Мы жили и росли в красивейшем районе Ленинграда, расположен­ном на левом берегу Невы и протянувшемся от водонапорной башни напротив Таврического дворца до Эрмитажа. Назывался он Дзержин­ским — в честь «железного» Феликса. Территория района охватывала выдающиеся по своей исторической и художественной ценности ан­самбли Дворцовой площади, Инженерного замка, площади Искусств, Марсова поля. С набережных Невы открывается потрясающий вид на Петропавловскую крепость, а также на Петроградскую и Выборгскую стороны. Здесь раскинулся Летний сад, по аллеям которого, хоть раз, но прошлись все наши великие предки, жившие в Петербурге; перепле­таются друг с другом Фонтанка, канал Грибоедова, Мойка, Лебяжий канал, Зимняя канавка. Александр Вертинский пел про эти названия: «Милые, волшебные слова…»

В самом центре города расположился уголок тишины и покоя — Михайловский сад, про который Анна Ахматова написала:

Меж гробницами деда и внука
Заблудился взъерошенный сад…

Под гробницами Анна Ахматова подразумевала Михайловский за­мок, где был убит император Павел I, и храм Воскресения Христова (Спас-на-крови), воздвигнутый на месте смертельного ранения его вну­ка, императора Александра II.

Окружающая красота не могла не сказаться на нашем духовном развитии и неиссякаемой любви к великому городу.

В границах района расположились музеи: Эрмитаж, Русский музей, Этнографический музей, Музей А.С. Пушкина (Набережная Мойки, 12), музей-квартира Н.А. Некрасова. Много театров: Малый театр опе­ры и балета (ныне Театр имени Мусоргского), Большой зал филармо­нии, Театр музыкальной комедии, Театр имени Комиссаржевской, Ака­демическая капелла, Театр эстрады, Театр юных зрителей (потом он переехал на Загородный проспект, а теперь здесь Учебный театр), Театр кукол. Мой любимый цирк также оказался в пределах Дзержинского района. В музеях и театрах, расположенных на территории района, мы были частыми посетителями.

Иногда мы готовились к экзаменам в Летнем саду. И после такой подготовки экзамены почему-то сдавались успешнее, чем после до­машней зубрёжки. Хотя в Летнем саду многое отвлекало от занятий. Это и мраморные статуи, и белые лебеди, плавающие в Карпиевом пруду, сохранившемся с петровских времён.

И лебедь, как прежде, плывёт сквозь века,
Любуясь красой своего двойника…
{Анна Ахматова)

Безусловно, отвлекали от занятий прогуливающиеся по аллеям де­вочки. Представляли интерес и бытовые сцены с участием подвыпив­ших граждан, выходивших из расположенных на территории сада двух питейных заведений.

Когда занятия надоедали, мы брали у пристани на Фонтанке лодку и выгребали на середину Невы. Дух захватывало от открывающейся па­норамы. Город смотрелся с воды совсем не так, как с суши. Он казал­ся ещё более величественным и романтичным. А в солнечную погоду мы переходили по Кировскому (ныне Троицкому) мосту на другой бе­рег, загорали на пляже у Петропавской крепости, купались, не взирая на холодную воду, ныряли с Иоанновского моста.

Один из лучших советских композиторов Исаак Осипович Дунаевский написал в письме из Ленинграда: «Здесь невозможно не писать музыку», имея в виду наш район. Однажды, когда он направлялся к дому своей любимой женщины, проживавшей на набережной Мойки вблизи Спаса-на-крови, и проходил мимо ажурной решётки Михайловского сада, в нём зазвучала тема Выходного марша к кинофильму «Цирк». У кустов сирени на Марсовом поле он записал на листках папиросной бу­маги тему одного из лучших своих произведений — Лунного вальса.

Но официальная пропаганда никак не отмечала исторические райо­ны Ленинграда. В написанных по заказу властей песнях о Ленинграде, кстати, довольно мелодичных, прославлялись, главным образом, фаб­ричные окраины. Например, в этих песнях были такие слова: «Дым фаб­ричный плывёт над Невой…», «Ах, Выборгская заводская, моя сторо­на…», «Проходят люди, улыбаясь, по заводам своим…». Или: «За далё­кою Нарвской заставой парень идёт молодой…», «С Васильевского острова, с завода «Металлист»…» и т.п. Можно было подумать, что кроме дымящих заводов в Ленинграде ничего нет. Кстати, мы любили не только свой район, но и городские окраины и часто выезжали в Лес­ное, на Охту, за Нарвскую заставу, в Озерки. Там было много зелени, взору открывалась бесконечность. В центре мы жили как бы в замкну­том пространстве…

В дни государственных праздников, когда через Дворцовую площадь проходили колонны демонстрантов из разных районов, диктор Ленинградского радио, по которому шла передача о ходе демонстра­ции, буквально захлёбывался от восторга, рассказывая о колоннах Кировского, Выборгского, Невского и других рабочих районов. Гово­рил о славных революционных традициях тружеников этих районов, об успехах развернувшегося социалистического соревнования и т.д. Но когда по площади шла колонна Дзержинского района, то всегда произ­носилась одна и та же фраза: «Идёт Дзержинский район — район музе­ев, театров и кино», хотя в районе было всего три кинотеатра: «Роди­на», «Спартак» и малюсенький кинотеатр «Луч» недалеко от моего дома.

Я один раз ходил на ноябрьскую демонстрацию вместе со школой. Тогда я учился в восьмом классе. Шли мы очень долго. Пропускали другие колонны. Потом вступили на Дворцовую площадь. С трибун про­возглашали в микрофон лозунги и здравицы, вроде «Выполним пяти­летку в четыре года!», «Трижды орденоносному Кировскому заводу, ура!», «Слава передовикам производства!» и т.п. Дзержинский район шёл с противоположного края от трибун, и в нашей колонне кто-нибудь вы­крикивал: «203-й школе, ура!» или «Владимиру Иосифовичу Лаферу, ура!». И мы все дружно кричали «ура!». Потом, когда мы вышли за пре­делы площади, все бросились искать туалет. Не найдя, справляли нуж­ду где придётся. Кроме всего прочего, было очень холодно, и мы окоченели. Для взрослых демонстрантов со столиков, покрытых белыми простынями, продавали водку в картонных стаканчиках. Люди согре­вались и начинали петь и плясать. Мы же понуро брели домой. Больше я ни разу не ходил на демонстрации в честь советских праздников. Но 21 августа 1991 года в числе десятков тысяч ленинградцев я пришёл на Дворцовую площадь, где состоялся митинг в защиту демократии, выступал А. Собчак, и где по существу была подведена черта под су­ществующей социально-экономической системой…

Пренебрежительное отношение к нашему району задевало патрио­тические чувства его юных жителей. Как-то было обидно за свой кра­сивый район, существующий ещё с Петровских времён.

Кстати, глубоко укоренилась легенда о том, что Санкт-Петербург создавался на пустом месте. Закрепил эту легенду наш великий поэт: «На берегу пустынных волн…»

В действительности, на территории будущего Санкт-Петербурга рас­полагалось множество поселений, в том числе и такие крупные, как швед­ский город-крепость Ниеншанц на берегу реки Большая Охта в месте её впадения в Неву. Только в районе исторического центра Санкт-Петер­бурга насчитывалось около 40 населённых пунктов. Территория нашего района была занята шведской мызой. Задолго до основания северной столицы существовали селения с хорошо известными всем петербурж­цам названиями Купчино и Волково. Многие из населённых пунктов ещё задолго до шведской оккупации принадлежали Великому Новгороду. Храмы и дворцы, крепости и мануфактуры строились на обжитом месте, и в их строительстве принимали участие местные жители…

До закладки Литейного двора район назывался Московской сторо­ной. Место для строительства Литейного двора было вполне подходя­щим по целому ряду соображений. С Новгородской дороги сюда давно уже была проложена боковая дорога, по которой можно подвозить мате­риалы из внутренней России. Поскольку местность раньше была занята шведской мызой, она не нуждалась в расчистке и укреплении. Наконец, этот район был сравнительно удалён от зарождающегося города — Пе­тербургской стороны и Васильевского острова, следовательно, опасность взрыва для Петербурга, неизбежная в артиллерийском деле, устранялась. Все эти соображения привели генерала Я.В. Брюса к тому, что по указа­нию Петра он заложил здесь Литейный двор для производства пушек.

После закладки Литейного двора район стал называться Литейной стороной. От Литейного двора устремилась Литейная першпектива, в девятнадцатом веке она стала называться Литейным проспектом. На месте современных улиц Захарьевской, Чайковского, Фурштатской и Кирочной были построены ряды одноэтажных деревянных казарм для служащих «пушкарскому делу» и рабочих Литейного двора; проходы между ними первоначально назывались Пушкарскими (Артиллерий­скими) линиями. Позже две северные линии стали именоваться 2-й и 3-й Береговыми линиями. Первой Береговой называлась современная Шпалерная улица. По оси линий были отрыты осушительные каналы.

Ансамбль Литейного двора формировался в течение длительного времени. На известной литографии С.Ф. Галактионова запечатлён ан­самбль начала девятнадцатого века. Литейный проспект начинается от Литейного двора с высокой крышей и башней, стоящего «спиной» к Неве. Далее на правой стороне расположен Старый Арсенал, напро­тив — Новый Арсенал. Перед фасадами того и другого здания — ста­ринные мортиры и пушки. В глубину уходит Литейный проспект, заст­роенный небольшими домами. По левую сторону проспекта выделя­ются здание Артиллерийского департамента и купол церкви Святого Чудотворца Сергия Радонежского. Как видно, этот ансамбль ныне без­возвратно утрачен.

В девятнадцатом веке в Литейной части (так стала называться Ли­тейная сторона) жили А.С. Пушкин и его современники Н.М. Карам­зин, П.А. Вяземский, Н.И. Гнедич и другие.

В 1852—1853 годах на Сергиевской улице в доме № 41 жил Пётр Ильич Чайковский, в честь которого в 1923-м году Сергиевскую улицу переименовали в улицу Чайковского. С этой улицей связана и учёба П.И. Чайковского в Училище правоведения, которое находилось на углу набережной Фонтанки и Сергиевской улицы.

Но не только люди прогуливались по улицам Литейной части. В 1854-м году в петербургских газетах в разделе «Городские новости» можно было прочесть следующее сообщение: «По Литейной части бегал бешеный волк и кусал жителей: в Захарьевской, Сергиевской ули­цах. Укушенным было оказано надлежащее медицинское пособие.

На углу Воскресенского проспекта стоял в это время у дверей сво­ей булочной прусский подданный Менсинберг. Увидев его, волк бро­сился к нему и разбил в дверях булочной стёкла…»

В конце девятнадцатого века Литейная часть стала самым модным петербургским районом.

После февраля 1917 года началась чехарда с названиями района. Вначале он назывался 1-ым городским районом, с 1922 по 1930-е годы — Центральногородским, затем до 1934 года — Смольнинским, с 1934 по 1936 год — Центральным, с 1936 года — Дзержинским. После крушения советского строя в 1991 году Дзержинский район объединили с соседними Куйбышевским и Смольнинским, и новый рай­он получил название Центрального.

В микрорайоне, окружающем 203-ю школу, большая часть зданий была построена ещё до революции. И хотя почти все квартиры в советское время стали коммунальными, они радовали глаз простором, высокими окнами, потолками, на которых рельефно выделялась ис­кусная лепка. Печки были облицованы изразцами, в некоторых ком­натах стояли камины с зеркалами. Полы покрыты паркетом из ценных пород дерева.

Кое-где на лестницах сохранились красивые витражи и статуи из белого итальянского мрамора.

В ряде домов над лестницами и сейчас можно увидеть купол с фонарём, через который проникает верхний свет. Фасады многих до­мов украшены статуями, вазами, облицованы природным камнем — гранитом, мигматитом, шокшинским кварцитом и другими породами. Недаром в этом микрорайоне разместились консульства США, Герма­нии, Финляндии, Польши.

Некоторые расположенные в микрорайоне здания, такие как Спасо-Преображенский собор, церковь Святой Анны, дом Бутурлиной (ул.Чайковского, д. 10), особняк Кельха (ул.Чайковского, д. 28), Дом Нечаева-Мальцева (ул.Чайковского, д. 30), дом Кочубея (Фурштат­ская ул., д. 24), отнесены к выдающимся памятникам архитектуры Петербурга.

В Советское время в особняке Кельха размещался Дзержинский райком КПСС, а в доме Нечаева-Мальцева — Исполнительный коми­тет Дзержинского райсовета. Благодаря этому, здания и их великолеп­ная внутренняя отделка хорошо сохранились.

К сожалению, не сохранился замечательный собор во имя Преподобного Сергия Радонежского (Сергиевский Всей артиллерии со­бор), располагавшийся на углу Литейного проспекта и Сергиевской улицы. Это был, как рассказывали старожилы района, очень красивый белоснежный храм с большим куполом и двухъярусной колоколь­ней — один из старейших храмов города. В 1932 году он был закрыт и через два года разобран, хотя состоял под охраной государства. Ча­стично стены собора были использованы при постройке администра­тивного здания, входящего в комплекс зданий ОГПУ-НКВД. Именно здесь в 1930-е годы тысячи людей стояли в жутких очередях с пере­дачами для арестованных. Об этом месте Анна Ахматова писала в сво­ём «Реквиеме»:

А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество.
Но только с условьем — не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь;
Ни в Царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание чёрных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь,
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век,
Как слёзы, струится подтаявший снег.
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли…

В этом же микрорайоне на Фурштатской улице, дом 19, существо­вала церковь во имя Воскресения Христова и Преподобного Сергия Радонежского при богадельне и приюте Сергиевского братства. Брат­ство было основано при Сергиевском соборе. В 1922-м году церковь закрыли, но трёхэтажное кирпичное здание приюта сохранилось по сей день. На участке соседнего дома №21 находился фурштатский двор (двор фуражного обоза), благодаря которому Артиллерийская линия в 1808 году была переименована в Фурштатскую улицу…

В 1922 году была закрыта церковь во имя Святого Благоверного Князя Александра Невского при Управлении протопресвитера военно­го и морского духовенства на Фурштатской улице, дом 29, на углу Вос­кресенского проспекта (ныне проспект Чернышевского). Помещение церкви было перестроено.

А на моих глазах в 1948-м году была разрушена церковь во имя Свя­тых Косьмы и Дамиана (правда, я тогда не знал названия церкви) при строительстве станции метро «Чернышевская». Церковь размещалась на углу Кирочной и Космодемьянского переулка. Я не сомневался в том, что переулок назван в честь партизанки Зои Космодемьянской, и очень удивился, когда его переименовали в Мелитопольский.

Но не только советская власть уничтожала исторические памятни­ки и названия. Память о прошлом стирали и сами горожане.

Так, в начале шестидесятых годов жители района как будто по чьей- то команде стали разбирать облицованные красивыми изразцами печки и камины и выбрасывать их на помойку. Одновременно выкидывали старинную мебель из ценных пород дерева с искуснейшей резьбой. Вместо неё покупали современные, похожие на ящики, полированные шкафы и серванты. Эта мебель изготавливалась из прессованной, пропитанной химическими веществами стружки, издающей стойкий непри­ятный запах. Когда через десяток лет народ опомнился, было уже поздно. А дальновидные люди в своё время подбирали выброшенные из­разцы и старинную мебель, чистили их, реставрировали, а когда вернулась мода на всё старинное, выгодно продавали.

Мы в своей семье до сих пор вспоминаем красивейшую изразцовую печь в нашей комнате на Кирочной, дом 43-в, где я жил после же­нитьбы на Лиде Михайловой. Мы разобрали печь и выбросили, чтобы получить жилую дополнительную площадь размером около полутора квадратных метров. Мы жили тогда с Лидой, её мамой Полиной Кли­ментьевной и дочерью Викой в одной комнате, и для нас каждый квад­ратный метр имел значение.

Когда-то, в довоенные времена в этой комнате жила женщина-врач, по национальности немка. Она работала в Институте усовершенствова­ния врачей (ГИДУВе) на Кирочной, дом 41, где всегда трудилось мно­го немцев. В начале войны её арестовали. Комната некоторое время пустовала. Однажды, после жесточайшего налёта немецкой авиации пострадало несколько домов в районе музея А.В. Суворова, в том числе и дом, в котором жила семья моей будущей жены. В их квартире жить стало невозможно, и тогда управдом поселил их в комнату врача-немки. А музей А.В. Суворова, построенный немецким строителем А.И. фон Гогеном по его же проекту в 1901—1904 годах, во время той бомбёжки был полностью разрушен. Остались только наружные стены с мозаичными картинами, одна из которых была выполнена от­цом опального писателя М.М. Зощенко…

Далее >>
В начало