17. «А МНЕ ЛЕТАТЬ, А МНЕ ЛЕТАТЬ, А МНЕ ЛЕТАТЬ ОХОТА…»

Не уверен, что Саша Шабловский выбрал бы именно военную карьеру, если бы не случай. Этот же случай описывает и Александр Городницкий, и я не могу не воспользоваться его описанием, тем более, что оно точно соответствует тому, что хранится в моей памяти: «В начале десятого класса в нашей школе появился ладно скроенный молодой подполковник с голубыми просветами и крылышками на золотых погонах, туго перетянутый скрипучей портупеей.» Шел набор десятиклассников в Высшую военно-воздушную академию. Он объяснял нам условия приема, а мы слушали его, затаив дыхание. Уже на втором курсе присваивалось первое офицерское звание младшего лейтенанта, и жить можно будет не в казармах, а дома. Стипендия и оплата за военное звание составляла около восьмисот рублей, неслыханные для нас деньги, это сулило полную материальную независимость от родителей, тем более, что среди наших родителей богатых не было. Кроме того, получение стипендии не зависело от оценок на экзаменах, как это было в других ВУЗах.  Я тогда как будто чувствовал, что для меня это может быть важным. Когда же мы на вечере встречи увидели бывших наших выпускников, кончивших школу всего год назад и пришедших в летной офицерской форме, один из них Гоша Панов, замечательный исполнитель русских танцев, а второй – высокий Старшинов, друг Миши Копилевича, моего одноклассника, то развеялись все оставшиеся сомнения.

Почти половина класса, в том числе и Саша Шабловский, и Городницкий, и я подали заявления в Академию. Конечно, с моей стороны это было наивно и глупо. Уже был прецедент с Гориком, который поступал в Высшее военно-морское училище им. Дзержинского и, хотя он был серебрянным медалистом, его прокатили на мандатной комиссии. Уже был  пример моей сестры Тамары, которую нигде не брали на работу по причине той же пятой графы, и она мучилась сменным инженером на Охтинском химкомбинате, пока все-таки не попала в Ленгипрогаз, где всю жизнь и проработала. И это был тот самый год, когда еще не утихла антикосмополитическая кампания, а в «Комсомольской правде» появилась статья М. Бубенова «Нужны ли сейчас литературные псевдонимы». Ясно, против кого она была нацелена. Я тогда пошутил: «Рыжиков – мой псевдоним, а на самом деле я Рыжиковд».

Шутки шутками, а документы в Академию я подал под «псевдонимом». И я, безусловно знал, что в военные ВУЗы для евреев доступ закрыт, а как хотелось пощеголять в морской форме, да еще с палашом – пределом мечтаний всех мальчишек — на боку. Но и Академия была хороша, брали на факультет строительства аэродромов, но говорили, что летать научат. Мою бдительность усыпил все тот же подполковник, который дал мне анкету, а давал он их далеко не всем. Не знаю, то ли он не заглянул на последнюю страницу журнала, то ли ему важно было общее количество сагитированных, но факт остается фактом. Документы я сдал. У меня даже сохранился экземпляр фотографии 6х9 см для анкеты и заявления. Через некоторое время мои документы были мне возвращены. Куда уж мне было с моим рылом в калашный ряд. Просто сработал принцип противоречия, сидящий во мне очень глубоко. И еще была слабая надежда на обычное советское разгильдяйство, вдруг да пропустят. Не пропустили. Я помню, как мне было стыдно и жаль своих родителей, которые не в силах были обеспечить своим детям равные права.

А Саша Шабловский, естественно, поступил, тем более с золотой медалью. Может быть, лучше было бы, если бы он не поступил.

Далее

В начало

Автор: Рыжиков Анатолий Львович | слов 529


Добавить комментарий