На утро нам подали автобусы, и мы поехали. Нас привезли в большое село Березово, примерно в 75-80 км от Кургана, но по плохой разбитой дороге мы ехали больше двух часов. Смотреть на нас сбежались все сельские жители, в основном, женщины и дети. Первое слово, которое я услышал, было «пимы». Женщины, плача  причитая, стали приносить к автобусам телогрейки или «фуфайки», как они их называли, и старые тулупы, чтобы дети смогли дойти до уже подготовленных общежитий, потому что байковые одеяла, которыми они были укутаны, грели мало и путались в ногах у малышей. Так что мы все сразу почувствовали доброе отношение, никакой настороженности, некоторое отчуждение пришло после, но об этом я расскажу позднее. А пока сказалось то, что мы из Ленинграда, о бедствиях которого местные жители уже были наслышаны. Общая беда объединила людей сильнее всяких призывов и лозунгов. Сами полуголодные, женщины тащили нам всякую снедь, я тогда первый раз попробовал шаньки с картошкой.  Преклоняюсь перед этими людьми и чту их память.

Тетя Фира с Идой и Аликом в селе Березово

Ребят разместили в трех домах. Девочек, младших и старших, в разных комнатах большого дома, в каждом доме стояли круглые печки. Младших мальчишек – в бывшей «синей» школе, а старших – в отдельном доме. Многие дети еле передвигались в новых негнущихся валенках, голенища были выше колен, а пятки проваливались куда-то в яму. Спали на топчанах, на которых лежали набитые соломой  тюфяки и наволочки. Солома кололась, приходилось ее долго уминать, но по сравнению с вагонными нарами это было верхом комфорта. Кроме этого, интернату дали двухэтажный кирпичный дом под столовую, кабинеты и библиотеку.

В доме девочек печь наполовину выходила в комнату младших девочек, а топилась со стороны старших. Были сколочены столы и лавки. Здесь приготавливали уроки, играли в настольные игры, играли на гитаре – этому ребят учила тетя Фира, которая была воспитателем младших мальчиков. Все хотели научиться, даже безногий Боря Смирнов. По вечерам зажигались керосиновые лампы. Все воспитатели были размещены по домам местных жителей. Первые часы наша семья провела в доме председателя колхоза Ефремова Александра Егоровича, с которым мама была в очень хороших отношениях все года эвакуации. Ефремов помогал интернату, чем только мог. Это и выделение полей под картошку, под горох, под зерновые. Помню, как мама пробила последний участок по дороге к Тоболу и засеяла его чечевицей. Конечно, не по своей воле. Это предписывалось сверху, из райисполкома и райкома партии.

В районе мама тоже с первых же дней нашла общий язык с руководителями. Настоящим ее другом стал председатель Глядянского райисполкома Детков, как звали, не помню. Я многого уже не помню и не у кого спросить. Как это ужасно, когда не у кого спросить.

Первые дни жизни в Березове были омрачены тем, что наш интернатовский врач Анна Борисовна заподозрила жителей деревни как носителей сифилиса. Действительно, некоторые местные женщины и мужчины имели явные признаки болезни: проваленные носы, еще, наверно, какие-то признаки, понятные врачу. Поднялась паника, приехала медицинская комиссия. К счастью, оказалось, что болеть–таки болели, но уже в неопасной стадии. Слишком давно это было, и остались только видимые следы на лицах. Но этот случай отрицательно отразился вот на чем.

Одним из наших впечатлений от деревенских было то, что все они, от мала до велика, непрестанно жевали какую-то жвачку, как коровы. Потом мы уже к этому не только привыкли, но и переняли эту привычку. Вот здесь-то тот случай и дал себя знать. Анна Борисовна и все взрослые запрещали нам, детям, пользоваться чужими жвачками. А мы безо всякой брезгливости, если не было своей – а где было ее взять! -  просили у местных ребят: «Дай пожевать» или «Откуси». Варили жвачку из бересты, она была абсолютно черного цвета, блестящая, без вкуса и без запаха. Иногда мы жевали просто обычный вар, но это был не тот кайф. Хранили жвачку, прилепляя ее на ночь к оконному стеклу. Каждый в своем месте, но часто путали и ссорились. В школе хранили прямо в карманах, а потом с крошками и грязью, едва очистив, отправляли в рот.

Село Березово тянулось вдоль небольшой речушки двумя улицами, по обеим сторонам которых стояли рубленые дома, в основном, пятистенные. Домов этих было меньше сотни. В селе совсем не было деревьев, не говоря уже о фруктовых. Ягодных кустов тоже не было, хотя в лесу ягод было полно. Поэтому, наверно, и не было, так как сходить «по ягоды» и набрать корзинку земляники, черники или малины было запросто. Мама часто покупала ведра ягод и варила варенье,  вокруг были леса и перелески. Рядом с нашим селом, примерно в километре под невысокой возвышенностью была деревня, которая так и называлась Подгорка, а как продолжение нашего села на горе расположилось  село Верхнее Березово. Мы туда ходили редко, там были злые и вредные мальчишки. Наше же село называлось Нижнее Березово.

Был в Березово свой маслозавод, местные коровы давали мало молока, например, хозяйская давала два-три литра в день, не больше, но молоко было жирное и вкусное.

Далее

В начало