(1973 год; г. Киев, УССР)

Университет. Зимняя сессия. Экзамен по истории украинской журналистики. Принимал милейший человек, влюбленный в свой предмет, Василий Васильевич Яременко. Он никогда не свирепствовал. Но несколько человек, в том числе и я, решили сдавать наверняка, нисколько не готовясь.

Для этой цели попросили верного товарища из группы, сдающей накануне, переписать вопросы его билета. Достав чистый бланк в деканате, его заполнили (учитывался даже такой нюанс, через копирку отпечатаны билеты или вчистую и многие другие). Оставили в действенной нетронутости только место для номера. И пошло-поехало…

Заходит студент с билетом за пазухой, который он, естественно, знает назубок. Тянет один из тех, что лежат на столе. Громко называет номер и садится. Незаметно меняет билеты и на заранее заготовленном ставит номер, который назвал вслух и который записан у преподавателя. Ждет своего часа, отвечает, получает заслуженную «пятерку» и выходит.

Теперь уже настоящий, а не поддельный, билет передает студенту из числа посвященных. Тот быстренько по нему готовится и – в аудиторию. Берет билет, но номер называет того, что у него за пазухой. Преподаватель записывает. И так – по кругу.

Вот подошла и моя очередь. Первая часть «операции» проходит, как по маслу. Достаю заветный билет из-за пазухи, а только что взятый (он уже не пригодится никому – сдаю в числе последних и «посвященных» уже нет) сминаю в шарик и заталкиваю на всякий случай в ботинок. Жду очереди отвечать. А чтобы выглядеть сильно озабоченным, задаю Василию Васильевичу уточняющий вопрос. И вижу вдруг побледневшее лицо Владимира Рубчака:

– Ты что?!! У меня этот же билет!

Понимаю: если афера раскроется, вычислят всех, кто сдавал на шару, и запросто могут выпереть из университета.

Делать нечего: тонуть – так одному. Я сминаю липовый билет, сую его в карман, а из ботинка …достаю настоящий (хорошо хоть носки чистые и «документ» не пахнет!). Пытаюсь его разгладить, но это плохо удается. И начинаю лихорадочно готовиться – времени-то уже практически не остается. И вот Яременко приглашает меня к экзаменационному столу.

Ни живой, ни мертвый иду. Сажусь. Кладу перед собой билет. И начинаю как бы непроизвольно сжимать его в руке.

– Что с вами? – участливо спрашивает Василий Васильевич.

Я не успеваю ответить, как он, беря в руки билет, задает второй вопрос:

– А с билетом что?!

– Извините! Понимаете, так волнуюсь, что не заметил, как скомкал. Еще раз – извините!

Яременко кивает: отвечай.

Что я говорил, как вышел из аудитории, не помню. Лишь ответил на вопрос друзей, сколько заработал:

– Четверка!

Вечером, уже в общежитии, староста группы, который остался с преподавателем подводить итоги, рассказывал, как сокрушался Василий Васильевич. Однокашник, отвечавший после меня откровенно слабо, буквально вымолил себе «четверку», чтобы не остаться без стипендии. И Яременко сказал:

– Если бы Сухомозский отвечал после него, я просто был бы обязан поставить ему «пять»!