По истовом и тихом царстве духа
                                                                                                во мне тоска забытая зажглась,
                                                                                                трепещет песнь, неясная для слуха,
                                                                                                как по струнам эоловым струясь,
                                                                                                и плачу я, и ужасаюсь глухо,
                                                                                                в суровом сердце нежность разлилась;
                                                                                                всё настоящее вдали пропало,
                                                                                                а прошлое действительностью стало.

                                                         Иоганн Вольфганг Гёте
(Перевод Владимира Набокова)

Никто не считал, сколько петербуржских немцев пострадало, начиная с 1914 года. Сколько их изгнали из род­ного города, сколько расстреляли и за­мучили в сталинских лагерях. Вместо благодарности за все добрые дела, ко­торые они сделали для города…

Санкт-Петербург с первых дней существования был многонацио­нальным городом. Здесь, кроме русских, жили немцы, финны, шведы, голландцы, англичане, французы, греки, латыши, эстонцы, татары, ар­мяне, грузины. Были представители и других народов. Дорогу в Рос­сию иноземцам открыла политика Петра I. В своём указе 1702 года он обещал иноземцам высокое жалованье, почёт, уважение, религиозную терпимость. В городе действовало множество храмов, отражающих религиозную принадлежность его жителей. Все нации и религии мирно сосуществовали. В Санкт-Петербурге никогда не было глубокой враж­ды и столкновений на религиозной и национальной почве. Санкт-Петербург называли городом веротерпимости. Тем не менее, неприязнь к инородцам у части населения все же существовала (существует она и сегодня), но эта неприязнь не переходила в насилие, за исключением редких случаев…

Среди нерусского населения в городе вплоть до 1914 года всегда преобладали немцы. Так, по полицейской ведомости 1818 года в горо­де числилось 23 600 немцев. В 1869 году из 667 207 жителей Санкт- Петербурга немецкий язык своим родным считали 46 498 человек.

Немецкая колония была не только самой многочисленной, но и наи­более активной. В жизни столицы она играла особую роль. Многие чле­ны императорской семьи были родом из Германии. Немецкие принцес­сы, выходя замуж за русских императоров и великих князей, приглашали в Санкт-Петербург свою многочисленную родню. Приехавшие родствен­ники в свою очередь приглашали других. Приезжали немцы и по собственному почину, поскольку в России для энергичных и предприимчи­вых людей представлялось широкое поле деятельности. Немцы приез­жали не только из Германии, но также из Швейцарии, Австрии и других стран. Через определённое время, хорошо заработав или разорившись дотла, часть немцев возвращалась на родину, но многие оставались и прилежно трудились на благо столицы России. Нередко они женились на русских и у них рождались дети — полунемцы, полурусские.

Надо сказать, что в восемнадцатом веке покинуть Санкт-Петер­бург было гораздо труднее, чем приехать. Некоторые иностранцы, стре­мящиеся уехать, вынуждены были остаться, поскольку иногда препо­ны, стоящие на их пути, оказывались непреодолимыми. Например, для выезда требовалось получить путевой паспорт. Получение его из-за бюрократических проволочек растягивалось на длительный период. К отъезжающим предъявлялись порой немыслимые требования. Иногда необходимо было ходить по городу и объявлять о своём отъезде под барабанный бой, с тем, чтобы имеющие претензии к отъезжающему могли их предъявить. В то время взаимных претензий было очень мно­го из-за непонимания друг друга людьми разных национальностей. В Санкт-Петербурге наблюдалось настоящее вавилонское смешение язы­ков. Но постепенно люди стали понимать друг друга. Знание несколь­ких языков становилось обыденным явлением. Среди иностранных язы­ков наиболее распространённым был немецкий. Но при этом возникало много смешных ситуаций. Например, французы, говорящие на немец­ком языке, овечку называли «мадемуазель овца»…

Немцы селились вместе в разных районах города, и там возникали немецкие слободы: на Васильевском острове, на Выборгской стороне, на Литейной стороне. Существовала немецкая слобода и около Дворцо­вой площади, и нынешняя Миллионная улица называлась тогда Немец­кой. Особенно много селилось немцев на Васильевском острове, где Пётр I собирался создать центр Санкт-Петербурга. В восемнадцатом веке немцы составляли треть населения Васильевского острова. В начале двадцатого столетия каждый пятый василеостровец был немцем.

Все немцы имели нужные для столицы России профессии. Прежде всего, это были ученые. В восемнадцатом веке из 111 действительных членов Академии наук 67 были немцами. Первым президентом Акаде­мии наук был также немец — P.JL Блюментрост. Много было немцев врачей, учителей, священников, военных. Долгое время в России сло­ва «немец» и «врач» были синонимами. Треть русского генералитета времён войны 1812 года носила немецкие фамилии. Среди немцев были также строители, предприниматели, коммерсанты, банкиры. Хорошо известны немцы-ремесленники: специалисты по литейному и оружей­ному производству, булочники, садовники, портные, колбасники, часо­вые мастера, парикмахеры и др. А.С. Пушкин писал в романе «Евгений Онегин»:

И хлебник, немец аккуратный
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас.

Кстати, два лучших друга А. С. Пушкина по Царскосельскому ли­цею были по происхождению немцами — барон Антон Дельвиг и Виль­гельм Кюхельбекер, писавший романтические стихи о Германии в под­ражание И.Ф. Шиллеру.

Немало немцев представляло мир искусства. Например, в разные годы в Санкт-Петербурге жили и работали около 300 зодчих и скульпторов немцев. Имелись среди немцев художники, писатели, артисты. Почти 100 лет в Санкт-Петербурге существовал Немецкий театр. Пер­воначально он занимал здание на Дворцовой площади на месте нынеш­ней арки Главного штаба. Затем он давал представления в Малом теат­ре (на месте Александринского), а потом в Михайловском театре попеременно с французской труппой.

Многие петербургские немцы широко прославились своими дела­ми. Например, академик Г.Ф. Миллер внёс огромный вклад в развитие русской науки.

На протяжении 56 лет с Санкт-Петербургом была связана научная жизнь гениального математика Леонарда Эйлера. Его творчество по­ражает исключительной продуктивностью. Он оставил более 800 тру­дов, причём многие из них — большие книги в двух-трёх томах. По­смертно его неизданные произведения печатали ещё около 80 лет. А ведь последние 17 лет жизни он практически ничего не видел.

Граф Б.К. Миних «одел камнем» важнейшие сооружения: Петро­павловскую крепость и Кронштадт, построил Ладожский канал, дорогу Санкт-Петербург—Москва и др. Он был не только талантливый строи­тель, но также искусный политик, военачальник. Он поднимался на вер­шины государственной иерархии и падал в пропасть. При Елизавете Пет­ровне Миниха поставили на лобное место и зачитали смертный приго­вор, после чего помиловали и отправили в ссылку, где он пробыл 20 лет. Его имя с уважением упоминает А.С. Пушкин в «Моей родословной»:

Мой дед, когда мятеж поднялся
Средь петербургского двора,
Как Миних, верен оставался
Паденью третьего Петра.

Прославил Россию знаменитый мореплаватель адмирал И.Ф. Кру­зенштерн. Он руководил первым русским кругосветным плаванием 1803—1806 годов, во время которого было сделано много географи­ческих открытий. Имя Крузенштерна присвоено ряду географических объектов, например, проливу между Японией и азиатским материком. В Санкт-Петербурге напротив Морского Кадетского корпуса в 1873 году был установлен памятник Крузенштерну, а сам он приравнен к национальным героям России.

Не менее знаменит другой мореплаватель — Ф.П. Литке. Он совершал кругосветные путешествия, участвовал в морских сражениях, изучал моря и побережья в труднодоступных районах. В своих морс­ких экспедициях он исследовал и грунты морского дна, что было но­вым для того времени делом. Его можно считать одним из первых в мире морским геологом. Вместе со своими единомышленниками ос­новал Русское географическое общество. Восемнадцать лет возглав­лял Российскую Академию наук. Его имя увековечено во многих географических названиях.

Нельзя не вспомнить К.К. Грота — создателя русских школ для сле­пых. Памятник Гроту со слепой девочкой на постаменте, исполненный в Париже учениками скульптора М.М. Антокольского по его эскизу и мо­дели, установлен в 1906 году перед школой для слепых детей. Бронзовый бюст Грота на колонне из красного полированного гранита и слепая девоч­ка, водящая пальчиками по раскрытой книге для слепых, производят силь­ное впечатление. В настоящее время памятник установлен на пр. Шаумя­на, у дома № 44. В честь Грота названа улица на Аптекарском острове. Она проходит от Песочной набережной до улицы Профессора Попова.

Нет петербуржца, который не знал бы скульптурных групп «Укро­тителя коней» на Аничковом мосту (две из этих групп были повторены и установлены в Берлине и Неаполе), памятника И.А. Крылову в Лет­нем саду, с которым петербуржцы знакомятся еще в детские годы, кон­ного памятника Николаю I на Исаакиевской площади. Автор этих заме­чательных работ — К.П. Клодт фон Юргенсбург.

Список славных имён петербургских немцев очень длинный. В него входят также выдающийся живописец Карл Брюллов, его старший брат архитектор Александр Брюллов (автор проектов: лютеранской церкви Святого Петра на Невском проспекте, здания штаба гвардейского кор­пуса на Дворцовой площади, Пулковской обсерватории, Михайловско­го театра), архитектор К.А. Тон (автор проекта храма Христа-Спасителя в Москве и других работ), врачи Д.О. Отг, К.А. Раухфус, Э.Ф. Шнерк, знаменитый фотограф К.К. Булла и многие другие. О некоторых из них, — учившихся в Анненшуле, — будет рассказано ниже…

После издания Екатериной II в 1762 году манифеста о колонистах, согласно которому им представлялись существенные льготы, в окрес­тностях Петербурга поселились выходцы из Средней Германии — Бран­денбурга, Виртемберга и пр., занимавшиеся огородничеством и молоч­ным хозяйством (огородничеством немцы занимались не только за городом, но и в пределах столицы, например, на Васильевском остро­ве). На правом берегу Невы, в 13 верстах от города немцы основали Ново-Саратовскую колонию, на 13 версте Выборгского шоссе — Ново-Парголовскую колонию, к северу от Петербурга — деревню Граждан­ка. Были созданы также Среднерогатская, Ижорская, Ямбургская, Стрельнинская, Петергофская и другие колонии.

Особо следует сказать о Кронштадтской колонии (сокращённо Кронколония, это название сохранилось на современной географичес­кой карге). В Кронколонии, расположенной на берегу Финского залива западнее Ораниенбаума, жили немцы — строители Кронштадта. На ос­тров Котлин они ездили на лодках. И сейчас в Кронколонии живут по­томки тех немцев.

В Санкт-Петербурге немцы строили храмы, дворцы (например, ав­тор проекта Нового Эрмитажа — немецкий архитектор Лео Кленце), школы, больницы, приюты, богадельни, жилые дома. Создавали пред­приятия: пищевые, текстильные, металлообрабатывающие и др. Ины­ми словами, немцы во многом способствовали формированию облика Санкт-Петербурга — как его историко-культурной части, так и промыш­ленной.

Немцы содержали гостиницы, магазины, аптеки, булочные, конди­терские, всевозможные мастерские. Прекрасное знание своего дела, трудолюбие, добропорядочность немцев были очень важны для нарож­давшейся русской цивилизации. Однако определённая часть населения не желала никакой цивилизации, а к положительным качествам немцев относилась насмешливо и даже издевательски.

Подобные настроения передал Н.В. Гоголь в повести «Невский проспект», где он с едкой насмешкой описывает мастеровых немцев, их любовь к порядку, аккуратность и бережливость. Насмешливо-из­девательское отношение к немецкой порядочности и аккуратности со­хранилось на многие годы. Я даже на себе в определенной степени ис­пытал это отношение в изыскательской экспедиции, в которой работал вскоре после окончания Ленинградского горного института. Как-то, готовясь ко сну, я аккуратно складывал свою одежду, как меня приучи­ли ещё в детстве, и в это время один из моих старших коллег, кивая на меня, сказал с недовольством: «Ишь аккуратист, словно и не русский, а какой-нибудь немец!»… Лет через 15 я работал в другой организации, и у нас начальником одной из изыскательских партий был Боря Щербиков — исключительно порядочный человек, к тому же очень вежли­вый, аккуратный. В партии у него был идеальный порядок. Подотчёт­ные ему материальные ценности надёжно сохранялись, а не терялись, не разворовывались и не пропивались, как в других партиях. Бухгалте­ры души в нём не чаяли — вся финансовая документация Щербикова была безупречной. Окружающие относились к нему с уважением, но при этом посмеивались над его порядочностью и аккуратностью и объясняли его «чудачества» тем, что Боря, вероятно, по происхожде­нию немец, тем более, что внешне он вполне сошёл бы за германца…

В той же организации работал другой «немец» — начальник отдела Борис Иванович Лебедев. Он выделялся среди сотрудников своим вне­шним видом и поведением. Всегда очень аккуратный, подтянутый, в обращении вежливый, предупредительный. К нему за консультациями часто приходили коллеги из других организаций. И хотя с той поры про­шло более двадцати лет, они до сих пор вспоминают его вежливость, внимательное отношение к собеседнику, пунктуальность. Вместе с тем Борис Иванович был весьма эмоциональным человеком. Он не сдер­живал своего возмущения, если сталкивался с недобросовестностью, халатностью в работе. К сожалению, такие люди, как Щербиков и Ле­бедев, встречаются всё реже и реже. Кстати, Борис Иванович Лебедев свой аттестат зрелости получал в 203-й школе имени А.С. Грибоедова, о которой пойдёт речь ниже…

Просвещённые петербуржцы всегда с большим уважением отно­сились к немцам-труженикам и перенимали их положительные качества. Поэтому в психологическом портрете истинного петербуржца просле­живаются типичные немецкие черты: вежливость, сдержанность, ак­куратность, пунктуальность, дисциплинированность. Это не значит, что петербуржец является копией немца. В нём видимы и истинно славянс­кие черты: открытость, радушие, доброта. В петербуржце соединились немецкая рациональность и славянская эмоциональность, что и отли­чает петербуржца от жителей других городов России.

Характерные черты петербуржцев, заимствованные от немцев, пе­редались и следующим поколениям, жившим уже при советской влас­ти в Ленинграде.

Старожилы города помнят, например, чистоту на улицах города, очереди на автобусных остановках — никогда ленинградцы не ломи­лись толпой в подошедший автобус, отталкивая друг друга, а входили в автобус один за другим, в порядке очереди (приезжающих из других городов Советского Союза это всегда поражало). В трамваи люди вхо­дили через заднюю дверь, а выходили через переднюю. Только инва­лиды, старики и женщины с детьми входили через переднюю дверь. И этот порядок неуклонно соблюдался. Нарушители подвергались все­общему осуждению.

Если в общественном месте раздавалась нецензурная брань, то окружающие реагировали очень остро, даже болезненно: возмущались, увещевали сквернослова, вызывали милицию (сегодня нецензурная речь не вызывает гнева — настолько к ней привыкли).

Потребление алкоголя на душу населения в Ленинграде всегда было меньше, чем в других городах. Например, в довоенный период в Мос­кве выпивали водки в 10 раз больше, чем в Ленинграде. Сегодня эти города сравнялись по объёму выпиваемого спиртного, а возможно, Санкт-Петербург и превзошёл столицу.

Ленинградцев всегда узнавали в других городах страны — по свой­ственной только им манере обращения, по литературной речи. Дня мно­гих жителей Советского Союза ленинградцы служили эталоном высокой культуры. Но постепенно характерные черты петербуржцев-ленинградцев куда-то улетучились. Произошло это примерно к началу — середине шестидесятых годов.

Так же, как и в других городах страны, жители стали мусорить на улицах, врываться в общественный транспорт, расталкивая сограждан.

Владельцы собак без угрызения совести принялись выгуливать сво­их животных на детских площадках, а хозяева автомобилей — ставить машины, мыть их и ремонтировать, сливая отработанное масло на га­зоны, на школьные стадионы.

Подъезды жилых домов и лифты превратились в места для отправ­лений естественных нужд.

Многие жители города и приезжие могут припомнить случаи, когда они не могли с улицы позвонить по телефону — все телефоны-автома­ты были разломаны.

Возникла новая общественная язва — наркомания, поразившая мо­лодежь.

В свою очередь жертвами наркоманов оказались старые, беспо­мощные люди, на которых наркоманы нападают с целью завладеть их нищенской пенсией и на обагренные кровью и слезами деньги купить себе дьявольское зелье.

В конце восьмидесятых годов в городе появились люди в отрепь­ях, живущие на чердаках и подвалах, добывающие себе пищу в мусор­ных баках.

И самый жуткий порок конца двадцатого века — вандализм на клад­бищах: православных, лютеранских, еврейском. Погромы на кладби­щах продолжаются и в двадцать первом веке. Подонки глумятся над всеми могилами без разбора, в том числе и над могилами детей. Я ви­дел обезглавленную надгробную статую ребёнка. Рядом на земле ва­лялась кудрявая мраморная головка со свежим сколом…

Но проявления бескультурья, хамства и просто дикости вовсе не означают, что в городе не осталось истинных петербуржцев. Они есть, но их мало.

Распад бытовой петербургской культуры своей неуклонностью на­поминает радиоактивный распад, но в отличие от последнего, его, на­верное, можно замедлить и остановить. Множество читающих людей в вагонах метро, иногда похожих на читальные залы, вселяет надежды на то, что ещё не всё потеряно…

Причин разложения бытовой культуры немало. Главные — это уничтожение петербургской интеллигенции и духовенства после октября 1917 года, массовые репрессии, гибель лучших людей во время Пер­вой мировой, Гражданской и Второй мировой войн и за 900 дней бло­кады. Кроме того, недостаток рабочих рук в послевоенный период на многих промышленных предприятиях и стройках вызвал большой при­ток в город жителей других населённых пунктов.

Культурный уровень петербуржцев упал и в связи с невозможнос­тью любоваться волнующей панорамой Невы и историческими памят­никами Санкт-Петербурга, несущими на себе печать высочайшей куль­туры. Красивейший исторический центр, где царит дух великих людей прошлого, многие жители города не видят годами и постоянно созер­цают унылые и однообразные постройки «спальных районов», что, как считают психологи, отрицательно действует на психику людей. Уны­лость и однообразие создают плоские крыши, голые стены, ровные фасады с одинаковыми окнами, большие поверхности, облицованные прямоугольными или квадратными плитками и т.п. Установлено, что дети, живущие в новых районах, отстают по уровню развития от своих свер­стников из центра Санкт-Петербурга. Основной причиной такого фено­мена учёные называют убогую архитектуру окраин.

Большой урон понесла культура города из-за ликвидации немецкой общины, так много сделавшей для создания материального и духовного облика Санкт-Петербурга. Тысячи немцев вынуждены были уехать из Санкт-Петербурга — Петрограда ещё в 1914 году, когда разгорелись антинемецкие настроения с началом Первой мировой войны. Ура-патри­оты громили немецкие магазины и мастерские, устраивали воинствен­ные демонстрации у только что выстроенного здания Германского по­сольства на Исаакиевской площади (сейчас в этом здании размещается Дрезден-банк). Погромщики сбросили со здания посольства на землю огромных коней, которые, согласно одной из легенд, до сих пор покоят­ся на дне не то Невы, не то Мойки. Был создан комитет по борьбе с немецким «засильем». Были закрыты электрические заводы «Сименс и Шукарт». Газеты пестрели заголовками типа: «Паутина германского шпи­онажа», «Борьба с немецким засильем» и т.п. Немало горьких минут при­шлось пережить русской императрице Александре Фёдоровне — после­дней немецкой принцессе на русском престоле. Ей приписывали множе­ство неблаговидных поступков, вплоть до государственной измены. Смена названия города была одним из проявлений антигерманских настроений.

Крупный юрист и общественный деятель А.Ф. Кони писал: «Исто­рическое имя, связанное с его основателем и заимствованное из Гол­ландии, напоминающее «вечного работника на троне», заменено под влиянием какого-то патриотического каприза ничего не говорящим названием Петроград, общим с Елизаветградом, Павлоградом и дру­гими подобными».

После революции отъезд немцев продолжался. Многие немцы были арестованы, высланы, расстреляны. В 1930-е годы наблюдался приток немцев-политэмигрантов из нацистской Германии, но впослед­ствии они также были репрессированы…

Некоторыми отраслями городского хозяйства традиционно зани­мались немцы. Например, немцы озеленяли город, устраивали сады и парки. Одним из первых петербургских садоводов был Гаспар Фохт из Ганновера. Памятником его трудов в Санкт-Петербурге стал, например, такой замечательный парк, как Аптекарский огород, основанный в 1714 году. Впоследствии он стал называться Императорским Ботаническим садом. Жившие в нём немцы-ботаники содержали сад в образцовом порядке и читали здесь лекции о лекарственных растениях для слуша­телей медицинских учебных заведений столицы. В 1843 году управля­ющий садом ботаник Фишер организовал школу садовых служащих. Значимость этой школы была такова, что её ученики освобождались от воинской повинности в мирное время… Последним немцем — руководителем садового дела в городе был Рудольф Катцер. Он создал сквер у Казанского собора, Сад 9-го января, сквер на Каменноостров­ском проспекте, сад у Смольного и другие шедевры садового искус­ства. Его арестовали в 1937 году. Одновременно были репрессирова­ны старые мастера-немцы. Не стало профессионалов садового дела, — и вскоре из ленинградских садов и парков исчезли соловьи, а также десятки видов городских птиц. (В 1990-е годы должность главного спе­циалиста Центрального парка культуры и отдыха на Елагином острове занял Андрей Рихардович Мете, — и в парке снова запели соловьи).

Предпоследняя депортация немцев проводилась летом и осенью 1941 года, когда к городу подходили другие немцы — захватчики. Ок­ружив город, они методично обстреливали его, пытаясь уничтожить то, во что вложили свой труд и душу петербургские немцы. Срочно были сняты с Аничкова моста и закопаны в землю скульптурные груп­пы «Укротителя коня» работы немецкого скульптора Клодта, чтобы сде­ланные на заводах Германии бомбы и снаряды не уничтожили их. Не­мецкие бомбы и снаряды рвались в Ленинграде, а в большом зале Ле­нинградской филармонии звучала вдохновенная музыка великого немца Людвига ван Бетховена. Его героические симфонии поддерживали му­жество ленинградцев. Исполнял бессмертную музыку симфонический оркестр под управлением Карла Элиасберга.

Немногочисленные немцы, оставшиеся в Ленинграде, находились под постоянным наблюдением органов НКВД. Как только над домами появлялась сигнальная ракета, сразу хватали людей с немецкой фамилией, живущих в ближайших домах, и обвиняли их в диверсионной деятель­ности. А настоящие диверсанты просачивались в город довольно легко, поскольку сплошного оцепления города не существовало… Во второй раз за короткий исторический период питерские немцы стали жертвой столкновения двух стран, каждая из которых была для них родной.

В то же время ленинградские немцы вместе со всеми жителями города тушили зажигательные бомбы, работали на предприятиях, учи­ли детей. И вместе с другими жителями умирали от голода и гибли под разрывами бомб и снарядов.

И вот, уже в блокадные дни, началась последняя депортация нем­цев. К концу войны немцев почти не осталось в Ленинграде. Немецкая община перестала существовать. Ещё раньше прекратили существова­ние многочисленные немецкие храмы и школы. В их числе церковь Святой Анны и лютеранское училище Святой Анны при ней.

Далее >>
В начало