Светлой памяти родных мне людей посвящается

Что войны, что чума? Конец им виден скорый:
Им приговор почти произнесен.
Но как нам быть с тем ужасом, который
Был бегом времени когда-то наречен.
А. Ахматова

Мой школьный друг, одноклассник, а ныне знаменитый бард,  поэт и крупный ученый-геофизик, Александр Моисеевич Городницкий в предисловии к своей книге воспоминаний задается вопросом, всякий ли человек имеет право писать свои воспоминания? И ссылается на слова А.И. Герцена, который на этот же вопрос отвечает: «Всякий, потому что никто не обязан их читать». Именно эти слова придали мне решимости и подвигли на безрассудство. Конечно, воспоминания людей знаменитых, особенно, если это люди умные, что в общем-то  не всегда совпадает, представляют значительный интерес. Они воскрешают события эпохи, свидетелями, а часто и активными участниками которых они были.

Однако, для полного понимания той или иной эпохи полезными могут быть и воспоминания людей обыкновенных, но способных чувствовать и наблюдать. Мне думается, что чем больше таких картин прошлого, тем лучше, тем яснее станут события ушедших лет, появятся подробности, взгляд на события изнутри, и многое становится понятным из того, что иногда тенденциозно отражают мемуары людей известных. Кроме того, людям известным бывает часто не под силу оставаться объективными в оценке своего «я».  Они слишком дорожат имеющейся репутацией. В этом плане меня поразил своей пронзительной искренностью «Дневник» Ю.Нагибина. Это, пожалуй, самая правдивая в этом жанре книга, но такие мемуары мне попадались редко, я, конечно, исключаю совершенно беспощадную к себе «Исповедь» Жана Жака Руссо.

Люди неизвестные, напротив, не имеют оков известности, так как не боятся за свою репутацию. Вспоминаются в связи с этим слова Роберта Бернса:

«Жизнь в движеньи бесконечном:
Горе, радость, тьма и свет,
Репутации беречь нам
Не приходится – их нет».

Настоящие записки, написанные инженером-механиком, смогут представить, я надеюсь, некоторый интерес, потому что прожил автор длинную жизнь, которая вместила в себя «ежовщину» и первые пятилетки, страшную опустошительную войну, и не менее смертоносную «сталинщину», и противоречивые хрущевские годы то «оттепели», то полные самодурства, и брежневский «застой», и горбачевскую перестройку, разрушившую «железный занавес»  и, наконец, загубленные Ельциным надежды. Умирали правители, но не сменялись правительства и система власти. Все это в большей или меньшей степени затрагивало автора, который учился, работал, как и миллионы современников, и ему было совсем не безразлично, что происходило со страной и вне ее, с родными и близкими. Автор жил и общался с друзьями, коллегами, и независимо от того, какого масштаба его личность, в нем, как  и в каждом человеке, отражается эпоха, хочет он того или нет.
И все-таки, почему я решил написать эту книгу?  На это есть следующие основные причины.
Первая – мне хотелось рассказать о своих родителях, проживших очень нелегкую героическую жизнь.
Вторая – я понял, что мне необходимо о своей жизни рассказать сыновьям.
Третья – захотелось понять, что же такое была моя жизнь, суммой случайных событий или в ней что-то было предопределено.
И четвертая – время Брежнева объявлено застойным, и это так. Но в эти годы работали миллионы честных трудолюбивых людей, не щадивших ни своего здоровья, не считавшихся со временем, не преклонявшихся перед властью. Я себя и своих друзей-коллег причисляю к этим людям и о них хочу рассказать, потому что почти вся моя трудовая биография уложилась в эти застойные годы.

Мои записки – это не вполне воспоминания, это, скорее, ретроспективные зарисовки, потому что дневников я не вел, и то, что я сейчас пишу – это мои мысли о прошлом. Мысли – это не воспоминания, но вспоминать – значит думать о том, какой жизнью мы все жили, что нас окружало, и кто нас окружал, какие мысли нам внушались, какие слова нам говорили, и какие слова следовало говорить нам, а какие нет.
Каких слов у человека больше, тех, что он произносил или тех, что он  не произносил или произносил лишь в кругу друзей, наверно это и определяет его суть, личность, потому что слова, которые мы не произносим – это и есть наши главные мысли.

Прожитая жизнь одарила меня событиями, людьми, книгами. Читая или разговаривая, ты внедряешься в чужую мысль, она пробуждает в тебе ответные мысли, которые сливаются с мыслями только что приобретенными. Мысли рождаются от мыслей, как свеча зажигается от свечи.

Мои записки будут, конечно, содержать ошибки, но эти ошибки не по злому умыслу, а из-за несовершенства моей памяти, поэтому невозможно восстановить всю жизнь по памяти день за днем. В ней остаются какие-то мгновения, несчастливые и радостные, чем-то запомнившиеся события, иногда толчком к работе памяти  являются события сегодняшнего дня.

«Непрерывность – тоже обман» — писала А.А. Ахматова в своем дневнике – «человеческая память устроена так, что она, как прожектор, освещает отдельные моменты, оставляя вокруг неодолимый мрак. При великолепной памяти можно и должно что-то забывать».

А ведь у А. Ахматовой, действительно, была великолепная память. О своей я такого сказать не могу. Но я обнаружил другое свойство моей памяти. Сначала, действительно, высвечивается какой-то определенный фрагмент, но затем постепенно мрак отступает, и появляются все новые фрагменты, и вот я ясно вижу всю картину целиком.

Далее
В начало