Для Ларисы  эта поездка на Кавказ была первой, я же до женитьбы успел побывать в разных местах Черноморского побережья Кавказа. Особенно запомнилась поездка в Гудауту, в Абхазии. Было это в 1958 году. Позвонил мне мой приятель Додик Молчадский и предложил поехать вместе в Гудауту, к знакомому, имевшему собственный большой дом. Собиралась большая компания, кроме нас с Додиком ехали еще пять девушек. Одну из них, Миру, я знал, это была красавица, Додикина пассия. Я быстро смекнул, что остальные незамужние – это на мое усмотрение. Девушки были все из еврейских семей, интеллигентные и поэтому курортный роман начисто исключался. Все «хайки», так мы их в шутку звали, мечтали о замужестве, а так как я был холостой, то и получал сполна их ненавязчивые намеки. Но я был к этому в то лето еще совершенно не готов, не было среди них той, которая бы сразила, была, правда, очень хорошенькая, небольшого роста Лилечка, но что-то мне мешало, возможно, большое число зрителей. Тем не менее, жили мы все дружно и весело, вместе ходили к другой хозяйке, которая нас кормила завтраками и обедами. На ужин мы покупали парное молоко.

Девушки жили на втором этаже в одной комнате, а мы с Додиком – на первом, на веранде. А веранда была непростая. Как-то раз, вернувшись с пляжа, я увидел на своей кровати свеженькое куриное яйцо. Мы посмеялись и решили, что это какая-то шутка. На следующий день яйцо появилось снова, тут уже нам стало не до шуток, вспомнилась моя любимая радиопередача о черной курице. Мы решили проследить, и что бы вы думали? Часов в одиннадцать дня на мою кровать взлетела большая черная, да-да, именно черная курица, снесла яйцо и с большим достоинством, прокудахтав, удалилась. Однажды я остался на кровати, Додик спрятался с фотоаппаратом, и мы стали ждать. Курица пришла, не обратила на меня никакого внимания и опять снесла яйцо. Где-то у Молчадского должна быть эта фотография. Страстное желание рассказать об этом оказалось сильнее любви к свежим яйцам, и мы все выложили хозяйке, дородной, но  скуповатой украинке. Не знаю, что она предприняла, но Чернушка больше не приходила, наверно, обиделась. Жалко, что это была не курочка Ряба, и яйца не были золотыми, не уверен, что мы бы тогда рассказали об этом.

Об этих событиях я написал на мотив «Вот открывается Одесская пивная» песню:

Зачем скитаться нам по знойному Кавказу,
Когда с мученьями покончить можно сразу,
Здесь в Гудаутах, на Тбилисской, дом сто десять,
Спокойно можете прожить хоть целый месяц.

Хозяин дома – мудрый, добрый дядя Яша
Имел горластую жену, толстуху Машу,
Имел бодливую козу по кличке «Зина»,
Такую умную, как целых два раввина.

Коза носила гордо человечье имя,
С трудом несла она почти коровье вымя,
И пили козье молоко хозяин Яша
И необъятная его хозяйка Маша.

Здесь куры чувствуют, когда вы есть хотите,
С утра спокойно загорать на пляж идите,
Когда ж вернетесь, будто вы того хотели,
У вас появится яичко на постели.

С утра на пляже наши девочки потели,
По вечерам уж очень замуж все хотели,
Ах, наши Мира, Лиля, Рая, Хая, Сима,
Нам с Додом жалко было вас невыносимо.

Когда ж вы поняли, что нас не заарканешь,
И даже каши с этих мальчиков не сваришь,
Тогда решили вы от нас уехать в Сочи,
Погоревали мы с Молчадским, но не очень.

Но всему хорошему приходит конец. Надо было возвращаться, а куда? Где жить? Ларисины родители жили в одной комнате в коммуналке. Жить вместе было немыслимо для меня, и я привел жену к себе домой, на улицу Глинки. Юра, мой младший брат, был уже год, как женат, и жил у своей жены Софы в довольно большой комнате коммунальной квартиры на Владимирском проспекте. Мама отдала нам свою комнату, а сама спала на диване в нашей темной проходной гостиной. Так мы прожили почти полтора года, пока в ноябре 1963 года не переехали в ЖСК на проспекте Космонавтов, но это отдельная и большая история.

Свою женитьбу я особенно не афишировал, поэтому в отделе об этом разговоров почти не было. Говорили о вещах более важных. Говорили о новой певице Майе Кристаллинской, о Карибском кризисе, затеянном Хрущевым, о хрущевских пятиэтажках, и у всех на устах было имя А.И.Солженицына, автора повести «Один день Ивана Денисовича». Когда до меня добрался номер журнала «Новый мир», и я прочел эту повесть, то был потрясен. Ни Толстому, ни Достоевскому не пришлось создать героя, маленького человека, с таким несгибаемым характером, несмотря на это страшное нечеловеческое унижение. Непонятно было, как Хрущев разрешил Твардовскому напечатать эту взрывную вещь. Впрочем, Хрущеву был нужен Солженицын с его Иваном Денисовичем, как оправдание перед номенклатурой за свой вынужденный антисталинизм. Если бы не было Солженицына, Хрущев нашел бы кого-нибудь другого, того же Шаламова, например, а может быть и менее одаренного.

Далее

В начало