(1987 год; г. Пирятин, Полтавская обл., УССР)

Раньше соседей не выбирали – где выделили, естественно, бесплатно, земельный участок, там и возводи дом. Рядом с моими отцом и матерью строилась Агафья с сожителем Петром.

Родители первым делом возвели времянку – саманную мазанку с глиняным полом и камышовой крышей. Неказистое, зато свое! И в нее, по сути, толком не высохшую, поздней осенью вселились.

Агафья же сразу сделала ставку на хату. И живя в другом месте, работала на участке, потихоньку подвигая дело. И все бы — чин чинарем, да уж очень Петр любил заложить: не столько в фундамент, сколько за воротник. Мужчина же он был богатырского телосложения. И, представьте себе, выпив, он становился трудно управляемым. Больше всего доставалось гражданской жене: то ли, действительно та имела скверный характер, то ли просто чаще других оказывалась под зудящей рукой.

Не знаю почему, но убегать от пьяного громовержца Агафья повадилась к нам. Когда прокрадется, маскируясь, тихо и юркнет под стол, а когда, убегая от Петра, – с воплями на всю улицу. И хочешь — не хочешь, моему отцу приходилось вести тяжелые переговоры с чумовым соседом. Представляю, как ему это надоело: иногда доходило едва не до рукопашной. Как, кстати, и матери – драки на соседнем подворье возникали регулярно, точнее, едва не ежедневно. Что касается меня, то признаюсь откровенно: меня эти неадекватные ситуации попросту пугали. Однако терпел, как и взрослые. Соседи ведь, с которыми жить и которых не выбирают.

Шли годы. Петр подался в далекие края. Агафья меняла сожителей, как больной экземой шелуху на язвах. Те то ли так совпадало случайно, то ли, умудренная тумаками и синяками, слабая сторона осуществляла жесткий отбор, в основном тихие. А раз никто не гонял, незачем убегать. Другой же причины посещать наше подворье, как оказалось, не было. И отношения сошли на «нет» — до уровня «Здравствуйте». Что, как казалось мне, повзрослевшему, прекрасно устраивало обе стороны.

…В то лето, будучи в отпуске, мы с женой, как водится, жарили во дворе шашлык. Очередному (она сама, наверное, им счет потеряла!) сожителю Агафьи не понравился запах дымка, идущего в направлении их усадьбы. И он начал издавать через забор соответствующие междометья.

Я не обращал на «инцидент» никакого внимания. До тех пор, пока возбужденный не в меру Николай не плеснул через забор водой из ведра. Схватив топор, лежащий рядом со мной на земле, я вскочил на слегу и, загнувши трехэтажным матом (с волками жить – по-волчьи выть), погрозил мирным плотницким инструментом.

Жена тут же стащила меня со слеги, однако я успел разобрать, как мой выверт прокомментировала невидимая Агафья:

- У-у, зэк проклятый, как тебя только из тюряги выпустили?!

В этот момент на шум из дома вышла моя мать. И, чтобы я ненароком что-то не так понял, начала объяснять:

- Не обращай внимания, она это уже давно говорит. Не один год. Люди без конца интересуются «А правда ли, что твой сын в тюрьме сидит?»

Недоуменно переглядываемся с супругой:

- А мы такую новость слышим впервые.

- Не хотела вас расстраивать, — говорит мать.

И добавляет:

- Думаете, мне легко эту напраслину сносить?!

- А чего обращать внимание на откровенную бредятину? Подумала бы немного сама Агафья – не стала бы трепать языком. Как же я могу мотать срок на зоне и ежегодно приезжать к тебе в гости?

- Не думай, она не глупая. Утверждает, что тебя за хорошее поведение отпускают.

- Ну, вот видишь, и в плохом встречается хорошее! – Не очень уклюже пошутил я, понимая, что на уровне уличных кумушек матери, единственный сын которой мотается по зонам, приходится не сладко.

Что касается нас с женой, то мы перестали с Агафьей здороваться. Сначала она виду не подавала, а со временем несколько раз здоровалась первой, однако мы в своем решении остались непреклонными.