Слева направо Ю. Медведев, Ю. Ицкович, З. Толпегина

Всё началось после окончания Военмеха в апреле 1959 года. В приложенной к диплому характеристике, подписанной деканом, бросались в глаза слова: «Обладает аналитического склада умом». Я подозревал в авторстве этих слов старосту нашей студенческой группы Владимира Казакевича, предполагал, что это похвала, но не понимал, что обозначают конкретно эти слова. В институте «Поиск», куда я пришел работать инженером, мы с руководителем группы Юрием Вениаминовичем Медведевым разрабатывали какой-то магнитный датчик для взрывателя. Я плохо помню, зачем и для чего, но мне надо было разработать конструкцию магнитопровода в виде цилиндра с тонкими стенками, разрезанного поперек в своей середине.

Проблема была в том, что через стык двух половинок цилиндра мощное магнитное поле никак не хотело проходить, потому что стенки цилиндра тонкие и касаются друг друга не плотно из-за перекосов, зазоров и шероховатостей. И, хотя цилиндр был сделан из сверх-магнито-проводного материала «АРМКО-железо», магнитная проницаемость терялась в этом непутевом стыке.

В. Афанасьев

Впервые в жизни я крепко задумался над задачкой, которую умные люди не знали, как решить. Я думал об этом, непрерывно. В своем воображении я рисовал магнитные силовые линии, которые шли от одного полюса к другому, сгущаясь в узких местах железной конструкции и расширяясь в свободном железном пространстве. Я представлял, как эти, почти живые линии, натыкаясь на непреодолимые воздушные зазоры, начинают искривляться, греться, и умирают от безысходности. Когда через неделю я предложил заменить один цилиндр с торцевой стыковкой на два цилиндра с разными диаметрами, плотно вставляющиеся друг в друга, а еще через неделю новый датчик успешно прошел испытания, Юрий Вениаминович похвалил меня со словами, среди которых я услышал что-то знакомое об «аналитическом складе». Я представил сарай со стеллажами, на которых лежат в банках чьи-то мозги и на банках написано «с аналитического склада». Просто, какое-то наваждение. Медведев включил меня в состав авторов изобретения вместе с собой и Владимиром Афанасьевым. К лету 1959 года мы получили авторское свидетельство, и пошел мой изобретательский стаж. Моей дорогой матушке, Милитине Константиновне Кириловой, красивая бумажка с гербом понравилась, и я был горд и счастлив.

Но главный результат этого случая состоял в том, что мне понравилось решать технические задачи. И задач этих было много. Например, мы проектировали артиллерийские взрыватели для фугасных снарядов. Взрыватели при выстреле из пушки взводились, и после этого при встрече с препятствием взрывались. Для того чтобы взрыв происходил раньше, чем снаряд углубится в землю, у него в самом носу стояла мембрана, которая прогибалась при касании с твердым грунтом, и миллиметрового прогиба было достаточно для срабатывания механизма. Взрыватель так и назывался РГМ, что означает: Рдултовский (конструктор), Головной, Мембранный.

Проблема состояла в том, что взрыватель хорошо работал только по твердому грунту. Но если приходилось стрелять по мягкому грунту, например по болотам, то мембрана не прогибалась и все отказывало. Естественное желание повысить чувствительность, сделав мембрану совсем тонкой, приводило к тому, что стрелять при сильном дожде было опасно. Мембрана прогибалась при встрече с каплей дождя, и снаряд взрывался, не долетев до цели.

Мне надо было понять разницу между болотом и проливным дождем с точки зрения работы взрывателя. Неделей здесь дело не обошлось, но все же мы с друзьями придумали, как выйти из трудного положения. Я предложил прорисовать возможное расположение на носовой части взрывателя трех или даже пяти мембран, а потом мы разработали электрическую схему, которая срабатывала только при замыкании всех мембран одновременно. Всё получилось! При полете через дождь каждая мембрана срабатывала по нескольку раз, но никогда не срабатывали все пять мембран одновременно. А в болоте или в водной поверхности всё замыкалось, и снаряд взрывался, не заглубляясь. Ура!

В.В. Руднев

Помню, как Владимир Владимирович Руднев, наш заместитель директора по науке и, конечно, сам − доктор наук, глубокомысленно произнес, что, пожалуй, в этом вопросе вероятностный подход вполне уместен. Какие замечательные были времена! Мы работали над конкретными и понятными задачами, которым не хватало только одного – приемлемого решения. Чего, спрашивается, не сиделось мне в родном «Поиске»? Похоже, что душа требовала чего-то более значимого, замысловатого, может быть, какой-то романтики, да и задница, по-видимому, искала приключений. И через одиннадцать лет я перешел работать в «Гранит».

Здесь, в «Граните» действительно всё было на порядок сложнее и интереснее. Поначалу – цифровая обработка сигналов, потом первичная обработка сигналов для мощного радара. А это − уже 200 килограммов железа и электроники вместо 200-граммового взрывателя. И в этих килограммах надо разбираться со скрупулезностью чуть ли не до каждого электрона, и с точностью до долей микросекунды. Это было то, что мне нужно для ощущения полноты жизни. Четверть века пролетела как один день. Все спорилось, все получалось. Мои начальники Рустем Ходжеевич Галеев и Леонид Владимирович Казачков двигали меня по административной лестнице в начальники сектора, потом отдела, главный конструктор радиолокатора «Гарпун-Бал», Виктор Андреевич Кучеров позвал меня работать к себе первым заместителем. Позже, когда у него возникли проблемы со здоровьем, меня назначили главным конструктором нашего радиолокатора. Впереди были светлые перспективы…

Р.Х. Галеев

Л.В. Казачков

В.А. Кучеров

И в это время началась перестройка. Государство перестало интересоваться развитием военной техники, перестало финансировать оборонные заказы, и даже, наоборот, за американские деньги организовало уничтожение вооружений. Нам перестали платить зарплату, от меня требовалось только одно − сокращение штатов, увольнение сотрудников. Работать стало противненько. Удерживало на работе только одно – радиолокатор, который мы продолжали проектировать при минимальном финансировании. Когда же и этот последний ручеек финансирования исчез, а мне как раз в 1997 году исполнилось 60 лет, директор нашего научно-производственного комплекса Игорь Викторович Симановский (ИВС) тут же выгнал меня из начальников, назначив более молодого Андрея Кулагина.

Я уже собрался и вправду уйти с работы на пенсию, рассудив с тоской, что намек ИВС в смысле «твоя песенка спета», в общем-то, справедлив. Но в это время мои приятели из другого комплекса Марк Левин и Виктор Иванов позвали меня поработать главным конструктором проваленного заказа − радиолокатора «Лобанчик» для подлодки «Лошарик». Это предложение посеяло некоторые сомнения в моей душе насчет «спетой песни». Я, пожалуй, даже с радостью расстался с бывшим руководителем и взялся с энтузиазмом вытаскивать «Лобанчик» из производственной ямы.

Это было нелегко. Пришлось переделать передатчик и антенну, отладить индикатор с программным обеспечением. У нас в «Граните» в то время был взят курс на использование в радиолокаторах фазоманипулированного зондирующего сигнала. Именно с таким сигналом мы с Кучеровым проектировали «Гарпун-Бал», когда перестройка оборвала наши работы. Такой же ФМ сигнал был реализован в «Лобанчике», который стал первым радиолокатором с ФМ сигналом, дошедшим до испытаний в море. И вот я стою на мостике катера рядом с капитаном. Перед нами – два индикатора от РЛС. Один – штатный от фирмы «Фуруно», а второй – наш, от испытываемого «Лобанчика». Мы первый раз включили «Лобанчик», а потом еще больше месяца плавали и отлаживали разные детали.

Собственными глазами я увидел фазоманипулированный сигнал в работе и осознал,… какая это гадость! Картинка на индикаторе – просто ужас! Вместо береговой черты и островов – какие-то разрозненные, не связанные точки, по которым невозможно ориентироваться. Мне в самые первые, панические минуты показалось даже, что я вляпался в непроходимую грязищу, и никакого выхода нет. Я со своим «аналитического склада умом», конечно, отдавал себе отчет в том, что при одинаковой дальности действия, импульсная мощность радиопередатчика у нас в сто раз меньше, чем у «Фуруно», и за это надо чем-то расплачиваться. Но что и как делать со всем этим?

С большим трудом удалось нам вручную, глядя на живую картинку, отрегулировать и кое-как заставить локатор решать навигационные задачи. Нам засчитали успешное проведение Государственных испытаний, и это случилось в нашем институте впервые за время перестроечных катаклизмов в стране. Я еще не знал тогда, как мне повезло. Регулируя Лобанчик, изменяя некоторые доступные для меня параметры радиоканала, мне удалось прочувствовать пути влияния на качество работы фазоманипулированного сигнала. В то время я не мог даже предположить, что когда-нибудь мне это пригодится в жизни.

Далее

В начало