Желание обзавестись дачным участком или хотя бы садоводством у меня возникло давно, еще когда я был холостым. Где-то в самом конце пятидесятых годов стали организовывать дачные кооперативы и садоводческие товарищества на расстоянии примерно 45-50 километров вокруг Ленинграда. Тогда возникли первые садоводства на 45-ом километре московского направления, 40-ом километре по Выборгскому направлению и многие другие.

ГСКТБ предоставили место в районе станции Грузино, на 47-ом километре по направлению на Сосново. Стали принимать всех желающих, я тоже написал заявление и даже участвовал в жеребьевке. Но мама с папой на эту инициативу посмотрели довольно холодно и недоверчиво. Им казалось и совершенно правильно, что поднять участок (тогда давали больше восьми соток) и построить даже небольшой домик нам будет не под силу. И я как-то от этой мысли отказался. Потом, когда у меня появились дети, я очень жалел об этом, но попасть туда и в любое другое место стало невозможно. Очень выросли цены и спрос намного превысил предложения. Мы продолжали снимать дачи, отправлять детей в детские сады и пионерские лагеря, выезжать иногда на юг и в Прибалтику, и уже когда сыновья выросли, где-то в середине восьмидесятых стали снова выделять лесные, болотистые, массивы под садоводства. Но эти массивы находились уже за 101-ым километром. В былое время в те места выселяли «нежелательных элементов».

Это была своего рода «черта оседлости». В этой зоне раньше селились люди, освободившиеся из мест лишения свободы. А теперь вот предлагали нам выращивать там яблоневые сады. И люди брали эти участки довольно охотно: и в Пупышево, и в Мшинской, и в Чаще. Мы выбрали Чащу по Витебской дороге. Электрички туда еще не доходили и поезда шли редко и почти два часа, а там лесом еще минут  тридцать по тропкам. Но какой это был лес! Прямо, как у Данте: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в девственном лесу». Наконец-то сбылась мечта, и мы стали собственниками садового участка. Какого садового, к черту? Это были шесть соток непроходимого леса. Стройные сосны, осины в два обхвата, а между ними густой кустарник. Одними словом – Чащá с ударением почему-то на последнем слоге. Но воздух, которым было не надышаться, высокое небо и по нему чинно , не торопясь, плыл белый караван облаков.

У меня был замечательный сосед – Дима Галецкий – начальник лаборатории из отдела электронных касс. Мы и работали вместе и вот теперь вместе стали воевать с вековыми деревьями. Я поначалу растерялся и не знал, с чего начинать. Если бы не Дима, я, наверно, плюнул бы на эту авантюру. Но Дима – ему было лет тридцать пять – был азартен, физически очень силен и умел убеждать, и я сдался. Мы вместе расчистили места под палатки, я соорудил между двух осин что-то типа шалаша из полиэтиленовой пленки, которую расхватывали для теплиц. Вот в этом шалаше, на хвойных лапах и надувных матрацах мы с Ларисой и ночевали, выкурив сперва жженым можжевельником комаров. Купили мы по лебедке, пилы, топоры, и работа пошла. Однажды приехал Лева и за один день переломал кустов больше, чем я за неделю. Мне было уже почти пятьдесят. Но я почти наравне с Димой таскал бревна с ним на пару, обрубал корни и валил сосны и осины. Однажды могло произойти ЧП. Повалили мы огромную осину, и я полез в образовавшуюся воронку обрубать последние корни. Дима в это время пилой «Дружба» отпиливал верхушку. И вот что значит неопытность. Я вижу, как огромная стена земли надвигается на меня, каким-то чудом я успел выскользнуть из ямы, и осина тут же встала на свое место. Дима отпилил верхушку, и осина пошла подниматься, а я вполне мог навсегда остаться в уже выкопанной могиле. Мы оба были напуганы до предела, это стало хорошим уроком.

«Глаза боятся – руки делают». Я убедился снова в мудрости этой поговорки. Через пару лет мой участок было не узнать, все выкорчевано, бревна ошкурены, благодаря ларисиному трудолюбию появились грядки и первые урожаи зеленого лука и редиски, поспевала картошка. Купили мы и несколько саженцев яблонь и еще чего-то, клубники и крыжовника. Мало того, наш с Димой коллега на соседнем участке решил отказаться и разрешил мне использовать его лес. Но снова валить лес мне уже не хотелось, я нанял каких-то парней, и они повалили помеченные мной деревья. Половину, правда, украли. Но все равно, вместе с моими этого хватило на хороший сруб, который мне и поставили всего за тысячу триста рублей, это считалось дешево. Там работали бригады, бравшие за подобную работу дороже. Но эти ребята, их было трое, уговорили меня построить дом.

Для Ларисы это был сюрприз. Ее как раз не было недели две, а когда она приехала, то не узнала свой участок, думала, что ошиблась. На нем стоял свеженький красавец-сруб со стропилами под крышу.

Все было хорошо и, как  в старом анекдоте, даже подведи воду, но бесили дороги. Ничего нельзя было подвезти, по залитой жидкой глиной дороге ездили лишь трактора и вездеходы. И тут я прочел объявление, что продается почти голый участок в шести километрах от станции МГА с Московского вокзала. Я поехал, нашел это место и сразу влюбился. Сразу около станции был огромный карьер с песчаными берегами и чистейшей водой, валунами и соснами по всему периметру, а он был основательный, километра два в длину и около полукилометра в ширину. Купались люди. Это было то, что надо.

Мы оба были легки на подъем, продали нашу Чащу и купили участок на шестом километре. Конечно, такой дикой, необузданной природы, как в Чаще, уже не было, но был этот карьер, до которого Лариса доезжала на велосипеде за десять минут, была изумительно красивая речушка с такими живописными берегами, с такой сочной травой на небольших лугах, как на картине Левитана. Радовались солнцу и мы, и веселые беззаботные лютики  и проплывали пушистые  шарики одуванчиков, послушные легкому ветерку. И все это великолепие было всего, примерно, в ста метрах от нашего участка.

И вдруг в одночасье все это было уничтожено. Какой-то один бездушный человек вскопал часть берега под картошку. Этого не смогли стерпеть остальные, и от изумительного берега не осталось и следа, все было вскопано. После этого я ходил на речку только за водой для полива. А поливать было что. Лариса была неутомима и снова у нас были теплицы, и снова грядки, и снова молодые яблоньки, ягоды и цветы. Мы сложили очень хороших два дома: один – банька, а другой – двухэтажный особняк из бруса. Когда мы уезжали навсегда, то дачу было даже больше жаль, чем квартиру, потому что здесь все было сделано нашими руками. Вечерами мы с Ларисой на велосипедах непременно ездили купаться к озеру с чистейшей синей водой. От нагретого за день озера поднимался пар, ветерок относил его к другому берегу, где он сливался с клочковатым туманом. А туманы там, на берегах Невы, были часты.

Меня обычно возил со стройматериалами наш заводской шофер Коля на КамАЗе. На обратном пути попали мы как-то в неприятную ситуацию. Шоссе задымилось туманом, стало совсем темно. Николай смотрел куда-то вниз и в сторону, каким-то только ему понятным чутьем угадывая дорогу. Пространство вдруг стало рыхлым, потеряло очертания и границы, и только фары высвечивали мчащуюся навстречу белесую массу. Но вот остался позади мост через Неву, на котором, по словам Николая, часто происходили аварии именно в такую погоду. По бокам стал вырисовываться постепенно темный и промокший лес, низина с туманом осталась позади.

Там же, неподалеку от нас, купили домик наши друзья Марина и Фима Блох, и мы часто вечерами то у них, то у нас устраивали теплое и уютное застолье под телевизор.

Далее

В начало