Часть 7. Умер Брежнев

Глава 25

В работу включился с первого дня и, как обычно, по принципу «давай-давай». Сходил в поликлинику по поводу плеча и руки, мне предложили втирания и электрофорез, на который я сходил два раза и, кажется, помогает.

Кока дома с бабусей, не забывает заниматься музыкой, но не проявляя к ней интереса. На Кургах он опять показал себя способным к спорту, теперь уже в лёгкой атлетике. В длину прыгнул дальше всех сверстников – на 3,5 м.

Середина августа. Кажется, снова пришло тепло, с юго-запада ветерок несёт светлые облака, но грибов в лесу почти нет. У трамвайной остановки продают грузди по 3 рубля за кило, другие грибы – по 2 рубля, бабушка купила себе килограммов пять груздей и засолила. В лес идти не имеет смысла, в лесу народа больше, чем грибов, куда не повернёшь – везде натыкаешься на машины, мотоциклы и людей. Вчера съездил на велосипеде на огуречное поле в совхоз, поле не охраняется и совсем беспризорное. В прилегающих берёзовых перелесках этих огурцов валяется несчётное число. И это никого не беспокоит, но зачем же пропадать добру – я набрал целлофановый пакет и положил на свой багажник.

Наконец купили новый подростковый велосипед для Коки. Погода, как лебединая песнь знойного лета, и мы отправились с ним на Шершнёвскую дамбу и забросили в воду свои крючки с наживкой – на одном крючке хлеб, на другом червячок. Минут через 20 посмотрели и увидели, что червячка немного погрызли, а хлебом не интересовался никто. У соседних рыболовов положение дел не лучше, и мы решили просто искупаться, а потом поехали по просторам. Домой вернулись уставшие и нагулявшиеся по ветрам.

12 сентября прилетел в Горький, и сразу же без проволочек оформился в нормальный гостиничный номер на вокзале на ночлег. Здесь не больше 12 градусов тепла – меньше, чем в Челябинске, градусов на 6, в гостинице зябко даже при полном обмундировании. Город, как всегда, впечатлял меня своей лапотностью и малокультурьем. Ночью мочило, утром взошло солнце, воздух студёный, на траве – белый налёт заморозка. В Юрьевец прибыл на “метеоре” уже 15 сентября и встретил в доме Льва и мать, которой шёл уже 81-ый год. Но вид у неё был вполне здоровый, даже с румяными щеками, она выходила из огорода с корзинкой яблок и с обидой, что ни вишни, ни терновника на ветках нет.

Со Львом коротаем вечера, к Саше К. идти не хочется из-за того, что у него живёт какая-то горластая тётка с Украины. Потом с Сашей поехали на катере за брусникой и грибами по Унже до реки Шомохты. Больше пяти часов потратили на дорогу из-за поломки двигателя и обратно возвращались даже на буксире. Тамошние леса – негустые сосновые боры по песчаным гривам, много заболоченностей – скорей всего, от весеннего половодья. Почти сплошь земля заселена лишайниками и мхами, в низинах буйствует осока. В сухих местах леса грибов мало, но попадаются и подосиновики, и дураши, как здесь говорят, как редкость – белые и подберёзовики. К болотам за клюквой мы не добрались из-за полома, народ в лесу попадался горластый, грубый – матерятся все, и женщины тоже.

На другой день я решил прокатиться на велосипеде по старым знакомым, скорее временам, чем местам. Дорога почти хорошая, с твёрдым покрытием, что в мои времена было просто неслыханно. Тогда ходили пешком, по пути через или мимо деревень – Мохнево, Соболево, Аристика, Юрьево, Андрониха, Гарь, Крутцы, Обжериха. За 40 прошедших лет Обжериха очень изменилась – в основном из-за дороги, которая пролегла прямо через село. Там, где раньше была почта, теперь откос насыпи дороги, но дом Мухановых на пригорье, Мосягиных, ещё несколько домов и поповский дом ещё стоят. Что особенно непонятно, напротив поповского дома в досоветские времена было православное кладбище, а теперь через него по правой стороне прошла трасса дороги, превратив могилы в основание земляного полотна дороги и откосы в низких местах. Маслозавод давно снесли, но застройку двинули далеко на север и на восток, в гору. Вся деревня утопает в пышной растительности, дома с дороги едва различимы. Сюда подошла Волга со строительством плотины, от Обжерихи она находится всего в 1 км. Здешние места очень живописны, пологие склоны чисты, как степные поля, окаймлённые лесными полями, а ветряная мельница, когда-то работавшая своими крыльями, сейчас в полном небрежении и разрухе. Речка Пешевка течёт в естественном русле, а не так, как лет сорок назад, была повёрнута течь по канаве. Здесь по ночам, когда я просыпаюсь, проспав часов пять, и лежу, стараясь снова заснуть, мысли, которые днём в голове крутились, обретают образную ясность и логичность. Словно я вижу эту логику в картинах и настолько очевидно, что других мнений быть не может.

Ночью ясно увидел, что информация на полуправде и недоверие к народу, неумение разговаривать с ним открыто и просто – никогда не привлечёт народ к партии. Все её программы будут иметь лишь формальный смысл, и эффект дадут минимальный.

На днях сходили в гости к тёте Оле, как обычно, от её суетливых угощений отказаться невозможно. Говорили о Валентине, о смерти его сына, о промахах в воспитании детей, и оказалось, что все мы имели на эти вопросы разные мнения и причинность. Со Львом у меня совершенно нет взаимопонимания, и мы как две противоположности, наподобие отцов и детей, хотя по возрасту разница между нами 7 лет.

Вечером в 19 часов Лев сел в автобус до Москвы, мы с Сашей его проводили, и на душе не весело. Брат заметно изменился за прошедший год, появилось много морщин на щеках и серый цвет лица, поехал в Дом отдыха под Москвой.

Я, чтобы отвратиться от скуки, нужды и порока, копаю и копаю огород, и даже красил крышу сарая. Вечером дочитываю «Модели мира и образ человека» Лейбина В. М. и замечаю: много воды и мало разговора по существу. Общее впечатление о «Римском клубе» сложилось как о клубе утопистов. А вот у Плеханова очень здравое высказывание: «не субъективный разум личности, а объективная логика общественных отношений диктует личности то или другое поведение» (М., 1956 г., т.2, стр. 451). Жаль, что он ушёл раньше времени и не помешал Ленину с Троцким устраивать в России людорубку.

Неожиданно приехала Нина с сыном Львом сюда на неделю. В Москве едва нашли, где купить колбасу, и где-то на «Соколе» купили три килограмма. Сухая, хрящеватая, безвкусная колбаса, такую есть я не хочу, проще съесть натуральную волжскую рыбу, хорошенько её зажарив или сварив. На дворе мозгло, тихо, тепло, в Челябинске такой погоды не бывает, там и земля другая, и воздух другой. Валентин заходил ко мне раза два или три, из которых второй раз был изрядно пьян, и в таком случае на него просто не хочется смотреть. Он как-то высказал такое откровение: «ночью, когда плохо спится, в моей голове звучит музыка, надо только уметь её записать, а я не умею. В другое время, если на работе трудности, у меня в голове, как в кино, прокручивается плёнка с моими проблемами. Так что моя голова «пухнет» от этой работы».

У меня самого бывает нечто подобное – и музыка перед засыпанием и прокручивание образов с шелестом, словно в лесу от листвы, значит, тут схожая патология, или по-родственному.

Нина рассказывает о жизни и работе у них в Туле. Картина настолько идентичная рассказам и картинам, виденным и услышанным в Челябинске, в Москве, в Кургане и ещё неизвестно где, что просто удивительно. На мельнице, где она работает, идёт повальное воровство зерна, муки, комбикормов. Чем выше чин, тем больше тащит, на этом выкармливают скот и птицу и продают, заводят машины, дачи. Все на воровстве, она сама, говорит, тоже носит в своей хозяйственной сумке комби-корма и выкармливает кур. Это её воровство, говорит, мелочь по сравнению с другими, но нельзя же не тащить, когда тащат все вокруг.

Теперь ясны слова К. Маркса: «Сущность человека – это совокупность общественных отношений».

Как-то пошёл к городскому архитектору, мне интересно, как смотрят городские власти на перспективу Юрьевца, старинного города, нашей родины. Население в городе, говорит он, на 60% старики, райкомовскому начальству ничего не надо, Юрьевец для них – трамплин для прыжка в область, в Иваново. Жилой квартал на Селецком поле стройкой уже закончен, но котельная около кладбища представляет собой только котлован и груду сваленных железобетонных конструкций.

02.10.82. Сегодня с утра захолодело, поднялся ветер, полетели редкие белые мухи. Галдящие стаи ворон и галок носятся в воздухе как клочья бумаги. Небо серо, на его фоне видны тёмно-серые клочки облаков, бегущих за Волгу. Сегодня уезжает Нина с сыном Львом, делать здесь стало совсем нечего, только и делаем, что с матерью едим да пьём чай, даже читать не хочется. То ли от работы с копаньем огорода, то ли ещё почему-то, но плечо и рука стали болеть всё больше. Действует на нервы постоянно скулящая собака, видимо, бесперерывно сидящая на цепи у соседа. Неужто хозяин не понимает, что собака – не вещь, не автоматический сторож, а живое существо, которому нужно многое из того, что нужно ему самому. Мне кажется, у здешней России народ более потрёпан и в нём больше надрыва и надлома, чем на Урале. Поголовное пьянство и отсутствие элементарных моральных устоев и уважения к чему бы то ни было, включая самого себя. Огромная беда народа ещё в том, что детей своих они растят в грубости и побоях, в пьяном угаре и беспринципности. Политические дела для себя он рассматривает как «табу» или «не моего ума дело», что, собственно, и вдалбливается ему партией. Так осуществляется руководство кучкой избранных, а для «демократии» выдвигают в депутаты нескольких рабочих и доярок, не обладающих ни знаниями, ни волей. У самого Ленина я читаю (том 3 издания 1946 г. на стр. 23) текст: «русский крестьянин всего более беден сознанием своей бедности, а русский обыватель, будучи беден гражданскими нравами, особенно беден сознанием своего бесправия».

Именно этой бедностью страдает и наш современный народ, вряд ли продвинувшийся за прошедшие 80 и 60 лет Советской власти.

За полдень сходил в порт, там грузят в баржу картошку, на реке тишина. Обратно пошёл, поднимаясь на Грачихинскую гору. Сверху гляжу – меня всего охватывает необъятный простор Волги, а направо чудный вид, земной дол в зарослях библейских от травы и кустов разных до елей и огромных сосен. А весь подгорный Юрьевец как на ладони виден из беседки на Пятницкой горе. Город нынче заметно подновился, дома подкрашены что ли или улучшилось благоустройство, но пыли в городе многовато и это портит всё хорошее. Здесь мне приходят воспоминания о своём детстве – тогда я думал о таких вещах, о которых, мне казалось, никто ещё не думал, и я был одинок в своих мыслях и одновременно мне было приятно и горделиво блуждать по нехоженым дебрям. Я строил себе в кустах шалаш из веток и, забираясь в него, сливался с природой, растворялся в ней, будто превращаясь в ничто, и мне становилось сладостно от того. Теперь все подросли, подравнялись, и я пошёл под общий ранжир, и нет во мне того, что неизвестно было бы людям.

Хорошим свежим утром 8-го октября с Сашей отправились в порт, я загрузился в причаливший “метеор” и через четыре часа был в Горьком. Сразу же поехал в аэропорт, взял билет на 23.10 на ТУ-154 и утром около 7 утра прибыл уже домой в Челябинск, совсем не поспав за ночь.

Конец октября, и неожиданно пришла зима – снег, ветерок, минус 6 градусов, народ с непривычки поднял воротники. В отделе прошедшие две недели народ зачитывался повестью Василия Пескова «Таёжный тупик». Все поражены феноменом старого отшельничества и очень жалеют трёх умерших из семьи Лыковых.

Вдвоём с Жаданом поехали в Варну и в совхоз «Заозёрный» на обследование двух посёлков для разработки проекта их планировки. Цифры задания на проектирование сочиняли у начальника планового отдела, потом директор совхоза эти цифры ревизовал с усмешкой – уж сколько таких цифр надавали мы везде. Ночевали в большом пустом доме, в котором здесь устраивают свадьбы и банкеты. Жадан готовится уйти на пенсию, и ничего его не интересует, но барахло и провизия в магазине вызывает у него живой интерес.

Грязи в поселках так много, что дальше некуда, она настолько окружает тебя, что сам становишься каким-то неряшливым и другим. И одежда становится нечистой, и дело как-то выглядит не вполне хорошим, словно перерождаешься так, что ты дома и ты здесь – это два разных человека.

Возвращаясь из Варны в Челябинск, в поезде познакомились с пожилым человеком, похоже, из рабочих и из передовых. Он говорит: «Что хочет от нас Рейган? Он, дурень, не понимает, что русский человек вынесет всё, что Господь ни пошлёт, и измором его взять невозможно». Я ответил ему что-то вроде «не всё так просто». А про себя думал – нам не гордиться своей собачьей выносливостью надо, а требовать от современной жизни человеческих условий труда и быта, включая транспорт. А мы сидим и готовимся переносить всё, как тараканы, которых решили взять измором или холодом. Попрятались по щелям и сидим, нас устраивают тараканьи условия, и мы вместо борьбы за лучшую долю испытываем чувство вины за своё существование и приносимое начальству беспокойство. А если тебе говорят, что надо терпеть, то откуда мы знаем, дурак это говорит или умный. При нашей системе информации нельзя знать, дурачат тебя или говорят дело – оппозиции же нет.

Перед 7-м ноября на наше здание было навешано большое матерчатое панно, но закреплено было неудачно и ветром его сорвало, едва не порвав в клочья. На панно было написано что-то из бодряческих лозунгов в честь Октябрьской революции, и в институте решили его не восстанавливать из-за испорченной формы плаката. Но райком сказал, чтобы завтра к вечеру панно висело, и начались побегушки, ремонт, реставрация и вывешивание плаката, как будто без этого плаката жизни не будет. Партия, кромсающая народ 65 лет, как браконьер в лесу, себя же изображает спасителем леса. За эти годы дров столько наломали, что пути назад нет, иначе партия распадётся, и главари её попадут под суд.

Но назавтра на работе женщины заговорили о том, что вчера не было торжественного заседания по случаю Дня милиции, и вся программа телевидения изменилась. По радио какая-то странная музыка… Уж наверняка что-то случилось в верхах, люди начали гадать и предлагать варианты о делах в Кремле, но все сходились к одному. И не ошиблись – в час дня было официально объявлено о смерти товарища Брежнева.

Мужчины в обед, как обычно, шумно забивали козла в домино. Кто-то прошёл мимо со словами: «Потише надо бы, ведь Брежнев умер». На что Бирин ответил: «В Челябинске каждый день умирает 17 человек, так что теперь – всем горевать, что ли?»

На улице чуть потеплело, расслабило, третий день стоит траур, а всего будет 5 дней. Стонущая музыка по радио и телевидению наводят тоску, и классическая музыка буквально ассоциируется с музыкой похорон. Словно жизни пришёл конец. В Кремле весьма скоро собрался внеочередной пленум ЦК КПСС и быстро, и единогласно был выбран генсек Андропов Ю. В. Его в народе мало знают, с сожаленьем говорят, что он идеолог, а не хозяйственник. Идеология стоит всем поперёк горла, а хозяйственные дела всех интересуют.

Я опять выехал по делам в Свердловск и прибыл туда утром 16 ноября; почему-то всякий раз, прибывая туда, чувствую, что тут холоднее. Город показался неухоженным, народ – зачуханным. Обедал в Гипрошахтовской столовой и никак не мог избавиться от ощущения, что люди здесь, в основном женщины, пришли просто набить брюхо. Тихо стоят по получасу в очереди, и у всех поголовно какой-то неряшливый затрапезный вид. Даже молодежь, и та совершенно бескрыла и сера даже в одежде, и никто не ждёт ничего хорошего – серая подёнщина засосала всех. Печать обшарпанности буквально на всём.

В гостинице жил в комнате с тремя парнями – двое из Дагестана и один из Невинномыска. Парни что-то продавали в Свердловске и почти ничего не продали, но перенесли это без особого драматизма и поношения здешнего люда. Кажется, ребята неплохие, в политику особенно не лезут, но понятие чести имеют, что в наших краях как-то сразу бросается в глаза.

На днях умер Георгадзе, и опять новый официальный полу-траур. А на сессии Верховного Совета выступил Андропов с небольшой речью, составленной более жёстко, чем речи Брежнева.

Вдруг появился новый способ заработка – через продажу макулатуры, и люди занимают очереди аж с 12 ч. ночи. Утром подумалось: а что, если пойти к первому секретарю обкома и поставить прямой вопрос: куда мы идём? В экономике – развал, хозяина нет, никто не хочет работать, здравоохранение на уровне китайского (по оснащенности, материальному обеспечению, культуре врачевания), просвещение тоже. Транспорт – что магистральный, что городской – в оскудении, строительство, энергетика – всё на соплях! Повальный блат, коррупция, информационная система не информирует, а талдычит одно и то же, словно вокруг неё – скот, а не люди.


Глава 26

Но втроём выезжаем в командировку в Бугуруслан на обследование города и его промзастройки. Несмотря на зиму, здесь видна могучая сочная растительность, население – большая примесь башкир, но Россией здесь пахнет больше, чем у нас на Урале. В гостинице – отличные комнаты на двоих, с телевизором и мягкими постелями. В буфете и в ресторане еда есть, хоть и не богато. Но в магазинах ничего нет, зато я купил «Былое и думы» Герцена. По городу нас возят на «жигулях», лихой парень-шофёр весьма пунктуален и производит хорошее впечатление. На такого парня можно положиться, к тому же он словоохотлив, с ним не соскучишься. Работая здесь, забываешь о доме и как-то раскрепощаешься в угоду общему самочувствию. Здешний архитектор пытается внести что-то своё в городское строительство, и это заметно на улицах, но местные говорят, что его потуги носят формалистический характер, больше для внешней красивости, чем для пользы. Трудности здесь в транспорте, и имеют проблемность не меньшую, чем в крупных городах. Единственный путь в промрайон проходит по путепроводу над железнодорожной станцией и по мосту через реку Кинель. В случае аварии или ещё чего создаётся затор, и весь транспорт встаёт в пробке без другого хода.

Вся командировка прошла хорошо и вполне успешно. Интересно, что обратно возвращались в том же поезде, в котором ехали в Бугуруслан, и с теми же проводниками. В. И. изловчился, где-то приобрёл два кило копчёной колбасы, и в поезде ужинал, когда уже все ложились спать, прячась от нас.

Утром возвращались домой, на трамвайной остановке – толпа «бумажников», часами мёрзшая перед тем, как сдаст кучи своих бумажных завалов.

С работы прихожу поздно и с семьёй почти не общаюсь, считая, что это никому не принесёт пользу. Кока неохотно занимается музыкой, формально отбарабанит пьесу и даже не думает, что играет.

Новый год, 1983-ий, встречали у В. Иванова на ЧМЗ. У них был довольно молодой парень Леонид, и он рассказал нам немало интересного. Ему уже 30 лет, он имеет два институтских образования, а работает слесарем. Говорит, 8 лет назад участвовал в каком-то съезде ВЛКСМ в Москве, и то, как это происходило, стоит рассказать. В Москве так обхаживают делегатов барахлом и обслуживанием, что двумя руками голосовать будешь за всё, что там болтают. Это, говорит, синдром – не устоишь, и всё так хитро организовано, что ты и после съезда превращаешься в марионетку в руках мафии. Зато теперь он ненавидит эту власть за её кретинизм и лживость, и в 30 лет ни во что не верит. Народом вертят, как собачьим хвостом, а тот в большей массе и не понимает, что им помыкают.
Слушая его, получаешь подтверждение своим мыслям и пониманию ситуации.
Глядя на него, видишь, что не оскудела талантами земля русская.

С женой дали объявление о размене квартиры, и недели через две пришла первая женщина с предложением комнаты площадью 13,5 м2 и другой – площадью 17,5 м2. На Северо-Западе. Ни мне, ни жене эти предложения не понравились из-за того, что без отдельной полуторки-квартиры размена быть не может. Коммуналка – это не квартира, а насмешка над квартирой, о которой ходят уже буквально легенды с 30-х и 40-х годов, да и 50-х тоже.

А тут ещё штатный горкомовский лектор Мраморов снова выступает о современном моменте и готовящемся ужесточении правил общественно-экономической жизни в негласном положении. Опубликованы эти положения не будут, чтобы не давать повода для критики со стороны других компартий и государств. Так что будем приятными для иностранцев и прочих наблюдателей.

Нынешняя зима, кажется, ни на что не похожа, морозов не было совсем, хотя и рождество и крещение миновали, и половина зимы прошла.

Я отправился в командировку в Курганскую область, в райцентр Долматово – небольшой городок с простым, по-деревенски радушным населением. Между прочим, в Долматово родился и вырос изобретатель радио А. С. Попов.
Долматовский монастырь, стоящий на крутом берегу реки Исеть, вполне мог бы быть красивым памятником старины и украшением города, но, как обычно, в советские времена был измохрачен и, не думая о религиозном прошлом строения, его превратили в цеха и склады завода «Молмаш». В Долматове купили три книжки мемуаров декабристов, небольшую книжечку Хемингуэя и том М. Горького.

Обследование наше прошло вполне успешно, хотя меж собой с В. М. мы разошлись во мнениях и даже поссорились.

Сегодня не сумел сдать макулатуру в количестве двух связок по 10 кг, приём кончился. По радио, телевидению и в печати компания против расхлябанности и разгильдяйства. Нас призывают и требуют к порядку, дисциплине во всех звеньях, и, вероятно, это правильно. Но до того противно видеть это скотское существование народа и казарменные условия его проявления, что не верится в реальные результаты этой политики.

Почему бы нам не выбирать президента точно так же, как в США – из двух кандидатов? Один был бы коммунист, другой – демократ или ещё кто. Это привносило бы разные акценты в политику, привносило бы элементы демократии в массы, что очень важно для воспитания политической зрелости масс и более точно отражало бы интересы этих масс. А у нас настоящая казарменная демократия.

Коке всё-таки трудно даётся математика, и с матерью они занимаются до слёз. Может быть, тут недостаток педагогического таланта, а может быть у него совсем другой талант. На днях как-то говорит: «Ты же знаешь, что я не дружу с Сашей Жеребцовым». – «Почему же ты с ним не дружишь?» – «Потому, что он троечник». На такой ответ я ничего не мог сказать, и не сказал ему больше. Трудно признаться, но мне кажется, что я не могу его научить тому, что ему нужно. Он не такой, как я, а мать его просто задолбала.

И на работе неприятность, теперь уж ни домой, ни на работу идти нет охоты. Остаётся только переселиться на Луну. Прочёл, наконец, «Асканио».

Неожиданно сплю хорошо, и сны приходят иногда просто полезные для дела. Сегодня приснился какой-то город, его архитектура и планировка буквально могла бы быть осуществлена в натуре. Настолько она красива и органична. И особенность её в том, что старина сохраняется, оберегаемая и приспособляемая для нужд времени.

В воскресенье – чудесная погода, на лыжах прокатиться одно удовольствие, и я не заметил сам, как добрался до рыбарей на Шершнёвском водохранилище. У них – улов, и у каждого по-разному – у одного совсем ничего, у другого – штук 10 подлещиков, небольших, у третьего – штук 15 судачков, похожих на щурят. Лёд бурят буром на глубину 50-60 см, наживка – у всех мотыль, а успехи – у каждого свои.

Тут же встретил знакомого мужика Тимона Ивановича, он прёт на лыжах поперёк водохранилища, ориентируясь на далёкие горки на той стороне. Я говорю: «Куда ты гонишь, там же ни людей, ни лыжни, одни сугробы да кусты?» «Да надоели мне эти люди и в трамвае, и в автобусе, и на работе, и чёрте где их носит», – ответил он и пошёл дальше, не меняя направления.

Я за ним не пошёл не только потому, что от людей не устал, но дикие места той стороны нагоняли на меня грусть. К тому же, на открытом поле водохранилища, где летом величаво стоит вода, сейчас какой-то изобретатель с помощью «Бурана» буксирует настоящий крылатый самолёт без мотора. Конструктор и изготовитель самолёта – пожилой человек – руководит всем делом; за одну буксировку самолёт с одним «пассажиром» пробежал метров 500 по полю и ни на йоту не оторвался от земли. Тяги «Бурана» маловато.

Вечером читаю воспоминания декабриста Н. В. Басаргина, о детстве революционного движения в России. Честные благородные люди столкнулись с тёмным царством и оказались совершенно одиноки и безоружны, но их дело не пропало, как сказал потом кто-то.

Перечитал мемуары Муравьёва-Апостола «Поджио». Тяжела российская история, она и теперь немного лучше. По существу, народ русский не уважают теперь так же, как и раньше. Есть элита и есть скот рабочий, элита ведёт, а скот работает. И всё это сляпано так не демократически, что постоянно натыкаешься на аналоги, когда читаешь историю.

На работе ЧП: молодая работница 28 лет умирала в больнице металлургического района от криминального аборта. Для спасения её было организовано около 30 человек работников для сдачи крови, куда включился и я. Прошёл всю процедуру по переливанию и не ощутил какой-либо потери за 200 грамм, а другие сдавали и 400 грамм крови. Не смотря на все наши старания, Валентина К. умерла, и у неё остались сиротами двое малых детей.

На дворе – середина марта, погода неспешная, ясная. Заводские дымы прут прямо в небо, благо, даже слабого ветерка не нашлось, чтобы увести их от жилого района. Тихо и без стенаний институт хоронил старого работника К. Козлова на кладбище Градского прииска. Туда же привезли хоронить 19-летнего парня, погибшего в Афганистане. Взвод солдат с автоматами, куча офицеров и памятник – прекрасная пирамида со звездой на макушке. Во имя чего гибнут наши ребята в Афганистане?

Зацвела черёмуха, не смотря на то, что на сегодня обещано похолодание. Я воспользовался хорошей погодой и утром в 7.30 занял очередь для сдачи макулатуры под какой-нибудь брэнд под номером 107. С 8 утра приёмщик на красном пикапе начал работать, и на 61-м номере автомобиль был заполнен до отказа, потом пришёл другой автомобиль, и на 99-м номере пошли талоны на «Княжну Тараканову». Но и «Княжны» мне не досталось, и «Осуждение Паганини» тоже, а пришлось довольствоваться «Признаниями Мегрэ», после чего можно смело отправляться на карьер.

И я поехал, чтобы передохнуть и отключиться, на велосипеде на карьер, где немного народа, а тот, что есть – почти все молодёжь. В кругу играют в мяч, купаются. Пару раз искупался и я – вода холодная, но лезть в неё мне было легче, чем летом лезть в тёплую воду. По-настоящему сегодня первый раз загорал, прокатился до посёлка плодоовощной станции – ведь его я когда-то проектировал, но уже совсем не припомню деталей этого селения, тем более, что отступления от проектов – есть обычная, рядовая свобода строителей. После 4 часов вернулся домой, помылся и хочу смотреть по телевизору «Жан-Кристоф». Хамство жены вынужден оставить без достойного ответа.

В «Знание – Сила» № 3 за этот год обратила на себя внимание статья «Закон лезвия бритвы». Определённо, чтобы повысить скорость эволюции, нужно повысить разнообразие, и это касается законов поведения сложных систем, включая и общество людей. И главное, что это общество действительно жизнеспособно, если оно организовано как саморегулирующаяся система. Наше же общество не саморегулирующаяся, и в этом смысле околомертвая система. Добра от нашего общества ждать не разумно.

На работе нам буквально кстати дали задание писать реферат, как завершение экономической учёбы за год. И моя тема – причина низкой эффективности экономики страны по материалам пленума. Резюмируя писанину, я написал: «Причиной низкой эффективности является плохое руководство экономикой и вовлечённость в глобальную гонку вооружений».

Хорошие июньские дни, и дождичек хорош, и природа вся словно взяла старт на летнюю стометровку. А я сходил в поликлинику к инфекционисту, и мне предписано месяц не загорать, не выпивать и ещё что-то в этом роде не делать. Тогда я пошёл с группой товарищей в турпоход на Кисегач – с пятницы по воскресенье. И поход прошёл успешно, если не считать, что нас прогнали со стоянки на территории заповедника, оштрафовав на 20 руб., и заставили прятаться в глухом лесу с субботы на воскресенье. К тому же, мне в правую ягодицу впился клещ. А на озере нас атаковали лесники, егеря и даже фотокорреспондент телевидения Сапеев, всего 4 или 5 человек.

Показывали какие-то справки, в которых одни запреты на какую-либо деятельность в заповедной зоне – нельзя собирать грибы, ловить рыбу и ещё что-то. Но мы, по-моему, ничего такого не делали, даже грибов направленно не искали, но зачем часть озера превращают в искусственно недоступную зону для человека, непонятно.

В следующую пятницу вдвоём с Николаем М. отправились на озеро Узункуль, где строилась летняя база нашего института, прихватив с собой снасти для рыбной ловли. До Долгодеревенского ехали автобусом, а потом 11 км шли пешком по полям и лесам в своё удовольствие и предвкушая хорошую рыбалку.

База строится, пятеро парней наводят крышу, трое штукатурят и отделывают внутри. Дом красивый, ладный с высокой острой крышей и аккуратной кирпичной кладкой.

С народом встретились, и до рыбалки дело не дошло, но переночевали в вагончике вполне дружно, а в субботу оба сидели около трёх часов почти напротив базы, и ни одного поклёва. На другой день передвинулись на другие места и опять сидели больше двух часов в ожидании улова, и все бесполезно. Мужики говорят, что даже с переметов по 200 крючков снимают 1-2 рыбки. Это полный мизер и заявляют, что карп после нереста отдыхает, и пробудить его сейчас – только зря терять время. И возвращались мы с Николаем домой той же дорогой и так же дружно, но азарта и энтузиазма заметно убавилось.

Я почему-то начинаю полнеть, хотя съедаю утром яйцо и пью стакан чая, вечером – редиска, килька, хлеб, чай. К обеду на работе, кажется, слона съел бы, почти то же вечером, но нет аппетита только утром. Видимо, всё-таки слона есть надо, но не здорового, а тощего, чтобы его худоба передалась мне, иначе просто никак не удержать полноту мою.

Стоят знойные жаркие дни, хотя с утра, как сегодня, было много сырости и дождливого тумана, потом пошло на круги своя и лучшей погоды для растительности, наверное, не бывает. Тихо, безветренно, дымам лететь совсем некуда. Кока растёт, рисует по-прежнему автомобили и трактора, похожие на танки, в кабине – шофёр с цигаркой во рту и дымом изо рта и цигарки. Интересно, что игры у мальчишек во дворе почти те же, что и у нас были в своё время, но у нас, кажется арсенал был побольше. Мы играли ещё в лапту, в попа гонючего, в футбол и ещё во что-то…

На работе не работается, грустные мысли мешают делать дело. Кажется, я приближаюсь к серьёзным вопросам. Если бы у больших тел существовала аннигиляция, как у элементарных частиц, как это было бы просто и чисто. Но и это не даёт мне веры в то, что тогда всё будет хорошо.

По телевидению передают «Служу Советскому Союзу» о танкистах. Взрослые парни выступают перед микрофоном и говорят детскую чушь. А поглядите, как держится перед «юпитерами» Аманта Смит, ей всего 10 лет, а она не пыжится, не старается сказать что-то несусветное. Говорит то, что думает, и в этом отличие их общества от нашего. А у нас – ходульность мыслей и слов культивируется государством с детства. Почти перестал читать газеты, достаточно взглянуть на заголовки – везде одно и то же, прямо макулатура. А пора бы понять нашей верховной власти, что демократизация общественной жизни – это не дань кучке интеллектуалов, а материальная сила всего общества. Без демократизации, открытости общества нельзя ожидать эффективного движения вперёд ни в экономике, ни в науке, ни в чём. Время энтузиазма, замешанного на фанатизме, прошло, теперь ничего не получить даром, за всё надо платить, и не демагогией, а золотым содержанием.

Конец июля, небо обложило с самого утра, дождь лил без устали часов пять. А мы всё же надеялись на просветление в небесах и собирались в лес за клубникой. Но пошёл я один. Дождик прошёл, в лесу сумрачно и тихо. Запах сырой земли, подстилки, травы мгновениями напоминает Юрьевецкие леса. И, несмотря на сырость внизу и слёт капель с веток дерев, в лесу немало людей, собирающих грибы, которых до отчаяния мало. Из-за глухой сырости я пробыл в лесу меньше часа и почти пустой возвратился домой, по пути заехав к Г. Н. Гуляевой. У неё на просмотр было оставлено раньше небольшое сочинение, которое она прочла и обещала по нему высказать своё мнение. Она высказала мне, как недостаток, неразвитость фабулы сочинения и, в связи с этим, почему герой – солдат. Посоветовала обратиться в клуб, но можно и послать куда-нибудь в журнал.

Интересные сны смотрю по ночам, особенно когда вечером прочту какую-нибудь задевшую меня статью или телепередачу.


Глава 27

Недавно получил ответ из «Комсомольской правды», куда я отправил письмо, возлагая главную вину плохого отношения людей к работе, в озлобленности на условия жизни, бюрократичность всей жизненной организации, на плохое отношение к человеку вообще. Газетчики пишут мне, что готовят обзор писем читателей и мою точку зрения обещают учесть. Мою точку зрения учитывают уже 30 лет, и всё собираются учесть её в обзоре писем – и в «Советской культуре», и в «Литературной газете» и, естественно, в «Комсомолке». Не проще ли было бы её просто опубликовать, а потом обсудить открыто, но такое в нашей стране несбыточно, как и в доисторические времена.

Опять отравляюсь в отпуск на родину – через Горький в Юрьевец. Хотелось бы встретить брата Льва, сестру Нину, но в аэропорту скопилось народу из-за нелётной погоды – ни встать, ни сесть. Придётся повременить, но всё же до Горького я добрался. Горьковский аэропорт продолжает разрушаться и производит затрапезное впечатление. Вообще в Горьком, на мой взгляд, плохие архитекторы, ни одного крупного выигрышного осевого здания они не сумели посадить удачно. Здание МПС вообще словно выросло из бурьяна, отсутствие стилобата и парадной приподнятости делает здание никчёмно-рядовым. Завершает картину неряшливость улиц, дорог, низкий уровень благоустройства, разваливающийся бордюрный камень.

Но в Юрьевец я приезжаю просто, чтобы отдохнуть от обыденщины и окунуться в густые здешние леса, отчаянно вдохнуть ртом воздух и отключиться от домашнего стресса, который портит жизнь. Я даже как-то высказал мысль Саше К. о том, что не стоит ли мне переметнуться сюда жить насовсем? Но он заявил мне: «У тебя красная книжечка есть?» – «Нет». – «Тогда и не думай, что найдёшь здесь приличную работу, понял?»

Вчера здесь был отличный день с редкой прозрачностью воздуха. С Пятницкой горы, заросшей сейчас непролазными джунглями хороших кустарников, просматривается верхняя половина города, дамба и вся Волга. И везде видны берега, за исключением взгляда на Пучеж. Там вода сливается с горизонтом и отдельные участки суши островами словно висят в воздухе.

С Сашей К. вечером сходили на старинное кладбище, на могилу его матери и на могилы моих дедов. А новое кладбище по Кишинёвскому тракту забраковано уже после больших захоронений и будет снова засеваться лесом. Оказывается, здесь очень высокие грунтовые воды, а для кладбища это просто не приемлемо, но какой же умник его сюда запроектировал? Я знаю, кто делал Генплан города, это Азбукин из Ленинграда, и это немолодой и опытный человек. Но неужто это обычная наша халатность и безответственность? Нарисуй что попало, а там – хоть трава не расти. Скорей всего, это не его вина, а градоначальников.

Сооружается районная больница на горе в пониженном месте с вырубкой гектара полувекового леса. Невразумительный квартал пятиэтажных домов на Селецком поле среди одноэтажной старой застройки как-то не гармонирует. Всё делается абы как, о настоящей архитектуре совершенно не знают, или забыли.

С матерью говорили о Лёве – ему 45-ый год, он холост и женитьба не предвидится. Здоровье у него весьма ненадёжно, давление иногда вылезает за 200, и он уже говорил матери, что не хотел бы лежать в Подольском кладбище, а лучше бы сжечь его в крематории. «А куда же урну-то девать?» – спросила она, а он ответил: «Рассеять мой прах по долу нашей горы в Юрьевце». Прошлым летом здесь умер «Вася-Кустик», так сердобольные старушки его поминают и устроили ему, как блаженному, пышные похороны.

Оказывается, этот «Вася» «свихнулся», когда их семью раскулачивали в 30-х годах. Просто в семью пришло ГПУ, он был подростком, отца и мать разметали по свету, а его загнали в тюрьму в Вичугу и били там жестоко, думая, что он прикидывается дурачком. Потом выпустили, и он жил в Юрьевце, у кого придётся, и все принимали его, как юродивого и блаженного.

Вообще, по словам матери, сталинская ликвидация кулачества как класса есть что-то жуткое, сейчас сравнимое с геноцидом или режимом Пол Пота в Камбодже. Чуть более зажиточные семьи или семьи священников в любое время дня и ночи выгоняли из дома на улицу; отца, а то и мать тоже – хватали, увозили, а дети оставались на улице на произвол судьбы. У них отнимали дом, родителей и доброе имя, редких из них забирали родственники или чужие люди. Другие попадали в детдом. Один из таких детдомовцев, рассказывала мать, потом говорил: пришёл человек в военной форме и увёл отца и мать, а он остался один, ему было всего 5 лет, но в память ему это очень врезалось. И спустя 30 лет лицо этого военного он узнал уже в Москве, и задумал убить его, не считаясь ни с чем. Он не рассказал, выполнил ли свой замысел, но будучи в детдоме мальчишкой, в нём было столько злости, что он однажды, когда купался, утопил в речке маленького мальчишку.

По радио – шум о самолёте с пассажирами, сбитом нашим истребителем в районе Сахалина. Рейган обвинил нас в варварстве и, наверняка, тут была провокация, а мы, как обычно, топорно не поняли, и теперь нас клянут и поносят во всём мире. Удивительно то, что в нашем руководстве понятие компромисса в политике не гнездовалось, и они, как очумелые, пёрли вперёд, не считаясь с потерями своего народа и думали, что шли вперёд. Такой бескрылый деятель, как Брежнев, был увешан, кажется, пятью золотыми наградами высшего разряда, и никто не поймёт, за что. Народ об его деяниях и заслугах ничего не знает, и если просто его присутствие на заседаниях отмечается как геройство, то что уж говорить дальше.

Вчера с Валерой Б. ходили за грибами, набрали столько же, что и прошлый раз с Сашей, но встретили двух грибников с полными корзинами. Валера – партийный, но сейчас, говорит, надоела ему эта обязанность, одна, говорит, говорильня. Он живёт в Арзамасе, работает в почтовом ящике, и там ему совсем неплохо живётся, хотя от семьи своей он ушёл. Теперь он свободен, на работе ему выделили комнату и обещают отдельную квартиру, а он думает вернуться жить в Юрьевец, когда пойдёт на пенсию. Собирается долго жить.

Удивительно, что люди огромной страны встречаются или могут встретиться, не смотря ни на что, как-то просто так. Вчера встретил мужчину с нашей горы – Ю. Крутова, который работает на золотых приисках Колымы и торчит здесь один, пьёт досыта, и собирается пробыть здесь до декабря, хотя у него дом в Вишнегорске. Удивительно то, что он бывает в Челябинске, и даже в районе Северо-а.

Понедельник, утро ясное, но воздух прохладен и летуч. И хотя днём потеплеет до плюс 17, топить печку придётся.

Вчера ещё раз сходил в баню, а на обратном пути зашёл к тете Оле, а от неё без угощения не уйдёшь. Но всё-таки мы с Юрием Крутовым пошли за грибами в сторону поселка Михайлово. В лесу сухо, и потому грибы не очень растут, те, что попадались, были старые и крупные, новых нет. Но по большой корзине мы всё же принесли, в основном подберёзовики, маслята, белые. Уже перед уходом на автобусную остановку на просеке встретили лосиху, которая вдруг понеслась через лес. А на её месте вдруг появился взрослый волк, и это было на расстоянии метров 100. Он остановился, посмотрел на нас, и двинулся к нам, а мы поспешно ретировались, схватив на ходу по хорошей палке из валежника. Через 15 минут мы были уже на автобусной остановке.

Я отправил посылку в Челябинск с яблоками и чесноком.

Как-то быстро все происходит, словно меняется время. Я уже в Челябинске, в его ауре и завтра же еду в командировку в Свердловск. Кока почему-то не прижился во Дворце пионеров, может быть, ему помешал вечный ларингит. А я вернулся из Свердловска через пару дней, и мы в Свердловске обошли кучу проектных организаций, но не встретили женщин, которые выглядели бы как женщины, а не как рабочие лошади. Ни в одежде, ни в лице, ни в манерах не отличить их от мужчин. Серая рабочая масса, даже без намёка на кокетство.

Зато дома вечером принимали гостей – Женю Трусову и подругу Свету, и всем было приятно. Сейчас, кажется, и женщины, собираясь в группу, тоже не отрицают сдабривать эту сборку, если не водкой, то по крайней мере вином – немного, но как бы по ритуалу. Это снимает психологические преграды, уравнивает всех в один котелок и поднимает настроение. Не надо придумывать предмет разговора, всё происходит само собой, и любые вопросы выплывают и обсуждаются, вплоть до вполне личных. Конечно, многое зависит и от того, кто собирается и каковы личные отношения.

На работе вдруг возникла сверхурочная работа по специальности грузчика и перевозчика. Наш работник Евсей Львович вдруг поменял квартиру и кто, как не товарищи по работе, сделают доброе дело и перевезут семью вместе с домашней мебелью и скарбом. А потом семья эта съехала в Израиль, оказывается, продав свою квартиру и начисто лишив мужа своей дочери каких-либо прав. Тот просто остался в стране Советский Союз без квартиры и каких-либо отношений с еврейской де-вушкой, которая неразумно вышла замуж за парня, не соответствующего нужному статусу. Об этом мы узнали, спустя время и не смогли как-либо помочь парню. С виду вполне порядочные люди делают в нашей стране всё, что вздумается, лишь бы хвосты этих дел были наглухо закрыты в Израиле.

Год близится к завершению, и работы по обследованию существующих предприятий в промрайонах тоже должны заканчиваться при благоприятной и не заснеженной погоде. Нас, группу из трёх человек, снова направили в Магнитогорск. План походов по территориям мы разрабатывали в городской архитектуре при городской администрации в здании, похожем на Пентагон. Такое сравнение единодушно сложилось у нас в группе, видимо, из-за его распластанной четырёхугольной формы. Графический материал подготовлен, и осталось выходить в натуру.

Комбинат на противоположном берегу реки смотрится как пробудившийся вулкан. Из огромного кратера в небо прёт чёрная туча и совершенно немыслимо, чтобы на том берегу ещё жили люди. Но там расквартирован целый жилой район, построенный одновременно с комбинатом в 30-ые годы.

Завтра отправимся в промрайон. Работа обычная, без особенностей, даже вспомнить не о чем.

Получил письмо от матери из Юрьевца. Пишет, что Валентин пьёт напропалую, вошёл в компанию к Л. Багрову, тоже моему бывшему товарищу, старше меня года на два, и пьют целыми днями, бросив работу. Мать просит ему написать что-нибудь. Но что я могу ему написать, я же знаю его положение – сын погиб, дочь с больной головой, жена – не то, что надо. Жизнь ему не мила и бесполезна. Человек без стержня, потерявший заботу о сохранении и приумножении дома и богатства, деградирует. В семье ему тепла нет, на работе тоже всё надоело. Он ещё довольно долго искал себя, хотя это следовало бы делать раньше. А вот В. Бодунов – тот, что работает в Арзамасе, разошёлся с бывшей женой и нашёл себе новую подругу, и готовится уходить на пенсию и вернуться в родной Юрьевец. К пенсии, говорит он, надо готовиться, и до этого уже недалеко, но удивительно то, что Валерий до сих пор находится под жёстким присмотром матери, которая не даёт ему не только спиться, но и на улице гулять свободно.

04.03.1984. Новые выборы в Верховный совет, я взял паспорт и хотел сходить на избирательный пункт, но на плакате увидел, что голосовать надо за маршала Москаленко, которому 82 года, и он совсем дряхл даже на плакате. Что это за выборы, вероятность пышных похорон?

В пятницу вчетвером отметили в «Берёзке» сорокалетие В. Русакова. В умеренности и спокойствии посидели около трёх часов и ушли, на мой взгляд, несытые и незабытые. Разговоры вокруг семейных и рабочих тем, и темы эти бесконечные.

Утром 8-го послали сына за хлебом в магазин, и он ушёл минут на 10, а потом пропал. По телевидению шёл матч, и я вынужден был бросить смотреть матч и отправиться искать его, но он пропал чёрт те куда. Оказывается, он встретил своих мальчишек и ушёл с ними – вообще никак не догадаешься куда. Мы уже места себе не находим, готовимся подавать в розыск, не знаем, что делать, а он часа через три вдруг объявляется дома, не купив даже хлеба. Вот Бармалей!

Почти неделю втроём бродили по району ЧТЗ с обследованием. Уже пошла грязь и топь, обошли больше десятка предприятий, и почти в каждом ощутили себя лишними людьми, мешающими работать. некоторые откровенно глумились над нашими бумажными делами и мы благоразумно не вступали с ними в пререкания. Производственникам действительно нелегко. С них спрос «давай-давай», а возможности куцые, почти нищенские, вот и нервотрёпка.

Наверное, не случайно позавчера снова произвёл фурор в умах наших сотрудников городской лектор Мраморов. Выступил с лекцией об экономике и фактически нарисовал очень неприглядную картину, царящую в идеологии нашего общества. Мы в морально-этическом тупике, а вожди, руководившие обществом, получают все почести, словно привели страну к процветанию. И это все его слова, даже не поймёшь, к чему он нас призывает. Мол, теперь, наконец, до властей дошло задуматься о человеке, они думали, что образованием и долбёжкой марксистских лозунгов можно воспитать убежденных марксистов и честных людей? А теперь – всё начинай сначала? С какого начала?

Кока воюет. Сейчас рисует на листе бумаги воинов и тучи стрел и снарядов из одной стороны в другую. Взрывы превратили листок в сполохи, от которых человечки летят вверх тормашками. Голосом тут же урчит, тарахтит, ухает, стреляет из пушки. На войну всё похоже, но военным ему не быть, уже сейчас очки «минус 2». Он вчера сдал специальность по музыке на «4″, и это считается хорошо. Едва успев сдать экзамен в одной школе, он с бабушкой сумел успеть в другую школу, и тоже всё благополучно. Но самый лёгкий предмет для него – это «история».

В пятницу организованно ездили в Центральный лекторий, на лекцию профессора Орлова. Говорит, мы идём и уже фактически пришли к самоуправлению на производстве, но никто ни снизу, ни сверху не знает, что это такое и как его осуществить. Наша российская неповоротливость и отсутствие всякой демократической школы в народе и в системе – неизвестно к чему всё это приведёт. А время не ждёт, и потому мы уже проигрываем соревнование с капитализмом.

Лекции о непорядках в нашей экономике нам читают, и ритмично посылают одновременно то на посадку капусты, то косить траву, то ломать у дерев ветки. А вот в Италии, оказывается, на крупных предприятиях имеются фабрично-заводские советы, которые выбираются прямым голосованием. В их функции входит урегулирование отношений рабочих с предпринимателями, вопросы общего функционирования предприятия, его развития вплоть до интересов всей страны.
А у нас – при так называемом социализме – уже более 60 лет ничего подобного нет и в помине (см. журнал «За рубежом» № 1249 за 1989 г.).

Погода нынче неустойчивая, за день раза два наползает громоздкая туча, запрыгает шквалистый ветер, пару раз громыхнёт, но не всякий раз помочит. Воздух прохладный, хоть солнце и печёт, когда выглянет из-за туч, но и только. Читаю «Путешествия на Сахалин» А. П. Чехова. Отдельные места читаешь как отличную художественную прозу – например, «Егор». Одновременно читаю Л. Толстого. Прочёл «Хаджи Мурата» и обратил внимание на простоту и невычурность прозы Толстого. Он пишет, как чувствует, и нисколько не мудрствует, не мудрит.

Прошла неделя августа, погода летняя и вместе с сыном я ездил в мастерскую по ремонту велосипедов по проспекту Победы. Кока без велосипеда почти как безработный, это для него и гульба, и работа, и путешествие. И гоняет он на велосипеде весьма смело, быстро и удивляюсь, что на сегодняшний день у него была всего одна травма – ушиб руки, не считая мелочей.

Купил билет на самолёт в Горький и 8-го числа был уже там. Ночь переночевал у знакомой старушки Александры Сергеевны на улице Романова, и утром отправился в Юрьевец на “метеоре”. Погода была спокойная, катер шёл быстро, и без проблем я прибыл в Юрьевец уже в 11 часов утра. Дома матери не оказалось, и я пошёл в огород, чтобы встретиться с деревьями, кустами, с посадками и плодами. Вишня осталась на двух деревьях, яблок немного было ещё на четырёх яблонях, терновник без плодов, малина тоже без ягод. Мать появилась через полчаса с ношей из старых досок, собранных с оград разрушенных домов. Встреча без особых объятий – так, словно года разлуки и не прошло.

Погода пошла дождливая, от этого поднялась несусветная сырость и прохлада. Мать даже начала для тепла зажигать печь. Я, так стремившийся в компанию с Сашей и Валерием, реально не мог до них добраться. У Саши жила какая-то вздорная горластая женщина, а Валерий всё занят какими-то делами при доме, а, скорей всего, у него тоже подруга, и она его никуда не пускает. Поэтому я дома – пилю и колю дрова, собираю колорадского жука на картофельной ботве, ремонтирую забор в огороде.

Пару раз гулял по городу, заходил на базар, который был настолько пуст и жидок, что не на что было и посмотреть.

Смотрел строительство новой больницы на горе, и впечатление очень несветлое. Коробка главного корпуса возведена, возведены ещё три коробки подсобных зданий, но вокруг такой беспорядок. На строительной площадке – исковерканная земля, беспорядочно спиленные деревья, бурьян без границ и коммуникационные рвы и траншеи. Представляю, какая грязь и бездорожье будут стоять осенью и весной, наш народ не умеет делать технологично и аккуратно. А тут ещё почти рядом начато строительство квартала многоэтажных домов из силикатного кирпича, не считаясь со сложившейся застройкой прошлых времён. И даже сносятся добротные, привязанные к родной земле, дома.

С Сашей всё-таки сходили за грибами, набрали изрядно, больше полукорзины каждый, в основном грибы белые, полубелые, сыроеги. Немного лисичек.

В лесу на меня напала стая пчёл, вероятно, я по неосторожности наступил на их гнездо. Они жалили мне руки и ноги, и я целый день хожу, словно исхлёстанный крапивой.

После работы ко мне заходил Валентин, посидели с ним часа 2-3, и я проводил его почти до самого дома. Валентин много говорит о своей работе, своём профессионализме, способностях, хотя никакого училища или школы профессиональной он не проходил, и неграмотность его в разговоре заметна. Но в округе известно, что к нему, как специалисту, приезжают даже из других районов и везут его туда, чтобы он что-то там исправил, научил.

Вспоминаю Челябинск, вспоминаю своих. Здесь я почему-то неважно сплю. Вероятно, здесь много проблем, которые ставит мать самой своей жизнью и своим будущим. Здесь всё как-то обнажается своей тёмной стороной и кладбищенской окраской. А земля сыра и тяжела. И Валентин говорит, что за прошедший год я заметно изменился, лицо стало шире, полнее, старее. Все туда идём.

Опять приехала Нина с сыном Львом. Они привезли колбасы, сыру из Москвы, курицу, так что я уже не ем щи.

Сам два дня ходил на Волгу, рыбачил с дамбы на зелень, за всё время поймал две сорожки, да и то одна из них оказалась солитёрной.

Саша ездил за рыбой на лодке на всю субботу и привёз её килограмм 50, мне принёс килограмм 5, в основном подлещики. Жарил их частично, а большую часть рыбы развесил на чердаке, чтобы её завялить. Саша говорит, что солитёрная рыба уже считается нормальной.

Ходил в юрьевецкую баню, это баня отличная, в любой день свободно, парилка всегда работает, воды полно.

Замучила меня здесь еда: проснёшься – предлагают поесть, часа через 3-4 – снова, потом опять еда. Не знаю, насколько я располнел, но замечаю, что ремень брюк в талии требует новых дырок.

Читаю Достоевского «Записки из мёртвого дома». Вроде интересно, но так далеко это и такая старина, а на полке ещё «Скверный анекдот», «Игрок». Достоевский наверняка психопат, велеречив и действует на нервы. В какой-то мере жизнь повторяется, и тетя Оля работающая на текстильной фабрике вахтёром, рассказывает о фабричной рвани, которая не то что русского языка не понимает, но и опасна для жизни.

Неожиданно приехал Лев из Подольска, он похудел, постарел, но внутренне не изменился. С утра мы прошлись с ним по базару, купить там нечего, вернулись обратно под одним зонтом через гору МТС. Лев находит вполне вероятным уход нашего народа из активной жизни в пьянство и нигилизм, потому что социализм отнял у него цель быть богатым. Ему некуда стремиться – впереди то же, что и сзади.

В начале сентября Лев и Саша проводили меня в порт на “метеор”; не хотелось садиться, втроём нам всегда хорошо и вольготно. А спустя пару дней я уже работаю, и бытие в Юрьевце словно приснилось. Кока занимается то настольным теннисом на ЧГРЭСе, то дзюдо во Дворце пионеров, то музыкой в музыкальной школе. От того, что везде он ходит нерегулярно, успехи его малы. И пацаны-разрядники позапрошлый раз, пока он занимался в секции тенниса, изваляли его спортивный костюм в грязи специально так, чтобы потом он не смог его надеть. Пацаны – народ злой, и слабаков лупит без жалости. Жена жалуется на опухоль во чреве и говорит, надо делать операцию. До ответа из Свердловского института радиологии она вместе с Костей отправляется на время в Дом отдыха «Карагайский бор».

23.09.1984. К нам вдруг заходит в квартиру человек, худощавый, небрежно одетый и с мешком, полным яблок. Его зовут Никита, и я догадался, что это, вероятно, муж моей сестры Изольды, которая живёт в Алма-Ате. Но он ничего такого не сказал, но сказал, что едет в Нижнюю Увелку и просто зашёл к нам. Пришлось сходить в магазин, он купил две бутылки водки, которые мы выпили вдвоём, потом пошли искать ещё, и у таксиста купили ещё бутылку за 10 руб. Кажется, выпили и её, и я потом отключился, так напиваться мне в жизни ещё не приходилось. Но пока я был в себе, я понял, что он говорит несколько невнятно, торопливо, что ли, иногда я его переспрашиваю. Он говорит, что был 4 месяца в Афганистане, был в Кампучии, Монголии, Индии. В обстановке очумения я не мог воспринять всё это реально, и думать не мог, что человек этот был во всех этих землях, и вдруг случайно зашёл к нам. Он уехал следующим утром, когда я был ещё во сне, а он не счёл нужным меня будить и уехал. Ну прямо как ангел, но с тех пор – ни одного всплеска взаимосвязи по почте или ещё как не было между нами. Изольда этого, вероятно, и не знает, а мы даже не догадались это вспомнить.

Ночью 08.11.1984 в 12 часов пришли Кока с матерью. От Пионерской шли пешком с сумками. По словам матери, в «Карагайском бору» отдохнули чудесно. Всё время были при делах и занятиях, были застолья. Они очень довольны, а я здесь скучаю.

Одновременно в Индии Индиру Ганди сожгли, в США снова избрали Рэйгана, а у нас – День милиции.

С женой ни одного слова, полезного ни для меня, ни для неё самой. Я хмур, неразговорчив, отрешён.

Тих и прозрачен воздух, даже дымы куда-то делись, на термометре минус 12. Сын говорит, что ему больше всех нравится в школе урок труда. На этом уроке, говорит он, не сидишь час за партой, а подвижен, свободен. Из предметов наиболее интересна для него история. Кроме того, у него теперь есть кубик Рубика, хотя производства челябинского опытно-экспериментального завода и потому, конечно, низкого качества, но его можно крутить.

А мне иногда приходят в голову мысли: теперь ведь уж всё прошло, впереди финиш, а что я сделал за время своего существования? Не знаю даже, о чём вспомнить. Всё кажется мелким, несущественным, вроде голова полна серьёзных мыслей, и мысли нестандартны, а применить их негде. Рутина и бюрократия, а также социальная нищета сводят всё к крыше над головой и куску хлеба.

После того, как страна сталинских времён деморализована и народ уже не верит в моральную порядочность властей, сделать это, кроме как новой революцией, невозможно.

Сегодня второй раз за сезон ходил на лыжах. Почему-то Миасс замерз чуть не до самой плотины, раньше его можно было перейти только при морозе ниже (холоднее) минус 20.

Читаю «Большие надежды» Диккенса. Как-то подумалось: почему вода вытекает из ванной, организуя воронку по спирали, не похоже ли это на спиральные движения галактики, которые тоже утекают в ничто, то есть в вакуум? Вакуум, значит, форма существования материи и возникает он только при сверхингуляторности в центре галактик. Фактически спиральная галактика есть сформировавшееся движение материи в ничто, в нуль, в вакуум, который питает потом энергией звёзды. Непонятен только канал связи – «вакуум – новая материя».

Пришёл к выводу – труд есть самое необходимое условие любых достижений. Кажется, я смог бы достичь успехов в музыке или даже в словесности, если бы не ленился и постоянно работал над собой. Но для этого нужна непоколебимая вера в успех дела, чего мне постоянно не хватало.

К середине декабря ударили морозы, и сразу начались неполадки в теплосетях. Вчера прекратили подавать горячую воду и временно – тепло. Спим под двумя одеялами и пальто, так ещё терпеть можно. На работу и с работы нас стали возить на своём автобусе, конечно, за деньги. Трамваи и троллейбусы встали на проспекте Ленина, у пединститута и перекрыли всякое движение.

Никак не могу дочитать «Большие надежды», читаю их с интересом. Сыну завещаю любить книгу и хранить её, лучше хорошей книги он не найдёт друга и учителя. Меня удручает: столько ума досталось неспособному им воспользоваться. Психологическая неустойчивость и недостаток воли – скорей всего, это относится к нашему брату. Сын обязан избежать этого.

Сыну завещаю никогда не курить, не поддаваться никаким давлениям и насмешкам сверстников. Будь твёрд, Кока, и потом поймешь свой выигрыш.

В Индии, в городе Бхопале, от утечки ядовитого газа на заводе фирмы «Юнион Карбайд» отравились несколько тысяч человек. У нас аналогичные случаи происходят тоже, но никто об этом не знает, и блажь нашего государства процветает в определённом канале, а другие каналы просто фыркают.

Грядёт 1985-ый год.

Автор: Дамман Владислав Петрович | слов 9149


Добавить комментарий