Школа №240 на Крюковом канале, где работала мама

С Толей Гилинским мы познакомились в пятом классе. Наши мамы работали в одной 240 женской школе на Крюковом канале. Мать Гилинского, статная белокурая женщина, была учительницей физкультуры, а моя мама завучем. Мы с Толей иногда бегали к мамам в школу, и они нас подкармливали, чем могли. Толя был маленького роста, очень подвижный с лукавыми глазами и ехидной лисьей мордочкой, у него были совершенно белокурые, как у мамы, волосы. Наша дружбы началась с того, что любимой нашей игрой была игра в рифмы. Один называл слово, а второй должен был  быстро найти рифму. Глаголы с глаголами рифмовать не разрешалось. Я быстро развил в себе эту способность, Гилинского неизменно побеждал, но поэтом увы, не стал. Для этого нужно было не столько умение рифмовать, сколько талант, состояние души и фантазия.

Я часто бывал в доме Гилинских на Средней Подъяческой улице. Жили они втроем, была еще старшая сестра Роза, в небольшой комнате, тоже на первом этаже, конечно же, в коммунальной квартире. У Розы тоже были светлые волосы. Я пишу так скрупулезно об их волосах, чтобы стало понятней, что ни у меня, ни у кого-либо другого не вызвала ни тени сомнений их национальность. Конечно же, русские. Разговоров на эту тему у нас никогда не возникало. Дружил я в шестом и седьмом классах еще и с Левкой Лозовским, и с Арнольдом Карпенко.
Вот из этих ребят и состояло «тайное общество.» Когда было решено выпустить стенгазету «общества» Толя слинял. Это было уже в восьмом классе. Я назвал Толю предателем, и мы рассорились.

Теперь перехожу к другому эпизоду. Дело было в начале девятого класса. К нам влились ребята из расформированного хулиганского восьмого «В» класса, в том числе Вова  Гольдштейн, Вова Темкин и еще кто-то. Софья Львовна сверяла по журналу анкетные данные. Страница с этими данными была для нас самой интересной. Мы все, кого звали и не звали, сунули свои любопытные носы в эту страницу. «Гольдштейн – русский, Рыжиков – еврей» — громко читаю я и добавляю «Каждому свое». Я тогда и понятия не имел, что эти слова были написаны на воротах одного из самых чудовищных лагерей смерти. Вовка Гольдштейн хихикнул, а Софья Львовна цыкнула на нас обоих. И вдруг к столу подходит Толя Гилинский и просит сделать исправление. Софья Львовна читает его данные: «Гилинский Анатолий, год рождения 1933, национальность – русский и т.д.»    «Все правильно?» — спрашивает она. «Нет, не правильно, я — еврей». Класс замер, потому что никто и не подозревал этого, и это вообще был Поступок, а в1948 году это был  Поступок вдвойне. Мне очень хотелось подойти и пожать ему руку, но мы были в ссоре «Но дико светская вражда/Боится ложного стыда»

Далее

В начало