«В истории нет и не бывает мелочей,
ненужных событий и лиц. И страстно
хочется сказать обо всех и обо всем…»

Валентин Пикуль

I.

В моей жизни, как и в жизни каждого человека, случались разного рода истории: радостные и веселые, грустные и не очень, иногда трагичные, иногда курьезные. Одни из них не задержались в памяти, другие оставили в сознании глубокий след. Моя жизнь сложилась так, что лучшие годы я отдал флоту, службе на подводных лодках. И, думаю, вполне логично, что мои воспоминания в основном посвящены этой теме. Судьба была благосклонна ко мне, и мне посчастливилось встретить на своем пути достаточно много интересных людей. Сколько людей – столько встреч…

Старшина 2 статьи В.С. Острянко (1943 год)

Василия Степановича Острянко я увидел впервые осенью 2009 года. В то время я собирал сведения о подводниках с Чернигощины времен Великой Отечественной войны и, работая с архивами, узнал, что из живых участников подводной войны остался один – Василий Степанович Острянко, проживающий в Чернигове. Телефонный звонок – и он, узнав цель посещения и то, что я в прошлом тоже подводник, быстро и, как мне показалось, с радостью согласился на встречу. Зная о его преклонных годах, а ему было в то время 88 лет, и что у него больные ноги – отголосок боевой молодости на Северном флоте, не позволяющие ему самостоятельно передвигаться даже по квартире, рассчитывал на кратковременность нашей встречи. Получилось иначе…

Василий Степанович встретил меня с улыбкой, с шуткой, глаза молодые, задорные. Рассказывал о себе и своих товарищах, поделился воспоминаниями о боевых походах на подводной лодке «Л-20», интересовался моей службой. Мы встретились в первый раз, а обстановка была как при встрече старых знакомых. За непринужденной беседой встреча растянулась на несколько часов. Наши контакты продолжались и в дальнейшем, а в 2011 году я был пригашен на его 90-летний юбилей…

Уроженец села Браница Бобровицкого района Черниговской области, Василий Степанович в 1940 году, в возрасте 19-ти лет, был призван на флот. В учебном отряде подводного плавания получил специальность комендора и был назначен на подводную лодку «Л-20».

Подводный минный заградитель «Л-20» (командир – капитан 3 ранга В.Ф. Тамман) Северного флота первые боевые походы начал в 1942 году. Вскоре за экипажем утвердилась слава мастеров минных постановок. Они выполняли боевые задания в любую погоду, заходя даже вглубь фиордов, исключительно точно и умело.

Но этим не ограничивалась боевая деятельность подводной лодки. Не менее успешно она наносила и торпедные удары по врагу. 3 сентября 1943 года после постановки мин сигнальщик «Л-20» обнаружил вражеский конвой. Лодка атаковала тремя торпедами транспорт и потопила его.

Сторожевые корабли начали преследование подводной лодки.

При уклонении от них «Л-20» ударилась о подводную скалу, которая не была помечена на картах. От удара был поврежден обтекатель гидроакустической станции. Во второй отсек хлынула вода. Лодка стала тяжелеть и, несмотря на принимаемые меры, теряла плавучесть и погружалась на глубину.

Тем временем личный состав второго отсека во главе со старшиной 2 статьи Василием Острянко (всего четыре человека) предпринимал все возможное, чтобы остановить поступление воды. Создали противодавление воздухом. Поступление воды уменьшилось, но все еще было значительным. От высокого давления в отсеке у подводников появилась головная боль, резь в ушах. Стоя по пояс в ледяной воде, они самоотверженно боролись за жизнь корабля и своих товарищей. Положение лодки с каждой минутой ухудшалось. Ситуацию обостряли взрывы глубинных бомб. Командир понял, что ликвидировать аварию на плаву будет невозможно, нужно, оторвавшись от противника, повернуть к берегу, дотянуть до прибрежного шлейфа и лечь на грунт. Маневр отрыва от преследующих кораблей удался, взрывы бомб стали прослушиваться уже за кормой.

По мере движения подводная лодка из-за непрекращающегося поступления забортной воды все больше теряла плавучесть – во второй отсек было принято свыше 70 тонн воды, удерживать ее от дальнейшего погружения становилось все труднее и труднее.

С подходом к прибрежному шлейфу «Л-20» легла на грунт на глубине 110 метров (предельная глубина погружения для этого типа подводных лодок равна 100 метрам).

Между тем вода по-прежнему поступала во второй отсек, заполнив его уже на три четверти. Кислород в воздухе быстро истощался. Дышать становилось все тяжелее и тяжелее, ледяная вода, температура которой не превышала трех-четырех градусов, сковывала людей. Дальше оставаться в отсеке стало невозможно – и по приказанию командира моряки перешли в первый отсек. Часть воды со второго отсека была перепущена в первый.

Теперь их стало тринадцать. Многие часы продолжали они борьбу за живучесть корабля. А для того, чтобы лодка смогла всплыть, необходимо было откачать воду, но этому препятствовал закрытый клапан аварийного осушения, находящийся в трюме второго отсека, а чтобы его открыть, надо было нырять в ледяную воду и в стесненных условиях его найти. Преодолевая обжигающую боль ледяной воды, Острянко и его товарищи ныряли поочередно. И победили – клапан был открыт. Вода в отсеке стала убывать. Пятнадцать часов непрерывного напряженного труда в тяжелейших условиях принесли свои плоды. Общими усилиями они спасли корабль, экипаж, себя.

Смертельная опасность для экипажа «Л-20» миновала. Однако всплыть лодка могла только через несколько часов, в темное время суток, чтобы под покровом ночи уйти от неприятельского берега. Когда, наконец, лодка всплыла, и давление в носовых отсеках стало быстро падать, подводников настигла новая беда – началась кессонная болезнь. После окончания режима декомпрессии мужественных подводников перевели в другие отсеки, переодели в теплое сухое белье…

В течение ночи и следующего дня все пострадавшие, за исключением одного матроса, пришли в сознание, была восстановлена герметичность второго отсека, пополнены запасы воздуха. Лодка опять могла погружаться и стрелять торпедами.

Экипаж подводной лодки выдержал труднейший в истории подводного плавания экзамен. Это был единственный случай, когда подводная лодка, находясь на глубине больше предельной, самостоятельно ликвидировала последствия аварии, всплыла и вернулась в базу, притом в условиях боевого противодействия противника.

На мой вопрос, как же они смогли выдержать все то, что происходило в затопленном втором отсеке, Василий Степанович, с юмором и не без намека на ситуацию в отсеке, ответил: «Мы были молоды, и море нам было по колено»…

Подвиг подводников «Л-20» вошел в историю флота под названием «Подвиг тринадцати». За стойкость, проявленную при спасении подводной лодки, все тринадцать подводников первого и второго отсеков были отмечены наградами. Старшина 2 статьи Василий Степанович Острянко был награжден орденом Боевого Красного Знамени. В последующем за проявленное мужество в боях с врагом старшина 1 статьи Василий Острянко был награжден орденом Отечественной войны 1 ст., медалью «За отвагу»…

В 1947 году Василий Степанович возвратился в родные места, работал, учился, помогал восстанавливать разрушенное войной хозяйство, занимал ответственные должности. За заслуги перед государством в мирное время награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени.

Приказом Главнокомандующего ВМФ от 22 июля 1969 года №36 Василию Степановичу Острянко присвоили звание капитан-лейтенанта. 27 апреля 2001 года Указом Президента Украины ему присвоили звание капитана 3 ранга, а 18 сентября 2004 года – капитана 2 ранга.

В 1983 году Василий Степанович ушел на заслуженный отдых, посетил г. Полярный, бригаду подводных лодок, где проходила его боевая молодость.

В. С. Острянко, 2010 год

Живая связь поколений. В.С. Острянко (слева), И.Г. Галутва (справа)

Умер Василий Степанович Острянко 8 ноября 2011 года, оставив о себе светлую память.

В заключение приведу письмо, полученное нами в январе 2012 года от дочери подводника Н.А. Никаншина, одного из тех, кто проявил мужество, отвагу и героизм в затопленном отсеке подводной лодки «Л-20»:

«Я глубоко скорблю о смерти Василия Степановича Острянко. Я выражаю соболезнование его родственникам, хотя знаю, что его жена Люба умерла давно. Мы бывали у них. Дядя Вася был самый щедрый и добрый на реке Десне… Но главное – именно он открыл тот самый аварийный клапан на лодке «Л-20» в конце 43 года. В Военно-морском музее Санкт-Петербурга висит стенд «Подвиг тринадцати», там они все. И мой папа – Никаншин Николай Александрович – матрос, и дядя Вася – по-моему, старшина. Мой папа умер 31 июля 2010 года, они до последнего поддерживали связь – я знала. Поэтому смерть дяди Васечки для меня шок. Славные были моряки.

Ирина Иорина, дочь Никаншина Николая Александровича, капитана первого ранга, матроса с «Л-20».
30.01.2012».

Поколение воевавших уходит. Эти люди были символом той эпохи – отважные, готовые к подвигам и свершавшие их. Вместе с тем история каждого из них – это история той страны, в которой они жили, история страны, в которой мы живем сейчас. Наша святая обязанность – помнить о них – живых и мертвых, – воздавая должное их мужеству, отваге и героизму.

Герои живут, пока живет о них память.

II.

Встречи… Их всех не описать и даже не перечислить. Но об одной я все же расскажу.

А сначала – о месте встречи… в качестве справки.

В Японском море, в заливе Петра Великого, в восточной части залива Стрелок, примерно в 130 километрах по автотрассе от Владивостока и в 50 километрах от Находки, находится одно из красивейших мест Приморья – бухта Павловского. Названа она так в 1892 году в честь командира канонерской лодки «Горностай» капитана 2 ранга Петра Саввича Павловского.

Выгодное географическое положение бухты в заливе, обеспечивающее хорошую защиту стоящих там кораблей от воздействия ветров, возможность их быстрого развертывания в Японское море, наличие вблизи судоремонтных предприятий способствовали принятию правительственного решения о строительстве там базы атомных подводных лодок. И с 1959 года она стала местом базирования 26 дивизии – первого на Тихоокеанском флоте соединения атомных подводных лодок.

Последующие годы были годами напряженной работы по освоению атомных подводных лодок, совершенствованию боевой готовности и боевой подготовки, строительству пирсов, зданий, облагораживанию территории и налаживанию быта моряков. Дивизия неоднократно признавалась руководством Военно-Морского флота лучшим соединением, подводные лодки завоевывали призы по торпедной и ракетной подготовке.

Редко можно было увидеть у пирсов черные корпуса подводных лодок: часть кораблей всегда была на боевой службе, другая готовилась к выходу или находилась в боевом дежурстве, остальные отрабатывали задачи боевой подготовки в море.

Само собой, дивизия не была обделена вниманием разного рода комиссий и высоких должностных лиц…

В начале июля далекого уже 1974-го года мы были оповещены о планируемом в ближайшее время посещении нашего соединения – 26-й дивизии атомных подводных лодок Тихоокеанского флота – министром обороны маршалом Советского Союза, прославленным полководцем Великой Отечественной войны, дважды Героем Советского Союза Андреем Антоновичем Гречко.

Мне, в то время командиру подводной лодки «К-151», было поручено выступить перед министром с докладом о состоянии дел на корабле, о том, как решаются задачи боевой готовности и боевой подготовки. Не могу с уверенностью сказать, какие аргументы принимались в расчет для оказания мне такой чести, но думаю – это признание заслуг экипажа – офицеров, мичманов, старшин и матросов. Это их усилиями подводная лодка по всем показателям прочно удерживала лидирующее положение в дивизии, а приказом командующего флотом была объявлена «Отличной». С чувством глубокой благодарности и признания вспоминаю офицеров Б. Павленко, В. Хаперского, В. Каспера, В. Царева, А. Мартыненко, В. Рыбкина, И. Тупикина, А. Гарбуза, С. Корчагина, А. Недворягина, А. Мрачко, А. Мурзина, В. Тубольцева, Р. Фазалбакова, мичманов-мастеров военного дела В.Забалуева, В. Куйдана, Д.М.Куковякина, Д. Пушкаренко, Б. Шамина, Н. Антипина, А. Моисеева. Было тяжело, но никто не роптал.

Конечно, готовились к встрече министра очень тщательно. Наводили порядок на кораблях, в жилых и служебных помещениях на берегу, убирали территорию. Много времени потратили мы с замполитом И.И. Маликовым на подготовку доклада. Наконец была поставлена последняя точка, и мы облегченно вздохнули.

Наступил день приезда. Вместе с министром обороны на вертолете прибыли начальник Главного политического управления Советской Армии и Военно-морского флота генерал армии А.А. Епишев, Главнокомандующий Военно-Морским флотом адмирал флота Советского Союза С.Г.Горшков, начальник Политического управления ВМФ адмирал В.М. Гришанов и командующий Тихоокеанским флотом адмирал флота Н.И. Смирнов.

Встреча, приветствия, рукопожатия… и все направились в клуб, где уже был собран офицерский состав. Первым докладывал командир дивизии капитан 1 ранга А.П. Катышев, впоследствии контр-адмирал, Герой Советского Союза, затем автор этих строк. Спустя некоторое время задремал генерал армии А.А. Епишев – наверное, сказывались усталость после перелета, разница в часовых поясах и возраст. Потом выступил маршал. Он произвел впечатление своим высоким ростом, выправкой и отлично подогнанной формой. Со сцены, где стоял стол президиума, он спустился в зал, к слушателям, говорил очень тихо. Обратил внимание на сложность военно-политической обстановки в мире и необходимость укрепления боевой готовности и совершенствования боевой подготовки.

В зале стояла абсолютная тишина – все внимательно слушали…

С окончанием вышли на свежий воздух. Было жарко, по-настоящему летняя погода. Министр с группой адмиралов и генералов направился по зеленой аллее, ведущей к штабу. Ничего не значащий разговор был прерван вопросом Епишева командиру дивизии:

– А почему выступившие командир дивизии и командир подводной лодки ни словом не обмолвились о роли коммунистической партии и лично товарища Брежнева в деле укрепления боевой готовности соединения и повышения уровня боевой подготовки?

Минутное замешательство было прервано репликой маршала:

– А еще говорят о хваленом гостеприимстве моряков – даже на обед не пригласили!

– Товарищ маршал! Обед готов, приглашаю Вас, – разволновался командир дивизии.

– Уже поздно, надо было раньше приглашать, – недовольный маршал направился в сторону вертолетной площадки, а за ним и весь генералитет.

Вертолет поднялся в воздух. Обедать пришлось самим.

Так вот и закончилось для нас это посещение министра обороны.

Политотдел же дивизии, ориентируясь на недовольство своего главного шефа, мне этого не простил: не дал ни одной фотографии с той встречи.

Не сомневайся, читатель, здесь всё – правда.

Ну, а подводники… А подводники продолжали свою нелегкую службу. В разгаре была «холодная война». И, следуя славным боевым традициям подводников времен Великой Отечественной войны, подводники дивизии с честью выполняли поставленные перед ними задачи. И это, читатель, не высокопарные слова. Любой военный конфликт на Дальнем Востоке или приближение авианосно-ударной группировки вероятного противника к рубежу подъема их палубной авиации – и подводные лодки дивизии занимали установленные районы в морях и океанах, и были готовы к любому повороту событий. Тихий и Индийский океаны стали для них родным домом. Оторванные океаном на долгие месяцы от дома, лишенные порой элементарных условий обитания, подводники не утрачивали при этом общечеловеческих качеств и были отнесены к элите флота. Они были первыми, кто завоевывал морской авторитет стране, зачастую ценой своего здоровья, а порой и своей жизни. Видимо не зря 26-ю дивизию атомных подводных лодок называли Восточным бастионом страны.

Жизнь – штука полосатая, не каждый день – праздник. Были и трагические события.

20 августа 1980 года на «К-122», выполнявшей задачи боевой службы в Филиппинском море, произошла тяжелая авария с гибелью 14 человек. На братской могиле в бухте Павловского в их память установлен обелиск – боевая рубка атомной подводной лодки со шпилем, устремленным в небо. Парящие над ним белокрылые чайки своим пронзительным криком постоянно напоминают о тех трагических событиях и скорбят о павших…

С тех пор прошло много-много лет. Уже нет той страны, нет той дивизии – она умерла вместе со страной, породившей ее.

«Тех кораблей теперь давно уж нет.
А люди… Люди постарели тоже».

Некоторых уже нет с нами. Но осталась Память – память о тех временах, память о тех кораблях, память о друзьях-товарищах, с кем делил трудности, радости и горести флотской жизни.