Интуиция выше знания.
А. Эйнштейн

После того, как Курский завод «Счетмаш» освоил в производстве электронную кассовую машину для торговых предприятий «Искра 302», на базе японской «Маконик», встал вопрос о создании трехдокументной машины и взамен устаревшей электромеханической «Онеги-3» для предприятий связи, и для ресторанов, и для шоссейных дорог. С этой целью А.А. Бабурин, бывший тогда главным инженером Курского завода, созвал совещание Были там и главный конструктор  Закройщиков, и начальник конструкторского отдела кассовых машин СКБ П.И.Горячев, и ведущий конструктор «Искры 302» Шлюев, и зам. Главного инженера Саша Васюнин был там и я.

Речь шла о том, можно ли сделать трехдокументную печать на базе ПУ «Маконик». Ни один из заводчан не знал решения. Я это решение уже видел, но схитрил и затаился. Пожалуй, это был единственный раз, когда я слукавил по техническим вопросам. Но я понимал, что если заводу сейчас дать в руки решение, то ГСКТБ по печатающим устройствами для кассовых машин может больше не работать. Уж очень удачной была эта машина «Маконик». Его печатающее устройство, попавшее в руки завода «Счетмаш», позволяло делать очень много моделей. Это был как раз тот самый случай не короткого мышления, о чем я уже писал.

Чем-то это печатающее устройство напоминало до винтика изученные мной машины типа «КА». И принцип управляемого сердечника, и статической печати «на прижим», и принцип отрезки, и многое другое было знакомо и изучено. Поэтому не удивительно, что решение мне пришло сразу. Странно было, что никому из заводских конструкторов это не пришло в голову, а ведь нужно было только убрать внешние ведущие пружины и освободить тем самым место для третьего набора литерных колес. Привод же колес сердечника следовало расположить внутри самих колес. Такой привод у нас уже был опробован. Я о нем уже упоминал, это феррит-бариевый магнитный сердечник.

Возвратившись после совещания в Ленинград, я быстро нарисовал схему печатающего  трехдокументного устройства, которое было основано на курской базе («Маконик»), но с нашим магнитным приводом колес сердечника. Даю указание своему помощнику Артуру Юргенсу, чтобы в течение двух недель он разработал общий вид нового ПУ. Курские чертежи у нас были.

Ровно через две недели к нам нагрянул Павел Горячев и вся его команда, в том числе Шлюев – самый способный  их конструктор. Приходят они к нам в сектор, естественно были Б.Л. Фельдман и Б.П. Бутрин, который был в курсе нашего «коварного» плана.

«Ну, показывайте вашу новую печатку» — просит меня Горячев. Я подвожу всех к кульману Юргенса. Он, умница, все успел. Описанная в гоголевском «Ревизоре» немая сцена ничто в сравнении с той, что разыгралась в нашем конструкторском секторе. Наконец, Горячев опомнился и сумел только проговорить: «Так это же наша печатка». «Да» — говорю я — «Ваша, но с нашим добавлением, теперь у Вас с нами будет совместная конструкция». «Зачем же мы ищем другую базу?» — Горячев не унимался и злобно поглядывал на Шлюева, который молчал, как рыба. Этот раунд был за нами. Бутрин прямо лоснился от удовольствия и самодовольства. Его хлебом не корми, дай насладиться неудачей другого.

Зная потенциал Шлюева, я решил пойти дальше. Мне казалось, что если я расскажу ему обо всех возможных вариантах привода, кроме магнитного, которые мы все перебрали, то самолюбивый Шлюев ими не сможет уже воспользоваться. Но я не учел, что его самолюбие здесь уступит его самолюбию там, в Курске и все-таки оказаться в седле. И проиграл. Шлюев-таки решил использовать механизм с шариками, о котором я ему рассказал, и я оказался в положении унтер-офицерской вдовы.

И опять началось противостояние и перетягивание каната. Их вариант – наш вариант. На межведомственную комиссию был представлен наш вариант машины. Заводские испытания выявили одно неприятной явление. Печатаемая строка содержала 16 разрядов, и колес сердечника с литерными колесами тоже, соответственно, шестнадцать. Так вот, при наборе 15 одинаковых цифр, например «8», а в шестнадцатом разряде «9», происходил сбой: печаталось все, что угодно, но не «9». Когда мы испытывали двухдокументную печать, такого не происходило. Похоже, что увеличение движущихся масс приводило к динамическому удару, из-за которого и отрывался последний разряд. Как мы ни пытались оспорить программу тестирования и убеждали отдел надежности в том, что в действительности такое сочетание и такой набор знаков никогда не встретится, ничего не помогало.

Конструктору приходилось вести борьбу не только с внешними противниками при внедрении изделия, но и с внутренними. Они нас просто окружали со всех сторон, это и технологи, и отдел нормализации и стандартизации, и отдел надежности, и даже отдел развития отрасли. Одно время, а это время пришлось как раз на время начала разработки электронных касс, этот отдел разрабатывал для нас – разработчиков техники – технические  требования к изделию, на основании которых мы и разрабатывали ТЗ — техническое  задание. Не знаю, чем руководствовались разработчики технических требований, но они закладывали заведомо невыполнимые требования. Так, например, автором ТТ к печающим устройствам для электронных касс была Марианна Гофеншефер. Сама в недавнем прошлом очень хороший разработчик, дорвавшись до написания ТТ другим, она делала немыслимые вещи. Она заложила следующие нормы: скорость печати  — 4 строки в секунду, а количество печатаемых копий подкладного документа – 5. Где она взяла аналоги, где были бы реализованы такие требования, не знаю.

Такие вещи связывали нас по рукам и сильно тормозили дело. Итак, дело шло, а выхода из этого дефекта мы не находили. Правда, этот отрыв колеса случался не каждый раз и квалифицировался не как отказ, а как сбой, но все равно, с таким результатом на МВК выходить было нельзя. Нервничали все. Не только я места себе не находил, но и Юра Осипов, начальник отдела электронных касс, на который мы работали. До МВК оставалось два дня. Я не выходил из цеха, каждые полчаса звонил Бутрин и доводил меня своим сволочным голосом до белого каления. Нервничали Быховский с Верхолатом, мои помощники по электронике и стенду. Тактично себя вел, но видно, что тоже на пределе, Б.Л. Фельдман, начальник отдела. Рабочий день кончился, цех опустел, были только мы трое и механик-сборщик Толя Махов. Толя был мрачен, куда-то делся его обычный оптимизм.

Семь часов, восемь часов. Я ушел в курилку, сижу на скамейке и вдруг, озарение. Нечасто бывали у меня такие мгновения, когда удавалось сосредоточиться, собраться и подчинить себе собственный мозг. Я понял, что нужно сделать – усилить в этом одном месте магнит, технически сделать это было просто. Когда я сказал об этом Махову, я уже был уверен, что все получится. Так и вышло. Ни одного сбоя. Я даже не знаю, обрадовался Юра Осипов или нет, потому что в этот момент какие-то проблемы появились теперь у него.

Помню, как мы с Быховским, Верхолатом и Маховым пошли к «грузину», так называли мы магазин с разливным коньяком на Большом проспекте.

Далее

В начало