Но о Марии он молчал…
А.С. Пушкин, Бахчисарайский фонтан

Крымский полуостров, куда мы направлялись, был местом с богатой и разнообразной историей. Земля Тавриды помнила многих завоевателей и колонизаторов. Все народы побывали тут, и каждый оставил свой след. Только в двадцатом столетии власть менялась в Крыму минимум шесть раза: сначала Крым был последним прибежищем царской России во главе с бароном Врангелем; затем на его территории была основана Крымская автономная советская социалистическая республика, входившая в состав РСФСР; во время Великой Отечественной войны последовало короткое правление оккупационных германских властей; затем Крым вернулся под власть РСФСР, чтобы в 1954 году волевым решением Н.С. Хрущева стать составной частью Украины.

Крымские татары, долгие годы являвшиеся форпостом Ислама в борьбе с Восточной Европой и Россией, к тому времени были высланы из Крыма Сталиным в места не столь отдаленные (Узбекистан) «за сотрудничество с фашистскими оккупантами». Их место заняли переселенцы из России и Украины.

Решение Н.С. Хрущева было принято, конечно, в полной уверенности в нерушимости СССР. Оно завершило серию территориальных даров России Украине, так что Украина в своих прежних границах теперь похожа на муху на фоне слона, которым ее вдруг сделали.

Замечу здесь для полной ясности, что я с большой симпатией отношусь к Украине и обаятельному украинскому народу, люблю при случае присоединиться к хору при пении одной из пленительных украинских песен.

Но, из песни слова не выкинешь, современная Украина получила свои природные ресурсы, промышленную мощь и территориальные просторы из рук России и неизвестно, сумеют ли скороспелые украинские политики распорядиться всем этим не в ущерб России.

Я думаю, что здесь самое время сказать доброе слово об Анатолии Александровиче Собчаке. Он оказался единственным депутатом Верховного Совета РСФСР, который попытался ввести распад Союза в рамки международного права, предложив отменить все акты, принятые СССР, начиная с декабря 1922 года. В этом случае все возвращалось на круги своя, и каждому отдавалось ему принадлежавшее.

Однако, демагоги и подхалимы, спешившие побыстрее получить свою долю при разделе СССР, оказались многочисленнее, и разумное (и юридически правильное) предложение было провалено без голосования. Думаю, кстати, что многие республики подумали бы, распускать ли Союз, если бы предложение А.А. Собчака было принято.

Не прошло и сорока лет после решения о передаче Крыма Украине, как жизнь показала несостоятельность и непродуманность территориальной перекройки. В результате развала Советского Союза Россия оказалась лишенной всех территориальных завоеваний с начала 18-го века, лишилась портов на Балтийском и Черном морях; даже главная база Черноморского флота теперь находится на территории иностранного государства. Россия вновь оказалась в границах времен Петра I, когда он только начинал борьбу за «окно в Европу». Пот и кровь, пролитые русскими солдатами в течение нескольких веков, оказались потраченными напрасно.

Но пока все казалось прекрасным. Никакой разницы в жизни «под Россией» и «под Украиной» Крым не испытывал: в конце концов, это была все та же Советская власть. Кстати, и об истории Крыма можно было только догадываться. Никто об этой истории не вспоминал, даже гиды на экскурсиях. А о крымских татарах вообще вспоминать не рекомендовалось, так что, читая, например, А.П. Чехова, читатель недоумевал, о каких проводниках-татарах идет речь в его рассказе.

На этом я заканчиваю краткий экскурс в прошлое. У нас будет еще время вспомнить историю. В конце концов, нам было тогда всего по 20 лет, и жизнь была для нас легкой и беззаботной, преподнося один за другим приятные дни.

Поезда в то время ходили в Крым либо до Симферополя, либо до Севастополя. До Севастополя могли ездить только жители этого города или имевшие специальные пропуска. Поэтому основная масса отдыхающих приезжала через Симферополь, откуда надо было добираться автобусом до Ялты.

Мы сели в поезд «Ленинград-Симферополь» и покатили на юг. Я бывал на Украине, а Валерий впервые увидел наш европейский юг. Особенно его поразила оживленная торговля на платформах, где продавались овощи, фрукты, молоко, знаменитое украинское сало и т.д. Продавцы ходили по платформам с оглядкой, потому что официально торговля с рук была под запретом, но местная милиция смотрела на это сквозь пальцы, – ведь торговали родные и знакомые стражей порядка. Да и понимали все прекрасно, что торгуют местные жители не наживы ради, а для того, чтобы как-нибудь прожить.

Я смотрел на все это и думал, как резко изменилась жизнь всего за пять-семь лет. Вспомнилось, как я ездил на каникулы в Лохвицу. Мы с тетей доехали пассажирским поездом до Бахмача, а там как-то устроились на товарняк и долго гадали, сидя в запертом вагоне, сумеет ли проводник нас высадить вовремя, или мы уже проехали свою станцию и удаляемся от нее с каждой секундой. Дожидаться в Бахмаче пассажирского поезда нужно было больше суток.

При Сталине железнодорожная милиция была бдительна и не допускала никаких «буржуазных проявлений» (торговли с рук). В те времена ни родство, ни знакомство не помогали. Да и сами жители не решались выносить что-либо для продажи, ведь это каралось заключением в тюрьму.

Примерно в таких размышлениях доехали мы до Симферополя и отправились на автобусную станцию.

Автобусная часть пути занимала часа два-три и изрядно вымучивала пассажиров, непривычных к горным дорогам с их бесконечными серпантинами. Многие страдали от морской болезни на суше, так что водитель время от времени останавливался и давал нам передохнуть.

Из-за бесконечных поворотов мы мало что успели рассмотреть, но в целом степной Крым показался нам пустынным и пыльным местом. Нет, не одарен человек даром предвидения! Пройдет чуть больше трех лет, и я окажусь в месте, похожем на степной Крым, чтобы провести там долгие годы. Только морского берега там не будет. И ничто не шевельнулось в душе моей, ничто не подсказало будущего…

Короткий спуск к морю привел нас в оазис чистого воздуха и субтропической зелени. Таким показался нам южный берег Крыма с первого взгляда. Дороги и тротуары блестели после недавно прошедшего легкого дождя, одуряюще пахла непривычная для нас растительность, мы как бы попали вдруг в другую страну.

Приехав в Ялту, мы поняли, что этот город переполнен отдыхающими, поэтому пересели на маленькое суденышко и часам к пяти вечера оказались в Алуште.

Надо сказать, что сдача жилья внаем в летнее время была основным источником дохода местных жителей. Поэтому на всех железнодорожных и автобусных станциях, на морских причалах, словом, всюду, где высаживались потенциальные квартиранты, стояли хозяева квартир и высматривали будущих клиентов. Дикари, в свою очередь, имели выбор будущих хозяев.

Так случилось и с нами. Мы подошли к интеллигентного вида старушке и вскоре выкладывали свои вещи в комнате для жильцов. Конечно, никто из сдающих квартиры никогда не платил никаких налогов с этого дохода, зато никто никогда и не проверял всерьез, в каких условиях живут дикие отдыхающие. В спальные места превращались все сараи и навесы, а комнаты вмещали столько коек, сколько можно было впихнуть. Наличные деньги, переходящие из рук в руки, нигде не учитывались.

Пишу это для американского читателя, который приучен показывать все доходы при заполнении ежегодной налоговой декларации. В СССР не было налоговых деклараций, и налоги взимались только с денег, получаемых от государства.

Дом был расположен очень удобно: с одной стороны, до моря было недалеко, с другой стороны начинался подъем в горы. Подъем этот вел на крымскую Яйлу – высокогорные отгонные пастбища. Мы хотели подняться на Яйлу, но так и не нашли для этого времени.

Наша хозяйка, тихая седая старушка, как-то разговорилась и вспомнила, как участвовала в работе Ялтинской конференции в качестве прислуги. Ей удалось увидеть всех основных участников – Сталина, Рузвельта и Черчилля. Заседания конференции проходили в Воронцовском дворце, недалеко от места, где мы жили. Но в детали она не вдавалась, помня наставления офицеров госбезопасности.

Алушта оказалась маленьким чистым городком, предназначенным для жизни пенсионеров и тяжело больных людей. За Южным берегом Крыма издавна закрепилась репутация места, где климат помогал при излечении туберкулеза (еще А.П. Чехов приезжал в Крым лечиться). Таких больных мы увидели в Алуште немало. Отдыхавшие, как правило, не имели проблем со здоровьем и проводили целый день на пляже, упиваясь южным солнцем, черноморской водой и прочими прелестями беззаботного отдыха.

Молодые симпатичные парни, мы не могли не привлекать внимания женской части отдыхающих, но мы были неопытны и не замечали авансов, выдаваемых нам . К тому же, мы не ходили на танцы, туда, где завязывались скоротечные курортные романы. Что отвращало нас от местных танцплощадок? Снобизм? Сексуальное равнодушие? Думаю, что скорее первое, так как сексуального аппетита у нас было предостаточно

Мы легко вступали в контакт с девушками, не лезли за словом в карман, но нам быстро становилось с ними неинтересно, потому что общие темы для разговора быстро иссякали. Нам требовалось время, чтобы понять, что секс и общие интересы – это совершенно разные вещи.

Единственной проблемой в общесоюзных здравницах 50-х годов оставалась проблема питания для дикарей. Строительство столовых, кафе и пр. всегда отставало от потребности в летнее время, так что приходилось отстаивать длинные очереди, чтобы позавтракать или пообедать. Сказывалось отсутствие в СССР частного бизнеса и частной инициативы. В США, например, такая проблема была бы решена моментально и без привлечения каких-либо средств из государственных или муниципальных бюджетов.

Некоторые из хозяев за отдельную плату соглашались готовить еду для жильцов, но делали это не слишком охотно: хлопот было много, а доход небольшой.

Мы с Валерием питались в столовых и кафе. Рядом с нами ели отдыхающие и местные жители, в том числе и хронические туберкулезники, но мы об этом тогда не задумывались.

В Крыму я впервые попробовал и полюбил кумыс – острый кисломолочный продукт из кобыльего молока, считавшийся отличным средством для укрепления легких. Кумыс был единственным, что сохранилось от крымских татар.

Открыл я для себя и еще одно увлечение – подводное плавание и ловлю ракушек. По-моему, я уже успел прочесть книги Жака Ива Кусто, и мне хотелось испытать ощущения человека под водой. Конечно, это было только ныряние с маской и ластами, до акваланга дело не дошло, они в те годы еще не продавались, но удовольствие было огромное. На короткое время ты оказываешься под водой совершенно один в новом и интересном мире подводной жизни. Как только ты погружаешься в воду, ты видишь крупных рыб, которые совершенно не боятся твоего приближения.

А на дне ждут трофеи – рапаны, как называли местные жители крупные раковины. Конечно, рапаны не идут в сравнение с тропическими раковинами, но и они прекрасны своей скромной красотой.

Улов свой я обычно отдавал местным ребятам, родители которых изготавливали и затем продавали нехитрые сувениры из ракушек с неизменной надписью «Привет из Крыма!». Пройдут годы, но каждый раз, оказавшись на море, я надевал маску и ласты и нырял, наслаждаясь ощущением покоя и необычной красоты подводного мира.

Я любил и люблю рыбалку, но на море рыбачить не решался. Во-первых, я не знал техники ловли на море, а, во-вторых, рыбачить в море казалось мне тогда кощунством, сам не знаю, почему.

Алушта. Мы с Валерием Коржиком

Сейчас я вспоминаю дни, проведенные в Крыму, как самые спокойные дни своей жизни. Отдых для тела и души, забвение всех прошлых и будущих трудностей, осознание своей силы и нерушимого здоровья – таким мне помнится это время. Встать рано утром, пройти к морю по утренней прохладе мимо цветущих магнолий, наполняющих воздух удивительным ароматом, и окунуться в черноморскую воду на пустом по утреннему времени пляже – что может быть прекраснее?

Только одно смущало нас: природа Южного берега Крыма была слишком приглажена, слишком зарегулирована человеком. По сравнению с прошлым отпуском, который мы провели на Алтае, нам не хватало нетронутости и дикости в природе

На отдыхе мы неизменно оказывались оторванными от средств информации. Мы не читали газет, не слушали радио, не интересовались происходящим в мире. Видимо, наш мозг нуждался в отдыхе от официальных, часто повторяющихся сообщений.

Надо сказать, что система создания «единого мнения» была в СССР хорошо отработана. Будучи радистами, мы проводили немало времени в свободной охоте в эфире и не раз натыкались на радиостанции, на которых диктор профессионально поставленным голосом диктовал материалы для записи и дальнейшего использования. Обычно это были передовые статьи из газет «Правда» и «Известия» и другие официальные материалы.

Это делалось не только для того, чтобы перепечатывать передовые в местных газетах. По мысли авторов системы местные газеты не могли печатать материалы, входящие в малейшее противоречие с тем, что в этот день было опубликовано в Москве. Поэтому, прочитав центральные газеты, можно было не просматривать местные, и наоборот. Все они говорили об одном и том же и часто одними и теми же словами.

Мы проводили у моря большую часть времени, но все же нашли время, чтобы посетить Воронцовский дворец, Ласточкино гнездо, побывать в Ялте и Мисхоре.

Воронцовский дворец был для нас связан, прежде всего, с именем А.С. Пушкина и его ссылкой на юг. Губернатор Тавриды Воронцов был для нас «полумилорд, полукупец», больше мы про него ничего не знали, да и не хотели знать.

Уже не помню, кто построил и кому принадлежало Ласточкино гнездо. Но впечатление от него было сильным. Стилизованный под старину дом-замок, посаженный на прибрежную скалу, притягивал взгляд издалека, а со стен его (куда никого не пускали), открывались неоглядные виды Черного моря. Ни один корабль не смог бы подойти к Ласточкину гнезду незамеченным.

Крымское ханство, выделившееся из Золотой Орды в XV веке, было государством кочевников. Море не было их стихией, и потому столицей Крымской орды был избран Бахчисарай – селение в сердце степного Крыма. Воспетый А.С. Пушкиным, овеянный романтическими легендами, Бахчисарай в наше время не был избалован вниманием туристов. Мы тоже проигнорировали его и не увидели мест, откуда управляли некогда крымские ханы своими подданными под милостивой эгидой Турецкой империи.

Зато мы посетили Феодосию и Дом-музей И.К. Айвазовского. Феодосия оказалась скучнейшим местечком, но картины в галерее были прекрасны и полностью оправдали потраченный на посещение Феодосии день.

Валерий всегда брал с собой в отпуск фотоаппарат. Из его снимков мне по справедливости доставались только те, где был снят я. Из Крымских снимков 1956 года сохранились только пять. Кто-то по нашей просьбе снял нас у льва; видна часть Воронцовского дворца. На двух снимках – Ласточкино гнездо. На последних двух – я и новосибирская знакомая Валеры.

Воронцовский дворец в Крыму. Я и Валерий Коржик

Он познакомился с этой девушкой в Ялте, увлекся ею и всячески стремился упрочить отношения. Мы встречались с нею несколько раз. Она была студенткой консерватории в Новосибирске – будущей пианисткой. Однажды вечером мы сидели в маленьком кафе, когда к нам подошел грузный мужчина с сыном и попросился за наш столик.

Выяснилось, что это – народный артист СССР Гмыря. Голос у него был действительно прекрасный, мы слышали его много раз по радио. Но запомнился он мне тем, как заказывал вино. Он подозвал официанта и попросил налить пять полных доверху бокалов крымского портвейна, которым и угостил всех присутствующих.

Помня о неприятных ощущениях при поездке автобусом из Симферополя в Ялту, мы предпочитали передвигаться морем на маленьких морских трамваях. Это были небольшие, но все же морские путешествия, приносящие нам удовольствие. Правда, транспорт этот был ненадежен: стоило подняться волне, как рейсы отменялись, а сообщали об этом не сразу, так что можно было потерять немало времени.

Ожидая судно, мы подходили к концу причала и наблюдали за рыболовами. Изредка кому-то везло, и он вытаскивал кефаль приличных размеров. Местное название этой рыбы было «лобан». Во время моего ныряния я видел этих лобанов и помнил, как мало их было в окрестностях причалов. Поэтому я заранее знал, что рассчитывать на большой улов рыбакам не приходится.

Став постарше, я понял, что рыбалкой занимаются не ради добычи, а ради общения с природой, ради отдыха. Так я отношусь к любительскому рыболовству и теперь, хотя возможности в США наловить хорошей рыбы гораздо больше, чем в СССР.

Однажды на пляже в Мисхоре мы обратили внимание на плавучую беседку неподалеку и решили туда сплавать. Часть пляжа с беседкой была огорожена забором из металлической сетки, уходящим в море, но забор легко было обойти по глубокому месту. Сказано – сделано, и мы поплыли.

Добравшись до беседки, мы увидели, что с пляжа, расположенного ближе к беседке, все отдыхающие спешно уходят. Мы решили тоже уйти, спустились в воду и поплыли в сторону нашего пляжа. В этот момент от берега отошли две шлюпки и направились в сторону моря. Наши пути пересеклись примерно метрах в трехстах от берега.

Перед передней шлюпкой плыл полный до округлости пожилой мужчина с золотыми зубами и смутно знакомым лицом. Приотстав от пловца на корпус, по бокам, едва шевеля руками, плыли два внешне похожих рослых мужчины с прекрасно тренированными мышцами и пустым, ничего не выражающим взглядом.

На носу лодки сидела женщина в белом халате, не спускающая глаз с пловца. Кроме нее в шлюпке сидели еще два-три человека. Заметив нас, пловец и все остальные притормозили. «Соседи наши?» – спросил пловец приветливо. Мы что-то пробормотали в ответ. Затем мы пропустили кортеж и продолжали плыть в своем направлении.

«Ты знаешь, кто это?» – спросил Коржик. «Нет!» – честно признался я. «Молотов!» – сказал Валера. Только теперь я догадался, кого напоминал мне пловец. Вячеслав Михайлович Молотов, министр Иностранных дел и член Политбюро ЦК КПСС! Конечно, на официальных портретах он был моложе и импозантнее, но на то и существует официальное искусство, чтобы приукрашивать своих патронов.

Мы вернулись к нашей одежде, оделись и отправились домой. Нашей наблюдательности хватило, чтобы обнаружить за собой слежку, которую, впрочем, не очень пытались скрыть. Видимо, наша прописка и документы были проверены госбезопасностью, но мы оказались «своими», да еще военнослужащими, так что больше никаких последствий эта «историческая встреча» для нас не имела.

Это было определенным послаблением, так как во времена Сталина мы могли бы запросто «загреметь» по обвинению в покушении на жизнь В.М. Молотова.

В 19-м веке Крым был излюбленным местом отдыха царской фамилии и русской аристократии. Лучшие участки побережья были застроены прекрасными дворцами и виллами, обращенными Советской властью в дома отдыха и санатории. Лучшие из них использовались для размещения отдыхающей партийной и государственной элиты.

Элитным местом отдыха детей был пионерский лагерь «Артек». Мать многие годы пыталась выбить для меня путевку в этот лагерь, ссылаясь на мою высокую успеваемость, но так и не добилась своего. Места для сына рабочего и служащей в Артеке не оказалось.

Пройдет не так много времени, и мы с женой получим возможность выбирать для сына между «Артеком» и пионерлагерем «Орленок» (Ракетные войска стратегического назначения). Но это произойдет, потому что я займу более высокое место на социальной лестнице СССР, чем мои родители.

Советское общество того времени было слоеным тортом, и каждому слою полагалась своя доля горького и сладкого. Мы, по простоте душевной, этого не сознавали, наивно полагая, что правда – это то, что говорилось во всеуслышание о равенстве прав и возможностей для всех советских людей, а не то, о чем наши партийные и государственные руководители стыдливо умалчивали.

Так уж получилось, что слушая музыкальные передачи «Голоса Америки», я слышал и новости в изложении этой радиостанции. Началось это лет в 15. Позже, работая на профессиональных военных радиостанциях, мы слушали эти передачи без помех, хотя и с известной оглядкой.

Но содержание этих передач мы воспринимали через «советскую призму», не придавая им большого значения, тем более, что их содержание тоже подвергалось правительственной цензуре, послушно отражающей политическую злобу дня.

Передачи Западных радиостанций были не целенаправленной острой критикой советских порядков, а всего лишь легким щекотанием, хотя и его оказалось достаточным для наших лидеров, привыкших исключительно к «всенародному одобрению», чтобы время от времени разражаться филиппиками в адрес органов «оголтелой антисоветской пропаганды».

Я с новосибирской знакомой Валерия Коржика в Алуште

Случайное знакомство с девушкой из Новосибирска переросло у Валерия в серьезное чувство. Да простит мне она, что я не называю ее имени, ведь все мы еще живы.

Мне она тоже нравилась, что было естественно. Прошло несколько дней, и Валера стал жаловаться, что у них дело не клеится. Я сочувствовал ему, но помочь ничем не мог. Более того, я почувствовал, что нравлюсь ей, видимо, больше, чем Валерий. Что я мог сделать? Я просто постарался реже с ней встречаться. Не мог же я соперничать со своим лучшим другом. Но, так или иначе встречи продолжались, потому что не видеть ее можно было только, если не встречаться с Валерием, который пытался быть возле нее все время.

Обычно мы втроем проводили время на пляже, купаясь и загорая, и говорили, говорили, говорили… О чем? «Чушь прекрасную несли», как сказано в одной из популярных некогда песен.

Например, она была страстной поклонницей ныне, увы, покойной аргентинской актрисы Лолиты Торрес и восхищалась ею не только как киноактрисой (а мы в СССР видели в прокате два ее кинофильма: «Жених для Лауры» и «Возраст любви»), но и как просто обаятельной женщиной. «Я не понимаю вас, мужчин, – горячилась наша знакомая, – такая женщина, а вы тут сидите! Я бы к ней поехала и все сделала для того, чтоб с ней познакомиться».

Она забывала (или не знала), что Лолита Торрес старше нас на 67 лет, что она мультимиллионерша, замужем за любимым мужем и у нее двое детей. Прорвись мы в Аргентину, телохранители не дали бы нам даже приблизиться к объекту ее обожания.

А, главное, попасть-то в Аргентину было для нас невозможно. Такая романтическая восторженность была характерна для нашей молодежи до определенного возраста. Жарко спорили мы с ней и по поводу одного ее новосибирского знакомого, нашего ровесника, у которого водились большие деньги и была своя «Волга».

Мы с Валерием уже знали, что на одну зарплату это сделать нельзя. «Значит, он ворует», – говорили мы убежденно. «Нет, он просто умеет жить», – возражала она. Так мы и остались каждый при своем мнении.

Этот «Крымский треугольник» так и не был разрешен в 1956 году. Она уезжала раньше, мы проводили ее на автобусной станции, я получил от нее теплое прощальное письмо, которое тут же показал Валере. Он дулся на меня несколько дней, потом все пришло в норму.

«Умеющие жить», о которых говорила наша знакомая, встречались довольно часто.

Самыми яркими их представителями были валютчики Рокотов и Файбишенко, которые скупали валюту у интуристов по цене выше официального обменного курса и продавали отечественным «умельцам жить» по еще более высокой цене. Прибыль была огромной.

По слухам, бывшая любовница Л.П. Берия после его ареста стала дамой сердца Рокотова. А это само по себе требовало больших денег.

Но упомянутые выше валютчики были нелегальными мультимиллионерами.

Уповали они на то, что в советском уголовном праве не было статьи, предусматривающей наказание за спекуляцию валютой, как не было и статьи, карающей проституцию.

Когда они были все же арестованы, Н.С. Хрушев решил этот ребус с гениальной простотой. Соответствующая статья была спешно сформулирована и включена в Уголовный кодекс, и пионеры валютной спекуляции были расстреляны по новой статье «задним числом». Не помню только, в каком году это произошло.

Какими бы неопытными любителями вина мы ни были, мы не могли не отдать должное крымскому виноделию. Ведь Крым был не только общесоюзной здравницей, но и одним из крупнейших центров виноградарства и виноделия СССР с многовековыми традициями. Уникальные крымские вина продавались в уличных киосках в разлив и стоили копейки.

Мы попробовали их и заметили, что вкус вин в Крыму был несравнимо тоньше и приятнее, чем напитков под теми же названиями, продаваемых в Ленинграде. А удивительное «Мускатное шампанское», продаваемое в Ялте в разлив, мне так и не удалось найти потом ни в одном магазине России.

Интересно, что в отпуске у нас пропадало желание пить алкогольные напитки, мы только изредка пробовали местные вина и получали от этого большое удовольствие. Видимо, выпивки в общежитии были больше средством тихого протеста против окружавшей нас казенщины, не говоря уже об элементе риска и связанными с этим острыми ощущениями. Органической потребности в алкоголе у нас не было.

Многие киоски по продаже вин принадлежали местным колхозам и совхозам. Они были одной из немногих отдушин, которые Советская власть позволяла им иметь. Эти киоски всерьез рассматривались в официальных кругах чуть ли не как отход от «принципов сельскохозяйственной политики партии», партийные ветераны видели в них угрозу возрождения рынка, но их разрешил иметь Н.С. Хрущев, поэтому они существовали, хотя и были предметом неусыпного внимания органов ОБХСС.

Конечно, ведь это был источник живых денег, которые трудно было учесть громоздкой централизованной государственной финансовой системе. Ну, и колхозы тоже пытались использовать открывшуюся возможность на 100% и продавали через эти киоски гораздо больше, чем показывали в отчетности.

Мы не посетили Севастополь, хотя и могли это сделать в составе какой-нибудь экскурсии, достаточно было показать паспорт или другое удостоверение. Мы отложили этот визит до следующего раза, который так и не наступил. Нам удалось побывать однажды на внешнем рейде Севастопольской бухты на теплоходе «Победа», но в городе мы так и не побывали. Вероятно, наше решение – не ездить в Севастополь, было вызвано подспудным стремлением забыть обо всем военном на время отпуска, но забывать об этом нам не давали.

По южному берегу Крыма проходила государственная граница СССР. Поэтому отдыхающим не рекомендовалось задерживаться на пляже после захода солнца. С наступлением темноты пляжи патрулировались парными пограничными патрулями со служебными собаками. Любители ночного купания легко могли оказаться в роли задержанных, поэтому все послушно уходили с пляжей ранним вечером.

Нарушителей границы с советской стороны в Крыму вряд ли можно было ожидать, так как до ближайшей иностранной земли можно было добраться, только переплыв Черное море. Значит, патрули искали нарушителей, прибывающих «с той стороны». Много ли было таких нарушителей, не знаю. В кино и книгах они были, но это ничего не доказывает. Во всяком случае, за месяц, проведенный нами в Крыму, на границе никаких происшествий не случилось. А случались ли они вообще?

Знаменитый советский пограничник Никита Федорович Карацупа, полковник, Герой Советского Союза, задержал за 30 лет службы 467 нарушителей границы. Помогала ему в этом его не менее знаменитая немецкая овчарка Индус. Во времена Н.С. Хрушева собаку называли иначе, чтобы не повредить дружественным отношениям с Индией.

Так вот, Н.Ф. Карацупа в своих воспоминаниях признается, что все задержанные им нарушители шли… из Советского Союза. Ни одной попытки проникнуть в Советский Союз, 467 попыток сбежать из социалистического рая! Такова статистика. Таков итог жизни прославленного пограничника.

Профессиональные нарушители границы, террористы, разведчики и контрабандисты, переходят при необходимости любую границу незаметно для бдительных пограничников, используя дипломатические, торговые и иные легальные каналы. Наглядным подтверждением этому служат трагические события 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке.

Ясно, что глобальная охрана госграницы была неэффективным и чисто убыточным предприятием. Но она входила составной частью в оборонную доктрину СССР.

То же можно сказать об армии. Гигантские суммы, потраченные на охрану границы и оборону, ушли в воздух, потому что, как выяснилось, никто и никогда не планировал всерьез нападать на СССР.

Но наша пропаганда неуклонно внушала нам, что если империалисты и не рискнули в этом году напасть на нас, то только потому, что они боятся постоянно возрастающего военного могущества СССР и стран социалистического содружества. Поэтому нужно неустанно укреплять нашу армию и оборону, повышать бдительность и все более активно бороться за мир. Ах, если бы эту энергию и эти средства да употребить в мирных целях!

Но эти размышления пришли ко мне много позже. А тогда мы еще верили многому из того, что нам говорили.

Перечитал еще раз предыдущие рассуждения и задумался. США не столь бдительно охраняют границу. А результат? Миллионы нелегальных иммигрантов. Так охранять или не охранять?

С отъездом нашей новосибирской знакомой мы снова остались вдвоем, но все привычные развлечения как-то померкли. Последние дни в Крыму были окрашены для нас грустью расставания.

Поразительная способность человека терять бездумно целые дни и годы жизни всегда удивляла меня. Не были и мы исключением из этого правила. Вот и в Крыму мы пробыли почти месяц, ничего не делая, а в последние дни вдруг спохватились и попытались наверстать упущенное, запомнить и унести с собой в Ленинград всю прелесть этих летних дней.

Наши впечатления о Крыме были смешанными. С одной стороны, мы отдавали должное природе и комфорту, с другой стороны, обилие санаториев и больных отдавало чем-то больничным; казалось, что Крым предназначен для людей более пожилого возраста.

Но время текло быстро и равнодушно, и мы покинули Крым, надеясь, что нам удастся еще не раз побывать в этом щедром солнцем и морем краю.

Далее

В начало