Запомнилось мне это судно по многим причинам. Во-первых, это первое судно, которое мы погрузили для Володи Гридина, во-вторых, Гридинскую шахту и Гридинский уголь ещё не знали на Северо-Западе Европы, он на этом рынке ещё не работал. В-третьих, качество этой первой партии угля оказалось не совсем удовлетворительным.

Качество действительно не совсем соответствовало требованиям европейского рынка, прежде всего, из-за того, что была нарушена технология при отгрузке угля с шахты. Поэтому мы были вынуждены этот уголь взять себе и продать его в Польшу. Нам с трудом удалось найти там покупателя, причём сделка получилась довольно сложная, продажа шла по аккредитиву с очень жёстким сроком действия. Из-за этого возникли дополнительные трудности, так как долго не могли найти подходящего судна. Нужен был сухогруз тринадцатитысячник, который мог бы быстро прийти, быстро погрузиться и хорошим ходом дойти до Польши, чтобы успеть доставить уголь в назначенное время. В противном случае мы могли потерять большие деньги, а груз заморозили бы на неопределенный срок. И такой сухогруз удалось найти.

Судно оказалось совершенно необычным. По своему внешнему виду оно меньше всего походило на балкер. Оно имело какой-то, я бы сказал, хищный корпус боевого корабля. Чувствовалось, что это судно предназначено для очень скоростных операций по перевозке каких-то грузов. Было удивительно также, что это судно имело аппарель, даже две аппарели, в носовой и в кормовой части, которые располагались по борту так, чтобы команда судна могла самостоятельно встать к причалу и выполнить все погрузочно-разгрузочные работы. Судно принадлежало Архангельскому пароходству, готовилось к постановке на завод для ремонта, сроки которого неожиданно по каким-то причинам перенесли. Пароходство решило подзаработать и отправить его в короткий рейс. Так мы совершенно случайно получили этот необычный корабль.

Мы познакомились с капитаном, с командой, обошли судно и всё больше и больше удивлялись. Оказалось, что судно имеет палубную конструкцию, что, вообще, для балкеров странно и неожиданно. Люки, через которые требовалось грузить уголь, находились над трюмом на палубе, где могла стоять техника, которую можно было очень быстро загонять по аппарели и также разгружать, тоже через аппарель.

Мы стали спрашивать, а для чего же предназначено это судно, но нам рассказывали всякие версии, которые звучали неправдоподобно. В конце концов, капитан сказал, что вообще-то это судно способно разместить у себя на второй палубе танковую бригаду. Но люди мы ехидные и тут же задали вопрос: «Скажите, а для чего?» – «Ну, для выполнения всяких гуманитарных и миротворческих миссий в рамках Организации Объединенных Наций. Например, в развивающихся странах или в странах третьего мира, где зреют или уже происходят какие-то конфликты, которые надо успокоить, погасить». Я задал ещё один ехидный вопрос: «Скажите, пожалуйста, а что вы грузите в трюмы?» – Он ответил: «Ну, трюмы предназначены для гуманитарных грузов. Мы же несем мир в эти страны». Я не удержался и спросил: «Я правильно понимаю, что там иногда вместо гуманитарных грузов, хотя бы частично, может быть также погружен боезапас для танков?» – «Ну, – говорит, – как Вам сказать? В принципе – да, конечно, может, но мы же миротворцы. Танки должны просто ехать, они совершенно не должны стрелять. Там размещается гуманитарная помощь – лекарства, продовольствие…»

В общем, оказалось, что судно это для погрузки угля грейферами было не предназначено. Даже если его загрузить, то потом неизбежно возникнут большие сложности с разгрузкой – очень трудно выгребать из трюма уголь, особенно вычищать всякие закоулки. В общем, это судно запомнилось. Я больше никогда не встречался с тем, чтобы подобное судно использовалось как транспортное средство для перевозки навалочных грузов. Но чем-то это судно вызывало уважение – то ли своими обводами, которые воспринимались, как обводы скоростного боевого корабля, то ли его откровенной предысторией, то ли хорошей командой.

Поскольку сроки были очень жёсткие, нам пришлось назначить специальный призовой фонд капитану и порту за погрузку этого судна со скоростью, превышающей любые принятые нормативы. Мы известили об этом судового брокера. Это совершенно легальная операция. Кроме того, мы поставили условия по срокам доставки груза до Польши и за это тоже пообещали сделать хорошую доплату. Все эти меры, конечно, привели к большой потере денег, но это была первая операция, которую мы хотели провести достойно, и все эти расходы шли за счёт нашей компании. Это нормально, мы делали первую заявку, мы показывали, что в тяжелой ситуации мы умеем, я бы сказал так, умеем «держать хвост морковкой». Это выражение очень любил мой отец – «держать хвост морковкой», то есть быть героем даже в ситуации, которая, скажем, явно не располагает к излишнему героизму. Короче говоря, вот так была сделана эта операция. Груз пришел в Польшу буквально в последние минуты суток, когда кончалось действие аккредитива. Деньги за него были получены. Все прошло нормально. Вот с этого началась работа с Владимиром Гридиным.

Потом уже пошли регулярные поставки угля в Высоцк, мы начали делать продажи на рынке Финляндии. Начались новые поездки в эту страну. К сожалению, мы уже не могли пользоваться услугами нашего дорогого друга Свена Эрика Бекельмана, потому что он остался работать со старой командой, которая не ушла со мной в новое плавание. Поэтому нам всё пришлось начинать сначала, но мы хорошо знали всех энергетиков, также как и они нас. Просто пришлось сделать несколько визитов, обо всём договориться и потихоньку начать работу. Я не могу сказать, что нас встретили аплодисментами, с оркестром, но, во всяком случае, нас понимали, и действительно финские друзья нас не подвели и на этом этапе жизни, хотя переговоры проходили, как всегда, непросто.

Одной из фишек, которая сформировала нашу новую позицию на рынке финского угля, стало учреждение Кальвадос-клуба и организация его заседаний. Мы поставляли уголь членам Кальвадос-клуба, а точнее, если по-честному, то членами Кальвадос-клуба становились только те люди, которые готовы были покупать у нас уголь.

Далее
В начало