Подымаемся на второй этаж. Сестра сняла нам великолепную квартиру с тремя спальнями, одна из них – мастер-рум. Вот тут уж совершенно поблекли хрущевские норы. Разве что высота потолков та же и совмещенные санузлы. Вы обратили внимание? Не санузел, а санузлы. Их было два, так что Хрущев перенял далеко не лучшее. Кухня – ничего добавлять не надо, мои позаботились даже о мебели: стол, стулья, кровати, диван, холодильник – и тот забит снедью на неделю Вот это встреча! Думаю, что им пришлось туже. Встроенные шкафы во всех комнатах очень удобны и избавляют от наших российских платяных шкафов.

Александра Тимофеевна получила собственную комнату, как и в Ленинграде, так что для нее ничего не изменилось. Изобретательно Лариса протянула по стенке веревочку из спальни в туалет, и она могла путешествовать  самостоятельно. Хорошо еще, что в свои 85 лет она все понимала и могла ходить и говорить. Кроме того, она из всех нас оказалась самой материально обеспеченной. Буквально в течение двух дней с помощью Маши мы получили необходимые документы, а теща — SSI.

И опять удивление. Никакой толкотни, все чинно сидят с оторванными номерками и за считанные минуты все образуется. Это стало одним из самых сильных первых впечатлений. Между двумя странами принципиальнейшая разница в отношении к человеку. Россия – страна с запретительной системой, Америка – с разрешительной. Там делается все, чтобы запретить, вплоть до «по газонам не ходить!», здесь делается все, чтобы разрешить, если это не противоречит закону. Свободному человеку все разрешается, рабу – все запрещается.

Мы поселились в городке Монтейн Вью, что означает Горный вид, это минут в сорока от Сан-Франциско на автомобиле, чудесный, тихий, если не ходить по автомобильным трассам, зеленый городок. Недавно я прочел стихотворение иммигрантки Елены Тверской, очень хорошее:

Там улица Арастрадеро
Зеленая, не хуже сквера…

Здесь все улицы такие, первое время мы с Ларисой не могли налюбоваться кипарисами, которые выстроились как рота почетного караула, свисающими прямо над головами апельсинами и лимонами, тремя лермонтовскими пальмами на улице Калифорния, тонкими, высокими и грациозными, где-то в вышине покачивающими своими непричесанными головами. Но далеко заходить мы еще боялись: все улицы кажутся одинаковыми, а спросить дорогу мы еще как следует не умели.

Да и спросить-то не у кого, пешеходов почти нет. Американцы не гуляют по улицам, они или бегают, или гуляют в парках, которых много. Но если встретятся, то здороваются; «Хелло» или «Хай» и, улыбаясь, проходят мимо. Почти совсем не видно на улицах детей, ни гуляющих, ни играющих. Они только на специальных спортплощадках. Часто встречаешь лишь мексиканцев с кучей детей, и этим они похожи на российских цыган. Детей школьного возраста можно встретить только когда они идут в школы и когда возвращаются. Делают это они, как правило, на велосипедах. Для велосипедистов практически все улицы имеют специально обозначенные отделяющей линией велосипедные дорожки, рядом с которой проносятся машины, но ни одна не смеет пересечь эту линию-границу.

Сказать, что в Америке много машин, значит, ничего не сказать. Здесь машин почти столько, сколько людей после 18-ти лет. Это уже не люди, это  автокентавры. Всю жизнь они проводят на колесах, машина – член семьи. Когда мы покупали свою первую восьмилетнюю «Тойоту», хозяйка чуть не плакала, прощаясь с ней. Мы тоже чуть не плакали, когда стали на ней ездить, но зато мы получили возможность перемещаться.

Однако, пока я не получил права – но об этом отдельный разговор -  мы с Ларисой часто пользовались автобусами. Здесь довольно много маршрутов и ходит транспорт точно по расписанию. Никто не толпится, да и некому, собственно, толпиться. Люди в автобусах только сидят, никто не стоит. Особо приспособлены автобусы для инвалидов в колясках. Мы, как завороженные, смотрели, как опускается передняя площадка до уровня тротуара, инвалид въезжает в автобус, ширина дверей это позволяет, далее водитель встает со своего места и помогает встать коляске на освобожденное им место. Когда инвалид выходит, все повторяется в обратном порядке. Все сидят тихо и терпеливо ждут. Так что американцы не просто улыбаются вам при встрече. Улыбка отражает их внутреннюю настроенность на добро и помощь, в том числе и деньгами. Если бы российские миллиардеры, эти нувориши, тратили на спонсорство столько средств, сколько тратили Рокфеллер, Морган, Кеннеди, то не было бы, возможно, и в России такой ненависти простого люда к новым богатеям. Здесь этой ненависти и зависти нет, а есть пример, достойный для подражания.

Да, многое списывается с налогов, но американская расчетливость и умение сострадать так тесно связаны, так переплетены, так взаимно влияют друг на друга, что крайне трудно уже и понять, где одно, а где другое. Важен результат. Спонсорство, благотворительность вместе с разумной налоговой системой и системой социального обеспечения лишили запала бомбу классового антагонизма.

Когда-то до революции в России, и в Европе и в США бушевали страсти, происходили стычки, восстания, политические забастовки. Но опыт России, страх перед таким финалом подтолкнул политиков, особенно после войны, к серьезным изменениям в социальной сфере: и по продолжительности рабочего дня, и по продолжительности рабочей недели, и по правам женщин, и по медицинскому обеспечению, и теперь попробуйте найти преимущество социализма перед капитализмом в социальном плане. Разве что бесплатное образование, но сейчас и в России оно все более становится платным. Вот откуда улыбки на американских лицах.

Возможно, эти улыбки дежурные, они так привыкли, их  этому учат со школы. И хорошо, что учат этому. В любом случае лучше дежурная улыбка, чем дежурное хамство и озлобленность.

Сначала, увидев, как освещается буквально каждый кустик, я было подумал, что такая развитая цивилизация, как американская, может себе позволить роскошь потреблять столько энергии. Ан нет. Здесь тоже экономят. По вечерам, а здесь они по-южному темные, улицы освещены очень плохо. Редкие фонари светят почему-то только себе под ноги. Свет излучается, в основном, фарами машин.

Улицы чаще всего носят мексиканские или индейские названия или имена: «Вольф роуд», «Ортега», и мне нравится, что американцы не торопятся что-либо переименовывать.

Монтейн Вью незаметно переходит в Пало Алто, в котором расположен знаменитый Стенфордский Университет, центр  не только науки и образования, но и туризма. Здесь же находится музей Родена. Там же находится уже упомянутая  улица Арастрадеро. На этой улице до недавнего времени находилась еврейская сервисная компания, которая помогает прибывшим из России и других мест и способствует их приезду. Существует она на деньги спонсоров – богатых американских евреев. Мы называем это место Джуйка. Здесь были классы для изучения английского языка, библиотека, организовывалась помощь в сдаче экзамена на гражданство. Был и отдел, который помогал беженцам, а именно такой у нас был статус, приобрести бесплатно подержанные автомобили, мебель, кое-какую одежду, снабжал и раз в неделю многих продуктами первой необходимости. Здесь были великолепные теннисные корты, плавательный бассейн, два прекрасных футбольных поля, баскетбольные площадки. Это был центр досуга и общения, своего рода клуб.

С первых же дней после приезда мы стали заниматься всей семьей (кроме тещи, конечно) на курсах начального английского языка. Группа была большая, в основном, люди в возрасте, которые уже не ставили своей задачей найти работу. Видно было, что они здесь не первый год, все хорошо друг друга знают и приходят на занятия ради общения на русском языке, а не для изучения английского, хотя Рашель, так звали нашу учительницу, старалась вовсю. Это было время наших первых знакомств с приятными и интересными людьми со всех концов Союза, здесь были евреи из Молдавии, из Москвы, из Грузии, из Ленинграда, из Украины, из Баку.

Через короткое время мои сыновья и я заодно с ними перешли в группу продвинутого английского  для подготовки к поиску работы. Здесь преподавала Алекс, имевшая четкую программу, методику и цель. Должен сказать, что все, кто у нее занимался, смогли пройти интервью и, может быть не сразу, но найти работу. Нашел ее даже я с очень плохим английским языком и, кроме того, не умевший работать на компьютере.

Это был нонсенс. Кто более или менее внимательно читал мои записки, обратил внимание, что я кроме всего прочего еще конструировал и персональные компьютеры (как у нас говорили «железо»), но все равно, какое-то отношение я к ним имел и знал, что это такое, а вот научиться работать на них не удосужился. Безусловно, мой английский на уровне «моя твоя не понимает» был непреодолимой преградой для поиска работы по специальности. А найти позицию с квалификацией моего уровне нечего даже было и думать. Я понял, что мне придется начинать с нуля. С него и начал.

Далее

В начало