новой лодки вступило в завершающую фазу, и, как вы уже, наверное, догадались, нас срочно вызвали в Северодвинск, так как «Лобанчик» не работал. Некоторых разработчиков в это время уже не было в живых, а другие забыли, что такое «Лобанчик». В комплексную бригаду вошли В.Я. Зобнин – заместитель главного конструктора по программному обеспечению, Н.П. Седов – классный специалист по индикатору с вычислителем, В.В. Митюк – специалист по системе диагностики и молодой комплексник А.В. Бакушин. Хорошо, что я примерно помнил, как мы диагностировали и чинили «Лобанчик» раньше.

Каких поломок только мы ни находили в «Лобанчике» за следующие два года испытаний! Поломанные разъемы в цифровых блоках, вода в волноводах, высохшие прокладки в водозащитных узлах, отказы электронных блоков, обледенение вращающихся соединений при накрытии волной на морозе в шторм, износ редукторов и, конечно, программные нестыковки при утраченных документах на магнитных носителях.

Каждая поломка сопровождалась грозными телеграммами, вызовами в командировки, куда меня отпускали с большим скрипом, потому что я уже был сильно загружен новыми делами в другом комплексе института. Мне кажется, что все неприятности, какие только могли случиться с «Лобанчиком», обязательно случались. Возможно, кто-нибудь специально ломал его. За это время я научился ремонтировать радиоаппаратуру и вполне мог бы оставшуюся часть жизни посвятить этому ремеслу.

С «Лобанчиком» мне посчастливилось пройти на лодке довольно большой путь через все Белое море от Кандалакши до Северодвинска. Меня взяли для того, чтобы самому все посмотреть и составить перечень задач, которые надо решить дополнительно.

Огромное впечатление произвел быт на лодке в пору испытаний. Народу на испытаниях в три раза больше, чем штатный экипаж, спать негде, но и не спать четыре дня тоже нельзя. Я нашел себе для сна закуток между шкафами на полу. Снизу меня укачивал вибрацией и свирепым звуком компрессор, сверху в лицо светил фонарь типа прожектора, от которого я защищался козырьком кепки, а сбоку сжимали металлические шкафы с принудительной вентиляцией. Холодновато, но спать можно. Двери между отсеками размером метр на полметра преодолевать приходилось ползком. Ели три раза в день в пять смен. Моя смена начинала день с завтрака в 4ч. 15мин., а заканчивала в 20ч., 45 мин. ужином. Но зато через четыре дня нас, а вернее нашу подлодку по прозвищу «Лошарик», встречали в Северодвинске с оркестром.

В общем, хлопотное и долгое это дело доводить экспериментальный, можно сказать, радиолюбительский образец до состояния, пригодного для эксплуатации. Не зря говорят, что скупой платит дважды. Мы в свое время поскупились сделать второй образец «Лобанчика» и теперь расплачивались за это.

Возможно, в этом опять был виноват я сам. Когда обсуждался вопрос о втором образце, я высказал мнение, что в новый «Лобанчик» надо бы поставить цифровые фильтры для сжатия импульсов. Это напомнило о конкуренции двух школ обработки фазоманипулированных сигналов: нашей гранитовской школы с цифровыми фильтрами и конкурирующей школы, исповедовавшей обработку сигналов на корреляторах. Поскольку при дискуссиях о «Гарпун-Бале» было затрачено много сил на дискредитацию принципа цифровых фильтров, то сейчас главный конструктор корабельной радиолокации В.П. Иванов не мог резко изменить свою точку зрения и в новом радиолокаторе дать зеленую улицу цифровым фильтрам. Такова жизнь

Далее

В начало