Мне нравилась эта песня Юрия Визбора в исполнении Бори Филиппова. Слегка подвыпив, он брал гитару и начинал петь своим приятным хриплым голосом. Но особенно хорошо Боря пел песни Высоцкого, он был одним из очень немногих, кто эти песни пел хорошо, весь в образе, он отдавался песне целиком. Пел он просто талантливо. Он все делал талантливо. Филиппов был необычайно обаятелен, артистичен и умен. Талант встречается чаще, чем ум. Ум, на самом деле, — большая редкость. Он чем-то напоминал мне Остапа Бендера, потому что был игроком, на руках у которого всегда джокер. Недаром он знал романы Ильфа и Петрова почти наизусть и сыпал цитатами. Борис талантливо танцевал, говорил или слушал с иронической улыбкой. В нем был какой-то аристократизм, хотя он был родом из очень простой русской рабочей семьи. Я хорошо знал его мать, в этой простой женщине была внутренняя культура и интеллигентность. Я хорошо знал по работе его дядю Васю, в котором тоже было чувство собственного достоинства. С Филипповым было чрезвычайно интересно разговаривать. Я терпеть не могу банальность, а Борины суждения отличались оригинальностью, следить за ходом его мысли было так интересно, что проводить с ним время я мог очень долго, правда, пока он не напивался, а этим, к сожалению, заканчивались наши посиделки все чаще и чаще, особенно когда он стал главным инженером, и к нему с выпивкой без конца полезли всякие доброхоты.

Его первая жена Ляля была, наоборот, из интеллигенции, отец – утесовский музыкант Семен Гольдберг, я уже об этом говорил. Внешне яркая, интересная, острая на язычок, умная, начитанная, а вот бориного внутреннего благородства и широты души в ней не было. Она могла быть резкой не только с мужем но и с его друзьями.

Торнтон Уайлдер в «Мартовских Идах» писал: «Мужчина может спасти государство, править миром, стяжать бессмертную славу, но в глазах женщины он остается безмозглым идиотом». Очень во многом этими словами характеризовались отношения Бори и Ляли. А Боря, между прочим, был главным инженером большой организации.

После очередного загула, который мог продолжаться сутками, он вваливался домой, улыбался во весь рот и говори Ляле: «Виноват, виноват, виноват». Она злилась, но не долго. На Филиппова невозможно было долго сердиться. Как-то Филиппов пропал на неделю. Ляля вся извелась, приходила к нам, благо по той же лестнице, и жаловалась. Вдруг, среди ночи заявился к нам Боря. «Толя, я у тебя поживу». После долгих уговоров выяснилось, что он попросту боится идти домой. Приходилось их мирить, вот тогда я и услышал его знаменитое: «Виноват, виноват, виноват» и раскинутые руки, как бы приглашавшие к объятию. И снова Ляля сдавалась, но все шло к разрыву. Скоро они расстались.

Вторую жену Бориса, Свету, я тоже очень хорошо знаю и люблю. Красавица, крупная, очень добрая, мягкая. С ней он, я думаю, отдыхает душой. С Борей мы проработали вместе около тридцати лет и почти все это время были дружны, пока у него не стало слишком много собутыльников. А Борис всегда был душой всех компаний. Женщины от него были без ума. Когда я спросил однажды Лялю, гулявшую с собакой, почему не гуляет Боря, она ответила: «Ему на это баб хватает». Его артистичность и находчивость были общеизвестны. Вот маленький пример. Подъезжаем мы на автобусе к ГСКТБ, выходим, дело было зимой, Филиппов поскальзывается и шлепается на задницу, широко улыбается всем идущим и с приглашающим жестом говорит: «Садитесь, пожалуйста».

Ходили мы с ним как-то раз за грибами. А я, надо сказать, грибник был еще тот. Натыкаюсь на несколько грибов с темными шляпками, зову Борю и спрашиваю, что это за грибы. Боря приседает на корточки, срезает все грибы, бросает их в свою корзину и говорит: «Это были белые, Толя. Зови, если что». И спокойно пошел дальше. Вместо того, чтобы оглушить его пятистопным ямбом, я только расхохотался.

Далее

В начало