Мать – из Одессы. Мой дед по материнской линии – огромный породистый красавец блондин. Фамилия – Кох, непопулярная, прямо скажем, в годы войны. Забегая вперед, скажу, что мать не меняла свою фамилию при замужестве и это, как выяснилось, оказалось не самым правильным решением. В семье три дочери и один сын. Семья зажиточная. Дети хорошо одеты. Девочки – все в рюшечках.  Бабушка – человек с характером. На ней все держалось. В семье не было ничего еврейского, кроме происхождения. Ни языка, ни религии. Не знаю почему. И все говорили на прекрасном русском языке. Даже без малороссийского акцента. Тоже не знаю, почему так получилось. Мать – средняя из дочерей. Самая удачная из детей. Любили больше всего младшую Галю, она младшая и самая красивая. Так считалось. Когда я уже что-то стал понимать, мне показалось это совсем неочевидным – мать значительно интересней Гали. Может быть, в силу большей одушевленности всего ее облика. Старшая из дочерей Дора, она же и старшая из детей, была, естественно, первенцем, ее привыкли любить. Дора была неудачлива во всем, ее опекали и оберегали. Сын Семен, мой дядя, высокий как дед, его отец, нескладный, застенчивый, ни к чему не приспособленный, хотя учился неплохо, единственный в семье получил инженерное образование. В общем, мать, веселая, неунывающая, самостоятельная, живая, контактная, неконфликтная, хорошенькая, умная… Сама пробьется. Никто не обращал на нее внимания. В годы военной эвакуации, когда деда уже не было… Мужья дочерей на фронте. Бабушка с тремя дочерьми и тремя внуками… Она была гипертоником. Уральское высокогорье было не для нее. Бабушку хватил удар. Она успела сказать: «Люба, береги Дору и Галю». Но это будет позже. А пока все неплохо. Дети учатся. Новая экономполитика. НЭП. У деда – свое «дело». История трагическая. И одновременно комическая. Компаньон деда – разбитной молодой человек. Часто появлялся в доме. Проводил время в обществе трех барышень на выданье. Может, и не такие красавицы, но чистенькие, опрятные, интеллигентные. Любо – дорого. Заморочил голову старшенькой. Обещал жениться, соблазнил под шумок. Забрал кассу, да и был таков. И нет его. Слезы, разбитое сердце первенькой. Рухнувший бизнес. Позор на всю Одессу. По этой ли причине, по какой другой, наскребли последние денежки; семья отправилась в Питер. Таков сценарий провидения. Вначале жили в коммуналке на Моховой, потом на Старом Невском. Как сводили концы с концами – трудно сказать. Дети – взрослые, дочери учились, сын уже работал. Безутешную «брошенную и покинутую» сразу по приезде выдали замуж. Нашли невзрачного еврейского человечка. Добрый, кругленький, неюный. С потрясающей коммерческой жилкой. Такое часто встречается в народе книги. Он был коммерческим директором мебельной фабрики и неплохо обеспеченным человеком по тем смутным временам. Его осчастливили браком. Как согласилась Дора – не знаю. Возможно, понимала, что такой брак необходим, чтобы решить семейные финансовые проблемы. Она никогда не выглядела счастливым человеком. Я не видел, чтобы она улыбалась. Но женой была хорошей. На сторону не смотрела. Старалась хорошо содержать семью. Родила дочку – первую внучку в большой семье. Всеобщую любимицу. Но мужа держала под каблуком.  Эта традиция – строго держать мужа под каблуком – стала устойчиво передаваться по женской линии тетушки Доры.

Вскоре деда забрали энкавэдэшники. Забирали всех нэпманов, экспроприировали золото. И его, неудачливого нэпмана, тоже забрали. Нэпмана, у которого украли «дело», деньги и честь старшей дочери. А этим – что? Вынь да положь! Недавно побывал в Соловках. Ходил, думал, где мог быть дед? Где содержался, в каком корпусе? Мать забросила учебу. Бегала по инстанциям. Ездила в Одессу и почему-то в Ростов-на-Дону. Собирала какие-то справки, ходила на прием по кабинетам. Доказывала, что они давно уже не нэпманы, не буржуа, а честные трудящиеся. Не знаю, она ли этого добилась. Или вертухаи в те времена еще не потеряли окончательно голову от запаха крови. Но дед вернулся домой. Тогда еще такое было возможно. Денег у него не было. Почему простили его, оставили в живых? Может, это вертухайская ошибка? Я знаю, что многие вертухаи первой волны были расстреляны в Соловках. Может, потому что поотпускали чьих-то бабушек и дедушек. Не сообразуясь с высшими соображениями величайшей пролетарской справедливости.

Однако, недолго музыка играла в старой коммуналке на Невском. Дело в том, что в Соловках деда много раз пропускали через «парилку». В небольшое помещение ставили узкие скамьи, поперек скамей садились арестанты, вплотную живот к спине. В помещение пускали пар. Чтобы помучились. Чтобы осознали: надо отдать неправедно нажитое стране трудового народа. Дед вернулся из Соловков с тяжелейшей астмой. И вскоре скончался.

Мама была барышней на выданье. До сих пор у нас хранится ее портрет, написанный сангиной безымянным поклонником, сделавшим, как говорят, блестящую карьеру. В семейном альбоме хранится портрет элегантного скрипача, тоже имевшего, видимо, интерес к моей матушке в девичестве. Но вышла она замуж почему-то за моего отца. Куда более скромного человека, не очень образованного, далеко не красавца, старше ее на восемь лет. Может, напуганная перипетиями жесткой действительности времен пролетарской диктатуры, мудрая даже в молодые свои годы матушка сознательно выбрала успешного и достаточно влиятельного в те годы советского выдвиженца. А может, действительно, разглядела в нем благородную натуру, силу и мужество характера, искренность и особую мужскую стать. Мне трудно об этом судить. На фотографиях тех времен, снятых во время отдыха в Крыму, на Кавказе, среди сугробов Хибиногорска, тогда, когда меня еще не было, я вижу абсолютно счастливую пару моих родителей. В моих личных воспоминаниях повторяется то же самое. Это пара, семья двух непростых людей, людей очень нелегкой судьбы. Их открытое, бережное, самоотверженное и беззаветное отношение друг к другу, как в минуты радости, так и в периоды труднейших жизненных испытаний, всегда было и останется для меня примером и идеалом отношений мужчины и женщины.

В начало

К предыдущей главе

Далее