Озорство в детском возрасте — вполне нормальное явление. Однако учителя считали, что в школе озорству не должно быть места и всякий озорной поступок подлежит наказанию. Редко кто из учителей, даже самых любимых, улыбался детскому озорству В школе его не должно быть и точка. Причём почти каждый озорной поступок назы­вался хулиганским. Вместе с тем, бывали случаи, когда трудно было определить, что это — озорство или хулиганство?

Например. На остриженную голову Адика Вешкурцева кто-то из ребят, сидящих сзади него, вылил чернила. Почти неделю бедный маль­чик ходил с фиолетовой головой. Как назвать такой поступок — озор­ством или хулиганством?

Или другой случай. Я на спор пополз во время урока под партами. Это было нелегко — мешали ноги учеников и стойки парт, каждый ста­рался воспрепятствовать моему движению. Учительница кричала, что­бы я немедленно вылезал. В классе стоял шум. Короче говоря, урок был сорван. И что это было — озорство или хулиганство?

После войны в городе шло интенсивное строительство, и на каждой стройке можно было раздобыть карбид. Если кинуть кусочек кар­бида в воду, то происходила замечательная реакция, сопровождаемая шипением и вонью, и любимым развлечением школьников в те годы было подкинуть карбид кому-нибудь в чернильницу. Но я пошёл даль­ше всех. Набрал на стройке карбида. Принёс его в свой третий класс и во время перемены раскидал по всем чернильницам. Началась бурная реакция. Фиолетовые чернила вскипали и извергались на парты. В несколько минут все парты были залиты чернилами. Вошедшая в класс учительница Екатерина Борисовна — высокая статная женщина — по­бледнела и побежала за директором. Наша строгая директрисса — не­высокая полная Антонина Максимовна Щипкова вошла в класс. Все встали. Голосом, от которого мурашки побежали по спине, она вопро­сила: «Кто это сделал?» Все молчали. Она задала свой вопрос несколь­ко раз, но ответа не получила. Тогда она заговорила о подвигах советс­ких людей во время Великой отечественной войны и трусости ученика, у которого не хватает мужества признаться в своём мерзком поступке. Внутри у меня всё клокотало. Я не считал себя трусом и готов был, если надо, броситься с гранатой под фашистский танк, но признаться всё-таки опасался. Тогда Антонина Максимовна сказала, что она не на­кажет виновного, ей просто интересно, кто это сделал. И я признался, но тут же понял, что сделал это напрасно. Я был удалён из класса до конца уроков, а маму вызвали к Антонине Максимовне, которая велела ей возместить нанесённый мною школе материальный ущерб. С тех пор я взял себе за правило никогда ни в чём не признаваться.

В старших классах химические шалости были более изощрёнными. Например, кончик учительского пера намазывался бертолетовой солью, а в чернила на учительском столе доливалась кислота. Когда учительница макала перо в чернильницу, происходил небольшой взрыв и чернила распрыскивались. Ученики, сидящие за первой партой, и сама учительница вынуждены были покидать класс для умывания.

Другое «химическое» развлечение. В коробочку с кристалликами марганцовокислого калия капали глицерин и начинали перекидывать её по классу. В какой-то момент ко всеобщему восторгу (кроме учителя) происходило возгорание. Однажды, в момент возгорания коробочка попала на учительский стол, на котором лежал учебник логики, принад­лежащий учительнице логики. Учебник мгновенно сгорел, и бедная учи­тельница плакала, поскольку этот учебник был библиографической ред­костью.

Иногда во время урока ученики с закрытыми ртами и непроницае­мыми лицами издавали непрерывный жужжащий звук.

Для шкод использовались различные технические средства. На­пример, Вовка Толстов — сын врача — утащил из дома медицинские шприцы. В них набиралась вода и затем разбрызгивалась по школе. Од­нажды Вовка и ещё один парень были удалены с урока. Ребята решили активно провести время. Они заперли снаружи дверь в класс и через замочную скважину с помощью шприца стали поливать ребят. Учитель­ница пыталась открыть дверь, но безрезультатно. Озорники и её опрыс­кали водой.

Одним из любимых развлечений было надувание презервативов до цилиндрической формы и запуск их в воздушное пространство класса.

Иногда устраивалась «кастрация». Для этой цели несколько чело­век хватали кого-нибудь из безответных мальчишек и с криками «каст­рация! кастрация!» тащили его на учительский стол. На столе несчаст­ному сдёргивали брюки и трусы и кричали: «Скальпель! Скальпель!» «Кастрируемый» пытался вырваться, но тщетно. Снова кричали «каст­рация! кастрация!», щекотали «оперируемое» место и с хохотом отпус­кали свою жертву.

Периодически производились так называемые дымовые завесы, для изготовления которых использовалась киноплёнка. Одной «само­крутки» было достаточно, чтобы заполнить дымом всю школу.

Витька Веселов принёс в школу ядовитую гадюку в стеклянной банке. Он собирался выпустить её в классе, но ребята не позволили ему это сделать. Витька отнёс гадюку в биологический кабинет.

В арсенале озорников были и другие забавы. Раскручивание на ве­рёвке привязанной за хвост дохлой крысой. Стрельба кусочками про­волоки с помощью тонкой резинки (извлекалась из толстой резинки, которая обычно вдевалась в трусы) — своеобразной рогатки (опасное развлечение, удивительно, что никому не повредили глаза). Стрельба ртом разжёванной бумагой через металлическую трубку от складной ученической ручки. Подкладывание кнопок под попу (будучи на Кубе я с удивлением узнал, что слово «попа» испанского происхождения, оз­начает «корма»). Изображение мелом неприличных рисунков и слов на спинах товарищей или на стенах и т.д., и т.д.

Далее >>
В начало