2.1. Новая должность

В самом начале 1953-го года, сразу же после замечательного лыжного похода, Владимир Николаевич Королев попросил меня вновь взять на себя роль начальника лаборатории, т.к. Аркадий Натанович Хазан должен был уйти в отпуск по семейным обстоятельствам, но не в обычное летнее время. Я уже в прошлом году однажды подобную его просьбу исполнял, не придав этому, событию какого либо значения, даже оставаясь на своём привычном рабочем месте за одним столом с Таней. На этот раз Владимир Николаевич попросил меня пересесть в комнату, где сидело начальство, т.к. срок исполнения функций руководителя коллектива будет длиться дольше.

Работа руководителя была для меня несложной, ведь основными административными функциями – зарплатами, редкими премиями, отпусками и многим другим занимался сам Королев. Правда у начальника лаборатории существовала одна довольно ответственная формальная обязанность – это подпись, точнее, проверка и утверждение заключений по принципиальным результатам, полученным ведущими специалистами после всех испытаний самых основных узлов электрических машин, например, таких как ротор турбогенератора. Паспорт на его соответствие требованиям по множеству показателей на 4-х страницах, подписывал только начальник, и этот документ прилагался в общую документацию при сдаче машины заказчику как гарантия его качества.

Все помнят, что в это же время – в самом начале марта 1953-го года, произошли печальные события, ушёл из жизни старый вождь страны. Наш коллектив, равно как и весь завод перенёс эти дни спокойно и стойко, хотя какие-то не очень простые чувства, в таком огромном коллективе не могли не иметь места. Но, вечером в Университете Марксизма Ленинизма, это печальное событие вызвало у некоторых его сотрудников почти запредельную горечь: одной из наших немолодых преподавателей, от горя и рыданий стало плохо, мы пытались коллективно её успокоить. В итоге её увезли в пункт скорой помощи, к счастью рядом расположенный.

Довольно любопытно завершилось моё временное исполнение должности начальника лаборатории металлов, на время отпуска Аркадия Натановича. После его возвращения, подробностей уже не помню, но Владимир Николаевич Королев вдруг, совершенно для меня неожиданно объявил, что штатным руководителем лаборатории теперь буду я, хватит ей находиться под временным руководством.

Как он это сообщил А.Н. Хазану, не знаю, но мы остались сидеть в той же комнате и, естественно, оба чувствовали себя некоторое время как бы «не в своей тарелке». Я чувствовал себя особенно неловко, т.к. наши отношения с Аркадием Натановичем были вполне сносными, он намного старше меня, во всём опытнее, по возрасту, можно сказать, в отцы годился. А Владимир Николаевич, при всех своих достоинствах, эту операцию совершил, на мой взгляд, очень грубо и топорно. Но, видимо, то, что мы остались работать в одной комнате, слегка смягчило первоначальную резкость и ускорило понимание между нами. После этого, мы с А.Н. Хазаном проработали вместе ещё не один десяток лет, вплоть до его пенсии.

Вскоре появилась необходимость обеспечить срочное изготовление, уже и не помню точно какой, но сложной и ответственной заготовки на «Уралмаше». Для этого требовался выезд в Москву в их министерство. Выбор у начальства выпал на меня, я тут же выехал в Москву. Там, в министерстве мне пошли навстречу со сроками изготовления, но предупредили, что все дела следует обговорить и с исполнителями, т.е. с «Уралмашем», а это уже Свердловск. После моего сообщения о частичных успехах в министерстве, получаю от завода за подписью директора, телеграмму о продлении командировки в Свердловск. При этом для ускорения, разрешался перелёт самолетом (привожу этот пример, чтобы показать стиль работы в те годы).

В.А. Мирмельштейн

Во всех моих дальнейших передвижениях главную роль при получении льготных билетов в кассах аэрофлота и на вокзалах играла именно эта телеграмма. Конечно, я успешно выполнил все дела. Впервые в жизни летал на самолете, кажется, это был небольшой самолёт ИЛ12, но я остался очень доволен и польщен доверием начальства.

Сейчас эти события вспоминаются с удивлением и неким сложным юмором. На «Уралмаше», помимо руководства отдела производства и цеха, познакомился с заместителем начальника ЦЗЛ завода Владиславом Александровичем Мирмельштейном, на редкость приятным, грамотным инженером, хорошо знающим своё огромное исследовательское хозяйство, да и весь завод в целом. Мы с ним с этого момента никогда не прекращали полезное и творческое общение, практически весь наш период работы на заводе, около пяти десятков лет.

2.2. Альплагерь. Заводские дела (1953-1954 гг.)

Новая должность и резко увеличенная занятость на работе не могли отвлечь меня от пристрастия к альпинизму. Количество желающих поехать летом в альплагерь заметно увеличилось, а путевок нам выделили не более пяти штук. Сроки и время остались старые, новостью стало лишь то, что предложили работать инструктором весь сезон, однако я согласился только на одну смену. Было неудобно просить в новом амплуа увеличение длительности отпуска, хотя по законам это разрешалось. Зато удалось освободить лишнюю путевку. Ещё оказалось, что работающему в лагере инструктору положена зарплата и оплата дороги в оба конца. Такого я совершенно не ожидал, однако сознавать это было приятно. Альпинизм явно стал цениться по своим заслугам, даже самоё высокое начальство страны осознало прошлые военные упущения в этом вопросе.

За сезон 1953-го года серьезных восхождений у меня было меньше, но инструкторская работа на редкость привязывала к своим воспитанникам. Я нигде в жизни больше не встречал такой поистине беззаветной преданности граничащей с обожанием, с которым относились ко мне младшие товарищи. Видимо немного забылось, с какими чувствами, вниманием, восторгом мы сами в свое время смотрели на старших друзей-учителей по альпинизму!

Анатолий Васильевич Мозалевский

Вернувшись, домой узнал, что в руководстве завода наметились серьезные изменения. Подробности, правда, узнал не сразу, но они были заметные и неординарные. Наш директор Н.Н. Шевченко перешел на другую работу, потом оказалось, что он стал заместителем министра в нашем министерстве. Но не это было главным событием, а то, что на партийной конференции или на общем партийном собрании завода его дважды провалили на выборах в члены парткома! Редчайший случай в подобной практике. Рассказывали (по секрету!), что он каялся в своих прегрешениях, высокомерии и других недостатках, даже плакал, в конце концов, над ним собрание сжалилось. Видимо после этого он и ушёл с завода, правда, на серьезное повышение. Не могу точно вспомнить, кто его заменил, но предполагаю, что это был наш работник завода Мозалевский Анатолий Васильевич, правда, на короткое время, но об этом подробнее, расскажу позже.

В наступившей осени-зиме запомнились крупные неприятности завода с выполнением годового плана. А этот показатель был чудовищно суров и важен. От него зависело, можно сказать без преувеличения, благополучие всего коллектива, и не в последнюю очередь материальное.

Совершенно незабываемыми, остались непрерывные телефонные переговоры с дальними поставщиками деталей, которые отгружались самолетом либо от того же «Уралмаша», из Свердловска, либо из Сталинграда (тогда ещё так). А по телефону передавались результаты последних, сдаточных и контрольных операций, которые должны были быть внесены в паспорт изделия. Это происходило поздно вечером перед Новым годом в кабинете директора, по его телефону, за его столом, сам директор сидел рядом.

После решения технических (а скорее бюрократических) проблем, директор сел на своё место, соединился с Министром и доложил, что план, хотя и с трудностями, но полностью выполнен, турбогенератор – такой-то, заводом в срок изготовлен, сдан и принят для отгрузки заказчику.

А в это время, вполне реально самолетом везли недостающие детали. Токарный станок в 1-м цехе стоял с раздвинутыми кулачками-захватами для их окончательной недлительной обработки, рабочий дежурил. К утру всё было обработано и установлено на место. План действительно полностью выполнили!

Таких эпизодов было немного, но изредка приходилось в них участвовать, они абсолютно реальны. При этом завод завоевывал даже 1-ое место в соревновании по министерству, а значит, ему присуждалось знамя победителя и заметные премии всему коллективу.

В начале 1954-го года произошла очередная неприятность – авария с нашим изделием, а точнее с небольшим турбогенератором мощностью всего 6 Мвт, но установленного в Китайской Народной Республике. И хотя неприятность была как бы бескровная, т.е. его непригодность вскрылась во время пуско-наладочных монтажных работ, возникший резонанс оказался огромным, можно сказать всесоюзного, если не всемирного масштаба.

Сама же авария технически была почти анекдотичная. Читатель этих строк, думаю, легко поймет чувства монтажников этой машины, которая никак не могла быть раскручена до номинальных оборотов – 3000 об/мин. После очередного пуска, при 1500 об/мин, ротор снова начинал резко вибрировать и никакие приемы балансировки или выравнивания в подшипниках не помогали.

Решили ещё раз извлечь ротор из статора и более тщательно осмотреть. Эту операцию проводили уже неоднократно, но пока безуспешно. Выполнялась она с помощью крана. Сначала ротор слегка приподнимали, затем вытягивали из статора. Операцией руководил наш монтажник А.А. Трейлоб, эту необычную фамилию я хорошо запомнил, к тому же его рассказ пришлось тогда много раз повторять, всё это было им тогда записано и доложено.

Вот тут-то и произошло самое трагикомичное. А.А. Трейлоб вытягивая ротор из статора, вдруг обнаружил, что извлёк только один кусок ротора, его меньшую часть, цапфу со стороны возбудителя! Этот кусок держался на валу за счет обмотки, которая его охватывала и была стянута бандажным кольцом. Можно себе представить впечатление от увиденного куска вала отсоединившегося от ротора всех участников и присутствующих, включая хозяев станции – китайцев!

Не буду мучить читателя подробностями разборок, они были весьма громкими, многословными и всесторонними, но по сравнению с теми, что происходили ранее, значительно более скоротечными. Причину поломки определили сразу и без труда – грубый металлургический дефект, на валу охвативший чуть ли не всё его сечение в месте поломки, но не вскрытый при изготовлении, сборке и испытании машины на нашем заводе.

В то время, когда ковалась и обрабатывалась заготовка вала – 1950-й год, ультразвуковая дефектоскопия металла серьезных деталей, какими являлись любые роторные поковки, ещё была неизвестна. А единственный метод контроля качества вала – его перископический осмотр вдоль оси по специально просверленному для этого продольному каналу – отверстию перед испытаниями был отменен! Поводом для отмены стала, прямо скажем, несерьёзная, а по существу – крохоборная экономия времени и средств якобы из-за малой вероятности появления каких-либо дефектов на таких небольших изделиях. Но, на самом деле, оказалось, что такое вполне возможно! Наши старшие коллеги (руководители), заводские металлурги вместе с металлургами поставщика, довольно легкомысленно, решили слегка упростить процесс производства заготовки, отменив в нём сверление продольного отверстия и, естественно, отменив его перископический осмотр. Тем самым они немного ускорили процесс производства заготовки вала ротора.

Разрушившуюся заготовку, равно как и аналогичные, для других роторов малогабаритных турбогенераторов уже много лет нам традиционно поставлял ленинградский завод «Большевик» (сегодня, как и при его основании «Обуховский» завод).

Несмотря на возникший крупный международный технический скандал, каких-либо особо серьезных оргвыводов по нашему заводу, да и по отрасли, не припомню. Разве что недавно ушедшего от нас на повышение директора Н.Н. Шевчеко, вернули обратно на завод снова директором, разжаловав из замминистра. Но на этот раз он долго у нас не засиделся. Буквально, через месяц-другой уволился и на этот раз безвозвратно уехал к себе на Украину. Больше мы о нём ничего не слышали, разве что вспоминали как не совсем удачного и популярного руководителя.

Новым директором завода назначили кадрового работника «Электросилы» Анатолия Васильевича Мозалевского, который смог успешно руководить заводом, довольно продолжительно, примерно до 1970-го года. Он был квалифицированным инженером, имел хорошие организаторские и административные способности, и заслуженно пользовался авторитетом и уважением коллектива завода

2.3. Приезд на завод К.Е. Ворошилова

Но нельзя не упомянуть и о неожиданном приезде на завод крупнейшего, легендарного деятеля страны: посетил нас Климент Ефремович Ворошилов! Конечно, визит был связан именно с имевшей место неприятностью. Точных дат не назову, но состоялось это, вскоре после завершения всех разборок, либо в конце января, либо в феврале 1954-го года.

Узнали мы о таком незаурядном событии утром, придя на работу. Довольно рано, часов в десять, Климента Ефремовича повели в 1-й цех, где изготавливались все турбогенераторы. Очевидно, ему показали основные станки, главные операции сборки, видимо всё то, что показывают почётным посетителям. А потом из цеха они всей делегацией пешком направились в здание парткома, размещавшегося тогда около Московского (тогда Сталинского) проспекта.

Их путь проходил прямо под нашими окнами. Всем сотрудникам лаборатории очень повезло. Мы смогли подробно из окон хорошо рассмотреть всю медленно двигающуюся процессию. Видимо из цехов масса рабочих выбежала его сопровождать. Получилась колонна гораздо плотнее тех, что бывают при демонстрациях. Бедному Клименту Ефремовичу, небольшого росточка, одетого в чёрное зимнее пальто, аккуратную чёрную каракулевую шапку-ушанку, полностью охваченного восторженной чёрной массой рабочих в спецовках, едва удавалось передвигаться. Нам сверху хорошо были видны его седые усы. Путь до парткома был неблизкий. Как выкручивались в дороге организаторы шествия, не знаю. Но то, что состоялось в парткоме, мне рассказали потом очевидцы. Небольшой зал, естественно был набит до отказа. Секретарь парткома, тогда эту должность занимал видный конструктор отдела электрических машин, Булатов А.И., вышел к маленькой трибуне, сбоку от стола, за которым сидел президиум, где разместились все его члены вместе с гостем, начал было речь, как обычно принято, привычными словами:

«Дорогой К.Е. ….и т. д. Весь коллектив завода, сознает свой долг перед родиной… и т.д. …. Мы, обязуемся….» Но здесь произошло довольно неожиданное продолжение. Климент Ефремович вдруг поднял руку, остановил оратора и произнёс, обращаясь на «ты», примерно следующее: «Слушай, не нужно всё это лишнее, ты лучше скажи, поясни нам, почему ротор сломался?»

Конечно, в зале с одобрением отнеслись к подобной реакции высокого гостя на речь секретаря парткома. Рассказывали, что затем и Климент Ефремович сказал несколько коротких фраз, но каких точно, я не знаю. Видимо, призывал коллектив, трудиться более ответственно и добросовестно.

В то время он недавно стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР, став преемником предыдущих двух председателей – М.И. Калинина и Н.М. Шверника. Можно считать, что формально, это была самая высокая в стране должность, то есть Президент.

2.4. Приток молодёжи на завод. Новые знакомые

Постепенно жизнь на заводе, точнее в нашем инженерном корпусе стала немного успокаиваться, постороннее начальство разъехалось, повторюсь, каких-либо заметных отрицательных оргвыводов после всех описанных неприятностей больше не последовало.

Новый директор завода А.В. Мозалевский очень умело и спокойно руководил непростым хозяйством. Даже мне, совсем молодому и неопытному шефу лаборатории впервые пришлось выступить как руководителю пусть небольшой, но самостоятельной службы в роли администратора. Несколько неожиданно по тем временам, из отдела кадров к нам направили заметный по количеству молодой и образованный рабочий контингент. Тогда это было совершенно необыкновенно – выпускники средних школ полностью и успешно окончившие 10-й класс, имеющие на руках аттестаты зрелости, вместо поступления в институты, вдруг передумывали и шли работать на заводы или другие промышленные предприятия!

Подобного, в Ленинграде ещё никогда не наблюдалось. В те времена приток рабочей силы на завод вообще был чрезвычайно дефицитен. Вскоре выяснилось, что эта инициатива шла «с самого верха», т.е. от правительства, и была вызвана непропорциональным количеством абитуриентов и возможностями ВУЗов.

Сопровождалось это необычное, но, на мой взгляд, положительное явление некоторыми особенностями. Во-первых, к нам обращались одни девушки, видимо мальчики уходили в армию или выбирали другие места работы. Нашим поступающим предписывалось стать лаборантами (отсюда и направление в лаборатории), но с оговоркой, что большая часть из них будет дополнительно обучаться на конкретную профессию в особо организованных для этой цели технических училищах при крупных заводах.

В нашем заводском техникуме открылось специализированное техническое училище № 1. Учащиеся в нем получали небольшую стипендию, но половину учебного времени практиковались на рабочих местах. Были и желающие приступать к полноценной работе без обучения. Такие работники сразу после оформления получали оплату по штатному расписанию, но их квалификация была невысокой, и разряды им присваивались более низкие, чем тем ребятам, которые поступали в штат после окончания училища.

Моя роль начальника лаборатории была совсем нетрудной и даже благодарной, такое кадровое подспорье по тем временам было редкостью. Одна девушка – Нина Темкина, в дальнейшем Н. Блинова, выразила желание сразу-же приступить к работе, другие три или четыре, уже точно не помню, приступили к совмещению учёбы и работы в лаборатории.

Слева направо Женя Забелина, Ася Заяева, предпоследняя - Оля Шустрова

Наша молодёжь

С двумя из них мы сохранили самые добрые отношения, с удовольствием и сейчас встречаемся и продолжаем общаться. Они стали настоящими профессионалами в области металловедения, верными помощниками и самостоятельными специалистами, проработав на заводе весь свой жизненный трудовой путь. Это Оля Шустрова и Женя Забелина (после замужества – О.И. Бабенко и Е.М. Кудрявцева). Очень добрые воспоминания от работы с Асей Заяевой и Верой Татищевой (после замужества Перовой), они бесспорно отличались от многих других молодых кадров высокой культурой, хорошей выучкой, прилежностью в работе и безупречным воспитанием.

Оля Шустрова и Зина Волкова

Надо сказать, что в тот период времени, довольно часто в газетах, журналах и по радио то и дело сообщались довольно интересные новости, как правило, несколько сенсационного толка. Возможно, эти новшества так воспринимались из-за того, что весь предыдущий послевоенный период не страдал изобилием каких либо реформ облегчающих жизнь трудящихся.

На меня произвело особое впечатление изменение правопорядка поступления и увольнения с работы. Я от отсутствия такого закона, как вы помните, совсем недавно довольно существенно пострадал со своим несостоявшимся зачислением в аспирантуру. По новому закону стало возможным подать в отдел кадров простое заявление с просьбой уволиться, даже без каких либо мотивов, например «по собственному желанию». И если отдел кадров не ответит в течение двух недель, законно можно не являться на работу. Такой человек считается уволенным по собственному желанию. Меня эта возможность повергла в полное изумление, я хорошо помнил прошлую двухлетнюю борьбу за простое увольнение с завода с благородной целью – поступить в аспирантуру.

Довольно быстро пролетели три года работы на заводе «Электросила». За это время появились новые знакомые – друзья сослуживцы, с которыми чаще всего совпадали многие интересы, как жизненные, так и служебные.

С первых же дней длиннейшего пути на завод, тогда трамваем № 9, я приметил одну молодую женщину, с которой мы садились на кольце, которое располагалось у Политехнического института. Мы занимали одни и те же места в пустом вагоне, потом выходили на пересадку у Технологического института. Разумеется, каждый из нас в течение этого длинного пути читал свою книгу. Вскоре мы заметили, что конечный пункт нашего пути у нас тоже общий – это наш завод «Электросила».

Мы познакомились. Какого же было наше изумление, когда выяснилось, что и живём-то мы в одном доме и даже в одном подъезде, это был 2-й Профессорский корпус на территории парка института. Оказалось что эта милая молодая женщина недавно окончила Политехнический, конечно, опять всё тот же электромеханический факультет и работает конструктором гидрогенераторов. Её зовут Лена Толвинская (конечно, официально Елена Вацлавовна), дочь известнейшего ученого Вацлава Александровича Толвинского, участника создания знаменитого плана электрификации всей нашей страны, ещё при Ленине и, как известно, по его инициативе – ГОЭЛРО! Мы очень недолго изумлялись такому совпадению. Наоборот, быстро сблизили наши жизненные интересы, выяснилось, что Лена давно и прекрасно знакома с моей женой Ирочкой, но в силу различия по возрасту у них были разные компании.

Лена, как старшая и более опытная сотрудница «Электросилы», немного помогала мне, разъясняя слабые места в конструкциях гидрогенераторов. Мы стали часто встречаться уже не только по дороге на работу. Я изредка встречал отца Леночки, но при этом только почтительно с ним раскланивались. К сожалению его вскоре не стало, ему тогда было не полных 70 лет. Года через два Лена решила уволиться с завода, перейдя работать на кафедру электрических машин в Политехнический институт. Ей стало намного легче существовать, т.к. отпала необходимость длиннейших поездок на завод и обратно. У меня остался памятный общий снимок после устроенного ею прощального ужина с ближайшими друзьями и коллегами по работе.

Очень скоро история знакомства в трамвае, до удивления, полностью повторилась. Когда начинаешь свой путь на работу с конечной точки трамвайного маршрута – «кольца», невольно обращаешь внимание на редких пассажиров в вагоне, тем более что ежедневно это почти одни и те же люди.

Андрей Аверкиев

Я заметил паренька, который ничего не читал, а спокойно философски разглядывал знакомый, повторяющийся пейзаж в окне. Легко заметил, что он тоже делал пересадку у остановки «Технологический институт», а далее пересаживался на любой вид транспорта, идущий по Московскому проспекту (тогда ещё Сталинскому), в сторону Обводного канала. Мы были примерно одного возраста, может быть, он чуть младше. Парень был небольшого роста, в очках, и на пересадке, ожидая транспорт, всегда закуривал.

Убедившись, что мы оба едем на один и тот же завод «Электросила», я, как более опытный, да и по натуре более настырный, обратился нему первым, рассказал, что уже имею опыт такого вида знакомств, сообщив о знакомстве с Леной Толвинской. Как и следовало ожидать, будучи аборигеном района Политехнический институт, Андрей Аверкиев, так звали нового знакомого, хорошо её знал, равно как и всех её родных, но только внешне. С самого детства он жил рядом с институтом. Окончил его недавно, естественно (ставший для меня сакраментальным) элекромеханический факультет, и только что был распределен, как молодой специалист, работать на «Электросилу».

Их – молодых специалистов направленных на завод в том году было совсем немало – более трех десятков человек. Но, к сожалению, это был последний массовый прием инженеров – молодых специалистов на «Электросилу».

Очень скоро я познакомился и с его товарищами – Иосифом Филипповым, Мариком Исаковичем, Аркадием Сивковым. Со всеми, особенно с Андреем мы как-то сразу тесно сблизились, и практически всё время работы на заводе, а это несколько десятилетий, были близкими, как по работе, так и в повседневной жизни. Все эти ребята оказались на редкость твёрдыми и надежными товарищами, не говоря об их прекрасной технической подготовке и незаурядно высоком уровне инженерных знаний.

2.5. Планы по развитию лаборатории

Я работал на заводе уже четвёртый год. Хотя попал на завод несколько неожиданно, я совершенно не чувствовал себя здесь чужим или случайно заброшенным обстоятельствами в несвойственные мне занятия! Надо даже признать, что перед лабораторией стояли совсем непростые задачи, их было много, по сути своей они были разнообразны, но интересны и полезны серьезному производству. Правда, для их выполнения требовалось существенное расширение, модернизация, а главное – углубление нашей служебной тематики.

Такие идеи возникли после знакомства с аналогичными службами на других, развитых ведущих заводах страны, на которых мне уже довелось побывать. Кроме того, у нас сложился на редкость надёжный, опытный, исключительно дружный коллектив, в котором работали настоящие профессионалы. Многие имели за плечами большой опыт прежней работы, включая блокаду, или участие в военных действиях. Несколько немолодых сотрудников трудились ещё в довоенный период непосредственно под руководством Ивана Августовича Одинга, как я уже говорил – создателя этой лаборатории.

Моё неожиданно быстрое назначение на должность руководителя лаборатории, естественно побуждало меня стараться делать всё для её развития и модернизации. У нас было несколько удачных разработок, вроде довольно успешного внедрения метода ультразвуковой дефектоскопии. Хотелось же большего, но кроме общих рассуждений, мысленных планов, иногда близких к мечтам, первое время моего руководства ничем не проявилось. Конечно, главным моим недостатком, видимо, было почти полное отсутствие необходимого организаторского опыта в таком непростом деле.

Надо признать, что мне тогда не было известно, что обо всех этих мечтах, по усовершенствованию технической службы завода, включая и его лабораторное обеспечение, заводское руководство очень серьезно думало и даже действовало. К счастью, в числе основных творцов и исполнителей этого прогрессивного движения, был и наш начальник службы ЦЗЛ Владимир Николаевич Королев. Но мы – младшие, об этом ничего не знали, у руководства, похоже, не было желания заранее афишировать перспективы развития завода. Вскоре, я обо всем этом расскажу подробнее.

А пока, помнится, что до летнего отпуска, мы с Таней Зикеевой, упорно внедряли в цехах новый особый самофлюсующийся твердый припой содержащий серебро и фосфор для пайки медных проводов статорной обмотки различных электрических машин и, в том числе турбогенераторов. Работа особо запомнилась из-за огромных трудностей, которые приходилось преодолевать при внедрении операции непосредственно в производство в цехах завода. Не обошлось и без серьезных неприятностей, даже международных, при поставке одного крупного турбогенератора в Польскую Народную Республику. Однако подробно описывать их здесь, на мой взгляд, будет неуместно.

Участие в прямой инженерной работе мне нисколько не мешало выполнять и общее руководство всей лабораторией. Наоборот, даже помогало. Получалось, видимо, как в спорте – играющий тренер коллективу ближе, чем простой его наставник.

Вскоре предстоял очередной отъезд в альплагерь, причем на этот раз даже в должности младшего инструктора. Соответствующие, на это звание права я получил после зимних и весенних специальных городских занятий, которыми городская секция альпинизма занималась с полной серьезностью. Добавлю лишь к этой теме небольшую справку, сезон в горах был на редкость успешным и по части работы инструктором и в вопросах удачных восхождений. Я выполнил с большим превышением все нормы соответствующие 1-му спортивному разряду и был этим очень доволен. Правда, дома, мои восторги по поводу спортивных достижений никто не разделял, однако это я понял не сразу.

Поход. 1954 г.

Вернувшись в город, приступил к своей основной работе. По осени, как и в прошлые годы, всем коллективом не раз ездили в подшефный колхоз на сбор картошки, а поздно осенью пришлось направить людей и на уборку капусты. Эти работы в те годы не покидали нас, пожалуй, никогда.

Помнится общее комсомольское собрание коллектива ЦЗЛ, которое из-за отсутствия подходящего помещения было проведено на лестничной площадке у входа в наше здание. Его удалось провести только после рабочего дня поздно вечером. Особого впечатления оно не оставило.

Главными же заботами на работе оставались организация и проведение контрольных испытаний всех металлических ответственных заготовок, которых было множество, борьба с браком в процессах металлургического производства заводских цехов, аттестация самых ответственных металлургических узлов готовой продукции и небольшое количество исследовательских работ по металловедческой тематике.

Как я уже пояснил, оценка качества ротора турбогенератора любой мощности занимала особое место в нашей работе. Все проведенные над металлом его поковки испытания и исследования заносились в специальный формуляр с именами специалистов, и весь этот документ – «паспорт ротора» утверждался мною – начальником всей службы. Он прилагался ко всей документации сопровождающей изделие при сдаче заказчику.

В этих трудах и заботах, довольно быстро прошла зима 1954-1955 гг. Кульминационным моментом запомнился канун нового года. Опять выполнение плана завода, завершалось прямыми докладами по телефону из кабинета директора в министерство. При этом они сопровождались контактами, также по телефону с поставщиками комплектующих деталей из других городов. Здесь я вынужден повториться. Сообщались результаты их контрольных испытаний, затем, при положительных результатах, детали погружались в самолет и за ночь отгружались нам, а мы их оснащали уже нашими техническими документами и докладывали в своё министерство о своевременном выполнении плана.

На этот раз, «героем-поставщиком» был «Уралмашзавод» из Свердловска. Причиной такой сложной суматохи была задержка в поставке двух ответственейших деталей – роторных бандажных колец. Их установка была последней операцией сборки ротора.

Наша с директором работа закончилась поздно вечером, но мы всё-таки успели приехать домой и встретить Новый год с семьей. Мне помог это сделать служебный автомобиль, любезно предоставленный Анатолием Васильевичем. Помню, что тогда меня это немного поразило, но с его стороны это был справедливый жест.

2.6. Освоение нового лабораторного корпуса

Теперь расскажу об одном событии, которое для заводского будущего развития имело принципиальное значение. Оно помогло внести в дальнейшую судьбу завода, всего его коллектива, и в нашу лабораторную, едва ли не в первую очередь, серьёзные изменения в сторону прогресса. Конечно, не сразу и не вдруг, но очень надежно и закономерно.

Сейчас трудно вспомнить все детали или мелкие подробности того времени, но мы наблюдали довольно привычную картину некой затянувшейся стройки большого здания выходящего лицевой стороной на проспект им. Сталина (сейчас Московский). Этот 5-ти этажный корпус и сейчас стоит на том же месте – на углу Мариинского переулка и Московского проспекта.

Как почти всегда случалось в нашей практике, срок его готовности неоднократно откладывался и время завершение строительства, уже привычно никто толком не знал. Поэтому здесь уместно будет произнести слово «вдруг». В общем, неожиданно поздно вечером, либо рано утром именно 1-го марта меня вызвал начальник отдела ЦЗЛ – Владимир Николаевич Королев, и без каких-либо предисловий поручил начать переезд в незнакомое рядом строящееся здание. Он сказал, чтобы мы занимали именно ту площадь, которая была по плану предназначена нашей лаборатории.

Владимир Николаевич показал наше помещение на чертежах строящегося корпуса. Признаюсь, я такого не ожидал. Просто дух захватывало! Это был целиком четвертый этаж вдоль Мариинского переулка и половина первого и второго этажей содержащих в себе и большой двухсветный зал с галереями по периферии. Площадь всех помещений составляла что-то около 1200 кв. метров. Я всё это узнал впервые.

Мы оказывались первым коллективом, который начнет освоение нового лабораторного здания, так его назвал Королев. Помню, что эту, как оказалось в дальнейшем, немного сомнительную честь, наш коллектив воспринял весьма позитивно, почти с восторгом. Переезд остальных лабораторий в частности – химиков, которым был предназначен 5-й этаж южной части здания, пока откладывался из-за неготовности вентиляционных устройств, без которых им работать было совсем невозможно.

Другие лаборатории должны были переезжать позже, после завершения нашего переезда, чтобы избежать ненужной суматохи. В.Н. Королев очень «скромно» предупредил, что основные удобства – свет, тепло, необходимая мощность электроэнергии для наших станков в механической мастерской, телефонная связь – имеются, но с санитарией пока недоработка, строители запороли сооружение слива, поэтому раковины для мытья рук и туалеты пока работать не будут. Он добавил, что строители обещают в кратчайший срок этот недочёт устранить. Сказал, чтобы мы как-нибудь эти неудобства перетерпели – рядом функционирует изоляционный цех, и есть надежда, что строители скоро все свои задачи выполнят. Но зато мы переберёмся первыми без каких-либо препятствий, споров и претензий со стороны, которые всегда сопутствуют большим переездам, без осложнений займем все отведённые нам места дислокации.

Повторюсь, наш переезд начался утром 1-го марта. Завод оказал помощь только в переносе около десятка станков механической мастерской. Наша мастерская, размещалась в подвале технического здания и ежегодно, при любом летнем ливне заливалась водой на уровень не менее полуметра, поэтому её переезд был необходим и особенно приятен.

Описывать как наш коллектив – около 30 человек – перетаскивал на себе весь лабораторный инвентарь, просто невозможно, это стоит лишь представить. Вся мебель, шкафы, многочисленные, часто нелегкие приборы, множество книг, деловые папки, журналы и т.д., весь этот скарб мы переносили на руках. При этом надо иметь в виду, что расстояние до нашего нового места расположения было совсем не близкое. Я уже не говорю об отсутствии лифтов, которые ещё не были даже смонтированы. Тем не менее, мы разместились во всех четырнадцати комнатах 4-го этажа южной стороны корпуса и на первом-втором этажах половины корпуса. В большом двухсветном зале, решили временно расположить механическую мастерскую.

Переезд длился без перерыва 7 дней, на 8-й день – это оказалось 8-е марта, в первую половину дня всё было завершено. В те годы первый весенний праздник отмечался лишь простым поздравлением женского коллектива.

Теперь расскажу о том, что произошло в обеденный перерыв в день завершения нашего переезда. Возвращаясь откуда-то из цеха к себе на рабочее место (у меня в новом здании появился отдельный кабинет), открыл входную дверь в коридор и от неожиданности увиденного просто обомлел: перед глазами – длинный ряд красиво убранных столов покрытых белой скатертью (потом оказалось, что это большие чертежные листы). На столах аккуратно расставленные приборы на весь наш коллектив и обилие незаурядной, довольно разнообразной пищи. Чего там только не было! Всего не упомнить, но впечатление осталось незабываемое. Стояло и несколько бутылок какого-то домашнего напитка, даже немного алкогольного, но очень умеренной крепости. Похоже, это была самодеятельность группы товарищей, скорее всего, наших старших работников техников-лаборантов, таких как Зоя Владимировна Бойкова, Эльвира Михайловна Левинзон, Ольга Семеновна Архангельская, Антонина Васильевна Дмитриева, Елизавета Александровна Суворова, Анна Александровна Иконникова, думаю, что здесь поучаствовали и другие наши замечательные коллеги, старшие по возрасту сотрудники. Все они – бывшие блокадники.

Как прошёл этот обед рассказывать нет необходимости. Трудно подобрать подходящие слова восхищения, чтобы передать какие добрые чувства он вызвал. Одно можно утверждать точно: в течение ни одного десятка следующих лет, мы этот день – 8 марта всегда отмечали таким же образом, как годовщину нашего заметного преобразования в сторону высокой цивилизации.

Читатель скоро убедится, что всё случившееся было только началом. Освоение новых помещений прошли без запомнившихся трудностей. Наоборот, скоро нам сообщили о получении давно заказанного импортного испытательного оборудования из ГДР, разместить которое без трудностей удалось внизу на первых двух этажах в двусветном зале. Похоже, что получение этих крупных уникальных испытательных машин и подстегнуло ускоренный переезд в новое помещение.

Все события выглядели на редкость оптимистично, чувствовалась какая-то высшая сила, которая нас опекала. В.Н. Королев о перспективах всех этих поставок ни ранее, ни после переезда не проронил ни единого слова, только давал руководящие команды на выполнения всех преобразований. Он вообще не был любителем рассуждать о выдающихся планах на будущее. Можно сказать, что в его характере чувствовался какой-то устойчивый пессимизм и некоторый мрачный скептицизм, о котором я уже упоминал.

Размещение в новых условиях, даже несмотря на временные неудобства, было по истине роскошным. Конечно, чувствовалась некая бедность или убогость в имеющемся арсенале испытательного и исследовательского оборудовании, но зато любые приобретения новых приборов не вызывали никаких проблем в их достойном размещении. Очень скоро нам удалось в самом большом помещении 4-го этажа (100 кв/м) организовать и достойно оборудовать современную термическую мастерскую с дюжиной разнообразных термических муфельных печей отечественного производства. Работа на них была удобной и безопасной. Все печи управлялись автоматически приборами, размещенными на нами же созданном щите.

Связи с крупнейшими учебными учреждениями города – Политехническим институтом, ЛИТМО, ЛЭТИ, очень способствовали созданию и приобретению нового, иногда оригинального, современного исследовательского и испытательного оборудования. Этому содействовала внедренная сверху и набирающая силу партийно-производственная «модная» система – «Связь науки с производством», которой мы усердно пользовались. Меня даже похвалили на каком-то городском совещании, приведя в пример другим «отстающим» в этом вопросе руководящим работникам. Собранию было доложено, что я «освоил» (значит, затратил на «Связь науки с производством») несколько миллионов рублей, а некий коллега с другого завода сильно «отставал» и не удосужился потратить десятка тысяч рублей. Было забавно такое слышать. Вскоре я узнал, что расходы заводов на научные работы котировались особо, как прогрессивные, а заводы в те годы ими редко пользовались, что оценивалось как отрицательный фактор.

Повторюсь – освоение лабораторного здания стало только началом новой прогрессивной программы развития всего завода. Произошло это в начале 1955-го года, в марте месяце, при нашем новом директоре завода Анатолии Васильевиче Мозалевском.

Далее
В начало