ЧАСТЬ II
РАБОЧАЯ БИОГРАФИЯ

Сланцевский городской торг

…простой народ так же не читает в Европе, как и у нас.
Н.П. Огарев.

 Лавры Пикассо с детства мне не давали покоя. – Я много рисовал. Увлечение перешло в умеренное рисование сегодня. Я очень люблю клепать шедевры. Жаль, что окружающие ценности моих работ не понимают. У меня живопись и графика, – некоммерческие. Это пока.

В 10-м классе сосед предложил мне расписать стены его гаража. Для этого были выданы нитро-краска разных цветов, 2 банки эмали и малярные кисти. Что-то интересное я изобразил, и фрески простояли в чужом гараже какой-то период в неприкосновенности. Со временем неблагодарные потомки соседа забелили шедевр, по которому плачет московский Музей современного искусства. Гараж этот еще стоит в Лучках, во дворе домов 63 – 65 по ул. Ломоносова.

Лучший художник школы № 4 в лучшие свои годы к тому ж сочинял стенгазеты и оформлял Красные уголки, в т.ч. в армии.

После СА я приехал в Сланцы и практически через неделю по протекции maman устроился в новую художественную группу Торга.

Опыта оформительской работы у меня почти не было, если не считать работу по оформлению класса связи и Ленинской комнаты на полуострове Рыбачьем. Мало того, оформиловку я почитал презренным ремеслом, совершенно не подозревая, что годы работы художником-оформителем будут лучшими годами моей жизни, наполняя ее культурой и своеобразием.

Новая группа художников, в которой я приступил к первой своей работе, начиналась в 1973 г. Руководил ею – Юрий Константинович Смирнов, бывший художник СПЗ «Сланцы». Вместе с ним с завода в Торг перешел и Михаил Юльянович Полевой. Из старого состава оставался Владимир Алексеевич Смирнов, который владел и навыками фотографии. В то время к нему за консультациями иногда обращался Ю. Терентьев, сегодня признанный мастер сланцевской фотографии.

В предыдущую группу торговских оформителей входили Юлий Дерешко, Михаил Лясин и упомянутый Владимир Смирнов.

Юлий Дерешко – примечательнейшая личность на сером сланцевском небосклоне. Это был, прежде всего, творческий человек. Одно время он работал в ДК СПЗ «Сланцы», где им были оформлены несколько спектаклей. Он писал яркие картины мастихином и занятные акварели, которые процарапывал воском. Жил он в Лучках, в доме, где нынче расположен магазин № 42. Глядя на него, развил склонность свою к художеству другой колоритный художник, – сосед по коммуналке, – Коля Егоркин.

Художественная мастерская Сланцевского городского торга в 1973 г. находилась у Кирпичного завода на Комсомольском шоссе, в деревянном здании старого магазина. Она имела два рабочих помещения. В одном производились художественные работы, во втором была фотолаборатория. Обедать мы ходили в столовую завода, который работал еще в годы перестройки, а сегодня заброшен за ненадобностью. На нем трудилась так же какая-то художница.

В наши задачи входило обеспечивать магазины и столовые города наглядной агитацией, а так же поддерживать в порядке витрины. Так было принято. Много работы требовало оформление интерьеров. Один раз на Больничном городке мы делали кафе «Лакомка» (впоследствии – кафе «Омега»[1]).

В 1970-е гг. были введены в строй «Детский мир», Хозтовары (Кирова, 50). Мебельный магазин (Кирова, 51/1), кафе «Лакомка» (Кирова, 48). Везде группа приложила свои труды и умение.

Сначала мы рисовали большое панно на витринном стекле в промежутке между «Детским миром» и Хозтоварами. Безобразная работа эта простояла более 20 лет. Затем мы оформляли «Детский мир». Ю.К. Смирнов придумывал там объемные элементы, разномастные по стилю.

В Мебельном магазине группой были использованы масштабные фотографии на рулонной бумаге, которые заказывали в Ленинграде. В витринах магазина Ю.К. изобразил интерьеры, срисованные из журналов. – Работа художников начиналась с перелистывания журналов. Ю.К. и М.П. хотелось ухватить идейку[2]. Дерешко прежде работал по наитию. – Гуашевые панно его в витринах маг. «Октябрьский» не подходили под логотипы, как того требовала строгая оформительская мода.

В свое время в Сланцах, при директоре Торга И.В. Иванове, было открыто детское кафе «Лакомка». Оформлением руководил старшóй наш – Ю.К. Смирнов.

На главной стене по его инициативе была сооружена механическая установка с меняющимися картинками. Подобный принцип сегодня широко представлен в рекламе. Основу его составляют треугольные вращающиеся детали, на гранях которых расположены фрагменты изображения. – При повороте в нужное положение в совокупности они дают из полос цельную картину.

Треугольные носители давали три картинки. Механика, сделанная А. Комаровым, работала недолго. Причиной порчи установки были посетители. – Носители всяк вертел, как ему вздумается. – Техника не выдерживала стороннего вмешательства.

Стены кафе были обиты щитами ДВП-плиты в виде шахматной доски. На некоторых были изображены сценки народных сказок. Ударный акцент давали выпуклые круги из металла, на которые загадочная душа Ю.К. использовала зимние салазки. Колер кафе был кирпичного цвета. Где-то была и покраска бронзовой пудрой.

Помню, Константиныч искал нужный цвет. – Были использованы множество эскизных и малярных красок. Смесь перемешивали даже рукой, но нужного цвета сразу не добились. –  Когда намешали целую бочку, оказалось, что цвет краски ничем не отличатся от сурика, который исстари используют для покрытия полов.

В гардеробе была сооружена стойка а-la- Rus, имевшая сбоку кондовую бутафорию – точеные столбы и подвесные светильники. На входе я изобразил волка из популярного фильма «Ну, погоди». – Разинув клыкастую пасть, он зазывал малышей и их родителей – «Ну, заходи».

В это время у В.А. Смирнова родилась дочь, и мы с помпой отметили это событие. Володя купил ящик вина, который мы потребили с работниками Стройгруппы. Проблем на этот счет никогда не было. Я считаю, что в советской России надо было пить в рабочее время, поскольку дом, – это святое[3].

Из других развлечений могу помянуть теннис и футбол. Теннисный стол был у нас уже в мастерской на Кирпичном заводе. Его мы использовали по назначению, а когда надо, для работы. Футбол практиковался в помещениях магазинов на Больничном городке. Даже уборщица гоняла с нами мяч.

В новом детском кафе можно было пообедать и отведать мороженого. Были и еще какие-то специальные блюда, соответственно заявленного статуса. Это было первое приличное заведение в Сланцах, если не считать Шашлычной, которую к приличным заведениям можно было отнести с большой натяжкой.

Когда были оформлены «Детский мир», Хозяйственные товары, Мебельный магазин и кафе «Лакомка», группа перебралась в мастерскую при магазине на ул. Банковская 9. Там производился масштабный ремонт и готовился к сдаче промтоварный магазин. Со временем он был перепрофилирован в Специализированный винный магазин, который в народе метко прозвали «Спецуха». В годы борьбы с зеленым змием в Спецухе и возле нее происходили водочные баталии. Потом ту Спецуху упразднили, а магазин получил новое название «Тройка». Тройку оформляла уже новая группа художников под руководством М. Полевого. Примечательно, что под окнами нашей мастерской на Банковской в свое время гудел пивной ларек. – Скучно нам не было.

Мало-помалу освоив профессию, я стал работать самостоятельно. Около полугода я базировался в центральном городском гастрономе – Магазине № 47 (Кирова 24, директор – И.В. Веселова). Мною в залах там были сделаны подвесные щиты, витрины, Красный уголок в кабинете директора и кое-что по мелочам. В помощницы мне была выделена М., симпатичная девица, которая занималась оклейкой и грунтовкой.

В магазине «Октябрьский» (Ленина 14), помню, была мною сделана неплохая витрина, персонаж которой директор назвала «Милый друг». Сей друг представлял галантного усача в высокой шляпе. Я его вырезал из ДВП и покрасил в сине-сиреневые тона. Вокруг друга были развешены женские сорочки и вещи дамского обихода. На полу стояла обувь.

Для нужд рекламы Торг отпускал определенное количество товара. Чтобы не было покушений на выкладку (витрины иногда били), обувь ставили непарами. В продуктовых 47-м и 46-м магазинах в витринах ставили продукты долгого хранения, но консервы из металлических банок, мне помнится, удаляли. Были выкладки продуктов в магазинах №№ 19 и 42. Просуществовали они недолго. В магазине «Космос» были какие-то подвесы, но выкладки никогда не было. Он стоял на отшибе, а потому не привлекал ничьего внимания.

В «Радуге» (центральный магазин одежды и обуви на Ленина 11) витрины оформлялись постоянно. Помню, что когда-то в области проводились даже конкурсы витрин, к которым мы специально делали постановки, снимки которых посылали в Ленинградское областное управление торговли. Были какие-то призы, но со временем мода на конкурсы угасла.

Для нужд оформления Торг выписывал специализированные журналы (Neie Werbung, Реклама), где можно было смотреть, как работали художники в ГДР и др.

Для совокупного оформления магазинов в Лучках мы перебрались в здание на площади Шахтер (дом № 1). Короткий период трудились в магазине № 42 (Маяковского 6). Коротко были в др. точках. Не забывали столовые, которые входили в нашу компетенцию. – Для них мы делали наглядную агитацию. За то нас иногда кормили бесплатным обедом.

Праздничное оформление для главных магазинов готовилось несколько раз в год: «Радуга», «Октябрьский», «Космос», «Универмаг», «Юбилейный», №№ 19, 30 («Быки»), 42, 46, 47. Для того писались плакаты и витринная бутафория. Плакаты, – большие и маленькие, – развозились по точкам. – Потом мы ходили, вешали оформление на палки и проволоку. В это время жители могли видеть в витринах веселых мужиков.

На 1 и 9 Мая, а так же на 7 Ноября в стране полагалась политическая тема. Для того мы копировали через эпидиаскоп открытки и плакаты. На Новый год дополнительно разрисовывали стекла наподобие изморози. После нас уборщицы скоблили краску и матерились.

Бывало, на стекла наносились политические лозунги, два трафарета по всем витринам. Пустая витрина на праздник считалась признаком плохого тона, тем более, что оформление контролировалось секретарем парткома В.И. Соловьевым, и представителем ГК КПСС.

Городской торг – первое место моей работы на профессиональном поприще. – Изучать пришлось многое, например, шрифты. – Их существует великое множество. Понять конструктивную связь между ними и плоскостью может не каждый.

Сегодня человека заменил компьютер. Дизайнер делает плакат, не умея держать карандаш. Вместе с компьютером в оформление пришло единообразие. – Благодяря Билу Гейтцу вывески во всем мире стали одинаковы.

База отдыха в с. Заручье поступила на баланс СГТ в начале 1970-х гг. Она находилась в живописном месте на оз. Долгом и принимала отдыхающих только зимой. – Летом на ней функционировал пионерский лагерь «Салют».

В преддверии первого лагерного сезона мы, торговские художники, прибыли в Заручье для работы на месте. Кроме лагерной рутины, мною там были исполнены несколько масок из пенобетона. К сожалению, материал непрочен. Ничего из оформления той поры не сохранилось, хотя до сих пор на внешних стенах зданий есть работы группы М. Полевого. – Он умудрился нанести уродливую живопись прямо на кирпичи. Вкус отказал художнику, который несколько раз становился директором лагеря.

С этой базой у меня связано много отрадных воспоминаний. Я постоянно участвовал в молодежных поездках на озеро. Расположена она в живописном месте, в устье оз. Долгое. В старое время там была земская больница. Этот же статус сохранялся за ней до и после ВОВ. Местные жители еще помнят лечащий персонал.

Традиционные заезды на базу совершали на 23 февраля работники Стройгруппы торга под руководством прораба Майи Алексеевны Андреевой. Они сопровождались большим застольем. Приблизительно такая же программа была во время заездов молодежных групп. Миша Полевой договаривался с завхозом о бане. – На второй день бывали лыжные прогулки через озеро, в сторону деревни Изборовье. Иногда мы ходили в село в магазинчик, а заодно к заброшенной церкви[4]. Сегодня я узнал, что Заручье до 1949 года называлось Доложском и имеет давнюю историю. – В этой связи пишу о погосте книгу, но дело то небыстрое.

Сланцевский комбинат общественного питания
Во второй половине 1970-х гг. от Сланцевского торга отпочковался Общепит (КОП) со всеми своими точками, столовыми, буфетами и рестораном «Алмаз». Руководил им Григорий Исаакович Факторович, с которым я был немного знаком. Поскольку в торге у меня с коллективом художников сложились неприязненные отношения, и работал я индивидуально, я смело пошел в новую организацию, – предложил свои услуги. Уже тогда заветной мечтой моей было заняться созданием интерьеров предприятий общественного питания – кафе, ресторана и столовых. Я думал о художественной стороне дела, и мне не терпелось работать самостоятельно без обременительной корректировки со стороны коллег. Кажется, с поставленной задачей мне полностью удалось справиться. – Я трудился в Общепите по новым принципам, которые сформулировал сам.

Мастерскую мне выделили прекрасную. Находилась она в здании, что стоит во дворе сланцевского филиала Горного института (Ломоносова 10а). Раньше здесь были мастерские Сланцевского индустриального техникума.

Наскоро затыкая оформительские дыры в столовых, я параллельно стал работать большой планшет-перспективу кафе на улице Кирова 44. В то время в там находилась «Пельменная», – разгуляй-поле сланцевских пьяниц.

Предварительно исподволь и ненавязчиво была оговорена с Г.И. концепция заведения, которую я придумал на досуге. Со временем он принял идею и в разговорах уже выдавал ее как свою. Это было неважно, ибо у меня был карт-бланш на творческую работу.

В мастерскую из института ко мне ходили курить две девицы. Глядя на эскизы, они решали, где будут сидеть за барной стойкой. – Дамское общество всегда было приятно. Это были музы, если мне не изменяет память.

Ударным аргументом моего кафе была барная стойка, изготовление которой я доверил столярам СПЗ Г. Козлову и Л. Тикк, профессионалам дела. С заданием они справились прекрасно. Сотрудничали мы неоднократно. Эти же мастера делали и стойку в гардероб.

Проблема была с пошивом дермантиновых чехлов на детали фасадной части стойки. Их изготовила одна из мастериц СРЗ. Стекла настенного панно вручную сверлили работники стройгруппы. Для этого была нужна смекалка и осторожность. Нижняя часть панно в целях безопасности была из оргстекла, которое я по великому блату купил в магазине на улице Свердлова.

Полированные детали стен мы с Г.И. брали на Мебельщике. Нас там неплохо принимали и не отказывали в некондиционном товаре. Для кафе годились дверки сервантов, покрытые полиэфирным лаком.

Мебельщик – Сланцеский лесокомбинат, занимался не только переработкой леса, но и изготовлением мебели. Это было шикарное производство, которому не хватало современного дизайна. Вся промышленность России страдала отсутствием такового, а потому товары из СССР пользовались ограниченным спросом. Ростунов Юра, художник, который работал тогда на Мебельщике, сидел в каморке и в процесс производства не вмешивался. Коммерческим своим достижением он считал изготовление дверных табличек на полированной доске.

Для стен кафе по фондам в Ленинграде нашелся ковролин ярко-зеленого цвета, который я использовал не по назначению. Это было смелым для своего времени решением. Поскольку зеленый цвет распространен в природе, он оказывает благоприятное воздействие на глаз человека и дает ощущение чистоты. Была возможность взять голубой ковролин, но я от него отказался, т.к. психологическое воздействие его на человека иное. – Голубое помещение дает ощущение холода и после долгого нахождения в нем угнетает психику.

Черный цвет созданного мной панно – нейтральный. Он дает ощущение мрачности, но в моем случае за счет сочетания с открытым цветом стен и игры направленного света создалась редкая экстравагантность, которую нельзя было просчитать заранее. Нейтральные цвета черный и белый сочетаются с любыми цветами.

Выбранный ярко-зеленый цвет тоном и интенсивностью был необычен для тогдашнего интерьера и нигде больше мне не встречался. Я его сочетал с коричневым и черным цветом барной стойки. Надо учесть и то, что освещение бара за счет красных светильников было цветным. На глянцевом черном панно мерцали бирюзовые полусферки, соединенные в местах схода стекол в группы по четыре штуки. Снизу они подсвечивались синим светом, что создавало оптический эффект.

Свет – прекрасное средство оформления, которое широко используется в рекламе, сценической работе, подсвете архитектуры и в музейно-экспозиционном деле. Световые эффекты широко использует церковь. Наши богато изукрашенные храмы расцвечиваются десятками свечей, свет которых многократно отражается в позолоте иконостасов, образов, полированом металле окладов, напольных светильников и лампад. Это создает ощущение богатой декорации. Фактически, так оно и есть. – Православные храмы изукрашены богаче беленых храмов Европы. Храмы Эстонии поразили своей аскетичностью.

На базе в Ленинграде Г.И. выписал, а я взял немецкую ярко-красную пластиковую мебель. Это усилило цветовое воздействие интерьера. Всем известны свойства красного, который применяют в светофорах, которым дразнят быка. Когда мы ехали из Ленинграда, то по дороге потеряли стул. Это в зеркало заднего вида заметил водитель. Пришлось вернуться, забрать потерю.

Правдами-неправдами, окна в глубине зала я закрасил, дабы в помещении был полумрак. Г.И. был против этого. Чтобы убрать позорные окна и сделать плоскость однообразной, я задрапировал ее светло-зеленой шторой на всю длину.

Зал Пельменной изначально был разделен массивными столбами. В центре, между двумя из них, я спроектировал светомузыку. Экранную плоскость сложили из бутылок прозрачного стекла. Их ушло практически тысяча без двух штук. Одна тетка долго намывала бутылки в моечной ванне.

Лампочки цветомузыки я красил темперой основных цветов. Она пригорала только в верхней части шара лампы. Знакомые мастера В. Кононов и В. Ларкин создали для нее неплохую схему, и она работала долго.

Светлая часть зала была разделена на две части. В одной был «будуар» для начальства, которое пить водку с народом не желало. Отдельный кабинет был обит малиновой шторой, а по стенам были развешены бра. В центре поставили счаленные столы. «Нумера» стали популярны среди определенной категории граждан. Для кого-то и сегодня земной рай начинается в кабаке.

С наружной стороны кабинет имел стену сложной конфигурации, на которой я сделал объемный объект с подсветкой, род декоративного панно. К сожалению, фотографии той стены у меня никогда не было.

Имеющиеся три фотографии кафе сделал по-случаю художник ЛПО, по совместительству вратарь футбольной команды «Химик» – Миша Нефедов (†), которого я ненароком затащил в «Ассоль» для съемки. По молодости лет, по человеческой глупости я тогда не снимал творческих работ. Сегодня мне кажется, что я поступал неправильно.

В гардеробе кафе первоначально выложили фрагмент стены керамическим боем, однако, знающие тут же определили, что подвыпивший гражданин непременно заденет стену щекой. От боя отказались. Бракованной керамики при этом набрали на Майоликовом заводе пол-трактора. В итоге гардероб обили полировкой и навесили зеркала. Стойка в нем имела широкий валик и наклонный навес из оргстекла, выкрашенного в голубой цвет. Стоял там уголок для курильщиков.

Потолки кафе были обиты звукоизоляционной плитой с отверстиями, которая, впрочем, не избавила администрацию от жалоб на шум. Сегодня плита подобного рода называются гипсокартон.

Дикое название кафе – «Ассоль» было объявлено нам по результатам конкурса, распиаренного в газете «Знамя труда» сланцевским ГК ВЛКСМ. Бог знает кем придуманное, оно было явлено миру где-то в конце работ, или после открытия заведения.

Надо отметить, что кафе изначально предполагалось властями как «культурная водчина» комсомольцев. Те любили, да и умели широко отдохнуть. Взять хотя бы популярные в те годы турслеты в Кривой Луке. Спорт там перемежался с жестким разгулом пьянства, во время которого всем было весело.

По вопросу кафе я пару-раз ходил в молодежный горком, секретарем которого тогда был Гена Боровиков, впоследствии директор СПЗ «Сланцы». Он отфутболил меня к второму секретарю, – Быстрову, который позже работал комиссаром милиции. – Тот ничего вразумительного ответить не мог, – не отличался комсомольским задором.

Из горкома ушел я несолоно хлебавши, но пытался привлечь к «акции» низовые организации, молодежь СРЗ и СЦЗ. Энтузиазма у них не нашел. Элементарную работу – пошить дермантиновые чехлы и просверлить стекла комсомольцы выполнять не желали. Мое хождение в комсомол окончилрсь ничем.

ВЛКСМ в наше время был «пшик на бумажке», и широко подавался СМИ. – То был «оплот» и «резерв партии», которая в ХХ в. жила по древним канонам, а потому с треском проиграла западу идеологическую гонку.

«Энтузиазм из под палки» был не в моей компетенции, а потому я плюнул на кислые рожи вождей ВЛКСМ и стал работать самостоятельно.

Общественная работа – неблагодарное занятие. Ею в СССР занимались 70 лет. – «Дядя придумывает, народ – исполняет». Кто дяде подсказывает, не известно. У нас на строительстве с той поры за деньги трудились те, кто мне был необходим, – специалисты. Энтузиаст там был только я, как Ленин, за спиной которого в 1917 г. много паразитов было из Европы и Америки. – Все нагреться хотели за счет Руси-матушки. У бандитов и большевиков по своим каналам в преддверии ВОСРы проходила особая информация: «Мы стоим на пороге великого шухера!»[5]

Общая численность работающих у меня была более 15 человек. Со всеми я был в контакте. Администрация лишь оформляла оговоренные суммы и сидела на телефонах. В условиях тотального дефицита требовалось постоянно что-то доставать. Хорошую тряпку и ДВП брать надо было через Областное управление. В моменты серьезных строек районный Общепит мог полностью «съесть» фонды на тот или иной материал, который полагался на область, на 20 районов, которые ее составляют. В свое время я с этим столкнулся, когда для реконструкции ресторана «Алмаз» понадобилось много ДСП.

В связи с постройкой кафе я много мотался по городу и летал в Питер. Чтобы не гонять машину порожняком, Валентина Дмитриевна Петросян, стабильный мой спонсор, по совместительству – зам. директора, загружала машину попутным грузом, – стеклянной тарой. Тут я работал как грузчик, разгружая бутылку на «Разина» и «Вене», – старинных пивных заводах.

Где-то к обеду я поспевал на базу, которая находилась на Лиговке. Там опять работал за грузчика, брал то, что полагалось, и брал попутный груз, например, посуду и строительные материалы.

День был ненормирован. Я встречался с договорниками, которые чаще трудились после работы. Со своими работягами контачил днем. Что греха таить, иногда уставал и снимал стресс народным средством.

Договорники делали разное, – кто бар, кто подвесной потолок. – Дело для меня необычное. Г. Козлов и Л. Тикк вовсю работали на материалах СПЗ, о чем с директором завода Ю.И. Беляниным договаривался шеф. Отношения у них были дружеские и на моих мастеров, Гену и Леву в РСУ СПЗ не наезжали.

Со своими рабочими я был накоротке. С прорабом общепита, Л. Кузьминой, тоже. Тогда порядочные люди, как и сегодня, работали по принципу «Все схвачено». – Иначе было нельзя.

Проблемой было оргстекло, которое по фондам в областное управление не поступало. Тут пригодился мой блат в магазине «Школьник», где я постоянно брал краски (Свердлова 18).

Оргстекло двух форматов я накапливал по мере привозов. Оно выпускалось для канцелярских столов, и было в большом дефиците. Недостающее оргстекло искали по всему городу. Резал я его сам, т.к. не доверял рабочим, которые могли стекло поцарапать

При монтаже стен и потолков случались огрехи, которые надо было отслеживать и переделывать. Всякие рейки, доски, гвозди, морилки, тоже были на мне.

Закадычная моя пассия, прораб и подруга Люда, могла напортачить что угодно. Для прояснения ситуации я постоянно мотался в стройгруппу, которая располагалась на Заводской улице, бл. клуба «Строитель», составлял заявки, следил за качеством, и делал еще бог знает что.

Дисциплина работающих днем, – тоже была на мне. Дело в том, что некоторые из них шибко любили зелье, и порой не выходили на работу. При этом столяры мои плотники однажды заявили Григорию Исааковичу: «Нам пределов нет». – Что они имели в виду, не знаю. – Очевидно, их заявление надо было понимать двояко.

Чехлы на стойку делали и переделывали не один раз. После СРЗ их перекраивал Лева. В итоге подогнали под вогнутую поверхность.

Не было проблем с электрикой (Е. Новиков) и цветомузыкой[6]. Все долбáли и вешали исправно. Цветомузыка создавала небольшой нагрев в замкнутом пространстве, но мы опытным путем рассчитали, что это не опасно.

Проблемы с пожарниками опять же решал шеф. Те вздумали, что деревянные конструкции на потолки мы должны везти в Питер и там смолить на специализированном предприятии. Этого, конечно же, не было. – Доски обмазали мазутой, а провода засунули в трубы.

Пожарники до сих пор живут хорошо. Сегодня это ведомство Шойгу, а он птица высокого полета. – Дорогого[7].

Параллельно со стройкой я, как специалист, занимался приобретением стерео аппаратуры. За казенный счет по безналичному расчету, что тогда было строжайше запрещено, я взял самый дорогой в Союзе магнитофон – «Ростов», который стоил 1000 рублей, – целое состояние[8]. Запрет организациям приобретать бытовую технику по безналу предохранял торговлю от массовой скупки дефицитных изделий. Если бы государство разрешало подобного рода операции, торговая сеть страны мгновенно бы опустела.

Акустику кафе обеспечивали 4 колонки, две 25 АС, и две большие – от радиолы. Звука вполне хватало. «Ростов» до поры я гонял дома, дабы составить хорошую коллекцию кондовых записей. – С оригинальных виниловых дисков без всякого скрипа мною были записаны к открытию 18 больших бабин. Так же мне помогал меломан из Ленинграда, живший на Васильевском острове. За записи я ему платил по таксе – 3 руб. / диск. Он делал подборки со вкусом. Впервые сланцевчане тогда ознакомились с хитами Cerrone. Земляки к процессу записи причастны не были. Даже знаменитый Блин, который обладал большой музыкальной коллекцией и извращенным вкусом, совершенно не чувствовал, что нужно публике. – Его юмор отдавал шизой и в кафе он никогда не бывал. – Жалел денег.

Дабы качество звука было лучше, скорость записи я использовал максимальную. Никакой советской эстрады в новом кафе мною не предполагалось. – Я был убежденным сторонником музыкального запада, очень разнообразного по стилю и звучанию.

Для пущей убедительности в баре навесили пару-тройку постеров, что было в Сланцах тогда новиyкой. На фотографии кафе «Ассоль» (1977) виден плакат АВВА. Постеры без сгибов стоили дорого – 25 руб. / шт. Я из патриотических чувств приобретал их за свои кровные. Фактически в кафе висела полиграфия из моего дома, и пару-раз я ее менял. Когда я уезжал из Сланцев, еще до Олимпиады – 1980, плакаты пришлось снять. Следующие бармены, которые в Сланцах тогда представляли солнечный Азербайджан, не придавали постерам никакого значения. Их даже Bee Gees не впечатлял, с его лучшими в мире хитами в 1977 г. – Азербайджан интересовали лишь способы легального отъема денег у населения за счет передозировки льда и фальсифицированных сиропов. – Удивительно постоянна психология некоторых народов, которые во главу угла ставят Мамону. – Они со своей страстишкой всем спать не дают. – Это откровенное жулье, не имеющее в душе ничего святого. С ним пытался бороться еще Христос, за что и поплатился.

На панно моем был изображен гитарист группы Queen (At Nicht the Opera, 1975). В то время как раз его крутили в Союзе. Гоняли и «Arrival» Abba, «Souvenirs» Russos, Smoyki и почее. Вместе с поп-музыкой, мною были записаны баллады Led Zepellin, во множестве Beatles, хиты Rolling Stones и прочее.

Импортной бытовой техники на моей памяти в советской торговле никогда не было. Она стояла только в специализированных магазинах «Березка», торговавших за валюту (1 – 2 точки на мегаполис). Кто в них отоваривался, – бог весть. На входе в валютники тогда стояли охранники, которые гоняли любопытных.

Еще где-то был магазин «Альбатрос», в котором от валюты освобождались моряки дальнего плавания. В магазине Внешторга (набережная Макарова) торговали на чеки, которые выдавали специалистам, работавшим в странах народной демократии. Там тоже была кое-какая аппаратура.

Владение валютой, тем более, финансовые операции с ней, в СССР были уголовным преступлением. Валютчики – были враги советской власти, а потому этим новаторам «черного рынка» и «нелегального оборота» полагался курорт на нарах. – Дух коммерции, все же, в человечестве неискореним, что-бы ни говорил г. Маркс со своим Энгельсом.

На Кузнецком мосту в Москве в Совдеп существовал валютный магазин по продаже книг, а в начале улицы Горького на валюту торговали… молочными продуктами. – Москва всегда жила круче провинции. – Начиная с 1917 г. там была вотчина комиссаров и их потомков. Уже Ильич отличал соратников спецснабжением. – Народ в то время голодал. И сегодняшние вожди, когда заходит речь о проблемах народных, включают дурку, которую не всякий поймет. Популизм власти часто сводится к элементарным новациям, которые и без нее делает бизнес. СМИ тоже всю жизнь уводят нас в сторону, на проблемы каких-то Навальных, Ходорковских и Магницких, которые разворовывали Россию, а работали исключительно на свой карман. Когда россиян режут на окраинах бывш. СССР, и власть, и СМИ – помалкивают.

Бывшим буржуям по свидетельству чиновника и писателя А.Г. Соломона в 1917 г. продуктовых карточек вообще не полагалось. Бедные, они донашивали то, что осталось от прежнего времени, и кое-что из барахлишка таскали на толчек на Кузнецком мосту. Их же использовали на цели благоустройства столицы и разгрузку вагонов. За работу давали хлеб. – Голодом большевики цементировали страну. – Это была иезуитская метóда рабовладельческого строя, придуманного Лениным и Ко.

Вот так нами правили комиссары. – Дипломат мог ввезти в Союз двое джинсовых брюк, простой человек – одни. – Номенклатурная жопа должна одеваться лучше. При этом вся контрfбанда в мегаполисы шла по дип-каналам, куда простые люди практически не попадали. О состоянии дел в берлинской дипломатической миссии писал тот же комиссар-расстрига Соломон. – Фуфловая там сидела кампания, блатная нáсквозь. Большевизмом там и не пахло. – Все делали личный гешефт.

Перли в Союз все, от целлофановых мешков, до тряпок и дисков. Сигарет цивильных в стране не было. Точки, открыто торговавшие контрабандой, прикрывались властью. – Все делали деньги, даже шлюхи, которые в Интуристе работали под крышей КГБ.

Интурист в наше время был особой конторой, о которой мы даже помыслить не могли. Элементарный контакт с западом тут же отслеживался компетентными органами. Почему они были компетентными, я так и не понял. – В годы перестройки именно они просрали страну, а заодно и долбаков в Кремле. Россия скатилась в помойку, и это была согласованная акция сецслужб и элиты нашей. Не народ все делал. Любая подвижка международного плана, это всегда операция силовиков, которые по своему усмотрению контачат с кем придется.

К сожалению, у нас практически никогда не говорят о сдаче страны именно силовиками. Стрелки умышленно переводят на Горбачева и Ельцина, мозги которым прокачивает ушлая мафия. В этом свете даже Ильича можно жалеть. – Нахватался по забугорьям он разной муйни, и бросился воплощать ее. – Совсем больной был.

Помню, мы с С. посидели в кампании официанток со шведами и японцем в кафе г. Новгорода. Пили, ели, плясали допоздна, потом направились продолжать в Интурист, куда нас, естественно, и не пустили. – Назавтра всех участников посиделок вызвали в Комитет. С. из буфетчиц перевели в официантки.

В Питере и на подходах к нему орудовали фарцовщики. Некоторые умудрялись бомбить финнов на маршруте Выборг – Ленинград. В Новгороде местная фарца трясла импортных в кэмпинге и на подходе к Интуристу. Брали правдами и неправдами то, что не успели взять в Питере.

Тяга к импорту была всеобщей. – Это многое говорит о нашей промышленности. – Всякий бизнес в стране был запрещен. Государство большевиков еще при Ленине взяло на себя функции торговли, отчего мгновенно возник голод, Дефицитом являлись плуги, которых в деревнях почти не было. – Дикость. – Люди хотели производить и продавать, им не давали. – Такое положение сохранялось 70 лет. За это время страна растеряла навыки производства высококачественных товаров. Промышленность для внутреннего потребления производила ширпотреб, который не имел сбыта на запад.

Сегодня положение то же. Рабочая элита отсутствует. Живем в постиндустриальной стране, производя некоторые виды устаревшей техники.

Классных вертушек (проигрывателей) в то время в городе не оказалось, а потому, я взял непрезентабельную радиолу «Виктория» рижского радиозавода. Звучала она хорошо и диски не пилила, поскольку имела проигрывающее устройство 1 класса. Плох был дизайн – дешевый ящик из дерева.

Мне приходилось видеть западную технику. Она была сделана на базе высоких технологий. Наши производители всегда отставали в массовом дизайне на 10 – 20 лет. – Что мешало нам делать красивые магнитофоны, холодильники, машины и шмотки, неясно. Тряпки и обувь в совдепе, вообще, отдельная песня.

Радио в то время меломанам было не нужно, поскольку радиостанций, транслирующих эстраду, в СССР не было. Тем боле, не было передач, где бы звучал запад. Мы жили в атмосфере музыкального вакуума. Нельзя же было, в самом деле, плясать под туфту Хиля, Кобзона и Зыкиной!

6.09.2009 года праздновали 75 лет Эдуарда Хиля. TV изовралось, что он, якобы, был где-то популярен. Возможно, он был известен в Мордях, в деревне такой, но эта ИНФО, рассчитана на дураков, которые не знают фактов. – Я живой свидетель того, что именно к нему молодежь относилась с глубоким презрением. В фаворе были другие исполнители, о которых сегодня не вспоминают.

Не были популярны, как нам сегодня пытаются представить, «Самоцветы». В Москве они не могли собрать даже аудиторию в городском саду. Я пробовал посещать их концерт. – Позорище. – Претила комсомольская прыть группы.

Эстрада не должна касаться грубой политики, хотя сама по себе она – политика. Политика в музыке должна быть тоньше, не бить в лоб. Идеологи СССР этого не понимали. В фаворе были «дальтоники от музыки». Народ их не любил.

К любому репертуару надо относиться осторожно. Это касается музыкантов, писателей, художников. – Политизированный репертуар – песни, книги, картины, – быстро устаревает. Глупо тратить талант на конъюнктуру и произведения однодневки.

В Питере в это время, напр., не достать было билетов на концерт группы «Поющие гитары». Я жил там в 1970 г. и хорошо помню ситуацию с совдеповской музыкой. – Кранты были полные, а молодняк на TV болтает сегодня невесть что, что им сунут редакторы.

Из прошлого сегодня продажному ТВ кроме Хиля, якобы, показывать нечего. Суслов, член ЦК, ответственный за идеологию, не фиксировал «сомнительные» достижения нашей эстрады. Записи Высоцкого стали возможны благодаря только финансированию опального Михаила Шемякина (художника, СССР – Франция – США), которого выгнали из страны. Сегодня он почетный член многих академий, а нам был не нужен.

Шемякин работал подсобником в Эрмитаже и сидел в психушке, – особой советской тюрьме с медицинским уклоном. Останься он прозябать в совдепе, был бы сегодня как Люкшин: «кое-что, кое о чем», – сидел бы на вечной экслибрисно-книжной поденщине и рисовал бы со всеми питерцами коммерческую порнографию.

Кому-то и сегодня нужна деза о нашей музыке советского времени, однако, в конце 70-х гг мое мнение в Сланцах по части ее было решающим. Новинки рока возил Блин, а с группой Boney-M, напр., сланцевчан познакомил я, беря вслепую по рекомендации питерских знакомых неизвестный, и далеко не дешевый диск группы.

Музыкальных достижений мирового уровня в совдепе было до слез мало. Для внутреннего потребления существовало много авторов и исполнителей, но все это базировалось на музыкальных постулатах 50-х – 60-х гг., когда в моде были «Ландыши» и «Черный кот». Сегодня эти шлягеры подаются в виде стеба, бэндами вроде Хора Турецкого и TV-передачи «Старые песня о главном».

Старики же на нюх не воспринимают издевательство над песнями их молодости. В тех песнях был социальный оптимизм, и искренняя вера в будущее. Современные исполнители привнесли в старую песню элемент ерничанья, что не было характерно для исполнителей прошлого. – Все пелось серьезно.

В старое время малейшая фальшь в исполнении грозила крахом карьеры. – КПСС отслеживала, как и церковь, что у человека в глазах и мыслях! – «Контрольные органы» работали по методе: «Сидеть! – Смотреть в глаза!».

Нам сейчас невозможно представить атмосферу тех лет, но в провинции она во многом еще осталась. – Москва вырвалась из оков постсталинизма, но Россия за ней не пошла. – Слишком разные весовые категории. Москва грабит страну беззастенчивым образом и жирует за ее счет. – Это признак низкой организации общества. Свидетельство тому хотя бы скандалы 2012 г. в Министерстве Сердюкова. – В каком бардаке мы живем!

Ближе к открытию кафе стали набирать персонал. Муштровала официантов метрдотель – Анита Михайловна. Барменов отправили стажироваться в Ленинград.

Директором кафе со времен Пельменной оставалась Н.А. Андреева, ветеран войны, хлебосольная женщина. К ней на огонек хаживала сланцевская номенклатура. Наталья Андреевна курила папиросы. – Привычка оставалась со времен войны.

В день открытия кафе комсомолия вручила мне картинку, имитирующую набор шпона, без всякой на то надписи. Она долго висела в моей меломанской квартире на Чкалова 17, а сегодня стоит где-то в углу на Горького 9. Вот и все. Слез не было. Случилось это в 1977-м г. Стройка заняла пол-года.

Позже питерская газета разразилась статьей «Новый ветер в парусах досуга», в которой описывалось прекрасное начинание молодежи Сланцев. О том, что кафе сотворил какой-то ухарь от художеств, упомянули вскользь.

Комсомольцы вначале творили в кафе встречи с артистами, КВН и бардовские вечера, но потом поняли, что это не к месту. – Люди стали отдыхать нормально. Правда, с билетами в субботу была проблема.

Со временем в Ленинграде заказали вывеску в виде парусов. – Она болталась на углу 20 лет, пока кафе не снесли деятели Сбербанка.

Сегодня сюда ходят за деньгами, а раньше деньги здесь оставляли. Я сам неоднократно стоял за стойкой, подменяя супругу (бармена). Тогда я любил «Шартрез», особый зеленый ликер, от которого была хорошая потенция. Горькую в то время пить бросил. – Хватало благородных напитков бара. Тогда же я стал гонять из дома поварих и официанток, которых приваживала С. – Это был веселый народ, который желал мне добра.

После кафе, Г.И. вдруг решил связаться с ленинградскими мастерами резца и гипса. Где-то он познакомился со студентами Академии художеств, которые предложили общепиту свои услуги. По просьбе Г.И. я посетил этих господ, и увидел, что они желают впулить нам статуи, которые предлагали развесить по стенам ресторана. Если б одна такая штука грохнулась на стол, неприятностей было б не обобраться. Статуй в ресторанах, мне кажется, не бывало со времен царя Николая.

Плюнув на статуи, я взял от скульпторов АХ сюжет – Времена года – и вознамерился реализовать его где-нибудь средствами живописи.

До меня ресторан делала художники Цементного завода, – Олег Михайлов (†) и Валерий Кутузов (†). Коллеги с помпой отпраздновали окончание работы. Ничего интересного, впрочем, в Алмазе тогда сделано не было, если не считать огромного светильника в виде фанерного колеса, подвешенного к потолку. Он был оклеен жеваной бумагой и выкрашен в фиолетовый цвет. В центре главной стены, пользуясь некомпетентностью Г.И., Олег с Валеркой соорудили декоративный элемент,– герб г. Сланцы!

Мое решение этого интерьера было иным. Обивка стен осталась той же, что и в кафе, только габариты обеденного зала здесь были уже другие. –Он был высок. Ресторан строили при Сталине, а он – человек с размахом, не чета нынешним. В архитектуре утвердился специальный термин – «сталинский ампир». В этом стиле по стране возводили масштабные здания с шикарными фасадами. Взять, хотя бы, площадь у метро Московский проспект в СПБ.

На фронтоне ресторана когда-то была дата постройки – «1950». Была такая же и на школе № 4. Эти и другие здания в Лучках возвели заключенные, лагерь которых находился на Второй шахте. Конечно же, трудились в городе и вольные. Их было много больше – Строительство велось всеми возможными способами. До середины 1950-х гг. в Сланцах работали немцы, военнопленные.

Примечательно, что в расчетах по оформлению ресторана мне помогал Лев Моисеевич Соколинский, который возглавил музыкальную группу. Время у него было, и он часто просиживал у меня за бумагами. Считать было что.

Изначально была мысль широко использовать лакированные мебельные щиты специальных размеров, которые я намеревался изготовить на Мебельщике. Директором Лесокомбината (в просторечии «Мебельщик») тогда был все тот же Юрий Цветков, который помогал нам с Ассолью.

Нам нужны были конкретные размеры в конкретных количествах, которых на комбинате не было. Стандартная некондиция не отвечала нашим задачам.

Для работы Г.И. выбил в Управлении усиленные фонды на ДСП, которую я получил в два приема на производстве, где ее делали. Плита приходовалась на общепитовской базе и перевозилась напрямую в Сланцы. Для этого я пользовался доверенностями областного Управления общественного питания.

С милостивого согласия Ю. Цветкова некалиброванная ДСП менялась на калиброванную, дабы толщина конечного продукта была одинакова.

С Левой мы считали число форматов и их размеры. На все помещения надо было заготовить размеры, кратные габаритам помещений, чтобы ничего не пришлось опиливать. Подсчеты включали следующие позиции:

Щиты:
Стены Обеденного зала.
Простенки Обеденного зала.
Карниз Обеденного зала.
Карнизы Банкетного и Семейного залов.
Колонны Обеденного зала, лестницы и фойе.
Батареи (щиты нижнего ряда) Обеденного, Банкетного и Семейного залов.
Стены фойе.

Проблема была с потолком, несущие конструкции которого были из дерева. Мы намеревались сделать подвесной потолок, как в кафе, поэтому, беспокоились, выдержит ли дерево дополнительную нагрузку. – Площадь потолка была огромной.

Дальнейшее показало, что потолочные конструкции еще прочны и даже второй подвесной потолок, который впоследствии соорудил бармен Боря, не причинил зданию никакого вреда.

Для обивки стен добыли в конкретном количестве винилис-кожу светложелтого цвета с легким рисунком. Этот материал – тот же дермантин, но бóльшей прочности, толщины, эластичности, имеющий какой-то дизайн. Хорошим качеством было то, что он тянется. На комбинации этих материалов я собирался играть формой, что было непросто.

Зная по опыту, что Г.И. не очень разбирается в эскизах, я не стал разрабатывать перспективы и развертки стен в цвете, а занялся единственно производством рабочих чертежей, которых для строителей было достаточно.

Состав работников во многом был тот же. – Ударные работы делали Г. Козлов и Л. Тикк. Работали и прежние столяры стройгруппы – Иван Васильевич и Василий из д. Заошье. Электрику делал Евгений Новиков с помощником. Люда поставляла краски и маляров. Прибился единственно, Лева, с которым мы пили кофе и играли на пианино.

Новый интерьер не представлял для меня никакой сложности, тем более что я не боялся новаций, которые появлялись в процессе работы.

Интересно, что Г.И. дал возможность ознакомиться с ресторанами Ленинграда. Для изучения интерьеров я ездил в командировки и посетил несколько интересных заведений. Фотофиксации я тогда не делал, надеясь на зрительную память. Поразила простотой и оригинальностью барная стойка из бутылок в дегустационном баре «Нектар».

Интерьеры Питера порой отличала помпезность и основательность. В ресторане «Невский» пиитерские художники применили масштабную керамику и картины встык. – Кто бы позволил мне писать для стены шалмана штук двадцать холстов? В Питере то было реально. – Там существовали другие деньги, другие масштабы, понятия. – Город жил по своим законам, область – по своим.

В общепите я освоил две мастерские. Первая была на втором этаже здания во дворе. Затем предложили оборудовать помещение на первом этаже, где еще от старых времен техникума остались бетонные основания токарных станков. Пришлось сбивать их вручную – кувалдой. Здоровье тогда у меня было, – мать-природа и родная моя мать озаботились на этот счет, и козье молоко в моем детском рационе, очевидно, сделало свое дело. Впоследствии в молодом запале я лихо таскал каменные памятники. Так продолжалось 20 лет.

Кроме работы, в общепите у меня еще оставалось время для графики и живописи. Творческих работ того периода у меня, правда, почти не осталось.

Я мог свободно в рабочее время сходить на бассейн, прогуляться к коллегам. Это ли не богемная жизнь? Платили немного, но у меня бывали подработки, то в тресте 31, то в ЖЭКе. Бывали заказчики и других предприятий. – Агитацию требовали везде, а потому за нее платили. Приходил заказчик. С ним обуславливались условия сотрудничества, совместительство или трудовой договор.

Для работы по совместительству требовалась официальная справка от администрации. Давали ее иногда со скрипом. Второй справки, к сожалению, не разрешалось. В то же время юристам разрешалось таких справок несколько. Где была справедливость, не знаю. Так или иначе, я мог позволить себе обслуживать еще пару предприятий.

В окружающих организациях знали, кто из художников мог подработать. Я относился к числу любителей срубить на стороне. Что в этом плохого?

Совместительство и работа по трудовому договору всегда были подспорьем в бюджете семьи. Брали за работу все по-разному, однако, в СССР существовали расценки на труд художников-оформителей, завышать которые рисковали не все.

Неплохо стоили учрежденческие вывески на стекле, – рублей 40 – 50 – 60. Приходилось делать противопожарные стенды в Лесхоз. В ЖЭКе, что находился в Лучках, я делал номера домов и названия улиц. Обычная работа была стандартной – наглядная агитация, реже информация по технике безопасности. Ей никогда не придавали существенного значения, хотя специалисты ТБ были повсюду. До сих пор пожарники требуют от учреждений схематичные планы эвакуации персонала, которые никто не рассматривает.

Когда я сделал приличное кафе и ресторан, то обратился к директору с просьбой – повысить мне рабочий разряд. Он отказал, сказав, что я, мол, и так халтурю. Это задело мое самолюбие, и я понял, что меня не поняли как человека и подался на другие харчи. – Очередное уже кафе, «Деревяшку», я делал уже спустя рукава, работая в иной организации. Из-за недомыслия директора общепит потерял энтузиаста. В организации это поняли уже при художнике В. Сходцеве (†), который был простым человеком, и творческие устремления его интересовали мало.

Работать художником можно было до пенсии, не случись дурацкая перестройка всего и вся. В одночасье СССР, колосс на глиняных ногах, рухнул под ударами доллара. Армия не помогла. – Москва предалась западу, а провинция стала трепыхаться сама по себе. – Произошло глобальное перераспределение денег. Огромная часть их отныне уходит на поддержку чужой экономики, а то, что остается в России, большей частью идет на обустройство столицы.

Москва жирует на фоне государственной бедности. – Таковы наши реалии, в основе которых лежит вселенская несправедливость. Народ бедствует, верхушка – процветает. Существует рай за забором, – для избранных. Так было всегда.

Кончилось иждивенчество социализма и я подался в кооператив. До этого, правда, успел поработать в бытовке и СПАТП.

Отрадными воспоминаниями праздников в общепите были застолья в преддверии демонстраций, а так же Дни торговли. В какое-то время администрация решила проводить их в моей мастерской. Стол у меня был огромный. Девчата стлали его и уставляли дефицитной снедью, которой не было на столах прочих смертных.

К праздникам радением руководства выдавали продуктовые наборы, в которые входили: красная рыба, приличная колбаса, сыр, рыбные консервы, иногда икра и майонез, которого в продаже обычно не было. Один раз в столовой № 7 в преддверии праздника удалось достать… вторую красную рыбину. – То было чудом! – На столе у моих родителей красной рыбы никогда не было! Я жил 20 лет, не изведав этого деликатеса, в то время, как кто-то его жрал постоянно. Какой-то период в городе не было селедки. Ходили слухи, что ее распределяют для начальства через магазины №№ 10 и 42.

В Сланцах времен СССР негласно существовали продуктовые распределители, в которых отоваривались «свои люди». В книжном магазине на Больничном городке распределяли с черного хода подарочные книги и альбомы по искусству. – В моде тогда были собрания сочинений. Я как-то обменял с одной дамой собрание А. Барто на альбом французской живописи.

Когда в город поступали дефицитные издания по искусству, их покупали только свои. Художникам солидные альбомы не попадали. – Их поступало от 2-х до десятка экземпляров. Я что-то рисовал в книжный магазин в Лучках, и у меня образовалась лазейка на альбомы. – Я старался поддерживать шапочную дружбу с директором, девчатами, заходил балагурить, старался нравиться. За это мне перепадало кое-что по искусству. К моему приходу книги просто придерживали. Часть книг я переправлял коллегам и собирателям в С.-Петербург. С удовольствием в обмен на офорты брал книги Юра Люкшин. Книгообмен давал возможность неформального общения. Хорошую книгу по западноевропейской графике мне устроил В. Верещагин.

В сланцевском книжном контакты были только с девчатами, и это было реальным подспорьем в книжной моей страсти.  Книга в прошлом – капитал, который мог поддержать старость. Альбом стоил 5 – 10 – 15 – 20 рублей. Редкие издания, которые у меня есть, – Серов и Репин, стоили 60 и 35 руб.

Сегодня наши книжные собрания превратились в прах. – Книги вышли из дефицита. Новые букинистические магазины уже не дают хорошей цены за дефициты советской поры. – Везде баррыги и спекулянты. Вам никогда не удастся продать альбом по рыночной стоимости. Искусство мало востребовано в постперестроечной России. Еще меньше оно востребовано в провинции.

Из собирателей альбомов в Сланцах я слышал только о Запутряеве, – директоре СПОГАТ, и мечтал ознакомиться с его собранием книг. К сожалению, этого не произошло.

Моими непосредственными соседями по общепиту были инженер по Технике безопасности и работники пищевой лаборатории. Инженер сидел тихо и что-то писал. Лаборанты разъезжали по столовым, брали анализы блюд. В тиши лаборатории определяли, кто из работников сколько недовложил продуктов. Меньше всего недовкладывали приближенные и родственники администрации. Были умники, которые недовкладывали… 30 – 60 %!

В те годы продукты было реально купить с черного хода. – Проданное на сторону, расписывалось на весь оборот. Бочку селедки могли отправить в Ленинград, а ресторан раскидывал несуществующую рыбу на салаты и винегреты. Такой, тля, гешефт.

Газета «Ударник сланца» 1935 г. (ее подшивка есть в ИКМ) пестрит сообщениями на тему плохой работы торговых организаций Гдовских сланцев.

Родители мне сказывали, что в 1950-е гг. была отправлена за решетку группа деятелей Сланцевского Роскульторга. При тотальном дефиците всего и вся торговые злоупотребления в СССР были всегда. Они стали издержками плановой экономики, ее изъянов. Ленинский учет всего и вся в СССР не прижился. Нет порядка и в современной стране. – Чинуши прут все, что плохо лежит. Народ возмущается, а толку нет.

Заглядывали ко мне на огонек друзья, напр., Степанов Лешка. Он мог прийти с бригадой грузчиков СПЗ, спросить купить вина до 11 час. Со времен работы в Торге у меня был блат в магазине № 19, где я отоваривался с черного хода до времени начала торговли спиртным.

Заходил Олег Дьяк, сланцевская богема джазовой поры. С ним было интересно болтать. Изредка бывали коллеги.

Г.И. пенял на простоту моих нравов, но я всегда думал, что земные таланты искупают людские грехи. Так я думаю и сейчас.

В годы работы в общепите мне довелось с Эдиком Гиндовым (†), художником ЛПО, налаживать род творческой мастерской на Второй шахте. Она была обустроена на улице Березовая роща, которая сегодня не существует. Там освобождался старый жилой фонд, финские домики, один из которых Эдуард испросил у администрации в личное пользование. Я с ним вступил в долю, и приложил усилия для оборудования мастерской: завез краски, клей, бумаги, кисти, рабочий стол, а так же массивный березовый стол и скамьи из пивбара «Жигули». – Это придало бардельеру несказанный колорит. Я приступил к приему посетителей и левой работе во внеурочное время. – Успел только сделать единственно пару оформительских работ, как в ЛПО появился приезжий художник, который присоседился к нам. Этот мэн, ничтоже сумняшеся, присвоил мои материалы и рисунки и переехал с барахлом в старый дом на РМЗ. Чем он руководствовался, не знаю, однако, рисунки и все ценное, пришлось у него забрать. Впоследствии дом на Березовой снесли, и мастерская приказала долго жить. Гиндов там ничего не успел сделать. Творческий запал его был невелик, а мэн исчез из города, как появился. Сказывали, он где-то учился художествам, но кто его учил воровать, не знаю. Пропажи творческих работ у меня были постоянно.

Сланцевское городское производственное управление бытового обслуживания населения
В ГПУ БОН (начальник Н.А. Захаренко) я сменил две мастерские. Одна из них была на бойком месте, опять же на ул. Банковской. Рядом со мной находились Специализированный винный магазин и «Шашлычная». Зная пристрастия нашего народа, можно представить, сколько меня посещало любителей т. Бахуса. Они отсеялись, когда администрация ГПУ (!) решила выселить меня в 36-ти-квартирный дом на заводе. – Моя жизнь стала спокойней. Произошли изменения в личной жизни.

В новой мастерской было просторно, и даже стоял теннисный стол. Малевал я себе помаленьку, и начал активно рисовать для себя. В это время мной был создан Клуб художников «Изограф». Я начал систематически участвовать в областных выставках, которые обеспечивала Е.Н. Лаврова (Ленинград). Она же впоследствии увела ок. 40 моих работ выставочного фонда. – Очень культурная женщина.

В бытовке я писал ритуальные ленты, наглядную агитацию и рекламу. Для сторонних организаций работал по безналичному расчету. Для хорошей зарплаты надо было искать заказы.

Как только в СССР дело касалось сдельной оплаты труда, человек сталкивался с нежеланием системы платить по заранее обусловленным расценкам. Подобные ситуации случались несколько раз. Так же было в бытовке. В итоге пришлось уйти на спокойные харчи, в СПАТП, где тогда увольняли художника-неудачника.

Ругаться с администрацией по поводу денег – утомительно. Всегда находится какая-нибудь тетка, которой важно экономить фонд заработной платы. От этого у нее зависела премия. Это было одно из противоречий системы.

Не хотела система платить и за рационализацию труда. Если кто-то мог по-японски организовать работу, это не значило, что ему тут же начинали платить больше. – Доплаты делали символические. – Из этого погиб социализм. – Он не разрешал богатеть.

Социализм – глупое общество нищих рабов, которые живут в замкнутой системе. Человек не может что-либо изменить. Вожди давно все решили за тебя. Остается пахать.

За глупых небожителей, вроде Ленина, все решают банкиры, вроде Ротшильда. Толко Ленин весь на виду, его все знают. Банкир же – всегда в тени, и его не знает никто. Именно он управляет миром, отнюдь не президент. – Это понимать надо. Банкиру даже война выгодна. – Война, на которую мы посылаем своих сыновей.

В основе всех мировых событий – деньги. Война – это банковская операция. Революция – тоже. По мнению глупых банкиров, живших в нач. ХХ в., социализм – это организованное общество грядущего, с которым мировому правительству будет легко работать. СССР предполагалось строить, как огромный кибуц. Считалось, что с социализированной Россией будет работать проще, чем со страной миллиона лохов: крестьян, рабочих, предпринимателей[9].

Молот-молот, молот-серп, –
Это наш советский герб.
Хочешь, жни, а хочешь, куй, –
Все равно, получишь х…

Написание лент было очень выгодным делом. Если они были, я работал на контору, когда не было, строчил на карман. Кроме того, писал таблички на кресты. Это тоже давало доход (червонец / шт.). Так мы жили в противодействии, – контора и специалист. Было задорно и весело, тем более, что окружение на Банковской было специфическое.

Отдельно нужно сказать о художественной работе в мастерской на заводе, где я после бурных дней на Банковской создал сугубо творческую атмосферу. Дело осложнилось семейной трагедией, которая связана с заболеванием Т. Мне пришлось еженедельно мотаться в Усть-Лугу, в одну из отдаленных больниц Ленинградской области. – Личная жизнь рухнула в одночасье. Это полностью не вязалось с моими творческими планами, которые были обширны.

Диким был развод с С. Не менее дикая ситуации сложилась с Т. – Все было для меня неожиданным в то время, когда у меня разворачивались большие проекты. Я к ним был готов, поскольку годами совершенствовал графическое мастерство и вышел, наконец, на большой графический Питер. – Регулярно я показывался у Ю.К. Люкшина, и даже сделал персональную выставку в к/т «Молодежный». По тем временам – это был подвиг, поскольку признанные мастера годами ждали персоналок на площадках С/Х, которых в Ленинграде в 1980-х гг. было две.

В те времена, когда верховенство соцреализма было полным, а мы в своем медвежьем углу мало тогда шевелились. В городском музее под эгидой директора его В.Д. Никулина сланцевские художники начали выставлять живопись, графику, ДПИ. Дело двинулось. – До этого выставки работ местных изографов делались единственно в ДК СПЗ «»Сланцы». Я их хорошо помню по 1960-м гг.

В мастерской на заводе я сделал несколько больших каллиграфических листов и монотипий. Последние варьировал в 2 – 3 сюжета: «Арлекин», «Изограф». Монотипии повторил по нескольку раз. В итоге выбирал лучшие из них. Они в перипетиях перездов сохранились в удовлетворительном состоянии.

Однажды я пригласил в мастерскую фотогрофа Ю. Голубева и он сделал с меня пару хороших портретов, которые живо передают атмосферу тех дней. К сожалению, я сам художественной фотографией всегда занимался мало, почитая ее ремеслом низшего порядка. Так я считаю и сегодня.

Работая индивидуально, я стремился организовать местных художников на совместный труд. Для этого выдвинул идею создания Клуба художников. Мы провели организационное собрание. Я расписал план работы 2-х секций, после чего понял, что кроме стандартного посещения изостудии, Клуб ни на что не способен. – Первыми саботажниками оказались оформители-профессионалы. Мужчины не желали посещать студию в ДК Горняков. Являлись дамы, костяк Художественной школы во главе с директором. Потом в нашем помещении начали ремонт, подселили ВИА, в результате чего начались пропажи художественных ценностей и материалов. – Пришлось прекратить работу в смежном помещении, где могли находиться посторонние люди. Коммуналка несовместима с творческим процессом.

Клуб творчества[10]
В нашем городе, на его предприятиях и в его учреждениях работают ок. 60 художников-оформителей. В это число не входят имеющие отношение к художественному творчеству люди, занятые на других специальностях. Одним словом, у нас немало горожан, влюбленныx в искусство живописи, графики, росписи на ткани, чеканки, и владеющих кистью, мелком, резцом. Часто ли они встречаются друг с другом? Обогащает ли это общение? Художники-оформители забегают друг к другу поговорить о повседневном, занять красок, реже – высказать свое мнение о рисунке, картине, созданных не по текущему плану, не по программе учреждения, а сугубо для души.

Более того, далеко не у каждого из наших художников-оформителей найдется что показать коллеге. Один из ведущих художников-оформителей города как-то признался, что настоящим творчеством, которое для души, не занимался уже десяток лет. Таким образом, создание творческого объединения художников давно назрело.

Эта идея давно витала в воздухе и только сейчас встает на практические рельсы. Есть у нас таланты. Некоторые из художников участвуют в районных и областных выставках. Под руководством Марии Яковлевны Германовой работают прикладники, делающие ковры. В художественной школе нашему ремеслу обучается молодое поколение. Директор школы Елена Стефановна Дмитренок увлечена работой и всю заинтересованность передает другим. Зерно, посеянное ею, дает всходы, – выступил на первом собрании клуба любителей художественного творчества один из его создателей Владимир Будько.

Итак, клуб организован. На его собрание пришли 27 человек. Старший художник оформительской мастерской районного Дома культуры Август Васильевич Залешин оглядел пришедших и обнаружил немало незнакомых ему лиц. Это обстоятельство и огорчило, и порадовало. Огорчило потому, то не знаком со всеми коллегами, особенно с молодыми, порадовало потому, что они, энтузиасты, все-таки нашлись, их немало.

Первое собрание, как обычно, организационное. На нем зачитывался устав клуба, прият план работы на год, провели выборы правления клуба. Решено разделиться на две секции – изобразительного искусства и декоративно-прикладного.

Во всех выступлениях подчеркивалось, что главная цель луба – создание благоприятной обстановки для максимального проявления творческих способностей каждого его участника. И это не пустые слова, по уставу объединения все его участники пока только кандидаты в члены клуба, нужен год кандидатского стажа, чтобы быть принятым в члены. Предстоящий год кандидатства предполагает выявить и возможности, и желание каждого участвовать в творческой работе. Праздных людей, способных только на обещания, в объединении не должно быть, длительное творческое бездействие членам клуба категорически противопоказано. Конечно, в клубе можно будет, поработав, посидеть и за самоваром, просто пообщаться, но основным фактором, объединяющим его членов, будет работа.

Директор городского историко-краеведческого музея В.Д. Никулин обещал все лучшие работы художников забирать на выставки, музей сможет закупить самые интересные творения членов клуба. К пятидесятилетию города объявлен конкурс плаката, рисунка, картины, изделий декоративно-прикладного искусства, срок представления работ художе­ственному совету – 1 июля следующего года.

В плане работы клуба много нового для любителей художественного творчества города. Это персональные выставки сланцевских художников, творческие контакты с объединением художников Кингисеппа, библиотеками, участие в днях культуры в Эстонии, встречи с профессионалами из Ленинграда.

Первое собрание клуба прошло заинтересованно. Свои соображения о планах на будущее, о творческом вкладе каждого высказали Юрий Константинович Смирнов, Марина Егоркина, Николай Александрович Холмеев, Андрей Толчанов, Галина и Ирина Ивановы, Ирина Григорьевна Пригожина. Разгорелись споры о слабом пока еще оформления нашего города, о возможности отпечатать конкурсные плакаты и т.д. Собрание показало, что любителям художественного творчества есть чем делиться и хочется это делать. Со временем художники должны будут взяться за решение городских проблем с оформлением.

А пока быстро надо привести в рабочий вид выделенные для секций помещения. За их оформление решили взяться своими силами сами художники, это будет их первым творческим делом.

Клуб приглашает всех желающих заниматься творчеством. Во Дворце культуры завода «Сланцы» будет работать сек­ция изобразительного искусства, а в Доме культуры горняков – секция декоративно-прикладная. На все вопросы о предстоящей работе клуба отвечает его председатель Владимир Будько.
Н. Томс.

 В городской художественной мастерской меня познакомили с куратором – Е.Н. Лавровой, которая заведовала сетью районных мастерских, а параллельно организовала творческие силы Ленинградской области. Я договорился с ней о встрече с художниками г. Сланцы, что было осуществлено в ближайшее время. С собой Лаврова привезла офортиста В. Верещагина. Мы осмотрели импровизированную выставку работ студийцев, которую провели в моей мастерской на заводе. После этого организованным порядком проследовали в ресторан, где общение продолжили в непринужденной обстановке. Впоследствии сланцевчане неоднократно подавали свои работы на областные выставки, но лишь немногие из них проходили заградительное сито выставкома. – Желающих выставиться на Литейном или на Охте было бóльше, чем вмещали означенные залы. Я участвовал во всех выставках, организованных Ленинградским Областным объединением художников. Меня поразило в северной столице, то, что там нам было можно после выставки в отдельном кабинете большой кампанией отметить вернисаж с вином и водкой. – В то время это стало настоящим откровением поссталинизма.

Сланцевское пассажирское автотранспортное предприятие
Когда мне обрыдло тягаться с администрацией ГПУ за честно сделанную зарплату, я решил перебраться на новое художническое место, где открывались неясные перспективы спокойной работы на ставку. В автобусном предприятии (СПАТП) мне перешла загаженная мастерская площадью 60 м², где прежний художник вел спартанский образ существования и пил вино со всяким быдлом. То, что от него осталось, представляло собой груду мусора. Мне предстояло на предприятии создать свежий имидж, а заодно отвадить некорректных друзей предшественника. – Они липли ко мне, как мухи.

На новом месте я быстро вжился в коллектив и перезнакомился со всеми. Рабочие сделали мне косметический ремонт, починили пробитый гирями пол, навесили решетки на окна, обили металлом дверь, провели воду. Я завел приличную мебель: стулья, сервант и большой шкаф, который выбросили из аптеки на СПЗ. Через друзей на заводе я выписал кульман производства ЧССР, сделал шелкографский и копировальный столы. На окнах и на столе расставил цветы. У меня появились китайская роз, проигрыватель, гитара. Здесь было написано множество бардовских тем, которые слышали немногие. Сегодня по мотивам тех лет реально создать музыкальный альбом, но исполнять песни обманутого поколения, у меня уже желания нет. Птичка отпела. Давно поменялись исторические условия и веселая жизнь моя давно осталась в прошлом. Социальный оптимизм исчез вместе с молодостью.

Настала перестройка. На углах зашушукались обиженные демократы. Настал век кооперации, а вместе с ней кидалово на деньги, все эти реформы, сделавшие нас в мгновение ока нищими. Народ крепко дурили с коммунизмом, дурили с реформами. – Что тут еще можно сказать?

В СПАТП в наши с ТЮ обязанности входило оформление вокзала, куда на праздники обычно рисовались два больших панно. Они вывешивались на правом и левом крыльях здания и были хорошо видны с дороги из проезжающих машин. Кроме того, приводилась в порядок стационарная установка напротив вокзала, слева от автобусной остановки. В СПАТП выцветшие лозунги сорокалетней давности фасаде мастерских есть даже сегодня.

Мы рисовали многочисленные стенды и объявления. Каждый год поновляли Красные уголки и традиционные соцобязательства. – «Зуб даю»: за год их никто не прочитывал!

Один раз в год по всему городу и в СПАТП оформлялась Доска почета, которая до сих пор стоит при входе на предприятие[11]. Конструктивно она была обычной для своего времени. Фотографии для нее приглашался делать Ю. Терентьев или В. Смирнов. Беда, если работу свою они затягивали. Однажды, помню, фотограф ГПУ крепко подвел меня, – не сделал обещанные фотографии передовиков к праздничному торжеству в Общепите. Пришлось пережить неприятности. В то время это был инцидент с политическим подтекстом. Редко где доски почета сохраняются сегодня. Между тем, это хорошая традиция, которую надо сохранять.

Два раза в год к 1 Мая и 7 Ноября готовилась нами на демонстрацию специальная машина. Приходилось делать машину и подшефной школе № 1, а один раз частным порядком совхозу «Родина».

Приходилось работать нам на селе, – по трудовым договорам. В Овсище и Выскатке я некогда делал в конторы наглядную агитацию. В Овсище к тому же оформлял уличные стенды – графики большого масштаба, рисовал Ильича.

В конце 1980-х годов около года по семейным обстоятельствам я проживал в Выскатке. Наша с ТЮ работа была там востребована, хотя официально мы числились в СПАТП. Труд в сельском ПТУ и совхозе был для нас дополнительным приработком. Наши подвиги на ниве агитации часто затягивались заполночь. – Чего не сделаешь ради будущего и пиастров!

В Выскатке нам предоставили секцию в общежитии сельскохозяйственного ПТУ. – Я планировал вообще пустить корни на селе и централизованно обслуживать 5 совхозов: «Родина», «Осьминский», «Аврора», «Старопольский» и «Сланцевский». Они входили в сельскохозяйственную структуру, центр которой был именно в Выскатке. Грядущая работа привлекала масштабом, и это был неплохой проект, не случись в стране перестройка. – Бессмысленная, скорее, преступная ломка устоявшейся системы, которая сносно кормила меня и всех близких.

Следующий этап работы был связан с коммерческими структурами, образовавшимися на сланцевском кладбище.

Кооперация
Известный в автобусном парке бузутер, – Андрей Толчанов, пытавшийся тягаться с директором СПАТП Е.А. Назаровым, ставленником ГК КПСС, организовал в Сланцах с друзьями и знакомыми кладбищенский кооператив «Гранит». Поначалу мне давали в нем резать разметочные трафареты для словорубных работ, т.к. знания шрифтов у членов коллектива не было. Потом пригласили в «Гранит» и вовсе в качестве художника-портретиста. Для освоения нового дела мне притащили в мастерскую на второй этаж камень, на котором я вырубил свой первый портрет.

Это был какой-то ракверский гранит, дрянь, подобранная эстонцами в поле. Полевые кмни случайных расцветок  под портрет никак не идут, но черного камня в начале перестройки в достатке у нас вовсе не было. Со временем дефицит исчез, и порядочные люди стали заказывать картинки только на черном камне. В просторечье говорили – «на черном мраморе». Между тем, мрамором габрро никогда не был. Это самостоятельная порода камня.

Вкусив приличных денег, я стал за вечер зарабатывать больше, чем за два-три дня поденщины на государство. – Стал проситься на вольные хлеба, однако, директор В.Р. Мороз не желал расставаться с художником и назначил мне положенные недели отработки. Телепаясь за гаражные гроши, я правдами и неправдами старался схватить рубль на кладбище. Любить деньги – никому не запрещено, а тут появилась возможность заработать. В конце-концов, срок отработки истек, и я, забрав трудовую книгу, перешел в стан кооперации.

Началась кладбищенская рутина, длинною в 20 лет, – работа на самого себя. Доход повысился, деньги лежали под матрасом, и я мог давать их в долг незадачливым гражданам из окружения. Многие до сих пор так и не отдали мне серьезные долги, сотни и тысячи заработанных мною рублей. – Человек всегда остается сволочью, как ты его ни корми. «Я сволочам – прощаю». – Так повелел Заратустра.

Структура кооператива включала в себя изготовителей литых памятников (Нарва), снабженца (старый партизан М.М. Нефедов), Андрюху (председатель), бухгалтера, рабочих-подсобников и установщиков-копщиков, число которых было непостоянно. Вместе со мной словорубными работами занимались все, кому не лень. В разное время по городу рубили камни: А. Толчанов, С. Александров, впоследствии подтянулись В. Крупенин (СРЗ) и С. Спивак, работавший, по моему, в ПКиО. Из старой гвардии рубили на камнях: А. Калиниченко (кооператив «Луч», †), неорганизованные индивидуалы: М. Подобед, Ф. Бельцын (†), Мартынов (†), А. Залешин. В последующие годы словорубами были: П. Сучков, Е. Крылов, Д. Пушкарь, А. Лучкин, Ю. Пунин, Е. Егорова, О. Дубинина, В. Ларкин. Сегодня в специализированной организации «Ритуальные услуги» имеются новые спецы, которых я уже не знаю.

Все годы на кладбищенском поприще, а их было 2 десятка, со мной активно работала Т. Севостьянова, – исключительно ценный в нашем деле работник.

Пробовали тюкать и другие, но успехов не достигли. Многие бросили дело, которое требовало самоотдачи. Прекрасные способности проявил  в рубке П. Веселов, но поработав немного под моим руководством, взялся за строительство дачи.

Прекрасно работал в тандеме с отцом А. Пуниным Ю. Пунин, но устроившись в строительство перестал принимать заказы.

Освоение портретного дела требовало выработки специальных технологий, о которых мы не имели представления. Взять хотя бы процесс переноса изображения на поверхность камня. Со временем пришла потребность освоить позолоту. Сегодняшнее поколение словорубов успешно осваивает работу болгаркой. Это дает замечательный эффект при заглублении ниш под эмали, изготовлении крупномасштабных крестов и декоративных срезов. – Процесс идет.

В годы до кооперации словорубы старой волны рубили шрифт по-разному. Подобед и Залешин, например, владели антиквой. Бельцин в это же время вписывал буквы в прямоугольник, что совершенно не соответствует сложной системе построения шрифта. Калиниченко размечал невесть что, на глазок, что постоянно вызывало нарекание заказчиков и собратьев по скарпели.

Первым делом, я, естественно, поднял класс начертания шрифта. Наряду с традиционным бруском мы стали использовать стилизованные шрифты, – славянский – два-три вида. Антиква при нас достигла естественного совершенства, и ляпов практически уже не было.

Для рациональной работы я изготовил необходимые размеры шрифтов нескольких начертаний. Затем привлекали на эту работу А. Пунина, который работал в СХТ. Для изготовления портретных фотографий нанимали фотографов, которые не всегда добросовестно относились к делу. Впоследствии фотографии обрабатывали уже с помощью ПК. Сегодня компьютер – незаменимый инструмент. В городе появились плоттеры и пескоструйные установки, которые дают возможность делать шрифт и линеарную графику. Это значительно подняло качество и скорость исполнения. Ручной труд при такой методе остается единственно уделом портретистов. Возможно, вскоре механизируют и процесс рисования портрета. – Все может быть[12].

Шли годы. Кооператив менял персонал и методы. На зиму два года мы снимали подсобные мастерские в Горноспасательном взводе, где одно время взялись выселять жителей из вредной зоны. Одну из квартир несколько лет снимал лично я.

В доме № 2 по улице Школьной Горноспасательного взвода я наладил производственный цикл, который мне был необходим. В то время, параллельно с камнем, я запустил процесс шелкографских работ. Технологию мне дал родственник из Пскова – Евгений Мордвинов, двоюродный брат матери. Шелкографским методом я стал производить сувенирные вымпела, нашивки, кое-что из сувениров и потолочную плитку с рисунком. Метода требовала совершенствования, но развитию дела мешала сумасшедшая инфляция. Сдав в начале месяца изделия в магазин, к концу я получал сумму, на которую можно было купить только хлеб и сигареты. Деньги исчислялись сотнями тысяч и миллионами. Они что-то стоили с утра, а к вечеру превращались в пыль. Россия гибла в финансовом хаосе. Я это ощутил на своей шкуре.

В условиях галопирующей инфляции производство стало бессмысленным. Большинство бросилось в спекуляцию: «Утром деньги, – вечером стулья».

Для изготовления потолочной плитки требовалась ДВП. Масса недорогих отходов была на Сланцевском Лесокомбинате. Под них реально было развернуть небольшое производство, но комбинат вскоре приказал долго жить. Распиловка целиковых листов удорожала производство, которое я развернул на Школьной.

Для покраски плиты была необходима сушильная камера. П. Веселов изготовил мне специальный стенд с сотнями ячеек для конкретных форматов. Матрицы с орнаментами я делал сам. И опять же, инфляция поглощала все наши усилия, а у меня работали на опытном производстве два человека.

Печатание вымпелов было незатратным делом, пока в магазинах реализовывались отходы ткани. Заказов было немного, но вымпела исчислялись сотнями штук. Молодежная фирма «Астрон» (СПБ), например, заказала однажды 600 вымпелов по рублю. Пришлось посреднику дать откат. Это было солидно. Кооператив конструктора В.П. Иванова был постоянным заказчиком нашей продукции. Заказывали кое-что и спортсмены. Думаю, и сейчас город нуждается в такой услуге. Не будь экономического сбоя, дело бы процветало и сегодня.

Тогда же арендодатели лишили меня аренды под надуманным предлогом неуплаты, которая составляла копейки. Надо учесть, что директор ЛПО обещал мне неприкосновенность дела, если я вместо денег буду предоставлять ему картины, что я и делал. Я думал, что положение мое не шатко. – Не так думали в отделе быта. – Они продали мои метры нуждающимся людям. Я нехотя отдал ключ и вывез все оборудование. В России всегда так. – Хорошее дело губят ради сиюминутной выгоды. – Кому верить?

В Москве под моим окном арендодатель без конца меняет арендаторов. Власти о бизнесе совершенно не думают. Между тем, чтобы бизнес процветал, помещения должны находиться в его собственности. Почему в Европе одна семья сотни лет занимается одним и тем же делом? У нас это когда-нибудь кто-нибудь анализировал? Отдай мне руководство города занимаемые мной помещения, до сих пор полис имел бы производственную структуру мою, от которой я вряд ли бы уехал в столицу. Между тем, какой-то бытовик уничтожил мои наработки из-за своей мелочной корысти. Глупая Россия сегодня гниет во главе со своим глупым чиновничеством.
Далее
В начало