Когда я учился в 9-м классе, мне попалась на глаза книга с названием  что-то вроде “Радио в технике связи”, на цветной обложке которой были военные радиостанции, телевизоры и радиолокаторы. На фамилию автора не обратил особого внимания и вскоре забыл ее. Не помню сейчас, до того, или после, но у меня появилось малоосознанное желание стать военным инженером. Это, конечно, не была мечта, но тем не менее… И вот, в 1954-м сдаю вступительные экзамены, набираю 42 балла из 45, прохожу анкетное чистилище и поступаю во ВКИАС! Опять же, не на 100% целенаправленно, так как перед этим была еще попытка попасть (за компанию с другом детства и ввиду банального интереса к морской романтике и форме) во 2-е Балтийское военно-морское училище. Это с моими-то анкетными и физическими данными! Ведь еще в Москве, в военкомате я не прошел по состоянию здоровья – обнаружилось повышенное давление, чего ни до, ни после в течение 40 лет со мной не случалось. Понятное дело, порог для ВМФ значительно выше, чем для войск связи. Как говорится: “все, что не делается…”.

Итак, я слушатель академии. Воспринимаю это как один из  судьбоносных этапов жизни, казавшейся в то время такой бесконечной и интересной! Воспоминаний об этом незабвенном времени, конечно же, много и почти все они относятся к нашему курсантскому бытию, которое уже описано выше.

Что сказать о собственном восприятии того периода? Не вполне гармоничное сочетание необходимости тянуть лямку в новых, необычных условиях (“взялся за гуж…”) и все же желания разнообразить житие нехитрыми интересами нашего возраста. Похожее было и до того: старался получше учиться в школе, чтобы не огорчать родителей, но дом тяготил, и почти все свободное время проводил в послевоенном московском дворе, в сомнительной, как сейчас говорят, компании. Но все же от серьезных неприятностей, криминала удалось удержаться. Что касается пребывания в академии, то чего-то интересного за собой не помню, например, успехов в боевой и политической, в спорте, у женского пола и т.д. Или желания делать карьеру, заниматься наукой, стать ученым или педагогом, как было у некоторых из нас. Но сама жизнь в таком коллективе, которого ни до, ни после уже не было и быть не могло, сама атмосфера – незабываемы. И не покидающее чувство ожидания чего-то нового, неизведанного, ощущение некоего обнадеживающего, несмотря ни на что, жизненного начала.

Что касается профессиональных, учебных дел, то все это тоже как-то расплывчато, хотя и оптимистично. Помнятся только ночные бдения перед экзаменами, зачетами, много хороших преподавателей – интересных людей и сами эти события. Какое-то представление о том, что ждет нас в дальнейшем, начало прорезаться только на последних курсах. И за это до сих пор с благоговением вспоминаю семинары и упражнения Г.В. Длугача и работу во ВНО у М.В. Верзунова. Это были прекрасные люди и ученые. С первым потом меня не раз сводила жизнь, а второй способствовал выбору темы дипломной работы. И здесь на память приходит последний аккорд академического периода – защита дипломного проекта.

Моя преддипломная практика проходила под руководством еще одного крупнейшего отечественного ученого Льва Матвеевича Финка, а последующее дипломное проектирование — в ЦКБ-678 (ВНИИ мощного радиостроения), что на Васильевском острове. На защите я докладывал ВГЭК под руководством генерал-лейтенанта Курочкина о раздельном усилении однополосного сигнала применительно к переводу самой мощной в то время войсковой радиостанции Р-110 в однополосный режим. После доклада, как водится, задавали вопросы. И один из них – а есть ли у нас однополосные передатчики? Я ответил, что пока нет, а есть за рубежом. – Так что же, мы отстаем? – последовал явно провокационный вопрос. После предыдущих бодрых ответов вынужден был выдавить: “Не отстаем, но…”. Воцарилась тишина. Несколько мгновений я не знал, что сказать дальше и вдруг, где-то из подсознания вырвалось “…догоняем!”. Последовал всеобщий хохот и кто-то из комиссии сказал: “Ну, за это он заслуживает отличной оценки”.

По окончании академии я был назначен дежурным инженером на передающий радиоцентр (ПРЦ) Центрального узла связи дальней авиации. Мы месили грязь на новых строящихся площадках, контролируя строительство и монтаж, а параллельно молодых лейтенантов назначали дежурить на так называемом «малом» ПРЦ, хотя он был и не таким уж малым: содержал два мощных 10-киловаттника РАТ времен ВОВ и около 40 однокиловаттных радиостанций типа Р-103.

На 1 мая 1960 г. выпало мое дежурство, как самого молодого, причем в полном одиночестве, хотя незадолго до этого погиб один из самых опытных старожилов – инженер-капитан в возрасте за 40 лет, устранявший неисправность за ограждением РАТов под высоким напряжением, при отключенной блокировке. Помню, в тот первомайский день нагрузка была бешеная. Все киловаттники «молотили» непрерывно и на полную мощность – чуть не лопались неонки на фидерах. К счастью, серьезных сбоев и неисправностей не было. Через какое-то время получил, как водится, благодарность за праздничную службу и вскоре узнал, что, оказывается, в этот день сбили прогремевшего потом на весь мир Пауэрса – пилота американского самолета-шпиона У-2, вторгшегося в наше воздушное пространство. Сбивали силами ПВО, но и ВВС, как говорится, не дремали. Еще запомнилось 12 апреля 1961 года, когда дежурный техник вбежала в аппаратный зал с квадратными глазами и почему-то с изолирующей штангой в руках (предназначенной для снятия заряда с конденсаторов размером с комод) и срывающимся голосом прокричала: “Товарищи, наш человек в космосе!”.

Кстати о космосе. В то время я, как, наверное, многие из нас, мечтал приобщиться, приложить руку (или что-нибудь еще) к этому делу. И вот представился случай: правдами и неправдами удалось перевестись в ЦНИИ связи Минобороны, где в том же году был создан отдел спутниковой связи. Это еще раз (и более конкретно) определило мою дальнейшую жизнь. Трудно передать, какие мысли и чувства обуревали тогда. Осваивать совсем незнакомое было нелегко, комплексовал, говорил себе: “Только бы не подкачать, остаться в этом деле”. А начиналось все с нуля, в промышленности еще не было специализированных организаций в этой области, во многом отличающейся от космической связи с орбитальными аппаратами. Мы сами – старлеи, капитаны, майоры и подполковники –  брали в руки паяльник, делали расчеты, доставали, где только было возможно, радиодетали, кварцевые стабилизаторы, измерительное оборудование и начинали макетирование земного оборудования – того, что сейчас называется модемами, МШУ, параболами и т.д. Одновременно руководство поручило изучить состояние проблемы многостанционного доступа, что сыграло большую роль в моем дальнейшем становлении как системщика.

В 1965-м был запущен первый отечественный спутник связи “Молния-1”, военно-техническое руководство по вводу в строй и трассовые испытания которого обеспечивал институт. Через пару месяцев после запуска мы начали зондировать этот канал, причем уже тогда (!) с использованием цифровых методов передачи информации. А мне удалось передать через спутник первый факс – фото моей пятилетней дочери с огромным бантом. Потом его долго показывали разному руководству. Два года назад, когда отмечали 40-летие Молнии-1, я выступал уже с воспоминаниями (куда-то делось курсантское чувство ожидания чего-то нового и интересного) и демонстрировал этот исторический факс вместе с оригиналом.

Ах, какое тогда, в середине 60-х, было время! Вместе с испытаниями и экспериментами удавалось заниматься глубокими исследованиями. И вот тогда я сделал для себя вывод, что наука, даже прикладная – это храм (да простит читатель за высокопарность), и что главное в отношениях с ней – это преданность, вера и жертвенность. Но, к сожалению, или к счастью, я не был подвижником, а в жизни много всякого интересного и ко многим ее сторонам хотелось приобщиться. Например, в те годы, когда было уже за 30,  увлекся спортом – волейболом, плаванием, получил второй разряд по первому и третий по второму, часто ездил на футбол, участвовал в первенствах ЦНИИС и НИУ МО по волейболу, о чем в академии не мог и мечтать. К тому же пошла в школу старшая дочь, надо было уделять ей внимание, в том числе приобщать к плаванию, конькам. Вскоре родилась и вторая дочурка, которую супруга с 4-х лет приобщала к музыке. Любопытно, что нашей секцией по плаванию в бассейне ЦСКА руководил тогда начальник отдела научно-технической информации института полковник Ю.В. Костыков, отличный в прошлом пловец,  приятный и доброжелательный человек, под два метра ростом, в профиль чем-то напоминавший добрых молодцов с картин Васнецова или исторических фильмов. Каковы же были мои удивления и радость, когда я узнал, что автором той самой книги о радиосвязи из моего школьного детства, был именно он, Юрий Васильевич!

Все же с наукой не хотелось расставаться и какое-то время удавалось все совмещать. Но! Во-первых, как известно, храм не терпит суеты. Во-вторых,  не зависящие от меня возможности такого совмещения, увы, скоро закончились, как раз после защиты кандидатской. В начале 70-х резко возросла напряженка с вводом и принятием на вооружение первых спутниковых систем, а слово ученый, как и во многих других НИИ, становилось ругательным. Еще до того возобладал двойной стандарт: “Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан”. В последующем и, естественно, сегодня он расцвел махровым цветом. На мой взгляд, беспрецедентное отставание в области современных информационных и связных технологий есть результат не только недавней «перестройки», но и более далекого и глубокого неприятия науки. Всегда считал и продолжаю считать такое положение дел, мягко говоря, возмутительным. Тому есть много причин, анализ которых мог бы стать предметом отдельного труда.

А тогда, в 70-ых, что оставалось делать в таких условиях? Немало: заниматься организацией и руководством общесистемных испытаний, разработкой технических требований и заданий, разного рода документации, рисованием плакатов и «раскладушек» для ублажения высокого начальства, подготовкой справок и т.п. В принципе военные НИИ, как часть аппарата заказчика, и были предназначены для такой деятельности. Тем более что промышленность довольно быстро окрепла и вступала в свои права. Но те, кто начинал, были, видимо, избалованы более осмысленной постановкой исследовательских работ, которая постепенно сводилась на нет, и в этом была наша трагедия…

Но, как говорится, жизнь продолжалась, надо было искать новую стезю. Я, будучи начальником комплексной лаборатории в ЦНИИИСе и одновременно руководителем межведомственной оперативной группы Госкомиссии по планированию и анализу испытаний громадной по размаху системы, с долгими ближними и дальними командировками, стремился найти в этой области отдушину, что иногда удавалось. Помимо рабочих будней опять вспоминаются исторические, во всяком случае для меня, события. В июле 1978 г. подполковник Аболиц А.И. распоряжением Заместителя Начальника связи Вооруженных Сил (НС ВС) СССР был направлен на Байконур в состав Госкомиссии по зачетному запуску и государственным испытаниям нашего геостационарного первенца – спутника “Радуга”.

Это знаменательное событие не обошлось без приключений. По прилете я узнал от местных связистов, что какой-то  житель из соседнего кишлака, копая экскаватором арык для полива своего огорода в степи, перерубил кабель, по которому должна передаваться на один из южных НИПов телеметрия на участке выведения. Положение пиковое, назавтра заседание Госкомиссии. Председатель и его  окружение об этом факте ничего не знают. Местное руководство пытается принять срочные меры, но пока безуспешно. Я серьезно напрягся. Дело в том, что по роду деятельности и поставленной задаче этот участок не входил в мои обязанности, я с ним был абсолютно не знаком. Обычно во время пусков за эти вопросы от НС ВС отвечал и находился здесь постоянно выделенный полковник из управления. Сейчас его не было. Но кто будет разбираться, чье это дело, когда я здесь в единственном числе от войск связи и с определенными полномочиями?! Пришлось тут же включиться вместе с начальником связи полигона в поиски обходных путей и выхода из создавшегося положения. Одновременно я срочно позвонил тому самому заму, генерал-лейтенанту Гальцову Д.М., который командировал меня, благо мы знали друг друга по прошлым делам, и настоял на приезде того постоянного представителя. На другой день, когда Председатель Госкомиссии генерал-полковник Максимов А.А. в соответствии с повесткой дня поднял представителя НС ВС для доклада, я бодро отрапортовал, что земной комплекс средств связи к зачетному пуску и испытаниям готов. Доложить о той неисправности значило бы взять на себя ответственность за возможный перенос запуска, что само по себе является ЧП, со всеми вытекающими последствиями. Вечером мой сосед по гостиничному номеру, представлявший в госкомиссии Министерство связи, сказал: “Ну, ты и рисковый парень!” (а подумал, наверное: авантюрист). “А что? Я же доложил о готовности земного (т.е., по терминологии Регламента радиосвязи, относящегося только к спутниковой службе), а не наземного комплекса”. Конечно же, на душе кошки скребли, но все хорошо, что хорошо кончается! Дмитрий Михайлович выполнил мою просьбу и на следующий день, накануне пуска, более ответственный и опытный в этом деле «направленец» прилетел. Общими усилиями наземная (читай – «проволòчная», как мы, радисты, выражались еще в академии) связь была восстановлена! Попутно я решил еще одну проблему: не пришлось выполнять не совсем приятную для меня миссию – подавать трубку «кремлевки» Председателю и Главному конструктору космического аппарата (М.Ф. Решетневу), что традиционно входило в обязанности офицера от НС ВС.

Кроме успешного запуска и последующей работы было еще одно приятное событие. Доступ непосредственно на старт для члена Госкомиссии был возможен, но только с противогазом, которого, естественно, у меня не было. Спасибо чаломеевскому военпреду, одолжившему сумку с противогазом, благодаря чему мне посчастливилось в прямом смысле приложить руку к корпусу самого мощного тогда в мире носителя – знаменитой «пятисотки», родителя нынешнего “Протона”. Можно было бы рассказать еще, что во время отрыва ракеты и отведения кабель-мачт вылетели предохранители на мачтах освещения старта и все погрузилось во тьму, в том числе в перископах и на телеэкранах бункера, где мне пришлось находиться вместе с руководством. Так как связисты здесь были не при чем, их решили не наказывать. В остальном все закончилось благополучно: “Радуга” была выведена в расчетную точку. Последние два дня перед отлетом домой мы загорали и плескались в Сыр-Дарье (плавать там невозможно, так как  мелко).

Уже после добровольного увольнения (как и поступления) из рядов ВС случилось мое участие в запуске – в качестве заместителя председателя, но уже другой Госкомиссии. Было это в Плесецке, в начале 1991 года, когда выводился на орбиту первый низкоорбитальный конверсионный спутник связи с не очень благозвучным названием “Информатор” – в интересах народного хозяйства, прежде всего геологических служб. Ваш покорный слуга, как главный конструктор подсистемы связи в МНТК “ГЕОС”, был одним из инициаторов его разработки (но не названия!) на базе конструкции малого КА другого назначения, выводимого на орбиту на этот раз самым легким носителем из серии “Космос”. Здесь следует пояснить, что проект большой информационной Геосистемы, начавшийся под флагом одного из нарождавшихся в те годы МНТК (межотраслевого научно-технического комплекса) “ГЕОС”, всячески поддерживался ВПК и Госпланом СССР (МНТК были его «детьми»), но тормозился космическими войсками. Все же запустить первый спутник удалось, через него был организован канал межкомпьютерной связи для информационной сети Геосистемы, но наступили памятные 90-е годы и все пошло прахом… Самое интересное, что по приезде домой из Плесецка я на следующий день включил телевизор, шла программа “Время”. И вдруг на экране появляется один известный руководитель одного солидного ОКБ и рассказывает о запуске ими первого конверсионного спутника связи, начале новой эры и т.д. и т.п. Никакого отношения ни к запуску, ни к упомянутым работам он и его организация не имели и иметь не могли. Но все объяснялось очень просто: к этому времени финансирование со стороны ГЕОСа по известным причинам закончилось и разработчики “Информатора” приобрели себе новых друзей. Однако и этого альянса не получилось, но, видимо, получился другой: через несколько лет я с горечью увидел тот многострадальный аппарат в рекламном проспекте одной из американских фирм, естественно, под другим названием, но вместе с названием еще недавно засекреченного НПО-разработчика.

Да, в последнее время мало чего рождается у нас в этой области. Если  говорить о чем-то крупном, например, новых отечественных системах, то только на бумаге, в проектах. Что остается? Только писать книги, спасибо, что  к ним есть какой-то интерес. Два года назад удалось выполнить давнюю задумку. Издал монографию “Системы спутниковой связи” –  очень хотелось выложить все, что накопилось за многие годы, поделиться этим со специалистами, молодежью связных ВУЗов, НИИ, НПО. И обязательно – чтобы  книжка попала в библиотеку академии. Спасибо всем, кто помог мне в её распространении, и, прежде всего, Саше Ефимову, Володе Репину, Борису Чистовскому.

Чем же закончить эти отрывочные воспоминания? Хотелось бы на мажорной ноте, хотя особых причин  для этого нет: многое, почти все,  уже позади, едем с ярмарки. Но грех жаловаться! И если что-то сложилось в этой жизни, то, несомненно, благодаря именно им –  Академии и, конечно же, моей  Семье. А то, что не сложилось – это вопреки…

Далее

В начало