Слухи о молодом пришельце из Ставропольского края, как о новом лидере, ходили уже давно, еще при живых Андропове и Черненко. Особенно они укрепились после поездки Горбачева в Англию, где он смог произвести хорошее впечатление даже на Маргарет Тэтчер, которая заявила, что с ним возможен диалог.  Я допускаю, что это в известной степени повлияло на то, что председателем похоронной комиссии был  назначен М.С. Горбачев, а это по традиции означало, что Ареопаг выбор сделал.

Крупным планом трибуна и лицо Горбачева. У него взгляд победителя. О чем он думал в этот момент? О стране? О народе? Думаю, что, прежде всего о себе. Как ЕМУ оправдать мнение Тэтчер, как ЕМУ войти в историю, как ЕМУ завоевать любовь сограждан и людей мира. Он был тщеславен и честолюбив, этот баловень судьбы, а иначе невозможно пробиться через частокол равных себе властолюбцев, этих старых и молодых динозавров.

На меня он, прежде всего, произвел впечатление тем, что, будучи первым человеком государства, напичканного ядерным оружием, коммунистом номер один, он ошеломил человечество тезисом о примате общечеловеческих ценностей над классовой борьбой, он подарил миру великий мир всеобщего братания. Берлинская стена была разрушена, но разрушена русскими и, как всегда, щедро и нерасчетливо, но было покончено с холодной войной. В этом его огромная заслуга перед миром, который жил в постоянном страхе перед «империей зла». Поэтому за пределами страны его боготворили. «Горби», «Горби», «кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали».

А внутри его не любили. Объявленные и декларированные им сначала «ускорение», а потом «перестройка» были так же таинственны, как пресловутый «план Путина». За его великий шаг, позволивший первому съезду выбросить из конституции шестую статью его возненавидела партийно-бюрократическая номенклатура, справиться с которой не удалось еще никому.

Я прекрасно знаю, что такое номенклатура по нашему ГСКТБ. Она везде одинакова, потому что все копируется сверху вниз. Это высокомерие, переходящее в хамство. Образуется свой узкий круг высокомерных хамов по отношению к людям, не входящим в этот  круг, но свойских среди таких же и лебезящих перед кругом более высоким. Так образуется номенклатурный стиль и характер. Номенклатура местная дружит с такой же местной номенклатурой других предприятий, у них особый стиль отношений, они легко договариваются о поддержке или противодействии внешней силе. Такой внешней, опасной для них силой стал Горбачев. Всем его новациям противодействовала местная и центральная номенклатура, это был скрытый саботаж, номенклатура не хотела изменений в стране, а тем более изменяться сама.

Этот человек, внешне невозмутимый, вместе со своей командой не имел четкого и  продуманного плана перемен, а главное, не умел предвидеть последствий. Его беда была в том, что он оторвался от партийной среды, на поддержку которой он все-таки рассчитывал, а народ, который он собирался осчастливить, его не только не понимал, но и не любил. Его главной опорой была гуманитарная интеллигенция, даже не техническая: для нее он был слишком говорлив и неконкретен. В отсутствие в стране среднего класса только интеллигенция и могла быть его поддержкой, но эта поддержка была легковесной и ненадежной. Горбачев это понимал. Сам аппаратчик до мозга костей, Горбачев хотел совершить все задуманное руками аппаратчиков, а они-то как раз, повторюсь, этого ну никак не хотели…

Так кто же мог выполнить эти пусть даже умные постановления? Народ? Но народ пока что видел пустые полки магазинов, многокилометровые очереди за водкой по талонам благодаря антинародной антиалкогольной кампании. Я сам как-то стал жертвой этой кампании.

Это было на Большом проспекте, неподалеку от школы, помещение которой мы арендовали. Было около двух часов дня, именно с двух часов начинали торговать спиртным. У дверей винного магазинчика собралась толпа – несколько сот человек, среди толпы был и я, мне нужно было то ли к празднику, то ли ко дню рождения, не помню, отоварить водочные талоны. Люди не стояли, как в Америке стоят малоимущие за пособием, в одну цепочку, по одному, не толкаясь и не ссорясь, сохраняя достоинство, говорю, потому что прошел и это. Здесь люди сгрудились плотной массой, в которой первым мог оказаться только сильнейший или наглейший, или тот, кого случайно вынесут.

Ровно в два толпа заколыхалась и в магазине зазвенели стекла. Потом раздался общий вздох и толпа пошла на штурм. Сразу же в дверях образовалась пробка, и эта  пробка орала, потому что ее без жалости давили и мяли. Движение вперед захлебнулось. Но из задних рядов начали на руках поверх голов передавать каких-то пропитых завсегдатаев и бросать их внутрь. Эти пропойцы знали всех продавщиц и кассирш, здоровались с ними и быстро становились к кассе. Между тем, мордобой в дверях пробку рассеял и из очереди образовалось нечто подобное самоорганизованному порядку, торговля пошла, попал одним из последних в магазин и я.

Вся эта авантюра с «полусухим законом» для Советского Союза кончилась очень плохо, ну а когда случились события в Сумгаите, Баку, Риге, Вильнюсе, когда стало очевидным чернобыльское вранье, вера в Горбачева была утеряна, вместе, кстати, вернее, некстати, с дешевой вареной колбасой — основной едой, продукта очень точно выбранного для оценки качества жизни. И если этого продукта нет, то это уже тупик. Все. Приехали. Меняйте локомотив.

И все-таки люди в те годы дышали воздухом свободы. Отменена была цензура, писали и говорили, что хотели, рисовали, что хотели и слушали, что хотели. Кто бы мог помыслить об этом еще совсем недавно: снесли памятник Дзержинскому на Лубянке. Е. Евтушенко писал: «Исчезают в России страхи». Поторопился он опять, страхи приходят в путинскую Россию вновь, а Горбачевские и Ельцинские годы борьбы с всевластием КПСС, бюрократии и КГБ подвергают анафеме. Народ опять захотел намордники.

Далее

В начало