Алексей Михайлович Коваленко

Каждый год в начале мая поневоле всплывают воспоминания, истории, связанные с большой войной, с Великой Отечественной Войной и с судьбами людей, прошедших эту войну, с которыми так или иначе связана и моя судьба.

Хочу вспомнить одного близкого мне человека – капитана Алексея Михайловича Коваленко. Он прошёл всю Великую Отечественную Войну, всю Японскую кампанию от первого до последнего дня и пережил столько, что и врагу не пожелаешь, но всё-таки уцелел. Я не стал бы о нем сейчас вспоминать – сколько таких безвестных капитанов прошло войну, не многие из них дошли до победы. Но дело в том, что он для меня не просто капитан Коваленко, он — отец моей жены, он — дедушка моей дочери и прадед моего внука. История его кажется мне настолько интересной и трогательной, что я её расскажу подробно. Ведь святые слова: «Никто не забыт, ничто не забыто» действительно никем и ничем не отменяются, в том числе и временем.

В первый же день войны Алексей Михайлович ушёл на фронт. Поскольку он был очень опытным шофёром и отличным механиком, то получил под своё командование автомобильную роту. В суматохе первых месяцев рота оказалась в окружении. Вырваться из кольца удалось не всем. Алексей Михайлович попал в плен к румынам. Парнем он был шустрым, а румыны не сильно крепкие охранники, короче говоря, очень скоро ему удалось бежать из этого румынского плена. Алексей стал пробираться к своим. А линии-то фронта нет – какая-то ползучая штрих-пунктирная линия с жуткой скоростью, явно превышающей скорость пешехода, двигалась на восток.

Ему всё же удалось каким-то образом пересечь линию фронта. В первой же встретившейся войсковой части он пришёл к офицеру контрразведки, представился и рассказал свою историю. Но шли толпы таких же людей, и девать их было некуда, и делать с ними было неизвестно что. Короче говоря, особист выдал ему какую-то бумажку и сказал: «Мужик, ты давай-ка шагай впереди нас или позади нас. В следующем городе придёшь туда-то и туда, в такой-то отдел, вот предъяви эту бумагу, и там решат твою судьбу». Так капитан Коваленко вместо того, чтобы воевать, отступал вместе с армией безоружный, без формы, с бумажкой в кармане. В каждом следующем городе он приходил к особисту, представлялся и показывал свою бумажку. Тот говорил: «Ну, что ты хочешь, парень. На тебе бумажку, шагай в следующий город». Так Алексей Михайлович вместе со всеми дошёл до той точки, где фронт каким-то образом закрепился и, наконец, он смог вернуть себе воинское звание, документы и форму. Капитан Коваленко снова стал командиром автомобильной роты. Может быть, я что-то и путаю, но, мне кажется, что он даже нашёл ту самую роту, с которой начинал воевать и с которой попал в плен.

Ему всё вернули, но, как говорится, осадок-то остался. Он прошёл всю войну. Его рота, может быть не с самого начала войны, а немножко позднее, вошла в состав резерва Верховного Главнокомандующего. Она отвечала за доставку боеприпасов для реактивных минометов, для «Катюш», и переброску их с одного фронта на другой, с одной части фронта на другую. С первых же американских поставок студебекеров по ленд-лизу он получил полный комплект этих машин для своей роты и всю войну на них провоевал. Алексей Михайлович был награждён боевыми орденами и медалями, но до конца войны оставался в том же звании капитана, никаких повышений по службе он не получил. Очевидно, это, всё-таки связано с тем, что он был в плену. В каком конкретно – в немецком, в румынском? Кто знает. Разбираться тогда было некогда. Во всяком случае, он так и закончил войну капитаном, командиром роты студебекеров резерва Главного Командования.

Празднование победы не затянулось, и роту погрузили на платформы и перекинули на Дальний Восток. Таким образом, для него война продолжилась. На дальнем Востоке прямо с платформ машины пошли, если не в бой, то, что называется, в ближний тыл армии. Задача перед ротой стояла точно такая же – доставка боеприпасов для реактивного оружия. Эта война оказалась недолгой, и всё сложилось бы хорошо, но случилась беда. Его рота первая вошла на какую-то брошенную японцами железнодорожную станцию, где в тупике стоял состав с цистернами, может быть, не состав – несколько цистерн. И на этих цистернах были нарисованы череп и перекрещенные кости. Эти рисунки должны были оттолкнуть любого человека. Но русский солдат – не тот солдат, которого можно так легко напугать. Короче говоря, первое, что пришло в голову солдатам: «А что же там внутри?» Один из них взял автомат, прошил цистерну очередью, понюхал и закричал: «Братцы, спирт!», и тут началось безумие. Солдаты поснимали каски, перестреляли все цистерны и стали прямо в каски набирать спирт и тут же его выпивать. Все попытки командира их остановить, усмирить ни к чему не привели. Легко представить безумие солдат, вдруг увидевших льющийся рекой спирт. Что же с ним делать? Но для начала надо выпить сколько влезет. Вот они выпили и стали падать один за другим. Спирт оказался метиловым.

Очень быстро появилось какое-то начальство. Командира роты тут же арестовали и без суда и следствия поставили к стенке – за потерю личного состава. Он уже стоял без ремня под дулом направленных на него автоматов, когда неожиданно на станцию влетел виллис с каким-то генералом и его сопровождением. Может быть, я приукрашиваю, может, всё происходило не совсем так, но это просто семейная история, дошедшая до меня в таком виде. Генерал тут же разобрался в чём дело. И вдруг, узнав Алексея, спросил: «Алеша, это ты?!» Оказалось, что этого генерала когда-то в одном из боёв Алексей Михайлович вынес раненого из-под огня. Генерал, взяв ответственность на себя, схватил Алёшу за шиворот, кинул в свой виллис и с той же охраной умчался со станции. Вот так состоялось это спасение. Алексея Михайловича не расстреляли без суда и следствия и даже не отдали под трибунал, но осадок, очевидно, у него остался.

И вот кончились две войны: одна большая, другая маленькая. Капитан Коваленко демобилизовался и приехал в свой родной город Сочи с военными орденами и медалями на груди. Победитель приехал домой. Но радость продолжалась недолго – может день, может два. Его задержали, стали разбираться: кто он, где воевал, как попал в плен, как бежал из плена, какие есть документы. Не было никакого суда, никакой тюрьмы, просто он получил обычную в то время «солдатскую награду», которая называлась «сто первый километр». Жить и работать он мог не ближе, чем в ста километрах от целого ряда городов, среди которых числился и Сочи. И не потому, что этот город был такой великий, а потому, я думаю, что в районе Сочи находилась резиденция Сталина. Алексею Михайловичу повезло, удалось немного уменьшить это расстояние, и он смог получить работу в курортном поселке Лазаревское, примерно в семидесяти километрах от Сочи.

Когда я впервые приехал туда где-то в 1957-м году, он продолжал жить в Лазаревском и почти каждый день возил отдыхающих на открытом автобусе из этого посёлка через Сочи на озеро Рицу по стандартному маршруту. Он имел право проезжать через Сочи, а, собственно, другого пути там и не существовало, но он не имел права там остановиться, зайти к семье. В его обязанности входило – доехать до Рицы, организовать там экскурсию, показать отдыхающим все красоты и достопримечательности и привезти их обратно. Возвращался в Лазаревское уже ночью, а в шесть утра снова садился за руль, чтобы везти на Рицу следующую группу туристов. И так каждый день. Человек он был безропотный, да и другого выхода из этого положения не видел. Алексей Михайлович очень уставал. Чтобы не заснуть за рулём, он придумал такое развлечение: все туристы в автобусе всю дорогу громко пели песни, а он им, как мог, подпевал.

Прошло много лет, шли уже девяностые годы, я работал в бизнесе. Одним из моих ближайших сотрудников был Александр Сергеевич Михаэль, бывший работник ЦНИИ им. Крылова. Он младше меня на семь-восемь лет. Мы работали вместе уже несколько лет. Как-то в очередной беседе, Александр Сергеевич стал рассказывать, как в детстве с родителями отдыхал в поселке Лазаревское, и, как они ездили на экскурсию на озеро Рица. Совсем ещё маленький, он, видимо, чем-то приглянулся водителю автобуса, и тот устроил мальчишку рядом с собой, посадив на какой-то ящик. Потом этот водитель неоднократно брал маленького Сашу с собой в поездки на Рицу и даже закрепил за ним место на ящике. Саша с удовольствием ездил на эти экскурсии, когда его отпускали родители. И вот Михаэль рассказывает: «Ты знаешь, такой был интересный водитель, он всех в автобусе заставлял петь». Я спрашиваю: «Слушай, ты не помнишь случайно, как звали этого водителя?» – «Как же, – говорит, не помню – дедушка Алёша его звали. Помню отлично». – Я спрашиваю: «А ты не помнишь случайно его фамилии?» – «Нет, не помню» – говорит. – «Послушай, а не Коваленко ли случайно была его фамилия»? – «Да, точно, дедушка Алёша, дядя Алёша Коваленко. Да, его кричали: Коваленко к машине!».

Вот так замыкаются круги судьбы. Через столько лет я встретился с человеком совершенно никак не связанным с моим прошлым, с моей женитьбой, но оказалось, что мы с ним oба знали Алексея Михайловича. Вот так пересеклись наши судьбы.

Хочу привести ещё одну зарисовку из той послевоенной жизни. Как я уже говорил, Алексей Михайлович не имел права видеться с семьей в Сочи, то есть мог это делать только ночью, чтобы никто не видел. Он будил соседского мальчика из армянской семьи, просил его пробраться к крыльцу дома, где жила семья Коваленко, тихонечко постучать в стекло, разбудить тётю Надю и сказать, что дядя Алёша ждёт её за углом. Она выбегала, чтобы хоть недолго повидаться с мужем, и через полчаса, через час они расставались. А в шесть-семь часов утра в дверь стучал работник милиции и спрашивал: «А что, Алексей Михайлович или гражданин Коваленко не приезжал сегодня ночью?». Ему отвечали: «Нет, не приезжал. А почему он должен был приехать?». – «Да нет, просто так». После этого милиционер обходил всех соседей. А люди там жили самых разных национальностей: грузины, армяне, лезгины, аварцы, причём все жили очень дружно, я бы даже сказал, одной семьёй. Конечно, они все всё знали, но никто никогда дядю Алёшу не выдал, кроме одного человека. Я очень хорошо помню эту женщину, звали её Марья Ефимовна. Она жила на той же Навагинской улице. Все знали, что эта соседка – секретный сотрудник НКВД и, что она «стучит». Обмануть Марью Ефимовну было практически невозможно, но она ленилась ночью идти в милицию, поэтому дожидалась утра. Утром прибегали, а дяди Алёши и след простыл.

А теперь об истории семьи Алексея Михайловича.

Его мать, для меня баба Соня, – трапезундская армянка. Никто не знал её девичьей фамилии. Коваленко – это фамилия мужа. Во время резни армян в Трапезунде в 90-е годы 19-го века её, маленькую девочку, спасли, вынесли на руках и спрятали от мусульманских фанатиков. Никто не знал, кто её родители, какая у неё фамилия, знали только, что зовут Соня, по крайней мере, на это имя она откликалась. Добрые люди привели её за руку на территорию Армении, потом в Россию и, в конце концов, она оказалась в Сочи. В её узелке нашли какие-то тряпочки и несколько не очень дорогих драгоценностей. Среди её вещей оказался один совершенно неожиданный предмет, который потом долгие годы хранился у меня в семье. Это серебряный подстаканник с видами Московского Кремля. Он был довольно массивный и основательный, но, мягко говоря, не в идеальном состоянии. Судя по следам на донышке, им, похоже, когда-то забивали гвозди. Этот подстаканник стоял всегда у нас в буфете, и мы не особенно интересовались его происхождением. Вдруг, однажды выяснилось, что в коллекции Эрмитажа есть серебряный сервиз, состоящий из шести или двенадцати точно таких же подстаканников, сахарницы, сухарницы и не помню чего ещё. Потом я ходил в Эрмитаж посмотреть на этот сервиз и убедился в идентичности подстаканников. Я долго подшучивал, что, наверное, кто-то из моих предков умудрился выкрасть этот подстаканник из Эрмитажа, и все смеялись по этому поводу. Когда мы собрались уезжать в Австралию, то поняли, что этот предмет просто так запрятать в чемодан и вывезти не получится. Проблемы с таможней нам были не нужны, и подстаканник пришлось оставить. Очень трудно представить, каким путем в дореволюционное время он попал в мелкий захудалый городок, который потом стал городом Сочи, во всяком случае, это очень загадочная история.

Соня выросла, научилась хорошо готовить, в конце концов, стала классным поваром. В тридцатые годы она даже работала шеф-поваром на даче Сталина. У неё уже рос сын и дочка: Алеша и Вера. Она их растила одна, судьбу её мужа я не знаю, как-то никогда ничего об этом не слышал, да это и не предмет моего рассказа. Когда Алексей вырос и стал шофёром и хорошим механиком, она его устроила работать на даче Сталина. Это, очевидно, было начало тридцатых годов. Он там проработал несколько лет, сейчас трудно установить сколько, во всяком случае, оттуда был призван в армию и поехал служить в Среднюю Азию. Там ещё продолжалась борьба с остатками басмачей, другими словами, шла тихо тлеющая война. Закончив службу, Алексей вернулся в Сочи — больной, с малярией, абсолютно лысый. На даче Сталина он уже больше никогда не работал. Потом началась Великая Отечественная война, и я уже выше рассказал его военную историю.

В конце 70-х Алексей Михайлович тяжело заболел. Это уже было время, когда внучка его стала совсем взрослой, а правнук – Сашка, ещё не родился. Когда стало понятно, что у Алексея Михайловича рак гортани, и жить ему осталось недолго, он захотел с нами попрощаться. И мы, конечно, с моей женой Ирой полетели в Сочи.

Он считал, что самая главная часть его судьбы связана с работой и службой на даче Сталина. Вот как раз об этом периоде своей жизни он и хотел нам рассказать. Но, так как говорить Алексею Михайловичу было очень тяжело, он предложил нам сначала отправиться туда на экскурсию. Мы так и поступили.

Нас принял человек, тогда уже пенсионер, который исполнял роль ночного дежурного, то есть сидел по ночам и дежурил у телефона. В это время на территории дачи Сталина располагался санаторий. В основном туда приезжали отдыхать и стажироваться руководители и члены братских компартий из третьих стран, то есть из стран Африки и Южной Америки, из тех стран, где коммунистические партии работали в подполье.

Мы увидели высокие благоустроенные корпуса с хорошими лифтами, которые спускались прямо к пляжу. Но дом, который являлся исконной дачей Сталина, сохранялся в таком же виде, как и во времена вождя. Он был в полном порядке, настолько полном, что даже круглая клумба перед этим домом, совершенно безвкусная, некрасивая, выглядела точно так же, как при жизни хозяина. Ночной дежурный, а в прошлом комендант дачи и начальник охраны, сказал нам: «Пока я жив, и пока жива садовница, которая работала здесь во времена Сталина, ни один цветочек, который сидит в этой клумбе, не будет сдвинут даже на сантиметр, потому что эту клумбу сажал сам Иосиф Виссарионович». Он рассказал, что Сталин любил покопаться в земле, и, что он сам посадил здесь эти цветы. И вот такие же точно цветы на тех же местах эти люди продолжали сажать многие годы уже после его смерти. Я не знаю, на самом ли деле всё это было так, но, во всяком случае, как говорится, «из первых уст».

Нам показали эту клумбу, провели по дому Сталина. Мы не заметили там ничего лишнего: спальня, столовая, кинозал. Всё выглядело очень скромно, может быть, по нынешним понятиям скромно. Однако всё было очень хорошо благоустроено. Это место не имело статуса музея, там никто не жил. Может кто-то, когда-то и останавливался там, я не знаю. Не знаю, что стало с домом в постсоветское время, но тогда он представлял собой такой законсервированный, хорошо сохраняемый дом Сталина.

Мы поблагодарили принимавшего нас человека, вернулись в Сочи, и Алексей Михайлович еле слышным шёпотом всю ночь рассказывал историю своей жизни и работы на даче вождя.

Дом Сталина стоял на горе. От дома до шоссе вела узкая дорожка. Шоссе подходило почти к самому берегу моря, где находился пирс. У выезда с дачи, где-то посередине этой дорожки, размещался контрольно-пропускной пункт, где постоянно дежурила охрана. На площадке около охраны стояла машина Алексея Коваленко. Около самой дачи была ещё одна площадка. Когда на дачу приезжал Сталин, на этой площадке прямо у самого крыльца дежурил его личный автомобиль марки «Паккард». Каждый приезд вождя обставлялся очень основательно. За какое-то время до приезда хозяина прибывала специальная дивизия НКВД из Москвы, которая занимала все высоты, откуда можно было контролировать подходы к даче, то есть выстраивалась хорошо эшелонированная оборона. Ночной дежурный, который обо всём этом нам рассказывал, тогда занимал должность её коменданта и командира маленького гарнизона, который обслуживал и охранял дачу.

Во время своего отсутствия Сталин разрешал соратникам жить на сочинской даче. Там частенько отдыхали члены политбюро с семьями. Бессмысленно перечислять фамилии людей, там отдыхавших – их очень много, на даче проводили лето и дети вождя Светлана и Василий с няней. Всех их и возил Алексей Коваленко. В период отсутствия вождя дачу обслуживала только его машина.

Вот об этом нам и рассказал Алексей Михайлович во время нашей последней встречи.

Далее

В начало