… 1991 год. Последний год существования Советского Союза, апогей кризиса. Лаборатория НТО Академии наук, где я работал, уверенно шла ко дну, и, наконец, я откликнулся на неоднократные призывы Руслана Чурилова вернуться туда, откуда ушел в1986 г. Это место казалось тогда островком стабильности. Бензин нужен всегда, и всегда будет работа, сопровождающая его движение от нефтяной скважины до бензобака автомобиля. Я перешел из НТО на предприятие ЛЭМЗ.

За 5 лет моего отсутствия здесь многое изменилось. В лаборатории — человек 50, из которых мало кто мне был знаком. Все комнаты плотно укомплектованы сотрудниками. Народ группировался по возрасту, по интересам и «по месту жительства». В самой маленькой комнате было человек 5. Здесь привлекал внимание Саша Рудаков. Был он достаточно шумным, эмоциональным. Постоянно вступал в споры по поводу текущей политики. Время было бурное. Коммунизм уходил под всеобщее порицание взбудораженной общественности. А Саша был и оставался коммунистом — настоящим, убежденным, правильным. Будучи почти в полном одиночестве, он защищал свои убеждения, защищал тонущий в кризисе общественный строй. Такая позиция могла бы заслуживать уважения, если бы его аргументация хотя бы немного отличалась от набивших оскомину советских штампов. Он верил, и не хотел отказываться от своей веры, как это легко получалось у многих его бывших партийных товарищей. В общем, это был  честный, но слишком прямолинейный человек. Картина мира, сложившаяся в его сознании казалась мне слишком упрощенной. Однажды, когда дискуссия зашла в сферы национальные, он, как всегда определенно и убежденно, обнаружил свой антисемитизм, в то время популярный среди ортодоксальных коммунистов. Это добавило негатива моему отношению к Саше Рудакову.

Рудаков был всегда в паре с Вадимом Силичевым. У них была одинаковая специализация — аналоговые схемы, они сидели в одной комнате, вместе выходили на обед. В отличие от шумного Саши, Вадик был тих. Он не вступал в какие-то дискуссии и конфликты. Долгое время я его просто не замечал. Я не знал о том, чем он конкретно занимается в этом отделе. Поэтому, когда по работе у меня возникали вопросы по аналоговой схемотехнике, я обращался, конечно, не к Вадику, а к моему оппоненту Саше.  В тени активного Саши Рудакова Вадик не был заметен. А некоторый негатив, который сформировался при общении с Сашей, как-то естественным образом перекинулся и на Вадика, я их воспринимал как единое целое.

Время шло. Постепенно, через контакты по работе, из-за того, что мы были все время рядом, личность Вадика стала для меня проявляться в том нашем пестром коллективе. И чем больше я его узнавал, тем более он становился мне интересен. Была у него, в частности, такая манера — долго слушать рассказчика, не вмешиваясь и не перебивая, а потом задать только один какой-нибудь очень простой вопрос. Как бы для уточнения, чтобы было понятнее. Но естественный ответ на него мог изменить смысл всего рассказа, повернуть ситуацию другой стороной или вовсе дискредитировать рассказчика. Рассказчик в таких случаях не всегда это понимал, или не хотел понимать. И когда такое случалось в присутствии Володи Верхолата, Володя непременно говорил: «Вадик не так прост…» и далее прямым текстом — о том, что скрывается за этим вопросом.

Я пригласил Вадика на дачу. Он приехал со своим товарищем Сашей. Мы беседовали и пили что-то алкогольное весь вечер и большую часть ночи. Вадик и Саша когда-то вместе работали. Меня удивило, что они говорят о своих коллегах и событиях так, как будто все эти люди еще находятся в поле их зрения, а события их волнуют, как если бы они произошли совсем недавно и сейчас станут проявляться их следствия. В действительности, с тех пор прошло уже много лет. Саша человек верующий, я немного подискутировал с ним по поводу религии. На следующий день у нас был запланирован поход в лес. Несмотря на плохое самочувствие (особенно Саши), мы все-таки до леса  дошли …

Потом Вадик приезжал ко мне на дачу еще не один раз. Чаще всего мы ходили за грибами или за ягодами. Оказалось, что Вадик не различает красный цвет. Он собирал клюкву почти на ощупь, но добросовестно набирал свой кузовок. Однажды в сентябре мы ходили за грибами. Дорога шла мимо большого разлива реки Оредеж. Когда возвращались, Вадик предложил искупаться. Было довольно холодно, я отказался. «А я хочу», — сказал Вадик и зашел в воду. Потом он рассказал о том, как купался зимой. Когда-то Вадик жил в доме на Заячьем острове, у Петропавловской крепости. Эти места уже давно облюбовали ленинградские «моржи». Купались они в проруби, совсем недалеко от дома, где жил Вадик. Глядя на них, он тоже решил попробовать. «А почему бы и нет! — Я же ничем не отличаюсь от этих людей». И окунулся в воду.

В начале 90-ых дочь Вадика была еще детского возраста. Отец звонил ей каждый день. Телефон располагался в нашей комнате. Он не был никак отделен от остального пространства, и все обитатели комнаты были невольными слушателями всех телефонных разговоров. Естественно, я не вникал в содержание, но обратил внимание на тональность, с которой Вадик говорил. Было видно, что Вадик очень любит своего ребенка, забота о дочери составляет огромную часть его жизни.  И я подумал, что когда-нибудь это обстоятельство может обернуться печально. Дети взрослеют, и родители постепенно перемещаются с самого переднего плана куда-то в сторону, а затем и вовсе в необозримую даль, становятся обузой. Мы должны быть к этому готовы , а мне показалось, что Вадику трудно это будет принять.  Я с ним не разговаривал об этом, но однажды он сам сказал, что ему никак не представить, что когда-нибудь его дочь выйдет замуж, будет где-то с кем-то жить. В то время я был многоопытным родителем, мой сын уже вернулся из армии. Я сказал ему, что все это будет, и будет даже более того, что он может предположить, и что это все очень естественно. У тебя должна быть своя жизнь, а у дочери — своя… Больше  к этой теме мы никогда не возвращались, я ничего не знаю о том, как сложилось все «на самом деле».

На работе, к 1994 году и я, и Вадик нашли, наконец, занятия, достойные наших желаний. Я занялся минимизацией УРК — прибора, вокруг которого и существовала лаборатория. Вадик стал разбираться с устройством считывания карт, привезенным Чуриловым из Америки. Успешно завершив минимизацию, в 1997 году я уволился.

Мне не удалось вписаться со своими  планами в тематику лаборатории, которая к тому времени стала частным предприятием, именовалась ООО «Петролмаш». Я ушел в «свободное плавание». А Вадик со считкой разобрался, потом сделал свою схему, которая работала лучше прототипа. Работа его увлекла, и далее  он продолжал модернизировать свое творение, все более улучшая характеристики прибора. Зарплата была при этом очень низкая, долгое время Вадик работал не столько за деньги, сколько «за идею». Просто ему эти занятия нравились.

В Советском Союзе именно так и работали инженеры «по призванию», зарплата которых никогда не была высокая. Вадик был настоящим советским инженером (себя я тоже хотел бы отнести к этому сословию). По поводу зарплаты он, конечно, сильно обижался на учредителей. Иногда думал о том, чтобы уйти куда-нибудь. Но в кризисное время возможности пенсионера невелики, можно было уйти только никуда. Гриша Гусаков все время предлагал ему заняться ремонтом кассовых аппаратов в компании «Римиз». Вадик сомневался, что это будет хорошо, и не последовал его совету. Позднее, я убедился на собственном опыте, что он был прав.

К концу 90-ых из большого коллектива в Петролмаше кроме учредителей Чурилова и Мартыненко остался только Вадик. Часть коллектива Вадику все-таки  удалось сохранить. В течение  десяти лет несколько раз в год он приглашал желающих в свою маленькую рабочую комнату на Барочной улице. Приезжали: Володя Верхолат, Галя Никульченкова, Боря Соловьев, Миша Соболев. Когда была возможность, я приезжал тоже. Мы делились мнениями о текущих событиях, вспоминали былое.  Думаю, что из рассказов участников этих встреч мог бы получиться большой интересный роман. Война, целина, советские будни… Расходились поздно, часто успевали только к последней электричке метро. Вадик говорил, что когда он в этой компании, Нина (его жена) не волнуется и не бранится по поводу его долгого отсутствия, поскольку знает, что все будет хорошо. Арендаторы этой комнаты (Чурилов и Мартыненко) не возражали против этих встреч, а иногда даже на короткое время вливались в компанию своих бывших коллег-подчиненных, с которыми судьба их свела на долгие 30 лет.

Была еще одна традиция. Почти ежедневно, в течении десяти лет в обеденное время Вадик заходил к Грише Гусакову, нашему бывшему коллеге, уже давно работавшему в компании «Римиз». «Обед» проходил под разговоры в интерьере петроградских улиц. Когда я бывал в это время в том месте, непременно подключался к ним, а в 2007-ом перейдя в «Римиз», стал постоянным участником этого ритуала.

Вадик всегда выглядел моложе своих лет, стройный, подтянутый. Но однажды он сказал, что вдруг ощутил свой возраст. Тогда еще только психологически, физическая форма у него (во всяком случае, внешне) была отменная. «64 года, это же так много!» — сказал он. «Это значит, что жизнь осталась позади, а впереди только старость». Эта простая мысль, вдруг обращенная на себя, произвела на него впечатление. В то время он бросил курить. У меня, говорит, получилось легко. Взял два листа бумаги, чтобы на одном записать все минусы этого действия, а на втором — все плюсы. Первого списка оказалось достаточно.

Разговор происходил на даче. Вечером пригласили соседа Володю. Нельзя сказать, что в Володиных темах было много оптимизма. Паталогоанатом, судебный медэксперт, он говорил о своей работе. Но человек он приятный, а его рассказы были для нас жутковаты, но интересны. Утром Володя уехал в город. Мы вышли из дома, у входа стояла нетронутая бутылка холодного пива, она была очень кстати. Мы оценили этот привет от Володи.

Последний раз Вадик приезжал на дачу в конце августа 2008 года. Но эта поездка, случившаяся после большого перерыва, оказалась неудачной. Весь август шел дождь, в эти дни дождь тоже не переставал. А Вадик хотел пойти в лес. Давно, говорит, не был. Когда дождь немного стих, мы дошли до ближайшего леса, но вскоре он пошел с новой силой, пришлось вернуться. Вечером Вадик уехал домой. На следующий день дачный сезон у нас закончился. Приехал  сын, мы собрали вещи, поймали кота и уехали в город до следующей весны. Я подумал о том, что непременно надо сделать так, чтобы следующим летом Вадик приехал в хорошее время, чтобы смог получить должное удовлетворение от этой поездки.

Но следующего лета у Вадика не было. Он ушел из нашей жизни 1-го января 2009 года. Возле универсама на Наличной улице уже давно обосновался нищий. Вадик всегда, когда бывает там, подает ему какую-нибудь денежку. Вот и сейчас он направился к нему с этой целью, но поскользнулся, упал, ударился головой. В сознание не приходил. Он умер, совершая доброе дело. Господи! Мы не ведаем промысел Твой.

Провожать Вадика пришли коллеги с Барочной. Приехал Саша Рудаков,  14 лет назад сменивший работу и уже давно скрывшийся с нашего горизонта. Приехал Руслан Чурилов. В процессе ожидания с ним случился приступ, от которого он оправился только к концу этой печальной процедуры. Приехал Саша Мартыненко. Он был серьезно болен. На тот день ему осталось жить всего один месяц.   Забирали Вадика из клиники, где работает Володя, мой сосед по даче.

Так закончилась жизнь этого скромного, доброго, умного человека. Кажется, он был достоин большего, но путь наверх требует иных качеств, иногда сомнительной окраски. Не его это была дорога. В последние годы мы с Вадиком встречались не часто, однако он всегда присутствовал в моем сознании. Как и сейчас.

22.07.09