Глава 15

1976 год. Я прилетел в Ленинград, и встретил он нас своей хмуростью, слякотью на путях, толкотнёй почище Москвы. Кое-как устроились в гостинице «Выборгская», и не без помощи организации научно-технической пропаганды. В номере определились четыре человека – из Киева, из Москвы и из Минска, и ещё я из Челябинска. Поесть здесь можно только в кафе и ресторане, и это недёшево стоит, денег надо иметь большой портфель. В гостинице полно туристов – поляков, арабов, ещё каких-то приезжих. Доклады в Союзе архитекторов не очень высокой ценности прослушал до обеда, обещанный фильм «По Франции» не состоялся по техническим причинам. Делегаты разбрелись не очень весело. В последующие дни всё шло буднично, не очень активно и интересно, некоторые выступления были совсем слабые. На организации семинара чувствуется отпечаток домашней бедности и оторванности от реальных полномочий что-либо решать. Жалоб со стороны приезжих не счесть, в основном – неудовлетворённость качеством строительства, организацией строительного дела и недостаточного внимания к архитектуре. Невысокая культура заказчика и недостаток средств сводят на-нет усилия архитекторов Ленинграда. Провинциальные делегаты думают, что здесь привилегии столичности дорого стоят, а на самом деле бедность она везде бедность.

В Ленинграде тепло, около нуля, улицы чистятся мало, кучи снега как кучи песка, грязно, атмосфера серая, неяркая, пасмурная. Видимо, от этого и застройка города, несмотря на её классичность и единообразие стиля, не слишком оживляет пространство. В Челябинске эта архитектура сверкала бы как алмаз, а здесь всё буднично.

Зимний хорош, хорош Исакий, вообще вид со стрелки Васильевского острова доставляет удовольствие. Здешнее здание Союза архитекторов на улице Герцена, 52 – бывший особняк генерала Половцева, построенного им для своей дочери. Богато, в отделке сплошь дерево с позолотой, отличные паркеты. Особняк удобный и в то же время просторный, резьба по тёмному дереву и позолота придают интерьеру лёгкий необычный вид, настроение музейно-будуарное.

В один из дней семинара в комнате было много разговоров о нравах современной молодёжи, о городе Норильске, который целиком стоит на костях людей русских, положенных там и разбросанных по тундре с 1935-го по 1957-ой. Несчётное количество этих костей и тел вошло в состав бетонных подушек и фундаментов зданий. Обо всём этом много рассказывал Л. Хомутов, делегат из Москвы, который недавно был там и многое посмотрел и послушал.

Галопом пронеслись с молодым парнем из Киева по Эрмитажу, Военно-морскому музею и Петропавловской крепости. Через Неву шли по мосту, у которого немало мест, в которые можно провалиться. Но народ ходит – прошли и мы, сэкономив на этом минут 15 времени, которого у нас было совсем в обрез. При походе в Петропавловскую крепость встретили здорового мужчину лет 35-ти, шедшего от Невы босиком, в одних плавках и шапочке на голове. На реке специально оборудована прорубь для моржевания. В Петропавловской крепости примкнули к группе польских туристов и прошлись с экскурсоводом по собору и казематам. Но экскурсия прошла быстро, экскурсовод вёл дело по принципу «чик-в-чик» и на всё потратил не больше 20 минут, хотя в казематах интересно было бы заглянуть по закоулкам.

Расстались мы с товарищем по семинару вполне сухо. Вечером выпили немного хорошего грузинского вина, говорили о том о сём, о нашей жизни и коснулись политики. И тут я не мог понять собеседника: с одной стороны, он говорит, что ради избавления от одного мерзавца не жалко убить десятерых, с другой стороны, сам-то он где – сбоку, что ли, наблюдает? В этом, как он считает, преуспел Сталин, но я никак не мог с ним согласиться, и мы разошлись,  оставшись каждый при своём мнении.

Гостиничная система в городе оказалась страшно бюрократической, и мы не сразу поняли, что устроились сюда при поддержке местных околовластных структур. Те люди, что сидят в коридорах с вещами, скучают и молчат, оказались обыкновенными приезжими из разных мест, не имеющими никаких сопроводиловок. Хотя номера пусты, ими помыкают, ничего не обещают, не посоветуют, а скажут – мест нет. Доведут просителя до кондиции, и когда проситель готов на всё, измучившись ожиданием и неизвестностью, где-то близко к полуночи, может быть, сунут его на окольный диван или раскладушку. И не вздумайте им в чём-то перечить или возмущаться – это верх неразумности. Ходите на полусогнутых, обращайтесь к ним почти шёпотом, смотрите на них благосклонно. Не исключено, что хозяева проворачивают комбинации с местами и умудряются как-то получить за них дважды. Не исключено, что это их стимул.

Строение Ленсовета, что на Московском проспекте – это символ тяжеловесной власти. Никто и ничто не минует стадии детства, зрелости и увядания – а Ленсовет, кажется, сразу стал созревшим, стабильным и устойчивым на века.

Семинар прошёл и, пожалуй, интересность его была только в том, что происходил он в Ленинграде. Какой-либо новой или интересной разработки по проектированию промзастройки не обнаружено, всё должно быть согласно СНиП и санитарным нормам, и в принципе, это правильно.

В Москве XXV съезд КПСС (это февраль-март 1976 года), и снова дифирамбы в адрес Брежнева. Тяжельников откопал даже газету за февраль 1935 года, где опубликована похвальная статья о молодом Брежневе. Во Дворце съездов даже людей рассадили так, что из них получается римское число XXV, и ещё какая-то перегруппировка в другую символическую цифру. Просто как в цирке.

Речь Брежнева показалась мне более откровенной, чем речи на предыдущих съездах, и упор сделан на то, что КПСС не преследует никаких тёмных целей, а всё на благо народа, его счастья. А насчёт методов и приёмов добычи этих благ не сказал почти ничего, почему?

Недавно я был в райкоме КПСС по поводу избирательной компании. Выступал заведующий отделом агитации и пропаганды и говорил чёрт-те что. Например, то, что агитационные работы не завершаются с окончанием выборов, что работа с людьми должна продолжаться и вестись ежедневно, беспрерывно. Потом выступал судья и говорил о росте преступности в районе: за 1975 год было осуждено 743 человека, из которых 160 – подросткового возраста. А когда я спросил о причинах этого, райкомовский работник ответил, что преступность растёт повсеместно и подобные вопросы нечего задавать. «Мы сами могли задавать эти вопросы вам», – сказал он. Кому это «вам»? По-моему, не по адресу.

Пришло время задуматься о здоровье – на верхней губе я уже месяца два ощущаю какое-то затвердение. Сходил к хирургу, а тот отправил меня к онкологу в областную больницу. Врач, молодой человек лет до 30, с чёрной бородкой и здоровым цветом лица, слушал меня несколько минут и сразу же заявил, что у меня лейкоплакия, белое пятно. Она может перейти в рак, а может не перейти, хотите – удалите его, хотите – нет, но если оно будет расти, удалять надо в больнице по месту жительства. Но посоветовал бросить курить. Ещё дней через десять я пришёл в местную поликлинику для удаления лейкоплакии. Принял меня хирург – чёрный как араб, большой и неуклюжий, видимо, армянин. Он спросил, чем я занимаюсь на работе, и когда узнал, что я инженер-проектировщик, спросил: у вас чёрные чернила «Радуга» есть? Я ответил, что надо посмотреть, кажется, есть. «Вот принесите сюда флакон этих чернил, и пойдёте первым,» – сказал хирург. Я ещё не сразу понял, куда это я пойду первым, но на следующий день принёс чернила и сел в коридоре в ожидании очереди, но именно тут я оказался первым. Операция длилась с полчаса. Помогали хирургу две сестры, которые по любому поводу с ним торговались, то из-за иглы, то из-за стерильных полотенец, то из-за какой-то смеси спирта с йодом и т.д. Во всём нехватка, лимиты, сестры постоянно говорили врачу о том, что не хватит на всех того-то и того-то. После операции по удалению лейкоплакии мне была наложена повязка, которая не давала мне ни поесть, ни попить – стерильность ранки надо было соблюдать.

А в моей голове клубятся всяческие мысли, и я вдруг придумал: тяга масс к гуманитарному образованию и образованию техническому чередуются как приливы и отливы. Утилитарное техническое образование и знание требуется при отливе для решения новых задач, но эти новые задачи рождаются при приливе, то есть при расцвете гуманитарных наук в массах. Получается, приливы есть рубежи нового витка спирали по пути развития человечества.

А я не курю, но очень хочется. Сейчас фактически не курю больше двух недель, но до сих пор ожидание чего-то хорошего и приятного обрывается, когда осознаёшь, что это – ожидание закурить – свободно, вольготно, с удовольствием.

Первое мая. День неплохой, не очень пасмурный, но и не холодно. На демонстрацию я не ходил, но в пятницу мы собрали на работе мальчишник из шести человек и отметили Первомай как надо. Все мы понимали, что праздник этот есть балаган и показуха во славу КПСС.

Косте надо покупать велосипед, он бредит велосипедом даже ночью во сне. С бабусей плохо контактирует и не хочет с ней идти гулять, а с чебаркульской бабушкой контактирует легко. У него всё наоборот, по сравнению с Линой.

Из Юрьевца мама пишет, что здоровье у неё неважное. И ещё у них, непонятно почему, в магазинах продают мясо зебры, очень жирное.

Заходила к нам приятельница Л. Вотина. Живёт она сейчас в Еманжелинске у родителей и говорит, что пьют там все беспробудно. Суббота и воскресенье, а также в праздники – считай, все в угаре, никому ничего не надо. Она работает кладовщицей на заводе, и там полная неразбериха и никакого понятия о порядке. Народ тащит всё, что плохо лежит, даже не нужные ему вещи. Потом либо пропивают, либо пристраивают куда-то, кто как сумеет.

К вечеру я съездил к Лине на кладбище. Кладбище пустое, безлюдное, слышно лишь, как вздрагивают от ветра венки и оградки, каркает вороньё. У могилы скучно и не думается о Лине, там я ощущаю тщетность и пустоту. А вдали я постоянно чувствую в себе радость от того, что, как только выдаётся удобный момент, я схожу к Лине, как бы увижусь с нею. Это похоже на запасную радость, а на могилу пришёл – и радости нет. Тщета одна. Но клён мой прижился.

В Москве прошёл съезд писателей. Начался он неумеренным дифирамбом в адрес Брежнева, поздравлений его с присвоением ему маршальского звания, словно дело литературы теперь пойдёт в гору от этого. Никудышный писатель Г. Марков заправляет организацией и, как положено прихлебателю, тоже получает Ленинскую премию, и это лишь доказывает, как мелко ценят эту награду.

А у нас в институте – новая эпопея сельхозработ, нас посылают на ломку веток с деревьев в лесах Челябинской области. Причем вывезти их из леса надо не позже, чем за три дня и пустить в переработку. Организовать всё это, оказывается, очень непросто, и в данный момент мы пока совсем не знаем, как быть с этой переработкой. Но мне дали освобождение от сельхозработ; с одной стороны, неплохо, с другой – нехорошо. Мне ведь грозят циррозом печени, если не буду соблюдать диету, врачи прямо толкуют – лечиться надо сейчас, потом будет поздно.

Глава 16

Меня отправили в командировку в город Орск, причём ехал я в вагоне ЮУЖД вместе с дорожным начальством. Ехать было одно удовольствие – в вагоне тепло, ванна, телефон, даже настольные игры.

В Челябинск вернулся в обычном поезде; по времени я был дольше в Орске, чем железнодорожные начальники, и ночевал уже не в вагоне, а в гостинице.

А вернувшись, решил сходить на встречу с поэтом Евгением Евтушенко, который выступал в нашем Дворце спорта. Хоть я и не большой любитель стихосложения и настоящей поэзии, всё-таки решил пойти, чтобы почувствовать, что он за человек, каковы нынешние направления в стихосложении. Поэт прочитал с десяток своих стихов наизусть, иногда посматривая в свою книжку; в основном, все на бытовую тему. Пожалуй, больше всего он читал о нашей женщине, о нелёгкой судьбе наших женщин, о том, что женщина наша благодаря равноправию низведена до уровня работяги, лошади, больше похожей на мужика, чем сам мужик. В зале наверняка сидело 95% женщин, и стихи его были приняты со вниманием.

Он худ, не очень артистичен, голос скрипучий, но сильный. Лица его я не разглядел, но читает он не очень интеллигентно, не гнушается смачных интонаций из простонародья и слова на грани фола. Но стихи его будят воображение, возникают картины. Просил задавать вопросы, но вопросов было мало, хотя был вопрос, как он относится к Солженицыну. Он ответил, что спрашивать легче, чем отвечать, и нехорошо ставить вопросы, зная, что на них трудно ответить.

Выступление его длилось примерно 1 час 15 минут. Когда мы вышли из Дворца с Костей Герасимовым, над городом сильным облаком валил красный дым, дышать было совершенно нечем. Такой воздух должен был дать поэту ясное представление, что такое Челябинск.

Потом недели две я погостил в Юрьевце у матери. Она плоха, плохо ходит, страдает от одышки, В больницу её не берут, а приезжают, сделают один-два укола, и вроде бы всё улучшается, но ненадолго. Помогает ей старушка – соседка Короткова, очень активная, бесцеремонная, лезет во все дела. Я даже мешал ей и потому, уезжая в Челябинск, не боялся, что меня будет не хватать. Виделся здесь с Сашей Кулагиным, с братом Валюном, вечером выпивали, играя в шахматы, днём раза три ходили на рыбалку, но улова нашего едва ли хватит на одну сковородку.

Третьего сентября я уже был в Челябинске, и здесь у меня постоянно саднит в горле, чего не было в Юрьевце; наверняка виной тому здешний воздух. В институте опять сельхозработы, в Муслюмовском совхозе собираем морковку, после того как трактором вспахана полоса посадки. А ведь Муслюмово расположено в полосе загрязнения от взрыва предприятия «Маяк».

В космос полетели космонавты Быковский и Аксёнов, а в Японию на секретном самолёте МИГ-25 сбежал наш лётчик Беленко. На днях ещё один лётчик Зосимов перелетел в Иран и просит убежища у США. Прямо бегство из СССР.

Западная демократия более демократична, чем наша, социалистическая. Большевики сорвали ещё совершенно не начавший зреть плод, и теперь сами мучаются и мучают народ ненормальным социализмом. А сколько крови выпущено из народа, сколько тел искромсано по правилам главного скотовода страны – Сталина. Не будь такого казарменного скотского государства на окраине Европы, вряд ли ополчился бы Западный мир против СССР и создалось тайное стремление расправиться с ним. Не понадобился бы Гитлер.

И сейчас мы продолжаем существовать кое-как, теряя массу, теряя веру в ленинизм, в благо России на ближайшие 25 лет. Ведь это смеху подобно, чтоб из Юрьевца Ивановской области тётя Оля бандеролью послала мне в Челябинск дверную ручку. Это ли не шедевр безбрежного народного дефицита?

А 9 октября в пятницу я целый день сидел в доме политпросвещения на лекциях для политинформаторов. Выступали лектор горкома и два лектора из ЦК. Все говорят почти правду и почти правильно, но и ничего больше; вопросов им не задают, так как они либо не сочтут нужным отвечать на них, либо скажут, что на глупые вопросы ответов нет. Но лектор ЦК Смирнов назвал А. Сахарова параноиком.

А я ведь всё покуриваю, за день уходит несколько штук сигарет, но курю, конечно, не дома, а на балконе, и сыну не показываюсь.

Октябрьские праздники прошли, пришла зима, и сегодня я сходил на рынок. Картошки почти нет, а если и появляется продавец, она идёт нарасхват. В магазинах картошка есть, но мороженая, неплохой урожай сгубили так же, как и капусту. Помню 1966 год, денег у нас тогда было меньше, чем сейчас, примерно на 45 рублей, но жить было несравненно легче. У нас на книжке было больше 300 рублей.

Солженицын говорит, что по расчётам профессора Курганова в СССР с 1917-го по 1957 годы, включая Гражданскую войну, коллективизацию, сталинские репрессии, погибло 66 миллионов человек. Во время войны погибло 44 миллиона человек. Таким образом, страна потеряла за это время 110 млн. человек. И после этого коммунисты имеют совесть считать себя вправе говорить то, что они стараются делать все во благо и во имя человека. Где же тут здоровая, человеческая, а не скотская и звериная логика?

С сыном по вечерам бегаем по комнатам, игра с мячом, нечто вроде футбола. Он осваивает дриблинг, ведение мяча, а для усиления рук я соорудил для него турничок. Он подтягивается и даже переворачивается как гимнаст. Ночует он у бабуси, потому что у них тепло, а у нас прохладно.

Л. Вотина сбежала из Еманжелинска в Челябинск и работает инженером ЖКХ в северо-западном районе. Ей дали комнату в двухкомнатной квартире по улице Ворошилова. Её соседи имеют шестимесячного ребёнка, и оба работают. Утром уходят, а ребёнка оставляют в кровати до конца рабочего дня. Людмила была буквально в ужасе и пробовала этого ребёнка кормить, ухаживать за ним, но потом надоело превращаться в добровольную няньку и, главное, видеть, как родителям на это совсем наплевать. А они ещё собираются завести второго ребёнка. Дальше некуда и всё вернулось на круги своя, хотя видеть всё это буквально выворачивает из тебя человека, превращая в скота. И в ЖЭКе работа как специально приготовлена под ту же породу. Жалобщики ходят все с претензиями, все дерут глотку, а сами платят за квартиру не только с опозданием на месяц, но и на целый год. Беда из-за тепла. Строители, когда строят, не особенно следят за тем, чтобы панели устанавливались точно по проекту, а отсюда возникает, что в одной квартире, особенно в торцевых, тепло идёт от одной панели, а у соседей – от всех и поэтому в одной квартире мороз, а в другой – жара, не продохнуть. Людмила, как и все работники ЖКХ, быстро научилась схватывать жалобщика и, если он особенно ретив, посылать его подальше или переадресовать к начальству. Власти нужны такие подвижники, которые даже серьёзное дело умеют увести в никуда, а до них самих не дойдёшь. У нас почему-то вся экономическая система стоит на довольно ленивых и недобросовестных людях, на которых, кроме нерадивости и равнодушия к делу, висит бюрократическая система, не способная существовать как слаженный механизм. Внутри него столько противоречий, что он похож на механизм, в котором вместо смазки набросан песок. Наверное, вся эта система – одного поля ягода. Вчера пришлось быть в управлении железной дороги у начальника технического отдела. Он говорит, что железные дороги у нас доведены до такого состояния, что дальше некуда. В декабре месяце собирается коллегия министерства в присутствии премьера Косыгина.

А в магазинах – пусто. Мяса в этом году на Урале ожидать не приходится. А что же можно ожидать в других городах?

Сын здоров, заиканье почти не проявляется, он взрослеет с каждым днём, подражает взрослым в самых малых делах: даже в том, как переворачивать страницу или разворачивать газету. В садик пойдёт не раньше декабря, а мне от садика дали ещё задание: нарисовать и раскрасить в альбоме домашних животных.

Челябинский «Трактор» на втором месте по хоккею после ЦСКА, и это, наверняка, не случайно и приурочено к присвоению Челябинску статуса миллионного города. Во Дворце спорта подобрали три каких-то семьи, назвали их детей (одного из них звали Костей) и устроили торжественный концерт и заседание во Дворце спорта.

Конец ноября, но погода хорошая, без аномалий, спокойная, морозная, почти ясная. А у меня – обострение язвы в области желудка, к тому же я ещё изрядно выпил водки. Сегодня плохой аппетит, явственные боли и тяжесть под ложечкой, слегка подташнивает, самочувствие плохое. Но по иронии судьбы завтра и следующие дни мне надо пройти комиссию для военных целей и показать себя здоровым.

Из Юрьевца получил письмо от «ма», она живёт у тёти Оли, в больнице лежала 28 дней – и стенокардия, и пневмония, сейчас её шатает даже от ветра. Соседний с нами дом Коротковых в Юрьевце сгорел месяц назад от пожара, а наш дом отстояли пожарники.

По телевидению показывают «Братьев Карамазовых», смотреть фильм тяжело, неприятно обнажение человеческой скверны.

Сыну купили трактор, двигающийся от питания батарейкой от карманного фонаря. Он готов играться с ним весь день и ночь.

Здоровье моё всё хуже – то желудок, то в лёгких нашли затемнение, то вдруг застучало левое колено. С работы прихожу совершенно уставший, даже поиграть с Костей совсем нет сил!

Брежневу исполняется 70 лет, точно столько же было бы нашему Николаю Степановичу. Но он умер, а Брежневу повесили ещё одну Золотую звезду и вручили именное оружие с золотым гербом СССР. В глаза говорят, что он великий деятель (эпохи Аллы Пугачёвой) и т.д., не сдерживаясь и не сознавая уже, что коробит всех от культа личностей, совершенно загнавших страну в полуголодное и полунищенское состояние. Когда смотришь чествования Брежнева по телевидению, стыдно за тех, кто стоит рядом с Брежневым.

Эти восхваления унижают всех остальных, превращающихся в серую массу бедных родственников, на которых неудобно смотреть. Не случайно Брежнев вёл себя как мужлан, показывающий телячью радость в связи с прибытием щуплого старичка Л. Корвалана. Он стучал его жирной рукой по плечу и, размахивая кулаком в подтверждение никчёмных слов, лез целоваться, как животное. А во Дворце спорта в Лужниках провожали хоккеиста Кузьмина на тренерскую работу. И вот больше 20 человек хоккеистов сборной прикладывались к нему, как к кресту, а о том, что Корвалана обменяли на диссидента Буковского, нигде ни слова.

После встречи Нового 1977 года вечером сходили с сыном на центральную площадь. Ёлка там высокая, вся в огнях, на площади полно всяких качелей, каруселей, сказочные избушки, терема. Дед Мороз ездит со Снегурочкой в автомобиле, оба сверкают, народную массу поздравляют. Сыну это понравилось, но следующую ночь он плохо спал.

У меня после Новогоднего праздника почувствовалось сердце, открылись боли, дышать мог только вполсилы, и это очень неприятно. На работе поделился своими болями с В. Альтерготтом, он сразу определил: кардионевроз. С Нового года не курю совершенно. И все же через пару дней не упустил возможности сходить на лыжах. Ходил чуть больше часа, не нажимая на мышцы и темп, и вернулся домой только от того, что замёрзли пальцы на ногах из-за тесных ботинок.

Вдруг как-то системно, организованно пошли в рост цены, некоторые люди устремились скупать ковры, хрусталь, картины, книги, даже золото. По-видимому, не очень пропагандируемое слово «инфляция» теперь бытует и в нашей стране. До сих пор мы все думали, что это слово касается иностранного мира, мира капитализма, неужто и мы к тому пришли?

По-видимому, наши власти держат весь народ в политической темноте, в своеобразном анаэробном (без доступа кислорода) состоянии, чтобы с помощью этой казарменной демократии формировать социалистическое строительство. Полудикие времена выпали на нашу страну, даже трудно представить себе это, ведь век-то наш двадцатый, цивилизованный.

Хочу лета, хочу колесить на велосипеде, благо, живу я на краю города, и лесные тропы отсюда недалеко. Это большая радость – катить по безбрежью, по чистому воздуху при необъятной воле и оторвавшись от злой обыденщины. Хорошо бы сына взять в товарищи, но он ещё мал пока, хотя задатки гонщика у него уже проявляются и на детском велике. Напарника я пока ещё не нашёл, но, думаю, он найдётся также в пути, на дороге. Я не курю уже месяц, особенно от этого не страдаю – вероятно, потому что потуги мои были долгие, я с полгода притеснял себя в сигаретах и постепенно отвык.

С сыном мы катались на санках с горки, и не менее полутора часов. Он осторожен, причём страх дороги ему уже внушён, он идёт и сам себе говорит – не ступай, упадёшь, что наверняка внушено ему матерью. Без меня отказывается катиться с горки, поэтому мы всё время катались с ним вдвоём, но падение его только веселит.

Вчера принёс ему голубой фломастер и он целый день рисует, перерисовывает и, наконец, получаются узнаваемые контуры трактора. Он уже слышал, что Челябинский «Трактор» обыграл ЦСКА со счётом 4:2.

На работе ощущаю охлаждение и негатив к Добошу, с которым плодотворно работал около 20 лет. Постепенно я стал терять к нему уважение, поскольку во всём, что бы он ни делал, я не видел искры творчества, что ли, какой-то оригинальности в труде и в жизни. А на защите нашего проекта по II-му северо-западному району в Гражданпроекте он вдруг стал чужим людям показывать на чертежах, где похоронена моя дочь Лина. Ни к селу ни к городу, и Павел Васильевич Сурнакин, человек Гражданпроекта, остановил его: «Что ты, Добош, говоришь и терзаешь человека?» Такие глупости он повторяет уже не первый раз, но тут я вдруг почувствовал его странность и тупость эмоциональную. Но в принципе, он парень не злой, не суматошный, и не то, что хам Солдатиков. Но с Солдатиковым я, после того как он уволился, хорошо контактировал для пользы дела, и он был для меня более ценен, чем Добош. У Добоша, кажется были семейные проблемы и, вероятно, на психику его это имело немалое влияние, но мы об этом ничего не знали.

18.02.77 г. – день рождения нашего Николая Моисеева – талантливого инженера с техникумовским образованием, уроженца есенинских мест, проработавшего в Гипромезе и ушедшего работать на металлургический завод, где наверняка был более полезен, чем у нас.

А у нас в четверг назначены занятия в комнате училища для офицеров, и мы вынуждены были явиться, но нам велели придти в субботу, сказав: «Мы отметили вам, что вы занимались с нами три дня – 24, 25, 26 февраля». Вот так, и мы как дар с неба приняли это приказание и отправились поздравлять Николая в ближний ресторанчик «Весна».

Глава 17

На пару дней я съездил в Свердловск по строительным делам. До сих пор я не обращал внимания на то, каков характер свердловского строительства. Строят они мощнее, в их конструкциях больше смелости, больше культуры и масштабности. Челябинск почему-то видит себя более бедным родственником или словно младшим братишкой, не позволяющим себе мыслить так внушительно.

В начале марта, шестого дня, в Румынии произошло большое землетрясение и, что удивительно, отголоски его дошли аж до Москвы. В нашей печати о такой катастрофе в соседней стране ни слова, как ничего не бывало.

Сын требует к себе постоянного внимания и требует, чтобы с ним играли – от него хоть прячься, не даёт покоя. Не любит, когда мы смотрим телевизор, хочет беготни, суматохи. Но в садик вышел и, кажется, привыкает без особых проблем.

«Отщепенца» Буковского на Западе принимают как государственного деятеля, и как Амальрика. Оба они пропагандируют не поддаваться Советскому Союзу и не идти на соглашения без уступок с его стороны, особенно в правах человека.

Новая командировка – уже не на учёбу, а на обучение нового отдела и инспекционной помощи. Летим через Москву в Старый Оскол Белгородской области. Эта командировка нас несколько удивляла, ведь нас – 7 человек – доставить туда было не так дешево, в ближайшем от них районе устоявшихся институтов найти было проще простого. Во главе нас был В. И. Гателюк (зам. главного инженера), опытные инженеры Меженин, Герасимов, Старцева, Власов, Ботов и я. Отдел действительно нуждался в помощи, и мы помогли им всем, чем могли, в основном передачей опыта. Трудиться там не просто: их помещение переделано из котельной, и материальное обеспечение – никудышное, и работники начинают едва ли не с нуля, без литературы и нормативных документов.

В Старом Осколе строятся два огромных завода – металлургический и электрометаллургический, создаётся база стройиндустрии. Официально в городе около 70 тысяч жителей, но на самом деле, говорят, здесь все 120 тысяч. Народ понаехал со всех концов, но на улицах спокойно. Вовсю строятся микрорайоны многоэтажных домов, и грязища в городе непролазная. Народ ходит в резиновых сапогах, огромную массу плодородного чернозёма трактора и бульдозеры превратили в грязь, смешанную со строительным мусором и всяческим отбросом. Строят неряшливо, разбрасывая слом, не придавая значения тому, что будет на данном месте потом, не учитывают благоустройство. Невольно вспоминается анекдот, который рассказывал нам главный инженер Яновский, участвовавший в экскурсии строительных бонз по объектам строительства в Германии. Российские начальники полюбовались картиной строительства, всё понравилось, но чего-то не хватало. «А где же у вас строительный мусор?»– спросили они. «А зачем он нам, мы его на стройку не завозим», – ответили им немцы. Г-м, не поняли…

Возвращались мы опять через Москву, а при пересадке болтались целый день без дела. Некоторые, и я в том числе, пошли на Новодевичье кладбище, и насмотрелись всего досыта. Видели могилы генералов, академиков, артистов, писателей и пр. Видели могилы Хрущёва, Твардовского, Ландау, Бернеса, Шукшина, Фадеева – всех не перечислить. Всё это знаменитые люди, и потому особенно непонятно, почему кладбище так не благоустроено. Особенно плохо на старом кладбище – дорожки совершенно заброшены, в них стоит вода, местами непроходимая. Народ ходит прямо по могилам, хватаясь за мраморные памятники и надгробия, как опору для равновесия. Даже где сухо, дорожки грязны, нет культуры содержания, неряшливость. Всё просто, как говорят – это по-нашенски.

Был я и на Курском вокзале – его перестроили, сделали больше, расширили, но по-прежнему в его залах не пройдёшь, не найдёшь свободного места, чтобы сесть. Чтобы сдать багаж в камеру хранения, надо неопределённо долго стоять в очереди. Точно так же, как и на Павелецком вокзале, а думалось, что Курский вокзал – новый, расширенный. Создаётся впечатление, что всё, что делается у нас, делается не для людей, а для галочки и для отчёта перед кремлёвским или ещё каким начальством.

А что творится в «Детском мире»! Народу столько, что из пушки не пробьёшь, наверное, вот так ковалась победа во время Великой Отечественной войны. За детскими колготками очередь растянулась на три этажа. Поесть в тех заведениях, которые ориентированы на прохожего, стоит не менее 1 рубля. Я хотел заехать к брату Льву в Подольск, но вся эта суета, толкучка, неуверенность, что всё можно сделать вовремя и без проблем, отвратили меня.

Я остановился, вспомнил о том, как продуктивно прошла наша командировка в Старом Осколе, мы реально помогли новому проектному отделу, общались спокойно и доверительно, и отдохнули душой и телом.

А в Москве я прожил почти 7 лет, но, очутившись здесь снова спустя 19 лет, не был ею очарован. До сих пор не пойму, во имя чего кучка недоучек гнобит русский народ, обещая заоблачные блага, не имея понятия ни о реальной экономике, ни того, что строят, и не заботясь о том, как на их варварские эксперименты будет смотреть цивилизованный мир.

Сын в садике, но осваивается там не очень хорошо. Логопед ничего определённого сказать не может, а я думаю, что причина этого в наших отношениях с женой. Я уже предложил ей с мая месяца принять развод и жить раздельно в квартире, не стыкуясь в отношениях и делах, рассчитывая на удачу в будущем.

А тут ещё сломался мой велосипед, а в Челябинске негде отремонтировать механизм переключения скоростей, который вышел из строя. Я всё же нашёл мастерскую в районе ЧГРЭСа, и мастер организовал ремонт этого механизма, но у них нет станка для того, чтобы сделать соответствующий болт крепления. Мне это крепление он всё-таки сделал, но взял с меня за это 10 рублей. Сын много катается на своём детском велосипеде, очень уважительно смотрит на мой велосипед, и страшно хочет вырасти и стать большим.

Знакомый Володя дал почитать книгу Бориса Дьякова, написанную о лагерниках в Сибири, на Тайшете. Называется «Повесть о пережитом», написана мягко, с позиций фанатика-коммуниста, обходя вниманием противоречивость и полицейскую сущность системы. Я прочёл эту повесть за пару вечеров. Книга запрещена, в библиотеках её то ли нет, то ли не дают. Интересна цитата из неё, относящаяся к сороковым годам и высказанная Куниным Н. Ф. о сталинском правлении во время войны: «Когда река выходит из берегов и заливает жилища, то людей спасают, а не топят, а Сталин топил».

В конце июля, пробыв с неделю на сельхозработах километрах в 50-ти от Челябинска и занимаясь прессованием брикетов из соломы на корм скоту для Брединского района, я вернулся домой. Мы втроём решили поехать в Юрьевец, включая меня, жену и сына, и самолётом прилетели в Горький, но рейс «Метеора» на Юрьевец был отменён, и мы целую ночь кантовались в речном порту. На другой день, натомившись в накопительной комнате, в жаре и духоте, мы, наконец, совершили посадку. Катер № 59 на полчаса отстал от графика. Также в духоте и поту мы все четыре часа ехали до Юрьевца.

Сыну тут всё было внове, всё нравилось и, как только наладились наши отношения, он перестал заикаться, был подвижен, весел и шаловлив. А в Юрьевце, благодаря хорошей погоде, он вместе с нами купался, загорал, страивал всякие запруды на песчаном берегу и работал с игрушечным экскаватором.

Здесь мы купили 18 кг свежей рыбы по 60 рублей за килограмм, засолили и держали под гнётом трое суток, потом сполоснули её и развесили на чердаке вялиться.

А жена который день недомогает: болит живот, слабость. Скорей всего, это от здешней воды и растительной пищи. Она даже начала глотать соответствующие таблетки. Лев наш тоже оказался здесь. Он постарел, на лице морщины, но, видимо, окончательно решил оставаться бобылём неженатым, как и друг его Саша Кулагин.

Здесь живёшь какой-то ветреной жизнью и забываешь обо всём. Достать газету – проблема, о ней даже забываешь, воспоминанья обо всём идут массой, без градаций, но образ Л. Пушкиной словно приклеен на лбу. Только этот образ поможет мне сохранять присутствие духа и жизненного куража. Правда, думы эти имеют и другую сторону.

А Лев в субботу уехал, неожиданно, как всегда, утром ничего не сказав, вдруг встал и был таков. А сын сегодня с матерью ходил в баню, к ним подсела старушка и говорит: «Мальчика обязательно окрестите».

Обязательно окрестим, но не здесь, здесь и окрестить-то негде, кроме церкви на кладбище, да и мать моя смотрит на это так отрицательно, что ей и сказать об этом нельзя. А жене здесь, похоже, нравится. Она почти ничего не делает, мать всё для нас готовит, и отношения с нею вполне хорошие, и природа здесь полна чудесного здоровья. Никаких ограничений и неудобств.

С Сашей Кулагиным мы остались вдвоём, вечером делать нечего, кроме как играть в шахматы и распить бутылку водки. На случай вдруг приехал его брат Михаил из Днепропетровска – копия матери Елены Константиновны, которая лежала в больнице. Михаил – мой ровесник, но весит, вероятно, 100 кг, работает слесарем-инструментальщиком, говорит, что жизнь в Днепропетровске хорошая – есть то, что и в Москве не найдёшь. А здесь, в Юрьевце, он жить не станет – мать, говорит, похороним, и был таков отсюда. Каждому своё. Конечно, край наш не гудит изобилием, хотя людей своего племени не встретишь. Видимо, все разбежались кто куда, как и я сам.

Мать моя в этом году производит впечатление заметно лучше, чем в прошлые годы. Но хуже стала слышать, и память совсем плохая. Забывает буквально всё, кухонный ножик теряет десять раз за день. А мы скоро уже собираемся в обратный путь, и она остаётся одна – и в здоровье, и в болезни. Единственным собеседником в этой жизни остаётся у неё соседка, кажется, Татьяна Годнева.

В Челябинске я скоро увиделся с Л. Пушкиной, мы встретились, говорили с час и разошлись по сторонам – тихо и оглушительно. Она считает, что всё надо кончать, ибо ни к чему хорошему это не приведёт. Для меня это было едва ли не ударом ножом в грудь, где нервы. Того и гляди, выпрыгнут из нанесённой раны.

Оглушённый, я сгораю от любви, хочу её видеть, воспоминания постоянно гложут мою грудь до боли, когда иду домой один – тоска смертная. Когда она далеко, я ещё могу это терпеть, но когда она где-то рядом – я сам не свой. Ведь мы работаем через стенку друг от друга, хотя и не соприкасаемся по служебным делам. Добош меня успокоил – время всё лечит. Но горечь утраты гложет меня, словно во мне произошёл сдвиг, я стал не тем, каким был, а каким-то другим. Словно постаревшим. Как будто от меня грубым тесаком отсекли кусок молодости, оставив только старое и ненужное.

На работе у нас новшество – на каждого работника отдела составлено досье с вопросами и ответами. Вопросы интересные: как участвуете в общественной работе института, где учитесь политическим наукам, что имеете дома из информационных систем, какие газеты выписываете и читаете, каковы квартирные условия, сколько детей и чем они занимаются или где устроены? Какая-то смешная система: то ли диктатура, то ли тоталитаризм на уровне жилого двора и около него. А наш сын играет только с машинами, подражает гудению моторов мотоциклов и машин, и с немалым искусством. Сейчас ему 4 года, а Лине было бы 9, но он хорошо играет с двоюродной сестрой-одногодкой Танюшкой, а о Лине, по сути, не знает.

В четверг был в райкоме КПСС, там собралась конференция книголюбов, вела собрание секретарь райкома Орлова. Выступали руководящие «деятели» общества, толкли воду в ступе один за другим, говорили, что среди книголюбов развелось много таких, которые книгу не любят и занимаются лишь собирательством. Просят нашей помощи, чтобы книга дошла до тех, кто её действительно любит. Никто даже не постарался заглянуть вглубь, выявить причины происходящего, только ни к чему не обязывающие слова, одно словоблудие. Я ушёл, не дождавшись конца разговоров.

Заметил в себе интересную вещь: до чего же велика роль положительных эмоций для человека! После общения с Л. Пушкиной я как минимум три дня становился другим человеком, и дальше был будто под знаком ясного солнца. Зато после общения с женой – всё совсем наоборот.

Брежнева снова начинают возвеличивать по отработанной схеме. В. Катаев на Пленуме творческих союзов охарактеризовал его участие в разработке Конституции СССР как подвиг и т.п. Запущены слова типа «друг, брат, родной». А между тем женщины бьются в очередях за маргарином, за сливочным или подсолнечным маслом, как в рукопашном бою.

В понедельник ночью я отправился в Свердловск в командировку. На вокзале перед входом в здание у стеклянных дверей лежала, скрючившись, хныкающая фигура. Оказалось, это женщина, около неё валялся мешок с каким-то барахлом. Я сказал старшему милиционеру, что человека надо забрать и отвезти куда-то, это же человек. Он ответил: «Какой это человек? Зачем она мне нужна, она и райисполкому не нужна», – и пошёл по другим делам. Верно люди говорят, что в милицию забирают только тех, с кого можно что-то взять, а с этой женщины что возьмёшь – пусть валяется на каменной мостовой. Скотство обыкновенное на уровне чуть выше плинтуса!

В Свердловске с огромным трудом устроились в гостиницу «Актёр», и то только через посредство Промтрансминпроекта. В соседнем городе мало что нового по сравнению с Челябинском. В центральном гастрономе, как всегда, народу невпроворот, огромные очереди за колбасой, конфетами, ещё за чем-то.

Мы не пробыли в Свердловске и двое суток, дома всё-таки теплее. Тем более, что в институте вечер. Встретил там Пушкину, перебросились несколькими словами не без иронии. Она одета не по сезону – во что-то светлое, фигура крупная, будто располневшая. Мы с Николаем Моисеевым отошли к другой компании и просидели там с час. Потом мне удалось всё же немного пообщаться с Людмилой, и я нашёл её повзрослевшей, уверенно смотрящей вперёд и обаятельной. Я слышал, что она активно включилась в молодёжные игры и даже участвовала в сплаве на каких-то сплавсредствах по Уральской реке. Конечно, такие «прогулки» не бывают в эмоциональной скудости и отрешённости от молодых проблем. Такие экскурсии многому учат, придают мужественности и более смелому взгляду на жизнь. Даже в речи её я ощутил бодрые свежие нотки, и это было хорошо. Я знаю, как велика роль положительных эмоций для человека.

А Николай сегодня сильно перебрал.

Глава 18

С нашего балкона большой обзор, вечером – море огней. За каждым огоньком живут люди, они копошатся в своих застенках как муравьи, немало таких, которым дома совсем не весело, как и мне. Я стал плохо спать. Ночью просыпаюсь и часа два-три томлюсь, не могу уснуть.

Восьмого ноября – чудесный, яркий солнечный день, ослепительно горят снега, с севера тянет холодом. В этот день я два часа ходил на лыжах и заметил свою растренированность, удушливое стеснение в груди по причине затянувшегося тихого лета. Пора включаться в суровую зиму. Вечером мать купает Костю в ванне с валерианой, ходим к логопеду, но всё равно здоровье его вызывает опасение.

Кажется, 12 января был в райкоме на лекции по советско-американским отношениям. В конце лекции выступавший говорит: «Надо записывать вопросы, которые задают люди из зала, и относить их в райком». Однажды, говорит он, ему задали вопрос: «Какая разница между фашистским режимом Гитлера и нашим во времена Сталина?» Вопрос крепкий, да? Вообще ощущение такое, словно что-то должно произойти в нашей стране, перемениться в жизни серьёзно. Вести хозяйство так, как оно ведётся сейчас, кажется, уже невозможно. Но именно в нашей многострадальной стране даже невозможное тянется столетиями…

На работе заметно испортился климат из-за одной женщины, которая уволилась, и я с удовольствием отправился отдохнуть на пару дней в Курган. Уже год, как не курю, и эта проблема меня сейчас не тяготит – могу закурить в компании при застолье, могу и не курить. Это перестало быть для меня проблемой. Дома потихоньку играю вторую часть Лунной сонаты, играю лёгкие пьесы Гедике и Бургмюллера.

Курган – аккуратный, симпатичный город, очень заметна его малость, нет толчеи на бойких местах, в магазинах можно подойти к прилавку и спокойно посмотреть товар. Но в гостинице «Москва», где мы жили, все электролампочки не ярче сорока свечей, и в номере всего одна – на потолке. В комнате, как в подвале, даже почитать газету невозможно. Обращались к директору, чтобы нам повесили лампочку на сто ватт, а он ответил, что нет, в магазинах с лампочками дефицит.

В Москве новость – организовался независимый профсоюз для рабочих, как бы в противовес советским профсоюзам, являющихся прислужниками властей.

На дворе 8-ое Марта, женский день. На улице отлично, солнце блещет, снег сверкает, уличная суматоха, как всегда в праздничный день. В институт к нам привезли аппаратуру, и пара молодых человек управляла ею, устраивая танцы. Мы теперь узнали, что такое дискотека. Представляли музыку Пресли – ритмичную, но без рок-н-ролла. Ведущий рассказывал о Пресли, показывал несколько слайдов, его портреты в разных ракурсах, а танцы для молодёжи – сплошные конвульсии и, что характерно, мы уже доросли до рок-н-ролла – не ругаем его, а танцуем сами.

А сын сегодня был живой весь день, прыгал, лазил по кроватям и стульям, не давал покоя.

Продолжаю ходить на лекции в райком, не первый раз слышу о серьёзных проблемах в отношениях с Китаем. Китай – это ещё пока зверьё, и усмирить его могут только тяжёлые бомбы, гуманизм к ним неприемлем. Это, пожалуй, разумно.

А о Пушкиной воспоминаю часто, грудь теснит от многого невысказанного, а от этого тяжело.

Кино – барометр социальных ожиданий, а в нашей стране, оно не только кино ожиданий, но, пожалуй, показатель реальности, которая нас ждёт. Наш В. Альтергот очень возмущается, недоумевает, почему и зачем у нас женскую гимнастику превращают в трюкачество девчонок, которые буквально надрываются, чтобы опередить соперниц. Та же тенденция проглядывается в фигурном катании, плавании и ещё где-то. И с ним нельзя не согласиться.

Читаю жизнеописание Платона. Обращает внимание на себя, как расстался с жизнью Сократ. Просто и спокойно, словно пошёл не умирать, а гулять в лучший мир. А сейчас народ страшно боится смерти.

На днях работали на строительстве нашего производственного здания в качестве субботника. В глаза встретил Л. Пушкину, она так же обаятельна, как раньше. Обмолвились всего несколькими словами, но во мне прибавилось жизни, которую я постепенно и просто терял – без неё.

1 мая 1978 года прогнозисты обещали тепло, но демонстрацию я видел в белых платках от снега, а самому мне демонстрировать было совершенно нечего.

Лев Толстой писал, что в искусстве очень опасен консерватизм, но ещё более опасна сознательность. Это очень важно. А. В. Катаев говорит, что художник должен выработать в себе первичность восприятия, предпервичность, поймать предчувствие молнии, как Ю. Олеша, умирая, сказал прибывшим санитарам, что делали ему укол: «Вы переворачиваете меня, как лодку».

Зато съезд комсомола, кажется, XVIII-ый, продолжается манифестацией при многотысячной массе народа во Дворце. Первым, задав тон съезду, выступил Брежнев. Старик еле выговаривает русские слова и, хотя говорит в общем правильные вещи, но изъян его концепции в том, что у него телега впереди лошади, а потому лошади приходится работать, толкая телегу задом.

7 июня 1978 года в больнице Москвы умер наш Борис, дядя Боря. Ему было всего 54 года; в больнице он пролежал 2,5 месяца с параличом. 9-го числа его похоронили в 50 км от Москвы.

6 июля 1978 года ночью проснулся часа в четыре, долго не мог уснуть, потом уснул и проспал не больше получаса. Но вдруг проснулся от радостных волн, расходящихся по телу. Очень ясно билась мысль: быть человеком, любить людей, всех и себя. Мысль казалась удивительной по своей простоте и всеобщей необходимости. Весь день я находился словно под напряжением и впечатлением, теснимым окружающей жизненной правдой. Утром сразу казалось: нет ничего, что я не смог бы сделать, боль и бдения прошлых дней казались смешными и несерьёзными. Всё делается и решается очень просто – действуй с открытым забралом без оглядки ни на то, ни на сё. Но всё проходит.

Дважды ходил в райком и слушал лекции и выступления руководящих работников партии о II съезде РСДРП. Чувствуется по духу даже от них, что народ ждёт, алкает других, каких-то новых мыслей, порядков, но тут до смешного одно и то же: ни ума, ни дела. Не случайно, видимо, сейчас, встречаются автомобили с портретом Сталина на ветровом стекле. Это же призыв обществу, и вполне определённый. А зам. прокурора буквально ахает – преступность растёт по всем направлениям; пьянство и алкоголизм принимают всеобщий характер. А каковы же методы борьбы? Ответ: старые, как русский мир – стращать, запрещать, не пущать, то есть стоять к народу не лицом, а спиной. Поэтому народ власть не уважает, плюёт на неё и делает своё дело в пику ей.

Сколько же можно власти быть такой тупой, трусливой и допотопной? Ведь закономерно, что при таком видении настоящего и будущего страны мы совершенно обречены быть дурной страной и настоящими задворками Европы.

Уже который раз я летаю из Челябинска в Горький, и всякий раз что-то ломается в графике пассажирских рейсов. И в этот раз в конце августа вылететь из Челябинска я должен был в 6-05 утра рейсом 5658, а вылетел в 19-00 рейсом 3837. В Челябинске провёл целый день в ожидании, а, прилетев в Горький в половине 10-го вечера, я целую ночь томился на Речном вокзале.

Город Горький производит на меня свое обычное впечатление. Здесь как-то заметно проявляется крестьянский дух с мешками и корзинками и навьюченными бабами, мотающимися по переходам как стая ворон. А уж каков шедевр помпезности и обустройства являет собой Московский железнодорожный вокзал! Ни внутри, ни снаружи даже с разницей в век не сопоставим с Челябинским – земля и небо. В сквере у речного вокзала сооружен мемориальчик, пресловутая – причём мелкая – скульптурная группа: рабочий, матрос и солдат, бегущие делать революцию. А впечатление такое, что возникли они ни с того, ни с сего, и просто дружно торопятся в туалет.

Наконец я в Юрьевце – на Воскресенской горе и улице Спортивной, дом 5. Иду и вижу – кто-то, кажется, мать, красит наличники окон. На кухне сидят Лев Смирнов и Саша Кулагин, самоотверженно трудятся, не покладая рук. «Здрасьте, здрасьте, давай присаживайся». Всё повторяется, словно не видались часок-другой.

А спустя дней десять Льву пора отправляться в Подольск к себе домой и, как обычно, «метеор», идущий из Горького вверх, опаздывал на полтора часа. Мы решили воспользоваться свободным временем и сходили в Юрьевецкую картинную галерею, размещённую в главной башне Входо-Иерусалимского собора. Экспозиция размещена на трёх ярусах или этажах, в соответствии с ценностью экспозиции. Внизу неярко пылают картины местных любителей, очень привлекающих к себе тем, что Юрьевец просматривается с разных сторон и «эпох», где хорошо видна его историчность. На верхних ярусах – картины профессиональных мастеров, живопись жанровая, бытовая, причём художников известных. Поучительно всё это посмотреть.

Я снова в Челябинске. Конец сентября, появились «белые мухи», пришлось надеть плащ и шапку, некоторые уже надели пальто.

Вчера первый раз был на лекциях в доме политпросвещения, я – слушатель курсов марксизма-ленинизма на факультете международных отношений. Лекции в основном по идеологии, по теории социологии государства, теории, совершенно не связанной с жизнью страны и её людей. Одновременно лекции эти как бы явственно позволяют ощутить незрелость нашего народа и его неспособность строить социализм. России следовало бы ещё лет сто быть при «царской демократии», а уж потом думать, как удобнее дальше жить. Сейчас же марксисты вынуждены тащить народную массу в социализм буквально как засетившуюся рыбу по российским ухабам. Хотя лекторы не утруждают себя логическими тонкостями, они этого не акцентируют, но это чувствуется (правда, не у всех).

Хоронили В. К. Кузина, нашего работника, вполне положительного человека, главного инженера проекта, вполне адекватного и вдруг очутившегося в больнице с инфарктом. Он сам этому не верил и спустя несколько дней в больнице счёл, что пора и заканчивать процедуру – встал и пошёл, куда захотел. Но в этом была его ошибка, он упал и больше уже не вставал. Совсем молодой мужик, не более 50 лет.

26.01.1979 года. Морозы до 35 градусов, ночью грозят до сорока. Утром вдруг погас свет во всём северо-западном районе, встали трамваи, троллейбусы, перестала поступать вода. По улицам и дорогам – толпы людей, идут с детьми на руках, буквально как во время войны. Пустые легковые машины собственников едут мимо безуспешно голосующих женщин с детьми на руках.

По телевидению уже третий раз смотрю превосходный фильм «Ленин в Польше» – полный настоящей поэзии, ума, юмора. Ленин клеймит буржуазное общество, обвиняя его во лжи, шовинизме, во всех смертных грехах. А что мы имеем у нас сейчас?

В лесу полно народу на лыжах, наверное, каждому второму за сорок лет. Миасс почему-то вскрывается, лёд тонкий, частые полыньи, перебраться на ту сторону – целая проблема.

Дэн Сяопин в Америке и обвиняет нас, СССР, в гегемонизме и тянет США на свою сторону против нас. Наши правители стараются оградить себя со всех сторон противниками или врагами. Недоумки, что ли, что с них возьмёшь.

10.11.1979 г. На дворе минус двадцать, снежку подвалило. Во Дворце спорта выступает Алла Пугачёва. Мы с женой пришли на концерт и с трудом просидели первое отделение, в котором выступал ансамбль «Надежда». Во втором отделении выступала Пугачёва, одеяние – лилово-чёрный балахон из тонкой ткани, выступала чуть больше часа с небольшим ансамблем. Иногда ей подпевали 2-3 человека. На мой взгляд, лучше всего она поёт под рояль. Почти все песни – на большом эмоциональном накале, в песнях много боли. Пугачёва сама сказала, что она не певица, а «женщина, которая поёт». При выходе из дворца одна женщина сказала, что ещё бы полчаса, и весь зал бы зарыдал. Доля правды тут есть, я сказал бы даже, что три концерта в день на таком эмоциональном накале к добру не приведут. Мне показалось, что когда она говорит, в ней присутствует неуверенность, скороговорка в движениях. Но во время пения она была сама от себя, и в лице её, в гримасе страдания отражалась правда. На сцене ей можно было дать лет сорок, а она говорит, что ей всего 32. Большая, серьёзная актриса.

А меня сегодня в магазине назвали дедом, ничего себе – в 47 неполных лет!

Китайцы захватили на вьетнамской территории высоту и ведут оттуда обстрел территории противника.

Нам надо срочно строить БАМ.

У нашего сына позапрошлую ночь начались приступы ларингита, пришлось вызвать скорую помощь. Его положили в больницу, и вчера мы видели его в окне четвёртого этажа.

Видимо, в русле борьбы с пьянством и алкоголизмом в Челябинске несколько лет как оборудовали и пустили пивной завод мощностью 60 миллионов декалитров в год. Это большая мощность и при свободной торговле обеспечивала бы всех мужиков города с избытком. Но бутылок надо слишком много, и пивом понасытили кучу ларьков в городе и разливают там его в трёхлитровые банки только на одну заправку. Создался ажиотаж вокруг ларьков, толкучка, человек с банкой в сетке – обычная городская примета. Этот человек бродит по городу, ищет киоск с пивом вместо того, чтоб пиво само искало его, и все расходились мирно.

Читаю «Секрет Черчилля» Э. Дзелени. Черчилль всё время вёл двойную игру, и благо то, что американцы не шли у него на поводу. Даже Трумэн не хотел с ним объясняться, а Сталин в беседах с Гопкинсом в мае и июне 1945 года ратовал за единство Китая под властью Чан Кайши. Оказывается, американцы подстроили японцам «напасть» на Перл-Харбор, чтобы вызвать психологический шок у американского населения, позволивший президенту Рузвельту войти в мировую войну. Американцы знали все инструкции и приказы японцев, потому что они расшифровали японский секретный код.

Прочёл мемуары Маршака и Жукова. И оба они ничего не проясняют, кроме того, что солдат русский, народ русский заслуживают преклонения перед ним за его выносливость, непритязательность, героизм.

Но это же и ежу ясно. В описаниях совершенно не ощущается дух времени, которое описывается; видимо, маршал не слишком вникал в душу русского народа, будучи постоянно в фаворе, и не слишком хотел знать, какой ценой давались победы.

Конец июня 1979 года. Зреют поля. На велосипеде вместе с сыном и соседом Борозинцом проехались по западным (от Северо-запада) лесистым просторам. Как гриб, возник вдруг капитальный посёлок кооператива «Мичуринец» – 30-40 кирпичных домов с участками по 3-4 сотки.

Лев Толстой пишет: «В искусстве музыки, поэзии художник открывает завесу будущего, показывает, что должно быть. И мы соглашаемся с ним, потому что видим за художником то, что должно быть, или уже есть в будущем…» (моя запись от 02.08.1964 г.).

Я всё ещё читаю дневники Толстого и замечаю всё же, что наше время далеко ушло от того времени, некоторые его суждения кажутся весьма наивными.

А под Воронежем разбились два самолёта с пассажирами на борту – погибла футбольная команда «Пахтакор» и 46 человек из Челябинска. В газетах лишь сообщаются соболезнования властей родственникам погибших, причём мелким шрифтом. И больше ничего – власти трусливо скрывают причины катастрофы и вопросы страхования погибших, словно погибла стая мышей.

На работе всё больше беспорядка и нервотрёпка. Замечаю, что старею сам, стареют окружающие. Почти ни к одной из женщин нашего отдела не имею интереса. Раньше был с ними дружен, сейчас отошёл и общаюсь больше с нашими парнями.

Удручающее впечатление производит наша социально-экономическая система: рвачество, алчность людская растёт день ото дня. Никто не хочет хорошо работать, все стараются взять больше, чем отдают. Плохое обслуживание, забитый до отказа транспорт, халатность, разгильдяйство никого не удовлетворяет, но входит в норму. Озлобленная беспомощность людей перед лицом всего этого ещё больше портит дело, в массе нет понимания, с кем и как надо бороться, чтобы выправить положение. Как говорили в старину, наверху – тьма власти, внизу – власть тьмы, но, похоже, что власть сверху искусственно поддерживает ситуацию, поскольку не знает, как вести дело дальше, и в случае чего очень легко свалить вину на власть тьмы. Потом можно хорошо заработать, просто руководствуясь именем порядка и справедливости и действуя методами будёновской шашки и казённой милицейщины. Так восстанавливается порядок, а беспорядок спишется, то есть всё, что осложняло и мешало нормальной жизни людской, ляжет виной на бесправный народ.

Глава 19

Пора проветриться, отдохнуть от работы, от набившей оскомину обыденщины и посмотреть жизнь других мест, других краёв. Вдвоём с В. Русаковым мы решили прокатиться на пароходе по Каме и Волге, до Москвы и обратно – по турпутёвке. Отправляется пароход «Михаил Пришвин» из Уфы 27-го августа 1979 года, но прежде чем отправиться в путь, нас – экскурсантов – прокатили на автобусе по городу. Уфа – город как город, но грязноват и особенно в районе вокзала. Склоны косогоров, местами похожих на овраги, заросли буйной растительностью и захламлены до крайности. То ли мы быстро ездили, то ли окошки не всегда были открыты или чисты, но ничего особенно интересного в Уфе я разглядеть не успел. А в 17 часов 180 пассажиров-туристов отчалили от уфимского причала на двухпалубном пароходе и двинулись в путь.

Каюта наша – III класса, размещены в ней 5 человек, большая теснота и полное отсутствие удобств. Кроме отполированных полок, с которых соскальзывает матрас, и маленького колченогого столика в каюте ничего нет. Некуда даже положить мыльницу и зубную щётку.

Первая остановка на другой день – у маленькой деревушки Сергеевки, при отличной погоде и наличии площадок для игр в футбол, волейбол, мест для купания и загара. Было организовано общее собрание, что-то говорили о порядках на судне и прочем. Контингент разнообразный, больше молодёжь, но немало и пожилых. Кормят три раза в день, пища почему-то безвкусная и выглядит как-то не по-ресторанному, хотя место питания называется ресторан. По-видимому, дело в том, что почти весь обслуживающий персонал – башкиры, а это один из азиатских народов России, потомков монголов. До обеда делай, что хочешь, после ужина в 19 часов – игры с затейниками, и около 11-ти – танцы на клочке палубы второго этажа. Там могут разместиться не больше 30 человек, а собираются раза в два больше.

Днём сделали остановку у деревушки в 5-7 домов и стояли часа два, на причале собрался местный народ, предлагают вяленую рыбу: лещи, язи, щуки. Одну щуку длиной в 1 метр продавали за 4 руб., но никто не купил.

Потом часа три стояли в городе Чистополе, река здесь полноводная и широкая, питается от Куйбышевского водохранилища. Городок небольшой, пыльный; помню, что здесь коротал ссыльные годы кто-то из советских поэтов или писателей; из особенностей запомнился полуразрушенный старинный храм, но, кажется, уже начавший работать.

Здоровье что-то начало хандрить, неважно дело то ли с желудком, то ли с печенью.

После Чистополя – Казань, погода хорошая, мы с удовольствием вышли на берег, и нас тут же загрузили в автобусы для экскурсии по городу. Кремль Казанский особого интереса не вызвал, эту разруху я видел ещё и раньше. Как и в Уфе, много обращалось внимания на Ленинские музеи, в один – даже делали заход. Это университет, в котором Ленин года два учился, но потом вынужден был его покинуть, а сейчас здание университета расширено, обновлено, но почему-то, когда мы там были, в туалет было трудно зайти из-за какого-то потопа. Были набросаны кирпичики, и по кирпичикам люди шли к кабинам, а уж в кабинах дело было просто шик. Нам пришлось видеть, как какие-то иностранцы – очень пожилые и старушки – пробирались в туалет по кирпичикам и не понимали, почему тут такой непорядок. И никто не пытался что-то предпринять.

Казань – город людный, но не очень чистый, здесь много татар, а главная улица Казани носит имя Баумана. Странно ещё то, что в большом республиканском городе мы не смогли приобрести зубную пасту и зубную щётку.

Двигаемся дальше.

На другой день наш пароход прибыл в Чебоксары. Погода портилась, экскурсия пешеходная, хотя там и идти особо было некуда. Посмотрели музей Чапаева; музей маленький и, кажется, ничего подлинного в музее нет – ведь в Чебоксарах он только родился. В городе примерно 300 тысяч жителей, улица Карла Маркса вполне городская и тянется на несколько километров. На рынке – солёные огурцы, много цветов, арбузы из Казахстана. Город строится, можно сказать, ещё молод, заново создаются причал и набережная.

В Горький прибыли первого сентября утром, дождь из слабого перешёл в сильный и серьёзный, для экскурсии – совсем не сахар, но три автобуса всё же пришли, и народ набрался. Проехались по городу, заехали на территорию Кремля, в котором, по-видимому, размещены властные структуры, посетили дом Кашириных, ещё что-то и рады были, что в городе нет музея Ленина. Плохая погода не стимулировала походы по улицам и магазинам – тем более, что и в Горьком зубных щёток нет. Вячеслав Русаков поехал искать своего горьковского знакомого и нашёл, а мы с приятелем Володей зашли на ярмарку в универмаг и без сюрпризов вернулись в порт. Дождь продолжал лить как из ведра, и гулять по городу просто не имело смысла.

В эту бурную погоду наш пароход шёл мимо Балахны, Юрьевца, Кинешмы, Костромы, и в основном ночью, когда берега Волги виделись как тёмная мутная гряда слева и необозримая даль справа.

На подходе к Костроме появились проблески в небе, а спустя ещё часа два тучи рассеялись; воздух прохладный, влажный. Наверное, от непрерывного хода наш пароход устал и решил передохнуть возле какой-то деревни на зелёной стоянке. К полудню потеплело, подсох травяной покров, и мы впервые за весь вояж попробовали поиграть в волейбол и подурачиться, а потом купили две бутылки зубровки.

В 13-00 отошли от дикого берега и двинулись на Ярославль. Туда пришли за полдень и сразу же на экскурсию – галопом по Европам – Церковь Ильи Пророка, Советская площадь, памятник погибшим в 1918 году, монастырь. В Ярославле около 600 тысяч человек населения, но город довольно чист, тих и спокоен. Прибрежная часть у Волги как мемориал – зелёная, опрятная, малолюдная. Оригинальный речной вокзал, и опять же тих и безлюден. Просто непонятно, где же в Ярославле люди?

Дальше улицы Первомайской зайти не удалось – надо было спешить на ужин, но в магазины заглянули. В продовольственном видели только колбасу. Такую же, как везде: у нас, в Казани, в Горьком.

Из Ярославля наш пароход пошёл на Углич, через Рыбинское водохранилище и, проплывая мимо затопленного селения и одиноко продолжающей стоять церковной колокольни, как символа непокорности советской власти. Всё-таки мы варвары, как сказал кто-то.

В Угличе мы убедились в этом ещё раз. Опять церковь на крови, соборы, которые используются скорей как складские помещения, в магазинах совсем ничего нет, городок маленький и невзрачный, на рынке один человек продаёт яблоки, да и тот армянин.

Далее поплыли до зелёной стоянки в Новоокатово, где погода была хороша, и мы даже поиграли в волейбол, поужинали, попили пива с вяленой рыбой. Вечерние танцы получились плохо, так как аккордеонистка оказалась совсем не профессионалкой, игравшей всякие «синие платочки» и «катюши», что для танцев – совсем не во вкус.

После Углича и Новоокатова наш рейс потерял 10 часов из-за тумана, поэтому в Калинин не зашли, а прошли прямо в Москву. Пришли туда в 9 ч. вечера 4 сентября и стояли до 18-00 6 сентября. Погода была отличная, народ разбежался кто куда: кто по магазинам, кто к родственникам, я решил проехаться на троллейбусах и по знакомым маршрутам и местам. Потом поехал в Подольск ко Льву. Лев живёт по-холостяцки, посидели вечер, поговорили, поспорили, оказывается, мы совершенно по-разному смотрим на вещи, буквально разная философия.

6 сентября к вечеру ускоренным маршем наш пароход отправился обратно; там, где уже были, прямым ходом шли мимо. Теперь остановка в Костроме, и здесь был организован поход в Игнатьевский монастырь. Все строения в нём старые, приятно смотреть снаружи, но не изнутри. На всём печать запущенности и бедности. Хорош природоведческий музей, уникальная коллекция насекомых и бабочек Рубинского.

А после Костромы – Юрьевец. Мимо него проходили глухой ночью, и я сидел в рубке капитана или штурмана, когда он договаривался с Юрьевецкой пристанью о причале. Было два часа ночи, у Юрьевецкой пристани стоял какой-то сухогруз, и причалить можно было только к нему, несмотря на то, что команда его была в ночном отпуске. Всё же я сошёл, попрощался с Русаковым и до дома шёл по тёмным улицам и горам – благо, путь этот знал с детства.

В Юрьевце – Нина с сыном Львом, молодым 17-летним парнем, гостили у матери уже вторую неделю, и Нина сегодня собралась уезжать домой в Тулу, а Лев оставался ещё на несколько дней. Я их удачно встретил, встретил я и Сашу Кулагина и его мать Елену Константиновну, которая очень заметно изменилась. Раньше она была крупной здоровой женщиной, а сейчас стала маленькая старушка с трясущимися руками, которой, казалось, было не на чем даже сидеть. Но, на удивление, она ещё берёт где-то новые анекдоты и по-старушечьи скрючившись на кровати, их рассказывает. Помнит мою жену, хвалит её и передаёт ей привет.

В Юрьевце вымерзли сады, то же, говорят, произошло и в Горьком, и в Москве, и в Туле. В саду не осталось ни одной плодоносящей вишни, терновника, смородины. Яблони чуть живы, сучки полуголые, торчат как после пожара. Нынешняя зима, говорят, отдельную ночь доходила до 50 градусов мороза, такого моя мать не помнит за всё время своей жизни здесь. Но народ ещё верит, что сады отродятся и, хоть не всеми деревьями и кустами, но жить будут. С Сашей Кулагиным и его товарищем мы ездили на острова ловить рыбу сетями, поймали килограммов восемь, но не удовлетворились.

14 сентября в Юрьевец приехала сестра Изольда с дочерью Наташей, привезли сумку алма-атинских яблок и немного винограда. Дочь уже окончила первый курс института и контакт со Львом у них получился отличный. А Валентин достраивает вторую половину дома для сына, и уже завершал штукатурить комнату.

Дома – тишь, спокойствие и лень. На дворе безостановочно мокрит. Читаю старые журналы «Знание – сила». Обещал приехать из Подольска Лев, но потом телеграммой сообщил, что не приедет – отбывает в командировку.

Я заметил: чем старше человек, тем больше он интересуется политикой. Даже женщины и старухи читают газеты и следят, что творится в мире. Опасный курс ведёт Китай, не хочет быть и «сателлитом», и поэтому придумал себе третий мир. Добром это не кончится. Нам надо изменить политику так, чтобы не быть окружёнными со всех сторон врагами. Воевать на два фронта – это погибель.

20.09.1979 г. Погода в Юрьевце скверная, редко когда сверкнёт голубизной клочок чистого неба. Хмурая сырость и беспомощная пониклость рождают какую-то безнадёгу. Пора отправляться домой, в более солнечный Челябинск. Я встречал москвичей, которые, побывав с неделю в летнем Челябинске, буквально благодарили здешнее солнце, и говорили, что уральское солнце – живое и греет взаправду, а не абы как.

Утром 21-го я отправился, а поздно вечером был уже дома. Бабушка с бабусей уже поменяли квартиру свою и поселились на Северо-западе, почти рядом с нами.

На работе всё как было, так и осталось, словно и не прошёл месяц. Еженедельно на двух автобусах институт ездит в Петровский совхоз на уборку моркови. Почти три недели, как умер бодрый и крепкий человек – Виктор Фёдорович Альтергот, полтора-два месяца только, как ушёл на пенсию, и вдруг был таков.

На днях с Поваровым попал в одну семью, где был мужчина моих лет, отсидевший полгода в тюрьме Свердловской области. Говорит, что тюрьма воспитывает ненависть к судопроизводству, к власти. Суды, не вдаваясь в суть дел и формально относясь к судопроизводству, толкают в заключение людей всяких. В тюрьмах верховодят блатные, а порядочные люди держатся между двух огней: между стражей и блатными. И те, и другие достойны друг друга. В заключении мечтают о войне, об автомате, который они направили бы против всех. Стража груба и бесчеловечна, цена человеку там ничтожна, зато каждый человек готов подложить взрывчатку под здание тюрьмы, милиции и вообще под их всех, чтобы отомстить за жестокость и унижения. Так власти воспитывают хорошее отношение преступников к жизни, формируют в них доброе сердце? Совсем наоборот: тюремная культура, жестокость, ничтожность чиновника переселяются в общество и делают всё то, что мы сейчас имеем: сформированное российское общество без понимания гражданской чести. Именно это веками делало русский народ забитым, неактивным, не умеющим и неспособным бороться за себя, за свою личность.