В феврале 1960 года, я еще работал в технологическом отделе, когда позвонила Тамара и сказала, что умер отец. Дертева на месте не было, и я кого-то предупредив, помчался домой, хотя что было мчаться? Все уже произошло. Отец лежал неестественно белый с закрытыми глазами на своей кровати. Инсульт. Помню маму с заплаканными глазами и не помню, плакал ли я. Не стало человека, с которым я не расставался на протяжении всей жизни. Он был для меня и в детстве, и в юности школой мужества, долга и порядочности. Я очень любил его. Ему было всего 63 года.

За то, что я ушел без разрешения с работы Чеботарев с подачи Дертева влепил мне выговор и говорят, грозился уволить по статье, но добрые женщины – технологи: Верховская Анна Дмитриевна, Хубаева Дина Ивановна, Ефимова Лидия Ивановна, Мигдаль Анна Львовна, меня отстояли. Я был для них «сыном полка», они все очень хорошо ко мне относились, и надо было видеть, какое неподдельное сочувствие было на их лицах, когда я пришел после похорон.

Мне было жаль расставаться с ними, жаль было теплой, дружелюбной атмосферы, которую не портили даже раздражительность Майзельса Бориса Александровича, ведущего инженера по штампам, не боявшегося спорить не только с Лейнбоком, но и с самим Нахамкиным, и хамство, невежество и крикливость Флерова, недавно пришедшего технолога. Мне было жаль и обеденных перерывов, во время которых отдел превращался в поле боя. Шла битва в «козла». Костяшки домино не могли заглушить рев Лейнбока и почти мат Флерова, с которым он обрушивался на свою партнершу по игре, бедную Дину Ивановну. Надо сказать, что я тоже пристрастился к этому занятию, тем более, что в институте, в паре с Володей Перовым нам почти не было равных на курсе. Впрочем, уважавшие себя студенты в «козла» не играли, они играли либо в преферанс, либо в шахматы. Я понимал, что я с ними ни в коем случае не расстаюсь, просто переезжаю этажом выше, кстати, в переносном смысле тоже.

Далее

В начало