Впервые я увидел Сашу летом 1970-года, когда ему исполнилось 16 лет. Семья занимала комнату в двухкомнатной квартире на Курляндской улице. Здесь жили Бычковы — Ира, Саша и их мама, Мария Дмитриевна. В тот год у Анатолия Сергеевича (отца детей) истек срок запрета на проживание в крупных городах. Он приехал, но Мария Дмитриевна отказалась продолжать совместную жизнь, отец вернулся на Украину. Вскоре умерла соседка, комната перешла Бычковым. Так они стали жить в отдельной квартире. Квартира маленькая, но по тем временам это было неплохо. После свадьбы, до 74-го года мы с Ирой жили в шестиметровой комнате, потом уехали к моим родителям на ул. Ольминского, но вскоре вернулись. Потом снова уезжали и опять возвращались — так продолжалось до 78-го года.

В 70-ом я уже отслужил срочную службу, а Саша еще учился в школе. У нас разные интересы, поначалу я его просто не замечал. Но Сашу было трудно не заметить. 16-18 лет — возраст очень активный. И, конечно, по любому вопросу у него было собственное мнение. Естественно, единственно правильное и убедить в обратном было невозможно. Мама уже не спорила — тебе видней.

Едва ли ни каждый день приходила соседка тетя Дуся, занимавшая квартиру ниже этажом. О нас с Сашей говорила так — я умный, но Саша — это что-то особенное. В начале 70-ых я учился на заочном факультете ЛИАП. Иногда у нас возникали разговоры по темам, которые я тогда штудировал. Предметы были Саше незнакомы, а я был старше и уже чего-то «нахватался». И, тем не менее, своими вопросами и аргументами он иногда загонял меня в тупик.

На Курляндской жизнь была нескучная, люди разные бывали часто. Приходили Сашины друзья — Миша Царев, Володя Пчелкин. Увлечения обычные для юношей — спорт, эстрада, прогулки, разговоры, и непременно — какое-то дело «для рук». Саша увлекся фотографией. Все, чем он занимался, делал основательно. Я тоже любил фотодело, но у него получались снимки явно лучше, чем у меня.

Ребята хорошие были. Мишу плохо помню, Володю — хорошо. Однажды (1971) мы были у Пчелкиных на даче в Токсово. У деда был катер, он предложил всем желающим прокатиться на водных лыжах. Первым был Саша. — Получилось! Он скользил за катером по озеру. Потом очередь дошла до меня. Надеваю лыжи, жилет, беру трап. Катер начинает движение, я плюхаюсь в воду. Второй раз было то же самое. Казалось уже, не получится, что придется позорно отдать снаряжение следующему участнику. Но, все-таки, с третьего раза (не без труда) вышел. Какое это удовольствие — лететь над водой! И хороший спорт — сила там требуется немалая. Я долго потом мечтал, что когда-нибудь снова встану на водные лыжи. Но не случилось, а теперь уже не случится. Саша увлекся водными лыжами, купил себе свои собственные, часто приезжал с другом на это озеро.

Отец Володи занимался изготовлением мебели (краснодеревщик). «Золотые руки» отца по наследству достались и сыну. Все, что он делал, было изящным, отличного качества. Тем же заразил и Сашу. В 70-ых были в почете электрогитары. Молодой человек хочет играть на электрогитаре. Саша своими руками сделал этот инструмент. Да так хорошо, что не отличишь от «настоящего». И усилитель сделал тоже. Плохо помню, но кажется, к электронной части я тоже руку приложил.

Осенью 73-го отправили Сашу в армию. Сохранились фотографии. Провожали Мария Дмитриевна, тетя Муся, дядя Сева… Сейчас в живых уже нет никого, только мы с Ирой, да годовалый Сережа у нее на руках, который через 40 лет превратился в здорового мужика.

Армия закончилась, началась жизнь. Отношение к жизни у Александра сложилось примерно такое: «Надо жить с удовольствием. Так, как позволяет жизнь, и не отказываться от того, что она может дать». Дословно не помню, но нечто подобное от него слышал. Кажется, и жена его Рита какое-то время разделяла такую позицию. В начале 80-ых в репертуаре популярной тогда певицы Аллы Пугачевой была песня со словами: «Петь, гореть и не угасать…». Молодые Бычковы с особым акцентом отмечали продолжение: «Жить, а не существовать!». Естественно, эти слова могут вмещать в себя разное. Но то, что подразумевалось, не могу назвать правильным. Ассоциативно вспоминаю противоположный принцип, который слышал у Саши на работе. Бывало, состояние автомобиля, поступившего на ремонт оценивалось так: «На этой машине ездили!». Казалось бы, а для чего же еще нужна машина? Но в устах профессионалов (они же ремонтники) оценка была уничижительна по отношению к пользователю автомобиля. — Ездили, не обращая внимание на состояние, своевременно не проводя необходимые процедуры, в результате чего быстро приходило в негодность то, что могло бы служить долго. Позиция губительна.

Позиция, была конечно, больше на словах и в желаниях. В советских условиях она быстро столкнулась с непроходимой реальностью. И по существу, более всего его увлекала работа, которой готов был отдать немалую часть своего темперамента, она доставляла ему удовольствие. Но отголоски тех эпикурийских устремлений иногда  проступали. Бывало, ему удавалось что-то получить не очень доступное, но удержать это он никогда не мог. Интерес к достижению быстро пропадал. «Синица в руках» легко могла быть брошена, отдана первому встречному. Оставался все тот же далекий «Журавль в небе».

В середине 90-ых у него появился автомобиль «Рено». Иномарки были еще в диковинку, ему нравилось это приобретение. Но через год по какому-то поводу машина оказалась на штрафстоянке, простояла там так долго, что выкупать стало слишком дорого. — Да и Бог с ней, расстался с машиной без большого сожаления.

Молодой Александр был весьма привлекателен. Симпатичный, сильный, умелый и умный. Женщинам нравился, он отвечал им взаимностью…

Мы были в Феодосии, когда узнали о свадьбе. У меня командировка на два месяца, Ира с маленьким Сережей приехали как отдыхающие. Изменить что-то было не просто, на свадьбу Саши и Риты мы не попали.

После армии Александр устроился водителем автобуса. Это «особая каста», — говорил он, я не просто водитель. В моих руках жизнь десятков, сотен человек. Потом была работа в Северозападном морском пароходстве, тоже на автобусе, но уже не на рейсовом. Через некоторое время дали ему новую машину — импортное чудо «Nissan», в гараже ее «Нюшкой» называли. Хорошая была машина. Но случился однажды мороз, под 30 градусов. Наши машины худо-бедно завелись, а заграничная Нюшка отказалась. Рассказывает. — Беру паяльную лампу, лезу под машину, чтобы разогреть двигатель. И понимаю, что ничего не получится — двигатель расположен так далеко, что не смогу его разогреть открытым огнем, не повредив какие-нибудь трубочки и детальки. Но Нюшка все равное ему нравилась, несмотря на тот казус.

Мы по-прежнему жили то на ул.Курляндской, то на ул.Ольминского. Одна из причин миграции было то обстоятельство, что мой отец пил, а во хмелю становился непредсказуемым, неуправляемым. Наши переезды Бычковых не удивляли. Саша комментировал пристрастие к водке так: «Нет стерженька у этого человека».

В 1979-ом я купил автомобиль Москвич-407 1959-го года выпуска. После регистрации техосмотр «завернули». Саша говорит — загоняй ко мне в гараж, — сделаем. Потом всю зиму вечером я приезжал в гараж. Ремонтом занимались после работы. Починяли служебные, «левые» и свои собственные автомобили, обычно делали это не спеша. Вечер начинался с поллитровки. Пили советскими гранеными стаканами, естественно, без закуски. Иногда был кусочек хлеба или пара конфет. Так было заведено и повторялось каждый день — после работы шофер должен выпить. Где бы потом Саша ни работал, с этим везде было одинаково. …Вспоминаю время, когда я работал вместе с летчиками. После полетов они всегда напивались, — такова была традиция, переходящая в потребность.

Любил он поговорить. На любую тему, обстоятельно и серьезно — за кружкой пива, а еще лучше — за рюмкой водки. Помню — пивбар где-то на Лермонтовском пр., мы с Сашей стоим за стойкой, пьем пиво, разговариваем. Моему сыну лет 6, он свободно проходит под стойкой, не нагибаясь. Там и расположился — ждет нас, не подгоняет, предполагая, что мы занимаемся важным делом…

В 84-ом отец, Анатолий Сергеевич вернулся в Ленинград, недолго жил в Купчино. Мы приезжали к нему. Я мог наблюдать стремление Александра утвердиться в глазах собственного отца, доказать свое превосходство. Мне показалось странным — в 30-то лет! Но, может быть, это естественно. И были у него еще старые счеты со своим отцом.

В 85-ом я взял участок в садоводстве. В один из выходных пригласил Александра. Вручную валили большие деревья, пилили двухручной пилой. Была слабая надежда, что тяжелый «мужицкий» труд может отвлечь от нездоровых «мужицких» пристрастий. Был и другой интерес — соседний участок свободен, его мог оформить любой желающий. Но не случилось. Он приехал еще один раз и понял, что занятие не для него. Потом, когда через много лет он был у нас на даче, показывал бревно, в укладке которого принимал участие. Надо было оставить автограф! — Но кто же знал, что то посещение будет последним.

Саша пил. Много и безрассудно. Хорошие руки и хорошая голова делали свое дело — на работе на пьянство закрывали глаза, да и за рулем он себе этого не позволял. Работа всегда была, платили всегда хорошо. Друг его, Володя Пчелкин тоже пил, и тоже много. Большую часть свободного времени они проводили вместе. Иногда ожесточенно спорили, споры иногда доходили до драки. Володя умер очень рано — не выдержало сердце.

Лет десять назад один из Сашиных друзей, он же начальник, уговорил его закодироваться от водки. Прошел целый год трезвой жизни. Как это хорошо! — говорил Саша, сколько лет я потерял! Год подходил к концу. — Когда закончится срок, я напьюсь, конечно. Недели две буду пить, а потом снова «подошьюсь». Таковы были намерения, но, к сожалению, не осуществились. Больше он уже не думал об этом и ничего не хотел изменить.

В 95-ом умерла мама, Мария Дмитриевна. Последний месяц она провела в хосписе. В то время Бычковы оформляли прописку сына Алексея в комнату, которую занимала его бабушка. Все было почти готово, остались какие-то последние движения. В хосписе знали ситуацию, служащие сказали, что могут немного притормозить формальные процедуры, чтобы прописка все-таки была завершена. Но Саша отказался — мать будет лежать непогребенная, а я буду заниматься жилплощадью? — Нет!

Он очень трудно переживал уход близких людей. Сложившаяся концепция жизни не принимала смерть, никак не могла с ней примириться.

Саша умер 2-го июня 2012 года во сне, после приема изрядной дозы алкоголя. «Сердечная недостаточность» — так сказано в медицинском заключении.

04.06.2012

В начало