Павел Фёдорович Никонов родился 30 мая 1930 года в Москве.
В 1956 году окончил Московский государственный художественный
институт имени Сурикова.
Академик Российской академии художеств с 2000 года
(член-корреспондент с 1997 года).
Народный художник Российской Федерации (1994),
лауреат Государственной премии Российской Федерации (2002),
кавалер Ордена Почёта (2001).
Один из основоположников «сурового стиля» – направления
в реалистической советской живописи, характерного
для рубежа 1950-х и 1960-х годов.

1. История с выставкой в Манеже

4 ноября 1962 года в культурно-массовом комплексе “Манеж” была торжественно открыта выставка художников, приуроченная к 30-летию московского отделения Союза художников СССР (МОСХа).
1 декабря 1962 года выставку в Манеже посетил Никита Хрущёв. Показанные картины художников-авангардистов ему не понравились, да ещё платить за них надо было из народных денег; его приговором было: «мазня», «Всё запретить!»
Приведу некоторые подробности той исторической выставки в Манеже, которые стали известны совсем недавно.

Жил-был художник по имени Павел Фёдорович Никонов, 1930 года рождения, москвич. Окончил Московский художественный институт имени Сурикова. Писал, рисовал, втайне ненавидел гнёт цензуры, всяческие нормы и правила соцреализма.
И вдруг случился XX съезд партии! Простодушно поддавшись на шик-блеск, политическую мишуру непонятной «оттепели», очарованный либеральными веяниями и пустыми обещаниями полной свободы, наш художник принялся писать картины в своей собственной манере.

По указанию художественного руководства Никонов съездил суровой сибирской зимой на Братскую ГЭС и в 1960 году написал картину “Наши будни”. Произведение вызвало скандал в академических кругах.

Не останавливаясь на достигнутом, в поисках новых, ярких сюжетов и впечатлений, Никонов в том же, 1960 году отправился в качестве рабочего в геологическую экспедицию по сибирской тайге. Где-то им встретились заблудившиеся туристы, и у художника возник зрительный образ сидящего, переобувающегося, усталого человека. Так появилось художественное решение картины “Геологи”, написание которой было закончено в 1962 году.
В это время в Манеже готовилась упомянутая выше выставка художников. И картина “Геологи” была принята к экспонированию.
Как рассказывает Павел Никонов в своих интервью, художникам-авангардистам, и ему, в том числе, была предоставлена возможность формирования выставки, и они как истинные “демократы”, почувствовавшие вкус власти, на первые места смело разместили произведения забытых, репрессированных, запрещённых, «своих» художников, а в конце зала – картины художников соцреалистического направления, наподобие “Ленина на трибуне” Герасимова. Намеренно шли на провокацию.
Кто-то из руководства пригласил на выставку Н.С. Хрущёва. В результате получили ожидаемую реакцию: запрет оплачивать некоторые выставленные произведения. Это коснулось и картины Никонова “Геологи”.
Через пару дней Павел Никонов, случайно увидев на выставке в Манеже космонавта Гагарина, провёл его по всем залам и объяснил ему смысл картин, в том числе и своей. И когда чиновники от искусства подсунули Гагарину на подпись письмо, осуждающее инакомыслящих молодых художников, тот благоразумно отказался его подписывать.
Тем временем Павел Никонов, оставшись без обещанного ему за “Геологов” гонорара, с горя решил смыть свою картину, чтобы сделать чистый холст для будущих работ. Но зашедший к нему друг Таир Салахов, рисовавший в той же «суровой манере» и прославившийся портретом композитора Кара Караева, сидящего, в белом свитере, упросил Павла отдать ему свою картину, пообещав сберечь её.
Салахов действительно сохранил шедевр, и через двадцать лет картина “Геологи” заняла своё достойное место в Третьяковской галерее, а художнику выплатили хороший гонорар.

В конце концов Павел Никонов получил звание народного художника, стал лауреатом Государственной премии, кавалером ордена Почёта. Регулярно демонстрирует свои персональные выставки.

2. “Геологи” Никонова

Статья: «“Геологи” Никонова. 1962. История одной картины»
16 января 2009 года
Павел Отдельнов

Смотрю на эту вещь – картину “Геологи”, у меня совсем не возникает мысли оценить её сюжет. Она вне идеологии. Видимо, именно поэтому критики и обрушились на неё в 1962 – 1963-х годах.
Как странно читать весь тот бред, который говорили о ней:
- Картина должна возвышать человека, вдохновлять его на благородный подвиг. А разве подобные картины могут выполнить такие высокие общественные задачи? (Никита Хрущёв).
- Это шаг в сторону. (Иван Ястребов).
- Чем принципиально отличаются Попков или Салахов от Никонова? Почему Салахов ходит в героях сейчас? Потому что его в прошлом году взяли в Академию. Но если говорить об образном решении, то у Никонова этого больше, чем у Попкова и Салахова, у которых больше огрубления. (Никита Воронов).
- “Космические гиперболы”, картины Павла Кузнецова. Отход от нашей общей задачи. (Анатолий Кантор).
- Картина Павла Никонова “Геологи» несёт в себе человеческую ценность, высоконравственные идеалы, безусловно несёт. Потому что она говорит о самых высоких истинах, поставлен вопрос о человеческом героизме, мужестве, стойкости. Можно спорить, до конца решил он тему или нет, но ощущение необходимости проблемы, это оспаривать просто невозможно. Выкрики: «хватит!», «долой её!». (Анна Ягодовская).
- Тенденции, чуждые нашему искусству. Не определяет тот основной путь, которым пойдёт развитие нашего искусства. (Сарра Валериус).
- Глубоко ценю Павла Никонова, написавшего одну из лучших картин нашего времени (“Наши будни”), но считаю неудачей его “Геологов”, где он оказался в плену у Павла Кузнецова. Выступаю против этой картины именно потому, что люблю этого художника. (Бескин).
- Это их художник насильно заставил. (Зритель).
- А вам не кажется, что у этого, крайнего – там под рубашечкой крестик? (Зритель).
И пара голосов в защиту:
- Очень легко сказать: Вот работа Никонова “Геологи” формалистична, а сказать, в чём она формалистична, этого я пока ни от кого не слышал, в том числе и от наиболее борзых борцов с формализмом. (Герман Недошивин).
- В работах Павла Никонова, Николая Андронова, братьев Смолиных, Андрея Васнецова мне видится откровенное желание сказать: «мы не декоративисты». (Андрей Гончаров).
(Из книги Ю. Герчука “Кровоизлияние в МОСХ”).

Изложение Павлом Отдельновым довольно длинного интервью художника Павла Никонова, данного радиостанции “Эхо Москвы”:
- Именно такой была моя поездка с геологами в 1960 году. Мне предложили в качестве рабочего поехать с экспедицией на летние полевые работы в район Восточных Саян. С мая по сентябрь бродил я с проводниками-тофаларами, ещё с одним рабочим и начальником экспедиции – по верховьям рек Казыра и Кизира. Брали один горный перевал за другим, забирались на самые высокие точки Саян. У нас было три связки оленей. Комар и гнус загонял их и нас наверх, на ледники. Тропы не было, мы прорубались через кустарники, переходили вброд быстрые, холодные речки. Наш маршрут совпал с маршрутом знаменитой экспедиции Кошурникова, погибшей осенью 1942 года. Однажды на нас вышли заблудившиеся туристы, голодные, измождённые, оборванные. У них перевернулся плот. Они просили у нас оленей. Но у нас начался падёж оленей, и мы не могли им ничем помочь. Тофалары накормили их, один из них должен был проводить туристов до ручья, дальше они уже пошли сами. Тофалар ждал, когда один из туристов обуется, эта сцена мне очень напомнила Джотто. Я привёз уйму материала, вспомнил тофалара верхом на олене, проводы туристов, их обречённый вид и Джотто. Это дало решение моей картины “Геологи”.
- Была договорная система. И по условиям договора предоставляется первый аванс. Собственно, на который я и поехал в эту экспедицию, и потом собирал материал и работал. А когда картина была выставлена, и уже нам позвонили: назовите номер сберкнижки, чтобы перевести деньги. На следующий день было опубликовано коммюнике, пришёл Никита Сергеевич, естественно, все переводы были закрыты. И больше того: встал вопрос о том, что мне нужно возвращать этот аванс, постольку поскольку картина как бы не была принята. Но для того, чтобы не возвращать, надо было, можно было, это по условиям договора, это всем так делали: если картина считается творческой неудачей, то первый аванс не возвращается. Но для этого мне нужно было написать такое заявление. И я совершенно без колебаний написал это заявление, потому что для меня тогда важнее было гораздо, чтобы с меня не содрали этот аванс.
Тем не менее, их все вернули, и она довисела в экспозиции, не только она, но и все остальные работы, которые подвергались ругани. Они довисели до конца.
После выставки мне привезли её в мастерскую. А что делать? – Мастерская небольшая, работа большая, творческая неудача. Я снимаю её с подрамника, думаю: то ли отмочить, то ли ещё что. Ну что ж теперь? Ну куда она мне? Всё! Надо начинать что-то новое.
В этот момент приходит Таир – Таир Тимурович Салахов. Это было поздно вечером. «Что ты делаешь»? А я говорю: «Я снимаю, она мне мешает». – «Дай мне её!» Я говорю: «Да забирай! Зачем она мне»? Мы накрутили её на бобину. И он отвёз её к себе в Азербайджан, в Баку. То есть, он фактически спас её, иначе она бы погибла. А там был вторым секретарём такой Пётр Матвеевич Елистратов, потрясающая фигура: человек с четырёхклассным образованием, такой партиец, сталинец, но невероятный энтузиаст культуры. Он поднял всю изобразительную культуру в Азербайджане, всем ребятам мастерские сделал. То есть, в общем, был такой по-настоящему руководитель культурный такой, культурной среды в Азербайджане. А у него была госдача, он повесил её у себя на даче. Но к нему же масса чиновников приезжает партийных. Он говорит: «Ну, смотрите, что ругали? Ну что тут особенного»? – проводил такую агитацию, разгон. Потом его перевели в Мордовию. Он её забрал туда. И когда уже стал директором Третьяковки Королёв Юрий Константинович, он обратился к нему с просьбой: «Слушайте, отдайте»! Он говорит: «Я отдам с одним условием: если она попадёт в экспозицию». Королёв обещал. Таким образом, она оказалась в Третьяковке.
https://pavel-otdelnov.livejournal.com/53905.html

3. Беседа на “Эхо Москвы”

Павел Никонов на радиостанции “Эхо Москвы”
14 октября 2007 года
Ведущие: Ксения Ларина и Ксения Басилашвили.
Второй гость: Ольга Юшкова, ведущий научный сотрудник Третьяковской галереи.
Тема выпуска:
Третьяковская галерея. Художник Павел Никонов и его картина “Геологи”, участвовавшая в знаменитой выставке в Манеже, разгромленной Никитой Хрущёвым.

К.ЛАРИНА: Мы, по сути, продолжаем вчерашнюю программу “Культурный шок”. Потому что всё так сложилось в нашей современной жизни – в последнюю неделю вспоминают декабрь 1962 года, когда выставку в Манеже посетил тогдашний руководитель нашей страны Никита Сергеевич Хрущёв.
К.БАСИЛАШВИЛИ: И заинтересовался современным искусством.
К.ЛАРИНА: Заинтересовался современным искусством и высказался даже по этому поводу. Я знаю, что Никита Сергеевич у Вашей картины остановился, подольше задержался, да? И кое-что сказал?
К.БАСИЛАШВИЛИ: Картина “Геологи”, которую сегодня как раз мы и обсудим.
К.ЛАРИНА: “Геологи”, да, да…
К.БАСИЛАШВИЛИ: Был такой эпизод?
П.НИКОНОВ: Да, был эпизод. Он действительно остановился около картины, но остановился он не по своей инициативе. Это вообще всё организовал Серов, и, в частности, внимание…
К.ЛАРИНА: Великий Валентин Серов?
К.БАСИЛАШВИЛИ: Нет, не Валентин.
К.ЛАРИНА (смеётся): Не пугайте нас!
П.НИКОНОВ: Да, да. Это Владимир.
О.ЮШКОВА: Ну, он тоже художник, но не имеющий никакого отношения к Валентину Серову.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Да, однофамилец, отнюдь не продолжатель его линии в искусстве.
П.НИКОНОВ: Вообще, это он спровоцировал Хрущёва, чтобы Никита Сергеевич пришёл в Манеж. Это всё было сделано по инициативе Серова.
К.ЛАРИНА: Так он ненавидел вас всех?
П.НИКОНОВ: Вы знаете, сам процесс был очень сложный, и так трудно говорить, что он ненавидел. Он испугался вообще того процесса, который начал происходить с момента начала “оттепели”. Потому что молодые художники, мы тогда все были молодые, инициативные очень. Мы стремились всё-таки как-то посмотреть историю, ближайшую историю нашего изобразительного искусства, которую мы совершенно, к сожалению, и не видели, и не знали: ведь всё было закрыто тогда. Всё было совершенно растаскано по запасникам. В экспозиции музеев, ну немножечко раньше, но, в общем-то, Музей изобразительных искусств это был музей подарков Сталину, понимаете? Мы фактически ничего не видели. Но мы начинали уже, начинала поступать к нам информация. Особенно это открылось, начало открываться после фестиваля в Москве, который прошёл в 1957 году. Уже тогда у нас начались контакты с зарубежными художниками, они приехали, стали работать – в Парке культуры была студия. Мы приходили, вообще глаза – просто абстракция! – Пишут с натуры свободно, раскованно, картины совершенно другие. Мы были совершенно заморожены, все. Мы поняли, что надо всё менять: менять школу, пересматривать всё! С этого, в общем-то, всё и началось.
К.ЛАРИНА: Ну расскажите, что Хрущёв-то сказал?
П.НИКОНОВ: Ну, может быть, я начну всё-таки с того, что… Визит Хрущёва это было не самое главное, что произошло на этой выставке – “30 лет МОСХ”. Это не самое главное. Я считаю, что основная задача, которая была нами поставлена, и которая блестяще была решена, с помощью Хрущёва, правда, – это мы, наконец, смогли открыть и показать колоссальный пласт изобразительной культуры, который до этого времени был совершенно закрыт, полностью. Мы открыли такие имена, как Истомин, Древин, Удальцова, Щукин, Щипицын, – да, господи, их можно перечислять, просто колоссально… Это было целое поколение художников, которое абсолютно было вычеркнуто из выставочной практики того времени. А это были блестящие художники. Сейчас, совсем недавно вышла книга Оли Ройтенберг, она так называется, длинное название: “Спасибо, что вы нас ещё не забыли”. Это такой толщины книга, где собраны все эти художники. Если бы вы увидели; жалко, что не очень широко как-то рекламируют её. Но это искусство было совершенно необычно. Ну хорошо, вы знали – там “Бубновый валет” был. Но это был целый пласт страшно интересного искусства! Искусство, которое творили, в общем-то, художники, которые приняли советскую власть, и решали какие-то даже производственные темы, которые предлагались, но решали по-своему, очень творчески интересно.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Вот как раз вопрос к Вам и к Вашей картине: ведь она была написана на практические темы, отвечала тем запросам, которые были в обществе. Вы поехали в Сибирь, Вы поехали на строительство, Вы писали картину там. Потом Вы поехали тоже в сложный регион, где работали эти геологи, и тоже написали этих людей, которые в сложной такой для себя ситуации – и душевной, и физической находятся, но тоже решают какие-то важные для страны, в том числе, задачи. Что же не понравилось? Ведь здесь же не было какого-то протеста против КПСС, я не знаю? Настоящие люди трудовые.
П.НИКОНОВ: Вы знаете, это до сих пор не понятно мне, и тогда было непонятно. Я помню, когда были выставкомы, эта работа была показана. Она была принята без аплодисментов, но никаких споров не было.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Более того, Вам ведь её посоветовал кто-то из министерских, да, по-моему, написать – “Геологов”?
П.НИКОНОВ: Это картина “Наши будни”, это Лебедев рекомендовал мне; кстати, я ему за это страшно благодарен, – рекомендовал мне поехать в Братск. И я действительно поехал в Сибирь, на Братскую ГЭС. Она тогда была заморожена и начала только строиться. И я приехал туда зимой. Это была потрясающая поездка. Я тогда впервые познакомился с Сибирью, и после этого я уже решил обязательно ещё раз туда поехать. И у меня как раз был случай: нанимались рабочие в экспедицию, в геологическую экспедицию, и я с удовольствием принял предложение. Меня взяли рабочим, и фактически почти полгода, во всяком случае, четыре месяца, с мая по сентябрь, мы вместе с этой экспедицией ходили по самым нехоженым дорожкам, по совершенно неведомым путям Восточных Саян. Это верховья Кизира и Казыра. Потрясающая была поездка! Если вы помните, был такой фильм “Неотправленное письмо” – фильм о судьбе экспедиции Кошурникова, которая погибла в 1942 году. Буквально они замёрзли в тайге.
К.ЛАРИНА: Там Урбанский играл?
П.НИКОНОВ: Там Урбанский играл, совершенно верно. Играл Урбанский и та самая, которая играла в фильме…
К.ЛАРИНА: Самойлова.
П.НИКОНОВ: Самойлова, совершенно верно. Фильм очень интересный. Так наша экспедиция, наша геологическая экспедиция, мы шли по следам этой экспедиции Кошурникова. Мало того, среди проводников оказался тофалар, который проводил этого Кошурникова в 1942 году. Вы представляете себе?
К.БАСИЛАШВИЛИ: Невероятно!
П.НИКОНОВ: Да, потрясающе. Однажды мы шли, там действительно была совершенно непроходимая тайга. А тайга – это отнюдь не лес, это совершенно непроходимый кустарник. И высокие кедрачи. И на одном из таких кедрачей была вырезана и заплавлена смолой надпись: «Здесь прошёл горный инженер Стальнов. Август. 11 год». Представляете себе? Такая была экспедиция.
К.ЛАРИНА: На самом деле, вопрос Ксении я хочу повторить: так в чём же дело? Картина – я её сейчас открыла здесь, на экране монитора – ну не придерёшься.
О.ЮШКОВА: Ну может быть, тогда я попытаюсь ответить на этот вопрос? Вы не возражаете?
П.НИКОНОВ: Пожалуйста, мне самому интересно: я сам не понимаю, что произошло тогда.
К.ЛАРИНА: (Смеётся).
О.ЮШКОВА: Понять действительно сложно. Но я думаю, что на самом деле это не так сложно, как может показаться. Дело в том, что все мы знаем: ах, этот социалистический реализм! Нормативное искусство, заказные требования, можем перечислить эти требования. Но, наверное, трагедия-то нашего искусства заключалась, прежде всего, в том, что главным требованием было какое требование? – Абсолютно ясное содержание, никакой двусмысленности, никакой иносказательности, никакой метафоричности и так далее. То есть, искусство должно было распроститься со своими, ну как бы гносеологическими, природными свойствами; но оно не может не быть иносказательным, оно не может не быть метафорическим, и так далее, и так далее. Да? Это – искусство. То есть, главное требование социалистического реализма – чтобы искусство перестало быть искусством. Вот и всё. Чтобы это был такой плакат, ясно читаемый. И вдруг мы видим что? Тема труда. Очень хорошо: актуальная всегда, самая важная тема, да? Но вместо пафосно-созидательного труда, цветистости колористической, оптимизма мы видим каких-то странных людей, заблудившихся, что ли, – как это вообще они посмели в поисках ископаемых для Советской страны взять и заблудиться где-то там? Что за безобразие! То ли заблудившихся, то ли слишком уставших, что тоже не по-нашему. Мало того, нет никакой сюжетной завязки. Мы не можем сочинить рассказ по этой картине.
К.ЛАРИНА: Почему же?
О.ЮШКОВА: Нет, ну такой обстоятельный, со всеми подробностями. Подробностей-то нет! Есть общее состояние, есть некая группа людей, занятых общим делом, и попавших в сложную – и психологически, и, видимо, по другим причинам, в сложную ситуацию. Где-то и в ситуацию драматическую, что тоже совершенно никак не соотносилось с позициями социалистического реализма. А кроме этого, сам художественный язык: серо-коричневая гамма на богатейших тональных переходах, на богатейших оттенках – на серо-коричневые, это не цветистые весёленькие вещицы, да? Это тоже наводит на размышления. Необычное решение пространства: соединение как бы двух точек зрения – снизу и сверху, что даёт возможность монументализировать фигуры героев, с одной стороны, и с другой стороны – как бы приподнять пространство. Очень высокая линия горизонта.
К.ЛАРИНА: Что за животные? Не могу опознать животных.
П.НИКОНОВ: Олени.
О.ЮШКОВА: Это олени. Видите, Вы даже не очень опознали, хотя это нехорошо.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Что-то не наше прочиталось.
О.ЮШКОВА: Что-то не наше! – Всё! Дух не наш! Ну, как же так? – Нет оптимизма, нет цветистости и нет абсолютной натурности, если не было общения.
К.БАСИЛАШВИЛИ: А почему, кстати, не было этой цветистости у Вас? В чём дело? Откуда этот стиль, который назвали позже суровым?
П.НИКОНОВ: Ну, Вы знаете… Нет, «суровый стиль» назвали не по поводу…
О.ЮШКОВА: Это не это, не по поводу. “Геологи” как раз скорее, простите, закрывают «суровый стиль».
П.НИКОНОВ: Это по поводу картины “Наши будни”.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, так или иначе, почему действительно такой цвет?
П.НИКОНОВ: А почему такая гамма? Дело в том, что когда я был в Саянах, это были такие открытые, покрытые мхом, не горы, а такие… холмы, что ли, по которым передвигалась экспедиция. Поэтому тогда там особых красок ярких просто не могло быть. Отсюда и такая гамма возникла. А откуда эта грусть, или эта обстановка тяжёлая? Я вам скажу вообще, как возник этот сюжет.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Да, это очень интересно.
П.НИКОНОВ: Однажды мы уже возвращались, когда наша экспедиция возвращалась уже в посёлок Гутары, это уже в конце лета было, мы натолкнулись на группу людей, которые заблудились. Это были туристы, которые потерпели аварию – там перевернулся плот на Казыбе, они потеряли всё: и провизию, и карту, по которой они могли передвигаться, и они заблудились. И, конечно, они случайно вышли на нас. Они были жутко растеряны, абсолютно голодные были. У меня такая фотография есть: один человек даже чуть-чуть такой был припухший, потом он в больницу попал.
К.ЛАРИНА: От голода?
П.НИКОНОВ: От голода, да. И они просили у нас, у начальника нашей экспедиции, связку оленей, чтобы как-то дойти, и проводника. Но не имел права начальник экспедиции это дать. Он объяснил, как им обратно идти пешком. Мы им дали мешок сухарей. И тут момент как бы расставания – мы идём по своему пути, а они должны возвращаться по совершенно другому маршруту. Но они не хотят от нас отрываться.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Им страшно, конечно.
П.НИКОНОВ: Да. Им неуютно, некомфортно. И один из них, чтобы затянуть расставание, присел и начал перетягивать портянки. Именно этот момент мне как-то запомнился, и я его решил воспроизвести. Я им потом нарисовал от себя карту, потому что эти карты, оказывается, были засекречены. Такие дела. Тогда ведь всё было секретно. И начальник не имел права. Я так от руки просто нарисовал. Но потом они добрались до своего посёлка. Всё было нормально.
К.ЛАРИНА: Здесь наш слушатель Данила пишет: «Смотрю на картину. А где непроходимая тайга? И геологи грустные какие-то»? (Хохочет).
П.НИКОНОВ: Вот приблизительно, наверное, так и рассуждал Никита Сергеевич.
Я уже говорил, что тайга была внизу, а нам приходилось подниматься высоко в горы. Но там не очень высокие горы, но они уже были без леса, а потом на ледники мы выходили уже. То есть, это было такое серьёзное путешествие.
К.ЛАРИНА: Там ещё одну версию нам прислали.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Написал наш слушатель, он считает, что потому обратил на неё Хрущёв негативное внимание, «потому что она висела в 62-м году рядом со скульптурой Неизвестного». Так это, да?
П.НИКОНОВ: Я что-то не помню точно.
К.ЛАРИНА: Видите, как помнят? О!
К.БАСИЛАШВИЛИ: Из тех, кто побывал на выставке на той.
К.ЛАРИНА: Давайте вопрос зададим нашим слушателям. И мы должны уже подарки им объявить, да?
К.БАСИЛАШВИЛИ: Обязательно. Итак, наш вопрос. Нашего гостя, Павла Никонова, художника, связывают с направлением «сурового стиля», и в связи с этим у нас вопрос: какое направление мирового кино повлияло на эстетику «сурового стиля» в живописи? Ответьте, пожалуйста, на этот вопрос. И в подарок вы получите: у нас есть каталог одной из недавних выставок Павла Никонова, которая состоялась в Третьяковской галерее, там его последняя работа, свежая. Кроме того, каталог выставки, которая сейчас проходит в Третьяковке из серии “Золотая карта России”. Ярославский художественный музей, каталог выставки Андрея Грасицкого и каталог Виктора Уфимцева – эта выставка проходит в галерее в Толмачах. Кроме того, ещё билеты в Третьяковскую галерею, которую можно посетить, в том числе, Ивана Шишкина на Крымском валу.
К.ЛАРИНА: Я хотела у Вас узнать: а существует ли каталог той выставки 1962 года, отдельно он издавался? Да?
П.НИКОНОВ: Он издавался, но тогда…
К.ЛАРИНА: Да, он тогда, наверное, издавался.
П.НИКОНОВ: Он текстовой был. Там очень мало картинок было.
О.ЮШКОВА: Он текстовой, там был список произведений.
К.ЛАРИНА: Вообще, мне кажется, что в декабре исполняется, получается, 45 лет тому знаменательному событию, и мне кажется, имеет смысл издать полноценный альбом-каталог всех участников тогдашней выставки. По аналогии с “Метрополем” литературным. Это было бы, конечно, очень интересно.
О.ЮШКОВА: Хорошая идея.
К.БАСИЛАШВИЛИ: У меня к Вам ещё один вопрос по “Геологам”: правда ли, что Вы как-то легко согласились с тем, что это творческая неудача, о чём Вам говорили, в том числе и в первую очередь, из-за финансовых трудностей?
К.ЛАРИНА: А так говорили? Да?
П.НИКОНОВ: Дело в том, что когда со мной заключили договор на эту картину, он тогда для тех времён был довольно весомый.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Министерство культуры, да?
П.НИКОНОВ: Министерство культуры РСФСР. И по условиям договора предоставлялся первый аванс. Собственно, на который я и поехал в эту экспедицию, и потом собирал материал и работал. А когда картина была выставлена, и уже нам позвонили: назовите номер сберкнижки, чтобы перевести деньги. На следующий день было опубликовано коммюнике, пришёл Никита Сергеевич, естественно, все переводы были закрыты. И больше того: встал вопрос о том, что мне нужно возвращать этот аванс, постольку поскольку картина как бы не была принята. Но для того, чтобы не возвращать, надо было, это можно было, по условиям договора, это всем так разрешали: если картина считается творческой неудачей, то первый аванс не возвращается. Но для этого мне нужно было написать соответствующее заявление. И я совершенно без колебаний написал это заявление, потому что для меня тогда гораздо важнее было, чтобы с меня не содрали этот аванс.
К.ЛАРИНА: Много столько вопросов возникает. Но давайте мы тогда перенесём уже остальные вопросы на следующую часть программы. Во-первых, мы “Случай в музее”, Ксюш, не дали. Нам нужно будет его вернуть. Случай Ерофеева. И продолжим нашу встречу с художником Павлом Никоновым.
К.ЛАРИНА: Напомню, что в гостях у нас сегодня Павел Никонов, но мы должны послушать “Случай”. Ксюша, давай мы это сделаем!
К.БАСИЛАШВИЛИ: Обязательно, конечно. Рассказ Андрея Ерофеева, который был одним из ведущих кураторов и остаётся в выставке соц-арт.
К.ЛАРИНА: Это тот самый случай он рассказывает?
О.ЮШКОВА: Нет, он будет рассказывать о том случае, где он это делал… Он это несколько месяцев назад нам рассказывал.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Именно против этой выставки выступил господин Соколов, наш министр.
К.ЛАРИНА: И тогда ещё ничто не предвещало беды, когда мы записывали.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Нет, нет, но что-то предвещало, как ты сейчас поймёшь.
К.ЛАРИНА: Ну, давайте послушаем.
“Случай в музее”
А.ЕРОФЕЕВ: Совсем недавно, собственно, Третьяковская галерея начала работать вплотную с людьми, которые занимаются (неразборчиво). К нам начали так приглядываться, поняв, что другие какие-то люди принесли какие-то ящики, доски, мусор, называют это произведениями. И вообще ведут себя довольно странно. И поэтому с нами первые очень деликатные были взаимоотношения, понимаете? Потому что они думал: «Может быть, это на самом деле так должно быть?» И пользуясь этой свободой, мы учудили несколько совершенно, я бы сказал, хулиганских с точки зрения музея, вещей, которые вообще в принципе в музеях нигде не делаются. На выставке “Сообщники” у нас было духовое ружьё, и мы стреляли из него. Это была инсталляция выяснения отношений с искусством с помощью оружия. И вещь-то была сделана, конечно, для частного пространства, а мы её скопировали в музейной выставке. И все долго как-то присматривались. Стрельба началась, зрители стреляли, и все были очень довольны. Только через два или три дня служба безопасности музея всё-таки прикрыла это дело. Откусила винтовку духовую, она была прикована цепью, и заперла в сейф, однако не конфисковала окончательно. Потом мне её выдали, и я её так вынес из музея. И теперь у меня дома трофей этот – винтовка, из которой я стрелял в Третьяковской галерее по произведениям современного искусства.
Бывает же такое!
К.ЛАРИНА: Весёлый такой! (Все смеются). Да. Ну, хорошо, давайте продолжим нашу встречу. Я напомню ещё раз, что здесь, в студии, во-первых, ведущие Ксения Басилашвили, Ксения Ларина, и наши уважаемые гости: Павел Никонов и Ольга Юшкова, она сотрудник Третьяковской галереи, которая нам как раз очень подробно рассказала, чем же не устроила картина “Геологи” Никиту Сергеевича Хрущёва и всех остальных. Почему картину признали творческой неудачей. Я бы хотела на этом остановиться. Я не впервые это слышу. Вообще, как происходит этот процесс? Вы говорите: «Признали творческой неудачей». Как это происходит? Это фиксируется формулировка такая?
П.НИКОНОВ: Ну, вообще, так. После того, как работа выставляется и висит, или не висит, или её смотрят, обсуждают. Раньше, во всяком случае, смотрел специальный художественный совет.
К.ЛАРИНА: Туда входил кто?
П.НИКОНОВ: Ну, входили крупные художники.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Чиновники.
П.НИКОНОВ: Ну, и чиновники, но, в основном, художники. Они имели право, так сказать, судить: удалась работа или не удалась. По какой категории её оценить. У меня, надо сказать, это была не первая история с творческой неудачей. Предыдущая работа “Наши будни”, в которой в грузовиках люди ехали. Это тоже считалось…
К.ЛАРИНА: А там-то за что?
П.НИКОНОВ: А там формулировка была простая: «Огрубление образа советского человека». Но это были очень такие приблизительные оценки, конечно. Вообще, у меня такое впечатление, что к тому времени уже – к началу “оттепели”, после первых выставок, где мы впервые начали показывать свои вещи, и дальше, эта художественная номенклатура очень испугалась того, что может произойти переоценка ценностей. И, кстати, она произошла. Именно на этой выставке “30 лет МОСХа”, постольку поскольку была предоставлена возможность свободно формировать выставку. И нам предоставили возможность составить такой экспозиционный, выставочный план. Мы предложили на первые места, на первые стенды выставить тех художников, о которых я как раз говорил – которых забыли, которых вычеркнули из истории, многих из которых и расстреляли. Древина, в частности. Он же был репрессирован. И много ещё других. Так мы решили их показать на первых местах. Как бы выставка открывалась с них. А дальше – в конце зала, мы показали те работы, которые всегда украшали все торжественные залы: Герасимова знаменитый “Ленин на трибуне” и так далее. То есть, произошла переоценка. И по-моему, номенклатура художественная очень этого испугалась. Потому что это для них была потеря важных для них жизненных позиций. Они решили это дело пересмотреть. Я сейчас перейду к рассказу о том, как посетил нашу выставку в Манеже…
К.БАСИЛАШВИЛИ: Да-да, очень интересная тема!
П.НИКОНОВ: Наверное, многие об этом не знают, но это был эпизод потрясающий! Однажды, уже выставка завершалась, но постольку поскольку ажиотаж выставки был невероятный, вообще, наши – мастера пиарить. Вот эта история с Манежем и история с выставкой, которая уехала, обе эти истории имеют общее только в том, что и там, и там чиновник великолепно пропиарил эту всю штуку. И тут Серову хотелось добиться какого-то решающего перевеса в борьбе с нами. Ему важно было собрать отрицательные отзывы. И вот однажды, я стою перед своей работой – люди спорят, а напротив университет МГУ, студентов полно. В общем, народу собралось дикое количество! К Манежу выстраивалось несколько кругов очереди. То есть, впервые был такой жуткий интерес к Манежу.
Так я смотрю – идёт какая-то большая толпа, а в середине – маленький военный. Это далеко было, в конце зала, я ещё не разглядел кто это. Когда ближе подошла эта группа, я увидел, что идут Серов, Налбандян, – вся эта чиновничье-художественная номенклатура, и они ведут по выставке Юрия Алексеевича Гагарина. Когда они подошли к нашему разделу, мне почему-то вдруг показалось: «Какого чёрта, собственно, они будут говорить?! Попробую-ка я взять инициативу в свои руки и рассказать Гагарину о том, что я хотел изобразить». И мне это удалось. Мы, приблизительно, одного возраста были – он молодой и я тогда такой же. По-моему, одного возраста мы были. Может быть, он чуть старше был, я точно не знаю. Я вдруг набрался смелости, подошёл и попросил Юрия Алексеевича выслушать нас – художников, которые вставлены в то письмо. Он отвечает: «Давайте, с удовольствием». И я его повёл по выставке. И слышу такие реплики: «Что за безобразие?! Он взял инициативу в свои руки, давайте немедленно всё это прекращайте»! Но, тем не менее, я так крепко его веду, подвёл к своей работе, рассказал всё. Он, надо сказать, внимательно выслушал и говорит… Вы знаете, то, что Вы рассказали, – приблизительно так, как Ольга Артуровна сейчас рассказывала: действительно, о трудностях, о том, что почему нет героизма, что это такой бытовой момент, и ничего героического, в общем-то, в этой экспедиции особенно нет. А просто сама подоплёка какая-то драматичная. Он говорит: «Вы знаете, я всё это понимаю. Я, правда, в Вашей работе не совсем всё это вижу, но, тем не менее, я приму это к сведению». Я повёл его дальше. Там висела рядом работа “Плотогон” Андронова, потом ещё, и, в общем, по всему нашему разделу молодёжному мне удалось провести Юрия Алексеевича. Но в конце концов, всё-таки, конечно, те взяли и меня так оттеснили, дальше сами его повели. И самое главное: подводят Гагарина к книге отзывов и просят, чтобы он написал критический отзыв о выставке. И интересно, как молодой офицер, впервые оказавшись в такой ситуации, вдруг понимает, что его хотят использовать, и он говорит: «Вы знаете, я чувствую здесь не простая ситуация – серьёзный спор идёт. И я боюсь, что моя реплика может повлиять на ваши внутренние какие-то дискуссии. Я воздержусь». И ушёл.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Удивительно! Очень интересно! Такого даже никто не знает.
П.НИКОНОВ: Потрясающе, да. Никто не знает об этом, да.
К.ЛАРИНА: А там были какие-нибудь картины, посвящённые его профессии?
П.НИКОНОВ: Там много было такого. Тогда это только начиналось. Да, были попытки и, по-моему, даже скульптура Чернова была. Или Комова, точно не скажу.
К.ЛАРИНА: Вот смотрите, Павел Фёдорович, признали неудачной картину “Геологи”, признали неудачной картину “Наши будни”, и ещё долго за Вами тянулся этот шлейф таких непризнаний. Так же можно было клеймо на всю жизнь получить. Время-то какое было!
П.НИКОНОВ: Нет, как-то это, Вы знаете… Всё-таки Союз художников, несмотря на то, что подвергался и до сих пор подвергается такой острой критике: что это, мол, такое советское административное структурное образование ненужное, что оно как бы ломало творчество художника. Не совсем так это. Всё-таки, это была ниша, которая, в конце концов, художников и защищала. Я помню, как, несмотря на то, что была такая резкая официальная критика – и в библиотеках, ну и договор не был закрыт, и всё такое, и Николай Афанасьевич Пономарёв, секретарь Союза художников СССР, и Салахов Таир, особенно Таир Салахов, который тогда возглавлял Молодёжное объединение Союза художников, они нашли возможность и защитили нас, и материально поддержали. Так что, в общем, Союз художников для нас оказался в этот момент таким, в общем-то, домом, где мы нашли какую-то защиту.
К.ЛАРИНА: Но Вы потом выставлялись?
П.НИКОНОВ: Выставлялся, конечно.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Но Вас так и продолжали называть «Левым МОСХом» при этом? То есть, таким революционным отделением Московского Союза художников?
П.НИКОНОВ: Да, был такой термин – «Левый МОСХ», да.
К.БАСИЛАШВИЛИ: И «Группа девяти», потом.
О.ЮШКОВА: И «Группа восьми» потом в Петербурге тоже возникла…
П.НИКОНОВ: Нет, это раньше было. Наша выставка в Питере проходила как раз буквально накануне визита Хрущёва. Я потом так представил, что мы вели себя, как … Мы приехали в Питер и сказали: «Что вы боитесь»? Там питерские художники как-то не очень… «Что вы боитесь? Посмотрите, в Манеже уже всё давно выставляется, всё разрешено!»
О.ЮШКОВА: А относительно творческих неудач – это действительно очень интересный момент. Дело в том, что эти заказы, договора, которые заключались с художниками, это система, которую придумали еще АХРовцы, и, по большому счёту, система гениальная: художник получает аванс. В случае чего – это творческая неудача. И мне кажется, эта идея в связи с чем возникла? – В связи с тем, что АХРовцы начали открывать тематические выставки. Например, выставка «Уголок Владимира Ильича Ленина». Ну где вы наберёте сразу там, я не знаю, сто работ на эту тему? Это же бред, чтобы люди сидели и у себя писали в мастерских неизвестно почему на эту тему. Поэтому заранее объявляется тема выставки. Заключаются договора, художники работают уже на определённую тему. Ну и, естественно, из массы работ выбирается то, что нам подходит, и не берётся то, что нам не подходит. Гениальная, безошибочная система!
К.БАСИЛАШВИЛИ: Но, однако же, Павел Фёдорович, Вы потом абсолютно отказались, как я понимаю, от этой заказной системы, уехали в деревню, где проводите сейчас тоже большую часть своего времени, и переключились вообще на другие сюжеты. Даже получили Государственную премию за “Деревенские послания”. Но уже в наше время, в девяностые годы. Почему это произошло? Это была художественная потребность или это было вызвано некой общественной ситуацией?
П.НИКОНОВ: Да, да. Прошло-то с того момента сорок лет! Действительно, это была художественная потребность. Просто я вдруг почувствовал необходимость как-то уехать, отключиться от такой договорной, что ли, работы. Поработать с натурой, замкнуться, найти свою тему. В общем, это сложный процесс. И я пришёл в последние годы к тому, что я на этой выставке показал картину, о которой Вы говорили.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Выставлена в Третьяковке, два года назад. Вы рисуете, пишете и своих односельчан Тверской области? Такая достаточно глухая деревенька.
П.НИКОНОВ: Да, это деревня действительно глухая. Там раньше был настоящий колхозный быт. Сейчас, к сожалению, уже там ничего, никого не осталось из коренных жителей. Сейчас это дачный посёлок. Но всё равно – природа! Конечно, Тверская природа потрясающая!
К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну и манера тоже поменялась, да? Два разных художника!
О.ЮШКОВА: Да, конечно, “Геологи”. Мы начали с того, что “Геологи” закрывают как бы эпоху «сурового стиля», классического «сурового стиля». Потом на выставках, и в течение, вплоть до семидесятых годов, пошли клише. Очень удобно было мастерам не очень серьёзным и способным работать под «суровый стиль». А он-то был проходным уже, в конце шестидесятых – в семидесятые годы. Так что классика «сурового стиля» “Геологами” закрывается. И манера, естественно, Павла Фёдоровича, как и многих художников «сурового стиля», меняется. Здесь уже возникает желание найти свой собственный пластический почерк. И основная такая задача, нерв уже работы этих художников – найти своё пластическое отражение мира, то есть, свою формулу пластического выражения этого мира. И не случайно потом творчество и Павла Фёдоровича, и Николая Андронова стали как-то ассоциировать с «деревенщиками» в прозе. А вы помните эту прозу «деревенщиков» семидесятых–восьмидесятых годов.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Смотрите, очень интересно: я нашла цитату в одном из Ваших интервью по поводу Ваших работ последнего времени. Смотри, Ксюша, интересно – кто из современных художников молодых ставит себе такие задачи, какие ставит себе наш гость? Я цитирую: «Интерпретировать средневековое иконописное искусство, уловить пластическую связь с северным примитивом и моими размышлениями о месте человека». Это настолько глубоко, что многим нынешним молодым вообще не свойственно такие задачи ставить для себя, понимаете, живописные.
П.НИКОНОВ: Ну, вы знаете, молодёжь сейчас…
К.БАСИЛАШВИЛИ: Вы же преподаёте?
П.НИКОНОВ: Да, я преподавал довольно долго – лет восемь; столкнулся с проблемой образования и столкнулся с молодёжью. Надо сказать, что молодёжь очень способная сейчас, очень способная! И у меня даже, я не знаю, может быть, я ошибаюсь, но у меня такое впечатление, что они сейчас, во всяком случае, в институтах, работают так, как мы никогда в те свои годы не работали, мы были значительно хуже.
К.БАСИЛАШВИЛИ: А что бы Вы сейчас предпочли – ту, «заказную» систему для молодых? Молодым ведь сложно живётся? – Приходится выживать. Ту «заказную» систему, которая давала всё-таки возможность к существованию, или свободу рынка? Допустим, окажись Вы сейчас тем самым молодым художником в этих обстоятельствах?
П.НИКОНОВ: Трудно сказать. Вы знаете, «заказная» система, конечно, была очень хороша. Но она была хороша в том случае, если это был действительно художник, и он очень серьёзно относился к своим правам. Например, были у нас случаи, когда художник, хотя эта была привилегия большая, имел заказ, или имел гарантированное авансирование. Но я знаю случаи, когда художник отказывался от этого, потому что это мешало его какому-то творческому. Ну, например, Смолины. Они отказались от гарантированного авансирования только потому, что это им мешало. Вы понимаете? И когда такое отношение, то гарантированное финансирование, конечно, очень, очень, очень нужная вещь! Но, к сожалению, оно развратило, колоссально развратило большой отряд художников. И для таких нынешний рынок оказался, в общем-то, необходимым таким свежим сквозняком. Понимаете, нужно всё-таки было, нужно было оказаться немножечко в тепличных условиях, может, стали развиваться. И это тормозило очень наш процесс. Но я бы сейчас пожелал бы тем ребятам, которые у меня учились, я бы пожелал им старую, договорную систему, потому что я уверен в них: они серьёзные, они преданные искусству, любят очень свою работу.
К.ЛАРИНА: Вы тут, когда рассказали про Таира Салахова, который Вас защитил после той выставки в Манеже. Я хотела привести слова Айдан Салаховой, дочери Таира Салахова, которая сейчас является галеристом и членом Общественной палаты. Она очень резко высказалась как раз по поводу нынешней ситуации, когда министр культуры попытался каким-то образом провести экспертную оценку работ художественных, выставленных на выставке соц-арт. Продолжает дело своего отца. Просто молодец Айдан, которая сказала: «Я выступаю за свободу искусства. То, что делает сейчас министерство культуры и массовых коммуникаций, возмутительно! Это чудовищный антипиар России, страны, где чиновники пытаются определить, что считать искусством, а что – нет. Это попытка вернуться к практике, распространённой в советское время». Это так просто, к слову. У нас есть правильный ответ на вопрос.
К.БАСИЛАШВИЛИ: О! Замечательно! Потому что нужно всё-таки назвать ответ – он тоже важен.
К.ЛАРИНА: (перечисляет имена и номера телефонов победителей). Ну, гораздо больше, но только шесть победителей мы можем позволить себе в этот раз. Конечно же, неореализм – правильный ответ. Это кино, которое…
К.БАСИЛАШВИЛИ: Повлияло на эстетику «сурового стиля» художников.
К.ЛАРИНА: Да.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Да, расскажите, что действительно это так было? Действительно, неореализм итальянский?
П.НИКОНОВ: Совершенно верно. Сначала – неореализм, а затем – было несколько выставок зарубежных, в том числе Ренато Гуттузо.
К.БАСИЛАШВИЛИ: А что общего?
П.НИКОНОВ: Была связь, потому что и то, и другое, во-первых, из Италии пришло, потом итальянский неореализм был невероятно приземлён, он был по-настоящему, настоящий реализм. Вы знаете, между прочим, наше изобразительное искусство того времени попало в дикий кризис не благодаря тому, что там были такие мощные социалистические требования. Нет! Благодаря тому, что вдруг начался какой-то мелкожанровый, анекдотический, так сказать, разговор на холстах. Я помню, были картинки “Въезд в новую квартиру”, “Опять двойка”, “Исключение из комсомола” Григорьева. Такие совершенно мелкие темы. О.ЮШКОВА: “Возвращение” Григорьева. Я даже не поняла, откуда, собственно, человек вернулся? Мне не приходило в голову, что речь идёт о возвращении в семью.
П.НИКОНОВ: В общем, такой мелкий, бытовой, мещанский стиль.
К.ЛАРИНА: Вы как чиновник сейчас рассуждаете, да?
П.НИКОНОВ: Да.
К.ЛАРИНА: Что это Вы ярлыки навешиваете? Мелкотемье, да?
(Общий смех)
П.НИКОНОВ: Не мелкотемье! Нет, нет. Это было действительно – такая была эпоха – всё кипело вообще, и вдруг пришли какие-то анекдотики!
К.ЛАРИНА: Безобразие!
П.НИКОНОВ: Одна картина была, она называлась “Я видел Сталина”, потом её переименовали – “После парада”: идёт группа суворовцев, такая сусальная картинка, то есть группа девочек, а в середине – суворовец. И очевидно он бодро рассказывает, что он только что с парада, и он видел Сталина. Такая сусальная, слащавая картинка. А неореализм итальянский он вдруг повернул – ребята, жизнь уже есть! Слушай, какого чёрта? Чем мы занимаемся?! Это было просто совершенно невероятно нужное для нас такое. И потом, конечно, Ренато Гуттузо, мощная выставка была. В общем, мы-то думали, что мы на передовых рубежах, да ничего подобного!
К.БАСИЛАШВИЛИ: И “Летят журавли”, помните, Вы говорили тоже?
П.НИКОНОВ: “Летят журавли” – в кино, да, в кино “Летят журавли”, в общем, это период был очень важный. Вообще, у меня такое впечатление, что эпоха “оттепели” значительно важнее была для нас, для культуры, чем горбачёвская “оттепель”, или как она там называется?
К.БАСИЛАШВИЛИ: Оттепель, оттепель.
К.ЛАРИНА: Оль, а что сейчас висит в Третьяковке-то?
О.ЮШКОВА: Вы знаете, “Геологи” оказались картиной совершенно эпохальной и знаковой. Она у нас в экспозиции всегда.Сколько раз переделывалась экспозиция искусство ХХ века на Крымском валу, а “Геологи” из неё не исчезают. Потому что это некая точка отсчёта – конец «сурового стиля» и начало этого, так называемого метафорического искусства семидесятников, уже выход туда. Снова появилось в искусстве ткань искусства: это метафоры, это размышления, это гротеск, это возможность различных формальных ходов. Поэтому она у нас всегда висит в экспозиции, а параллельно с этим появляются вещи более поздние, как раз из «Деревенской серии» Павла Фёдоровича – то одна вещь, то другая, как-то мы меняем.
П.НИКОНОВ: Если у нас есть время, я хочу рассказать, как она попала в Третьяковку.
К.ЛАРИНА: Да, это важно.
П.НИКОНОВ: Можно рассказать?
К.ЛАРИНА: Конечно.
П.НИКОНОВ: После выставки, надо сказать, что Хрущёв, несмотря на то, что я его ругаю, несмотря на то, что всё это подвергнуто было жуткому остракизму, и мою работу принесли туда, в зал приёмов, где проходила встреча с деятелями культуры, это вообще особый разговор.
К.ЛАРИНА: Там, где Вас награждали Государственной премией потом. Да? В этом зале?
П.НИКОНОВ: Тем не менее, их все вернули, и она довисела в экспозиции, не только она, но и все остальные работы, которые подвергались ругани. Они довисели до конца. После выставки мне привезли её в мастерскую. А что делать? – Мастерская небольшая, работа большая, творческая неудача. Я снимаю её с подрамника, думаю: то ли отмочить, то ли ещё что. Ну что ж теперь? Ну куда она мне? Всё! Надо начинать что-то новое.
В этот момент приходит Таир – Таир Тимурович Салахов. Это было поздно вечером. «Что ты делаешь»? А я говорю: «Я снимаю, она мне мешает». – «Дай мне её!» Я говорю: «Да забирай! Зачем она мне»? Мы накрутили её на бобину. И он отвёз её к себе в Азербайджан, в Баку. То есть, он фактически спас её, иначе она бы погибла. А там был вторым секретарем такой Пётр Матвеевич Елистратов, потрясающая фигура: человек с четырёхклассным образованием, такой партиец, сталинец, но невероятный энтузиаст культуры. Он поднял всю изобразительную культуру в Азербайджане, всем ребятам мастерские сделал. То есть, в общем, был такой по-настоящему руководитель культурный такой, культурной среды в Азербайджане. А у него была госдача, он повесил её у себя на даче. Но к нему же масса чиновников приезжает партийных. Он говорит: «Ну, смотрите, что ругали? Ну что тут особенного»? – проводил он такую агитацию, разгон. Потом его перевели в Мордовию. Он её забрал туда. И, когда уже стал директором Третьяковки Королёв Юрий Константинович, он обратился к нему с просьбой: «Слушайте, отдайте»! Он говорит: «Я отдам с одним условием: если она попадёт в экспозицию». Королев обещал. Таким образом, она оказалась в Третьяковке.
О.ЮШКОВА: Но она до сих пор в экспозиции. Уже не согласно этому условию, конечно, а просто потому, что она действительно знаковая вещь.
К.ЛАРИНА: Вы мемуары написали?
П.НИКОНОВ: Нет.
К.ЛАРИНА: Давайте! Ждем. Столько историй интересных, есть что рассказать.
П.НИКОНОВ: Хорошо.
К.ЛАРИНА: Спасибо большое. Павел Никонов и Ольга Юшкова сегодня гостили в программе “Собрание Третьяковки”.
https://echo.msk.ru/programs/tretiakovka/55575/

4. Интервью изданию “Коммерсант”

Статья: «Павел Никонов: мы не боялись»
Академик вспоминает о встрече с Хрущёвым в Манеже

В воспоминаниях о выставке в Манеже среди немногих художников, которые не испугались и не покаялись в грехах, все называют Павла Никонова. Именно его картина “Геологи” (ныне в Государственной Третьяковской галерее) была первой, на которую обрушился Хрущёв. Павел Никонов ответил на вопросы Григория Ъ-Ревзина.
– Павел Фёдорович, сегодня, сорок лет спустя, как Вы считаете, та выставка в Манеже действительно была важным событием?
– Да, конечно, это было ярчайшее событие. Мне вообще кажется, что всё, что было тогда, было гораздо интереснее и важнее для русского искусства, чем то, что дала перестройка. Я имею в виду всю “оттепель”, всю эту эпоху. Я прекрасно помню, как мы с женой на ВДНХ делаем какую-то мозаику, и там такой ящик со смальтой, а в ящике сидит мой сын, Андрей, ещё маленький, и радио, и вдруг передают про ХХ съезд. Разоблачение культа личности, свобода. И сразу началась другая эпоха, и ну её, эту мозаику,– всё пошло по-другому.
– Но я имею в виду именно эту выставку в Манеже.
– А это – продолжение. Потому что, представьте себе, вас пытаются задавить, а нет никакого страха, никакого испуга. Я совсем не боялся. Мы, когда открывалась выставка, были с женой в Ленинграде, и там про всё это узнали. И там ленинградские художники, с которыми мы общались, очень испугались, и говорят: «Всё, конец, теперь всё кончилось». А я им говорю: «Да что вы! Ничего не кончилось. Ну, спровоцировали Хрущёва, ну наорал он, и что же – теперь всё? Да ни за что такого не будет!» А утром мы приехали в Москву, и действительно, ничего не было. Мы специально дежурили на выставке, вдруг ещё что-то.
Я помню, я стою у своих “Геологов” и вижу: идёт по выставке Серов и ведёт какого-то маленького человека. Объясняет чего-то. Присмотрелся – Гагарин! А Серов, он и Хрущёву так же объяснял. Он сначала подводит к Дейнеке, к “Материнству”, говорит: «Вот советская мать». Потом ещё: «Вот советский воин». А к моим “Геологам” подвёл и говорит: «А за эту картину государство заплатило три тысячи рублей». Тогда это были большие деньги; Хрущёв потому и взвился. Ну, я подошёл к Гагарину, говорю, я автор, разрешите я Вам сам всё расскажу. И повёл его по работам. А после того как Хрущёв отскандалил, они в ЦК приняли решение: пусть сами разбираются. И Серову нужно было ещё собрать письма от видных граждан, чтобы продолжить нашу травлю. И когда Гагарин посмотрел выставку, тот к нему с этим письмом, дескать, уже всё готово, подпишите. А я рядом стою. И Гагарин посмотрел на меня и отказался.
– А почему Серов так себя вёл?
– Ну как же ещё? Ведь мы, когда готовили эту выставку “ХХХ лет МОСХа”, мы же показали всех художников. Мы вытащили то, чего никогда не показывали,– Фалька, Истомина. Мы искали по всей Москве, по провинциальным музеям, под диванами. Коржев тогда даже вышел из состава выставкома в знак протеста, и термин тогда появился, он ввёл, «поддиванная живопись». Потом это в статье в “Правде” повторили. Мы ведь создали другой образ этих тридцати лет, причём Фалька, Истомина мы вешали в первых залах, а Серова, Герасимова – в конце. То есть мы осознанно шли на провокации. Да и ожидали репрессий. Они же с нами боролись.
– Получается, они вас переиграли? Привели Хрущёва, вас уничтожили.
– Почему уничтожили?
– Ну, в воспоминаниях говорится, что исключали из Союза, преследовали…
– Не знаю. Я, например, никак не пострадал. То есть, конечно, материально – да, работу перестали давать, но это же несерьёзно. Ведь сейчас никто об этом не говорит, а после того как Хрущёв прошёл по выставке, разругал – не сняли ни одной работы. Ни одной! Они ведь висели ещё очень долго, целый год, и всё это время после такого разгрома в Манеж стоял хвост очереди – посмотреть на наши работы. Больше того. Когда через некоторое время Хрущёв назначил встречу с творческой интеллигенцией – опять нас разносить, а встреча была в доме приёмов на Ленинских горах, то туда привезли наши работы. И он опять ругался, а потом их собрали и обратно поставили в экспозицию. Представляете, назад всё привезли и развесили как было. Так что я не считаю, что Серов выиграл. Ни в коей мере.
– Но там, в доме приёмов, была же безобразная сцена.
– Почему безобразная? Наоборот. Ну да, Хрущёв, конечно, ничего не понимал в искусстве, был совсем невежественный, кричал – но ведь с ним можно было спорить. Мы же его не за это ценим. Он кричит: «Мы вас в гроб загоним!» А ему Евтушенко с места кричит: «Прошли те времена!» Это же здорово! Интересно. Была открытая борьба, дискуссия. Они пугали преследованиями, это было, но мы же не боялись. А без нашего страха они ничего сделать не могли.
Газета “Коммерсантъ” №222 от 06.12.2002, стр. 21.
Григорий Ревзин.
https://www.kommersant.ru/doc/354851

5. “Метаморфозы советских 60-х”

Статья: «Павел Никонов, “суровый стиль” и метаморфозы советских 60-ых»

Павел Никонов – хороший художник. И при этом видно, как он бьётся о предел, который никак не удаётся преодолеть.
Начиналось всё романтикой 60-ых. Никонов – один из тех, кто создал рамки «сурового стиля».
Хрестоматийные его, ранние “Наши будни” – суровые люди, занятые негромким но важным делом на суровой земле. Это было ощущение эпохи – в киноварианте; пожалуй, этой работе художника соответствовал фильм Ромма “Девять дней одного года” (1962).

А потом была выставка к 30-летию МОСХа – и на ней Никонов выставил своих “Геологов”. И на него накинулись. Отстрелялись все, кому было не лень: «непонимание человека труда», и всё такое прочее. В картине много чего просвечивает – то, что тогда смотрелось по запасникам музеев художниками: и Сарьян, и Александр Древин. Присутствует и кивок в сторону популярного в СССР плохого американского живописца Рокуэлла Кента. Но есть здесь и что-то иное – от библейской притчи. От попытки «взглянуть иначе». И можно «смотреть» картину в контексте плохих фильмов 60-ых про несгибаемых советских геологов.
По-разному можно смотреть. И результат выходит разный.
Никонову приходится «грехи» отрабатывать. Писать «что-нибудь» к юбилею революции. Вроде “Штаба Октября” (1966).
Никонов всё больше сдвигается в сторону примитива.
А потом наступает кризис. Когда художник всё бросает, уезжает в деревню – и несколько лет «молчит», ничего не пишет.

И наконец, появляется совсем другой художник Павел Никонов. Который долго смотрел на старые иконные доски – и что-то понял про цвет и свет.
Блог ithaka_66
3 марта 2013 года.
https://ithaca-66.livejournal.com/35704.html#fn_2_1

6. Разные материалы о художнике Никонове

“Геологи” и не только (На выставке “Оттепель”. 2017)
Павел Никонов “Геологи”, 1962
Именно такой была моя поездка с геологами в 1960 году. Мне предложили в качестве рабочего поехать с экспедицией на летние полевые работы в район Восточных Саян. С мая по сентябрь бродил я с проводниками-тофаларами, ещё с одним рабочим и начальником экспедиции – по верховьям Казыра и Кизира. Брали один горный перевал за другим, забирались на самые высокие точки Саян. У нас было три связки оленей. Комар и гнус загонял их и нас наверх, на ледники. Тропы не было, мы прорубались через кустарники, переходили вброд быстрые, холодные речки. Наш маршрут совпал с маршрутом знаменитой экспедиции Кошурникова, погибшей осенью 1942 года. Однажды на нас вышли заблудившиеся туристы, голодные, измождённые, оборванных. У них перевернулся плот. Они просили у нас оленей. Но у нас начался падёж оленей, и мы не могли им ничем помочь. Тофалары накормили их, один из них должен был проводить туристов до ручья, дальше они уже пошли сами. Тофалар ждал, когда один из туристов обуется, эта сцена мне очень напомнила Джотто. Я привёз уйму материала, вспомнил тофалара верхом на олене, проводы туристов, их обречённый вид и Джотто. Это дало решение моей картины “Геологи”.
https://geo.web.ru/druza/t_17_06_11_Ottep.htm

Отрывок из книги “Лабас” автор Наталия Семёнова, стр. 55
4 ноября 1962 года в Манеже была торжественно открыта выставка художников-авангардистов студии “Новая реальность”, приуроченная к 30-летию московского отделения Союза художников СССР (МОСХа).
И хотя газета “Правда” отметила праздничность, полноту и показ «незаслуженно забытых» мастеров, какая-то напряжённость витала в воздухе.
«Выставка слишком хороша. Кому-то это не понравится», – сказал Сергей Васильевич Герасимов и был прав.
http://loveread.ec/read_book.php?id=69800&p=55

Таир Салахов: «Мое отношение к детям и ученикам в первую очередь зависело от их таланта»
29 ноября 2013 года исполняется 85 лет одному из основоположников «сурового стиля» Таиру Салахову. Шеф-редактор “Артгида” Мария Кравцова поговорила с ним об официальном и неофициальном искусстве, административной карьере и о том, как советские художники узнавали о существовании Сезанна и Ван Гога.
Мария Кравцова: Вы принадлежите к поколению художников, которых хвалили в 1950-х, слегка помяли в 1962 году в Манеже, оформили краткий запрет на профессию в середине 1960-х и приняли всюду, где только можно, в 1970-е. Я знаю, что Вы не были непосредственным свидетелем скандала в Манеже, и даже не участвовали в печально знаменитой выставке “ХХХ лет МОСХ”. Павел Никонов рассказывал мне о том, что именно Вы сыграли в истории с этой выставкой одну из принципиальных ролей, в буквальном смысле сохранив от уничтожения один из его оплёванных Никитой Сергеевичем шедевров – картину “Геологи”.
Таир Салахов: Когда в 1964 году Никиту Сергеевича выдавили в отставку, ни один деятель культуры не встал на защиту человека, который разоблачил культ личности Сталина, реабилитировал сотни тысяч человек, при котором, в конце концов, началась “оттепель” в культуре.
Кому-то было нужно, чтобы он настроил интеллигенцию против себя, чтобы она в случае чего не встала на его защиту. Поэтому скандал в Манеже был направлен не столько против художников, сколько против Хрущёва. А он даже этого не почувствовал!
18 декабря 1962 года в доме приёмов на Воробьёвых горах состоялось совещание, на котором были представлены работы с выставки “ХХХ лет МОСХ” и состоялось обсуждение того, что произошло в Манеже. Я присутствовал на этом заседании и помню выступление молодого, но уже очень популярного поэта Евгения Евтушенко, который сказал, что на Кубе художник-абстракционист и художник-фигуративист плечом к плечу с винтовкой в руках защищают революцию. Он хотел сказать, что разные направления и художники, не вписывающиеся в принятые каноны, – не противники революции. Из зала на него зашипели: «Горбатого могила исправит!». После этого, в марте 1963 года, в Свердловском зале Кремля прошло ещё одно заседание, после которого молодые художники ощутили себя не нужными искусству. Среди них был Никонов, “Геологов” которого признали творческой неудачей. Никонов хотел смыть работу, но я случайно оказался в его мастерской на Щёлковском шоссе. Никонов уже приготовил ведро с водой, залить холст с тыльной стороны, чтобы отслоился грунт с красочным слоем. Я забрал картину, сказав, что взамен обеспечу его новым холстом, и увёз её в Баку. Но когда праздновали 50-летие МОСХа, мне сказали, что “Геологов” хочет купить Русский музей; я поговорил с Третьяковской галерей и они успели перекупить её за большие деньги – 9 тысяч рублей. Деньги разделили Никонов и очень нуждавшийся к тому времени Пётр Елистратов, в своё время бывший вторым секретарём партии в Баку и также защищавший “Геологов”.
https://artguide.com/posts/488-tair-salakhov-moie-otnoshieniie-k-dietiam-i-uchienikam-v-piervuiu-ochieried-zavisielo-ot-ikh-talanta?page=109

Певец периода распада
Павел Никонов в Третьяковской галерее
21 мая 2005
https://www.kommersant.ru/doc/579377

Павел Никонов. Движение к свободе
2019
Анна Дьяконицына
картина “Геологи”
https://www.tg-m.ru/articles/2-2019-63/pavel-nikonov-dvizhenie-k-svobode

Диалог. Павел Никонов. Живопись
В этом посте – живопись Никонова на выставке “Диалог. Павел Никонов и молодые художники”.
Одна из самых последних работ – этого года. Идущая.
https://pavel-otdelnov.livejournal.com/137945.html

Диалог. Павел Никонов. Пастели
В этом посте – пастели Никонова с выставки “Диалог. Павел Никонов и молодые художники”.
Все пастели – это подготовительные работы, эскизы. Хотя, мне кажется, они смотрятся более остро и напряжённо, чем сами работы.
Мне кажется, что в пастелях Никонова материал живёт ещё более органично, чем в его живописи. Стихия.
https://pavel-otdelnov.livejournal.com/139025.html

Выставка “Павел Никонов. Время бури”
В Итальянском зале Санкт-Петербургской академии художеств с 27 ноября по 26 декабря 2020 пройдёт выставка Павла Фёдоровича Никонова.
Санкт-Петербургская академия художеств имени Ильи Репина
http://www.artsacademy.ru/vystavki/

Коллекция Государственного Русского музея
https://rusmuseumvrm.ru/collections/painting/index.php?lang=ru&show=mname&p=804&ps=60&mpage=1#slide-2

Примечания, пояснения

«Суровый стиль». Основным источником «сурового стиля» было изобразительное искусство СССР 20-х годов, то есть досталинского периода, а именно творчество А. Дейнеки, Г. Нисского, а также П. Кончаловского, А. Осмёркина, А. Лентулова и других. Некоторое влияние оказал и итальянский неореализм, как живописный (Ренато Гуттузо), так и неореализм в кинематографе (например, известное полотно Г. Коржева “Влюблённые” – это реминисценция кадра из итальянского фильма). Определённое влияние имели (по словам Виктора Иванова) и мексиканские монументалисты (Ороско, Ривера, Сикейрос). Но художник Павел Никонов отрицает влияние мексиканского монументализма на художников «сурового стиля». Действительно, доступ к мексиканцам появился уже после того, как «суровый стиль» пошёл на спад. Сюжеты работ, выполненных в «суровом стиле», как правило, брались из трудовой жизни простых людей.

Джотто ди Бондоне (1267-1337) – итальянский художник.

Герасимов Александр Михайлович (1881-1963) – художник-живописец, архитектор, скульптор, педагог, доктор искусствоведения (1951), профессор, президент Академии художеств СССР (1947-1957), народный художник СССР (1943), лауреат четырёх Сталинских премий. Картина “Ленин на трибуне” (1930).
(не путать)

Герасимов Сергей Васильевич (1885-1864) – художник-живописец, педагог, доктор искусствоведения (1956), профессор, академик Академии художеств СССР (1947), народный художник СССР (1958), лауреат Ленинской премии (1966 – посмертно). Картина “В. И. Ленин на II съезде Советов среди делегатов-крестьян” (1936).

Салахов Таир Тимурович (1928-2021) – художник-живописец, педагог, профессор, академик Академии художеств СССР (1975), народный художник СССР (1958), Герой Социалистического Труда (1989), лауреат Государственной премии СССР (1968).

Серов Владимир Александрович (1910-1968) – художник-живописец, график, педагог, президент Академии художеств СССР (1962-1968), академик АХ СССР (1954), народный художник СССР (1958), лауреат двух Сталинских премий (1948, 1951), первый секретарь правления Союза художников РСФСР (1960-1968).

Белютин Элий Михайлович (1925-2012) – российский художник, историк и теоретик искусства, педагог, основатель и руководитель художественной студии “Новая реальность”. В этой студии в ноябре 1962 года прошла так называемая «Таганская» выставка художников-авангардистов. Некоторые официальные лица министерства культуры предложили Белютину выставить картины с этой выставки на открывавшейся вскоре выставке в Манеже.

Юшкова Ольга Артуровна – искусствовед, историк искусства, куратор, педагог, с 1981-го по 2010-й год – сотрудник Государственной Третьяковской галереи.

Тофалары – тюркоязычный коренной малочисленный народ России, проживающий в Восточной Сибири.

Соц-арт – одно из направлений постмодернистского искусства, сложившееся в СССР в 1970-х годах в рамках так называемой альтернативной культуры, противостоящей государственной идеологии того периода. Соц-арт возник как пародия на официальное советское искусство и образы современной массовой культуры в целом, что нашло отражение в его ироничном наименовании, соединившем понятия соцреализма и поп-арта.