Не знаю, как строить, а вот жить помогала точно, но не всякая песня. В шестидесятые годы  все популярнее и популярнее становились барды: Галич, Высоцкий, Визбор, Городницкий, Окуджава, Клячкин, Ким. Мне нравился Городницкий, но здесь я не могу быть вполне объективным, поскольку он мой очень хороший приятель еще со школьных лет, а вот Окуджаву я полюбил серьезно и навсегда. Работа, которая меня увлекала безмерно, все-таки оставляла какое-то время и для духовной жизни. Мне никогда не пришлось слышать Окуджаву живьем, но все равно его песни никак не могли оставить меня равнодушным своей теплотой и задушевностью. В задушевности и близости к людям, именно своей непрофессиональностью и полюбилась, и стала привлекательной авторская или бардовская песня. Эти люди не пели о высоких урожаях и тоннах стали, они пели о простых чувствах, которыми богат каждый человек, и поэтому песни эти стали своими.

Но ведь и раньше звучали песни очень душевные, такие, как «Вьется в тесной печурке огонь», «Темная ночь», «Прощай любимый город», многие «городские» песни Островского, некоторые песни Пахмутовой, Фрадкина, Фельцмана и других, но они так не западали, не ложились так на душу. Возможно, из-за высокого профессионализма композиторов и исполнителей. Это ставило барьер между авторами и слушателями, для которых эти песни, хоть и любимы, но недоступны для подражания. Мы любили и Утесова, и Бернеса, и Шульженко, и Кристаллинскую, которые пели проникновенно, с большим чувством, но их великолепное исполнение создавало разницу в возможностях их и слушателей. Я отнюдь не хочу сказать, что авторы-исполнители не талантливые люди, именно талантом они и отличаются от нас, но они ближе к людям, чем эстрадные певцы и профессиональные композиторы. Я имею в виду, прежде всего музыку, потому что стихи таких бардов, как Городницкий, Галич, Высоцкий, Окуджава, гораздо умнее, талантливее и острее, чем у большинства поэтов-песенников.

У Городницкого, Высоцкого и Галича главное — текст. У Окуджавы — все главное. Его мелодии можно напевать и без слов. Его отличает безоглядная доброта.

Девочка плачет: шарик улетел,
Ее утешают, а шарик летит.

Когда-то в газетах писали о бессмысленности этой песни. Большого смысла в песне и нет. Просто каждый плачет о чем-то своем, и этих плачущих жалко, а их очень много. Окуджава учил доброте, без которой нет интеллигентности. Там, где обычные люди увидели бы зло, Окуджава находит доброту:

Я с ними не раз уходил от беды,
Я к ним прикасался плечами,
Как много, представьте себе, доброты
В молчанье, в молчанье.

У Окуджавы текст, музыка и голос неотделимы, это некое триединство.

Далее

В начало