Названия цветов
Композиция информационных материалов
Для положительного настроения

Моей сестре Галине, садовнице, 
потомственному (от деда) мастеру
прививки плодовых деревьев, 
  посвящаю 

Какой цветок я больше всех люблю, – 
Пожалуй, назову я одуванчик. 
А как же ландыш? Василёк во ржи? 
Черёмухи душистое соцветье? 
Кувшинка? Георгины? Белых лилий 
Надводно-надзеркальное дрожанье? 
И розы, наконец? 
  (Владимир Солоухин). 

Цветок засохший, безуханный, 
Забытый в книге вижу я. 
  (Александр Пушкин). 

Оглавление

Обыкновенные
Новые для меня
Экзотические
Суккуленты, кактусы
Пальмы
Агавы, юкки
Деревья
Водяные цветы
Прочие (луговые, лесные, деревья, кустарники и др.)
Семейство Астровые
Семейство Орхидные
Приложения
Букет в трамвае
Природа.

Обыкновенные
любимые, привычные

Как соловей о розе. 
  (Павел Антокольский). 

Над душистою веткой сирени.
  (Константин Романов). 

Ласково цветёт глициния.
  (Новелла Матвеева). 

азалия
амарант, щирица
анемон, анемона, ветреница, ветряница
анютины глазки, фиалка трёхцветная
астра – род растений семейства Астровые
астра альпийская
астра итальянская, астра ромашковая, астра дикая, астра европейская, астра степная
бадан
бальзамин
барвинок
бархатцы
бегония
василёк
вербена
вьюнок
вьюнок полевой (сорняк)
вьюнок трёхцветный
гвоздика
гелениум
гелиотроп
геллеборус, морозник, зимовник, чемерица
георгин
герань
гербера
гиацинт
гибискус, ибискус
гипсофила, качим
гладиолус
глициния, вистерия
горицвет, адонис
гортензия
дельфиниум, живокость, шпорник
душистый горошек, чина
жасмин
золотой шар, рудбекия рассечённая
ирис
календула, ноготки
калла, белокрыльник
каллистефус – род растений семейства Астровые
каллистефус китайский, садовая астра, астра китайская
камелия
канна
космея
крокус
лаванда
ландыш
левкой, маттиола
лилия
львиный зев, антирринум
люпин
лютик азиатский, ранункулус, ранункулюс – махровый гибрид
мак
мальва, просвирник
маргаритка
медуница
мимоза
мирабилис, мирабилис ялапа, мирабилис слабительный, ночная красавица
монстера
нарцисс
нарцисс узколистный
настурция
незабудка
нивяник, поповник (не ромашка)
олеандр
орхидея (семейство Орхидные)
пеларгония (не герань)
петуния
пион
пион узколистный, пион тонколистный, пион воронец
подсолнечник, подсолнух
портулак
примула, первоцвет
резеда
рододендрон
роза
ромашка
рудбекия
сенполия, фиалка узамбарская, фиалка африканская
симфиотрихум, астра американская – род растений семейства Астровые
симфиотрихум новобельгийский (астра новобельгийская – устаревшее название)
сирень
спирея
табак душистый, табак декоративный, табак крылатый
топинамбур, подсолнечник клубненосный, земляная груша
тысячелистник
тысячелистник птармика, чихотная трава, чихотник обыкновенный, жемчужница
тюльпан
фиалка, виола
флокс
хоста
хризантема
цикламен
цинния
чистец византийский, чистец шерстистый (“заячьи ушки”) – род растений
шиповник
шнитт-лук, лук шнитт, лук скорода, лук резун
эшшольция.

   Роза
 Ромашка
Рододендрон
Рождество
 Романтика
   Россия

Новые для меня
не слышала или не обращала внимания, хотя они всегда были где-то рядом;
узнала, познакомилась недавно благодаря знающим, опытным людям

Я цветами пишу. Ты ведь любишь цветы.
Это всё для тебя. Это ты. Это ты.
(Сергей Островой). 

агапантус
агератум
аглаонема
азарина
аконит, борец
алиссум, бурачок
алтей
амсония
армерия
арника, баранец
астильба
астранция, звездовка
ауриния скальная (иногда ошибочно называют “алиссум скальный”)
африканское просо, перистощетинник американский, негритянское просо
багульник, багун, клоповник, лесной розмарин
баптизия
бессмертник, гелихризум, цмин
броваллия
бруннера
буддлея
бузульник, лигулярия
бурачок, алиссум
валериана
василисник, василистник
ваточник, асклепиас
вербейник
вереск
вернония
вероника седая
водосбор, аквилегия, орлики
волжанка, арункус
газания
гайлардия, гайлярдия, гайярдия, гайллардия, кокарда (не рудбекия)
гаультерия, гаултерия, готьерия, гольтерия
гейхера
гелиопсис
гиппеаструм
глоксиния
годеция
горечавка
горчица, синапис
горянка, эпимедиум, бесцветник
гравилат
дабеция
девясил
дербенник, подбережник
диморфотека
диффенбахия
дихондра
дицентра
дицентра великолепная, «разбитое сердце»
дороникум
драцена
иберис, иберийка, перечник, стенник, разнолепестка
инкарвиллея
ипомея
ипомея батат, батат, “сладкий картофель”
ипомея квамоклит, квамоклит перистый
ипомея слабительная, ялапа настоящая, ялапа
ипомея трёхцветная
иссоп
камнеломка
кампсис
катарантус
кипрей
кислица, оксалис
кларкия
клематис, ломонос, лозинка
клеома, клеоме, паучник
клещевина
книпхофия, книфофия
кореопсис, ленок, парижская красавица
коровяк, вербаскум
котовник
котовник кошачий, кошачья мята
кровохлёбка
крокосмия, монтбреция, тритония
крокус, шафран
лабазник, таволга
лаконос, фитолакка
лапчатка
лиатрис
лилейник, красноднев
лимнантес
лихнис, зорька
лобелия
лобулярия, газонница (иногда ошибочно называют “алиссум”)
лофант
манжетка
мелколепестник, эригерон
мимулюс, губастик
монарда
мордовник, эхинопс
мускари, гадючий лук, мышиный гиацинт
наперстянка
немезия
немофила
никандра
нирембергия
нолана
норичник
обриета, аубриета
овсяница
оксалис, парохетус, кислица
оксалис голубой, голубой клевер, клевер-бабочка
оноклея – род растений класса Папоротниковых
остеоспермум, капская маргаритка
пахистахис
пенстемон
пентас
перилла
перистощетинник, пеннисетум
перовския
перовския лебедолистная, русский шалфей
пимента
пимента лекарственная, ямайский перец (душистый перец)
пиретрум, ромашник
платикодон, ширококолокольчик
посконник
пролеска, сцилла
пупавка (не ромашка)
пупочник, омфалодес
пупочник завитой
роджерсия
сальпиглоссис
сеслерия
сивец, пуповник
сидальцея
синеголовник
смолёвка
смолёвка халцедоновая, лихнис халцедоновый (зорька обыкновенная, зорька халцедоновая – устаревшие названия)
спатифиллюм, спатифиллум, «женское счастье»
спилантес
статица, кермек, лимониум
страусник – род растений класса Папоротниковых
схизантус, цветок-бабочка (не орхидея)
сцевола
сциндапсус
тимьян, чабрец, богородская трава
трёхрёберник (не ромашка)
триллиум
трясунка, бриза
увулярия
физостегия
хатьма, лаватера
хауттюйния, гуттуиния
хойя
хохлатка
циссус
череда, биденс
черноголовка
чернушка, чернуха, нигелла
чернушка дамасская, «чёрный тмин»
чернушка посевная, калинджи
чубушник (не жасмин)
шалфей, сальвия
шлемник
шпороцветник, плектрантус
энотера, ослинник
эремурус
эхинацея
эхиум, синяк.

. 

Экзотические

Цветёт коларио по всей Ведадо. 
  (Владимир Маяковский). 

алонсоа
альстрёмерия (альстромерия)
антуриум, «мужское счастье»
бадьян
бугенвиллея, бугенвиллия, коларио
вейгела
галезия, халезия, ландышевое дерево
галезия каролинская, халезия каролинская
гардения
зеновия
золотарник
кадупул
кассиопея
клиантус
молочай, эуфорбия – род растений
молочай красивейший, пуансеттия
молочай многоцветный
молочай солнцегляд
пассифлора, страстоцвет
пиерис
повой, калистегия – род растений семейства Вьюнковые (иногда называют “вьюнок”)
подъельник
протея
пуансеттия, молочай красивейший
родея японская
скабиоза
стрелиция
фотергилла
фрезия
фризея
целозия
штокроза (не мальва)
экзохорда, струноплодник,
эписция
эрика
эустома, лизиантус
эуфорбия, молочай – род растений
эхинацея (не рудбекия).

. 

Суккуленты, кактусы

Даже кактус цветёт иногда,
Цветком являя миру нежность.
  (Из Интернета).

алоэ, столетник
аихризон, «дерево любви» 
апорокактус
астрофитум
гимнокалициум
карпобротус
лофофора – род растений семейства Кактусовые
лофофора Уильямса, пейотль, пейот
маммилярия
мезембриантемум
молодило
опунция
очитник
очиток, седум – род растений 
ребуция
рипсалидопсис
рипсалис
толстянка, крассула, красула, жирянка
хатиора солеросовая
седум, очиток – род растений
сулькоребуция
хатиора солеросовая
цереус
шлюмбергера, зигокактус, декабрист, рождественник
эпифиллум
эскобария
эхеверия
эхиднопсис
эхинокактус, ежовый кактус
эхинопсис

очиток, седум
Виды:

скальный (отогнутый)
толстолистный

очиток скальный
Сорта:

Ангелина
Ауреум
Блю Форест
Глаукофилум
Голубая ель (Блю Спрус, Blue Spruce)
Жёлтая подушка
Кристатум
Лидакенс
Робустум
Рубин Глоу
Сильвер Карпет
Сэнди Сильвер Крест
Шоколадный мяч (Шоколад Болл, Шоколад Бол)

. 

Пальмы
напоминают гигантские доисторические цветы

Три гордые пальмы высоко росли. 
  (Михаил Лермонтов). 

бутия
вашингтония
латания
ливистона
рапис
сабаль
сереноа, сереноя
трахикарпус, китайская веерная
финиковая
хамедорея, бамбуковая
хамеропс
эритея
юбея, слоновая

Агавы, юкки

Деревья

Расцветали яблони и груши.
  (Михаил Исаковский).

В парке Чаир расцветает миндаль.
Снега белее черешен цветы.
  (Павел Арский). 

абрикос
акация
акация серебристая, «мимоза»
алыча
бересклет
вишня
груша
лагерстрёмия, креп мирт, банаба
магнолия
миндаль
персик
сакура
слива
фикус, смоковница, смоква, фига, фиговое дерево, инжир, винное дерево
фикус бенджамина
черешня
черёмуха
яблоня

Водяные цветы

Белоснежные кувшинки задремали, чуть дыша.
  (Константин Бальмонт). 

апоногетон
виктория регия
водокрас, лягушечник
калужница
кубышка
кувшинка
лотос
частуха

Водяные лилии (ненюфары) – обобщающее наименование
для водных растений родов кувшинка, кубышка и лотос.

Прочие (луговые, полевые, лесные, кустарники и др.)

Колокольчики мои, 
Цветики степные! 
Что глядите на меня, 
Тёмно-голубые? 
  (Алексей Толстой). 

Одуванчик златоокий уже мерцает из травы.
  (Констатни Фофанов).

ананас
банан
белокопытник, подбел, мать-и-мачеха
брусника
голубика
горец, гречишник, гречишка
душица
жимолость
клевер
клюква
колокольчик
копытень, копытник, асарум, азарум
кочедыжник
красника
кунжут
купальница
лавр
луговик, щучка (иногда называют “дешампсия”)
лютик
люффа, луффа, люфа (мочалка)
майоран
мелисса, мята лимонная, маточник, медовка, роевник, пчёльник
мимулопсис
мшанка
мята
одуванчик
папоротник (без цветков)
пижма
подснежник
ревень
розмарин
седмичник
таран, аконогонон
фаллопия, повитель
хамедафне обыкновенная, кассандра
хмель
черника
эдельвейс.

Семейство Астровые, или Сложноцветные

Включает в себя 32 913 видов растений, объединённых в 1911 родов.

Семейство разделено на двенадцать подсемейств.
Самое крупное подсемейство называется также
- Астровые, которое объединяет более 1000 родов и более 16 тысяч видов.
Второе по величине подсемейство имеет несколько названий:
- Цикориевые, или Латуковые, или Молокановые – и состоит примерно из 200 родов и 4 тысяч видов.
Далее следуют подсемейства:
- Чертополоховые,
- Мутизиевые
и другие.

Семейство Орхидные, Орхидеи

Включает в себя 26 тысяч видов растений, объединённых в 880 родов:

каттлея
любка двулистная, «бальзам дикий», «ночная фиалка»
онцидиум
пафиопедилюм, «Венерин башмачок»
фаленопсис, «порхающая бабочка», «ночная бабочка»
цимбидиум
ятрышник.

Народное название «заячья капуста» может относиться к следующим нескольким растениям:
кислица, манжетка, молодило, очиток.
Народное название «кукушкины слёзки» может относиться к следующим нескольким растениям:
любка двулистная, трясунка, ятрышник.

В вышеизложенном тексте приведены
ботанические названия  родов растений, синонимы, народные названия, (замечания),
а также  ботанические названия некоторых  видов растений.

Опция:
некоторые синонимы названия растения, которые особо я выделяю, помечены здесь серым цветом.

. 

Приложения

Букет в трамвае 

Повесть о жизни. Книги 1-3
Книга третья. Начало неведомого века
Константин Паустовский

Зона тишины

Изредка у меня случались свободные дни. Тогда я выходил ранним утром из дому и шёл пешком через весь город в Ноевский сад или слонялся по окраинам Москвы, чаще всего за Пресней и Девичьим полем.
Время было голодное. Выдавали в день только восьмушку чёрного хлеба. Я брал с собой эту восьмушку, два-три яблока (ими снабжала меня соседка Липочка) и какую-нибудь книгу и уходил на весь день до темноты.
Окраины Москвы почти ничем не отличались тогда от так называемых “заштатных” российских городков. Кольцо глухих предместий окружало огромную встревоженную столицу. Но шум Москвы сюда не достигал. Лишь изредка дуновение ветра доносило вместе с тихими вихрями пыли то отдалённые звуки “Интернационала”, то такую же отдалённую винтовочную стрельбу. Тогда в городе довольно часто случались короткие перестрелки, но ими мало кто интересовался. Они возникали неожиданно и так же неожиданно гасли.
Окраины города были очень пустынны. Пожалуй, это больше всего и привлекало меня. Было ли это желание короткого отдыха от напряжённых дней или, может быть, это были поиски тишины, когда можно глубоко вздохнуть, оглянуться и представить себе происходящее со стороны, чтобы легче в нём разобраться?
Ещё одно ощущение всегда возникало у меня, как только я попадал на окраины, – уверенность в том, что впереди меня подстерегает разнообразная, может быть даже слишком пёстрая и интересная жизнь. Почему эта уверенность появлялась именно на окраинах, я до сих пор не могу понять.
Я даже загадывал, глядя на какой-нибудь заросший чахлой травой закоулок, где сохло на верёвке застиранное бельё, что через несколько лет я обязательно вернусь в этот закоулок, чтобы понять, как я переменился за это время, тогда как он остался таким же заброшенным, каким и был. Всё так же будут мутно поблёскивать маковки облупившейся церкви и шуршать пересохшее на ветру бельё, а у меня в это время за плечами, может быть, уже будут скитания, свои книги и даже, чего доброго, необыкновенная любовь.
Я как бы брал этот закоулок в свидетели жизни. Мне хотелось по этому невзрачному уголку Москвы отмечать движение времени в самом себе.
Но я, конечно, ошибался. Когда через пять лет я вернулся в Москву, в один из таких закоулков, то увидел белый дом, обсаженный молодыми липами, и вывеску на нём: «Музыкальная школа такого-то района».
В окраинах было своё очарование, – в деревянных косых домах, подпёртых тёмными бревнами, в давно заброшенных маленьких фабриках с валяющимися среди лебеды красными от ржавчины котлами и в дровяных складах, пахнущих берёзовой корой. Очарование было в блестящих от времени скамейках у ворот, где земля затвердела, как асфальт, от затоптанной подсолнечной шелухи, в мостовых, мягких от гусиной травы, и в бездействующих шлагбаумах через заброшенные железнодорожные ветки. Там стояли чёрные, навсегда погасшие паровозы, должно быть, ещё времён Стефенсона, с горластыми трубами. В будках этих паровозов вили гнёзда ласточки.
Очарование было и в тёмных вязах, настолько немощных от старости, что на них едва успевала распуститься к концу лета только половина листвы; в кучах шлака, покрытых одуванчиками, в скворечнях и заборах из поломанных железных кроватей и церковных решёток. Их обвивала сладковато-горькая повилика. Герань пламенела на окошках в жестянках от консервов, как заморские жар-цветы.
В одном дворе я даже увидел диковинку – собачью будку и в ней карминного петуха с чёрным хвостом, привязанного цепью за лапу (взамен отсутствующей собаки), очевидно в назидание за нахальный драчливый нрав.
Была своя прелесть в тополёвом пуху, катавшемся по улицам лёгкими серебристо-серыми рулонами, в играющих на задворках пискливых облезлых котятах, в старухах, как бы вырезанных из коричневого морщинистого дерева, в настурции, буйствующей своими круглыми сочными листьями и красными капюшонами цветов, даже в воробьях, пьющих воду из невысыхающих луж около водоразборных колонок, в засиженной мухами олеографии “Поцелуйный обряд” за открытым окном тёмной комнаты, в клетке с попискивающей от скуки канарейкой, в фикусах и разбитом и криво склеенном рыжем фарфоровом сеттере, в съеденном молью чучеле иволги и, наконец, в самоварном дыму, струившемся среди двора прямо к белёсому небу, несмотря на то что самовар был кособокий. Как известно, такое поведение самовара предвещает устойчивую жаркую погоду.
На огромных цементных трубах, валявшихся на пустыре, детской рукой было написано углем «Рай», «Ад», «Остров сокровищ», «Зимний дворец». «Зимний дворец» покрывали свежие красные шрамы от осколков кирпича. Очевидно, «Зимний дворец» совсем недавно обстреливали.
Иногда ветер наполнял улицу запахом гниющей воды и помидоровых листьев. Курчавые огороды расстилались за домами. Среди грядок вертелись на палках, заменяя пугало, детские ветряные мельницы из глянцевитой разноцветной бумаги.
Вдали над пылью, над сероватым маревом мерцали почернелым золотом купола Москвы и богатырский шлем храма Христа Спасителя. Над соборами стояли облака, похожие на пышно взбитый белок, чуть подрумяненный солнцем.
Это была, конечно, Азия – капище как бы вылепленных из коричневой глины или отлитых из чугуна православных святых, стопудовые кресты, поддерживаемые цепями, и круглые башни Кремля в венках из непрерывно взмывающих над ними голубиных стай.
Особенно хороши были на окраинах илистые пруды. Сквозь их зелёную, как оливковое масло, воду поблёскивали затопленные жестянки. Гнилые сваи торчали из воды, и с них тонкими прядями свешивалась тина. От неё пахло аптекой. На берегах стояли, согласно наклонившись к воде, ивы с выжженной молнией сердцевиной. Ивы давали тень.
Я читал в этой тени, сидя на тёплой земле и поглядывая, как со дна струятся, никогда не обгоняя друг друга, пузырьки болотного газа. По воде бегали на высоких лапах какие-то жучки. Окраинные мальчишки называли их «водогонами». Стоило бросить спичку, как водогоны неслись к ней со всех сторон, сбивались в кучу и, убедившись, что это всего только несъедобная спичка, стремительно разбегались.
Всегда в такой пруд лилась из заржавленной трубы пенистая вода. У того места, где она впадала в пруд, тучами стояли мальки.
Мальчишки пускали по воде плоские дощечки, изображавшие пароходы. Девочки-подростки, подобрав ситцевые платья, полоскали бельё и взвизгивали, когда под ногами у них шныряли невидимые водяные существа. Девочки уверяли, что это пиявки.
***
На одном из таких прудов я часто встречал хмурого огородника в рваном балахоне. Он удил рыбу, воткнув в берег пять-шесть удочек. Изредка у него брали маленькие, как пятаки, карасики. Сидел старик часами, пожёвывая, так же как и я, чёрный хлеб.
Я разговорился с ним, и он показал мне свой огород. По-моему, этот огород был прекраснее самых пышных розариев. Во влажных его зарослях освежающе пахло укропом и мятой.
– Вот видите, товарищ дорогой, – сказал мне огородник, – можно, оказывается, и так жить. Всячески можно жить – и свободу завоёвывать, и людей вроде как переделывать, и помидоры выращивать. Всему своя честь, своя цена и слава.
– Вы это к чему говорите? – спросил я.
– К терпимости и пониманию. В них, по моему разумению, и заключается истинная свобода. Каждый человек должен вольно прикладывать руки к любимому занятию. И никто не должен ему мешать. Тогда ничего нам не будет страшно и никакой враг нас не обратает.
***
Иногда я выходил через огороды и пустыри, где солнечные искры от битого стекла кололи глаза, к мелкому берегу Москвы-реки. Кудрявые горы зелени сбегали из Ноевского сада до самой воды. В ней радужными узорами, как на цыганской шали, свивались и развивались тонкие плёнки нефти.
Мальчишка-перевозчик переправлял меня на другой берег в Ноевский сад. Там было величаво от высоких лип и их зеленеющей тени.
Липы цвели. Их сильный запах казался занесённым сюда из отдалённой южной весны. Я любил представлять себе эту весну. Это представление усиливало мою любовь к миру. Я не мог поделиться этими своими мечтами ни с кем, кроме бумаги. Кое-что я записывал, но обыкновенно тут же без сожаления терял.
Я стыдился этих записей. Они не вязались с суровым временем.
***
Ноевский сад с давних времён славился цветоводством. Постепенно оно беднело, глохло, и к началу революции в саду осталась одна небольшая оранжерея. Но в ней всё же работали какие-то пожилые женщины и старый садовник. Они скоро привыкли ко мне и даже начали разговаривать со мной о своих делах.
Садовник жаловался, что сейчас цветы нужны только для похорон и торжественных заседаний. Каждый раз, когда он заговаривал об этом, одна из женщин – худая, с бледными светлыми глазами – как бы смущалась за него и говорила мне, что очень скоро они наверняка будут выращивать цветы для городских скверов и для продажи всем гражданам.
– Что бы вы ни говорили, – убеждала меня женщина, хотя я и не возражал ей, – а без цветов человеку обойтись невозможно. Вот, скажем, были, есть и будут влюблённые. А как лучше выразить свою любовь, как не цветами? Наша профессия никогда не умрёт.
***
Иногда садовник срезал мне несколько левкоев или махровых гвоздик. Я стеснялся везти их через голодную и озабоченную Москву и потому всегда заворачивал в бумагу очень тщательно и так хитро, чтобы нельзя было догадаться, что в пакете у меня цветы.
Однажды в трамвае пакет надорвался.  Я не заметил этого,  пока пожилая женщина в белой косынке не спросила меня:
– И где это вы сейчас достали такую прелесть?
– Осторожнее их держите, – предупредила кондукторша, – а то затолкают вас и все цветы помнут. Знаете, какой у нас народ.
– Кто это затолкает? – вызывающе спросил матрос с патронташем на поясе и тотчас же ощетинился на точильщика, пробиравшегося сквозь толпу пассажиров со своим точильным станком. – Куда лезешь! Видишь – цветы. Растяпа!
– Гляди, какой чувствительный! – огрызнулся точильщик, но, видимо, только для того, чтобы соблюсти достоинство. – А ещё флотский!
– Ты на флотских не бросайся! А то недолго и глаза тебе протереть!
– Господи, из-за цветов и то лаются! – вздохнула молодая женщина с грудным ребёнком. – Мой муж, уж на что – серьёзный, солидный, а принёс мне в родильный дом черёмуху, когда я родила вот этого, первенького.
Кто-то судорожно дышал у меня за спиной, и я услышал шёпот, такой тихий, что не сразу сообразил, откуда он идёт. Я оглянулся. Позади меня стояла бледная девочка лет десяти в выцветшем розовом платье и умоляюще смотрела на меня круглыми серыми, как оловянные плошки, глазами.
– Дяденька, – сказала она сипло и таинственно, – дайте цветочек! Ну, пожалуйста, дайте.
Я дал ей махровую гвоздику. Под завистливый и возмущённый говор пассажиров девочка начала отчаянно продираться к задней площадке, выскочила на ходу из вагона и исчезла.
– Совсем ошалела! – сказала кондукторша. – Дура ненормальная! Так каждый бы попросил цветок, если бы совесть ему позволяла.
Я вынул из букета и подал кондукторше вторую гвоздику. Пожилая кондукторша покраснела до слёз и опустила на цветок сияющие глаза.
Тотчас несколько рук молча потянулись ко мне. Я роздал весь букет и вдруг увидел в обшарпанном вагоне трамвая столько блеска в глазах, приветливых улыбок, столько восхищения, сколько не встречал, кажется, никогда ни до этого случая, ни после. Как будто в грязный этот вагон ворвалось ослепительное солнце и принесло молодость всем этим утомлённым и озабоченным людям. Мне желали счастья, здоровья, самой красивой невесты и ещё невесть чего.
Пожилой костлявый человек в поношенной чёрной куртке низко наклонил стриженую голову, открыл парусиновый портфель, бережно спрятал в него цветок, и мне показалось, что на засаленный портфель упала слеза.
Я не мог этого выдержать и выскочил на ходу из трамвая. Я шёл и всё думал – какие, должно быть, горькие или счастливые воспоминания вызвал этот цветок у костлявого человека и как долго он скрывал в душе боль своей старости и своего молодого сердца, если не мог сдержаться и заплакал при всех.
У каждого хранится на душе, как тонкий запах лип из Ноевского сада, память о проблеске счастья, заваленном потом житейским мусором.
***
Во время скитаний по окраинам Москвы и по Ноевскому саду я уходил в ту зону тишины, что так неправдоподобно близко окружала город. Эти уходы среди оглушительных событий были понятны. Ведь события не успевали последовательно сменять друг друга, а накапливались по нескольку за день.
Обыкновенная жизнь существовала рядом, почти в нескольких шагах от величайших исторических дел. В этом тоже была, должно быть, своя закономерность.

https://artinfuser.com/artquiz/rlit/works.php?w_id=853&p=14

https://azbyka.ru/fiction/povest-o-zhizni/75/

Примечание

Ноевский сад – имеется в виду Ноевская дача на берегу Москвы-реки в районе Воробьёвых гор и Нескучного сада – коммерческое предприятие с большим фруктовым садом, цветоводческим хозяйством.
Дача была названа по имени владельца лучших магазинов Москвы, садовода промышленника Ф.Ф. Ноева, купившего эти места – Мамоновскую дачу – в конце XIX века.

Мнение моё как читателя

Люблю искать и находить авторские проблемы. Особенно у Паустовского.
1. «выскочила на ходу из вагона» и «выскочил на ходу из трамвая» – лексический повтор.
2. «Девочки уверяли, что это пиявки». Слово «уверяли» выбрано неудачно, вызывает недоверие. Так как автор к девочкам не подходил и они его не «уверяли». Автор может только предположить, что кого-то когда-то девочки и могли «уверять».
3. «ивы с выжженной молнией сердцевиной» – неужели в несколько рядом стоявших ивовых деревьев попадали молнии? Пожалуй, перебор. Одну бы иву можно было так описать, но – «ивы»?!
4. «со дна струятся, никогда не обгоняя друг друга, пузырьки болотного газа». А с чего бы пузырькам обгонять друг друга? Так ведь можно предъявить им: не изменяясь в размере. Или даже: не переливаясь в цветах. Действительно, а зачем? Отрицание “не” – оно такое коварное. Может быть, пузырьки согласились бы «струиться весь день безостановочно»?
5. «заворачивал в бумагу очень тщательно и так хитро, чтобы нельзя было догадаться, что в пакете у меня цветы. Однажды в трамвае пакет надорвался». Неужели пакет так «надорвался», что женщина увидела, что там «прелесть»? Слова «цветы» она пока не называла.
«Осторожнее их держите, – предупредила кондукторша, – а то затолкают вас и все цветы помнут». То есть кондуктор тут же сразу поняла, что там цветы; может быть, со своего рабочего места? Потом и другие пассажиры, но это ладно.
Ой. Фантазирует автор.
В целом стиль хороший, интересный.

Природа

Многообразие живого мира делится на царства: растений, животных, грибов, бактерий, вирусов.
Растения подразделяются на цветковые, хвойные, водоросли, мхи, папоротники.

Комментарии, изменения, дополнения, уточнения к тексту  допускаются, и приветствуются.

4 января 2014 года